Внутри поднимается волна ярости, перебивая боль, и он плюет в своего палача. На удачу или на беду, кровавый плевок прилетает прямо в серую морду шамана. Маленькие черные глазки загораются огнем злости.
— Ты пожалеешь, эльф. Я покажу, где твое место!
Орк хватает его за волосы и тянет в сторону. Бросает грудью на голый серый камень. Сзади слышен шорох шкур. Пальцы начинает бить дрожь. Вокруг него загорается черно-фиолетовое пламя, оно все ближе, а в нем — Тень.
— Ты — никто. Не вожак. Не воин. Не муж.
И это хуже боли.
Второй раз пробуждение было медленнее. Лоренс выплывал из кошмара, пытаясь понять, где находится. Веки были такие тяжелые, словно их засыпали песком. Долго, очень долго он открывал глаза. Солнечный свет ослепил его. Только спустя несколько минут он понял, что сейчас закат, и в комнате не так уж и ярко. Голова была тяжелая, но, к сожалению, не пустая. Хотелось закрыть глаза, но Лоренс подавил в себе этот трусливый порыв. Он не сдастся! Вот только порыв этот он мог выразить только мысленно: тело его не слушалось, словно от него отсекли голову, и он теперь мог лишь думать и смотреть. Смотреть на этот нежно-бежевый потолок, слушать эту предзакатную тишину. Внутри его выворачивало. Как, как вокруг может быть так спокойно?! Почему все мирно и тихо?! Так. Быть. Не должно!
Дыхание участилось, он моргнул, пытаясь справится с подкатывающей паникой. Он не трус. Не трус. Не слабак.
Окружающие его тишина и покой давили на него, словно огромная волна, грозя поглотить полностью. Он стал задыхаться. Попытался поднять руку, но не смог. Глаза жгло. Он не чувствовал своего тела, словно его не было. Зарождающийся глубоко внутри страх заставил его посмотреть вниз. Он с трудом перевел взгляд с потолка и… все мысли внутри его головы замерли. У самой кровати стояло кресло, в котором спал Лидэль. Голова была откинута на спинку и периодически начинала падать, все его тело сползало, и тогда он, не просыпаясь, тут же вздрагивал и подтягивался, что-то бормоча себе под нос. Он выглядел усталым, но все таким же растрепанным. Лоренс почувствовал, как в горле собирается странный ком, мешая дышать, когда он заметил неровно застегнутые пуговицы на рубашке брата. Тот никогда не следил за одеждой. Да и за собой.
Теперь тишина успокаивала, а не пугала. Она просто отошла на задний план. Лоренс все смотрел и смотрел. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, погрузив комнату в полумрак. А потом Лидэль проснулся. Опять начал съезжать с кресла, подскочил, стукнулся головой о спинку, зашипел и открыл глаза. И тут же встретился взглядом с Лоренсом. А потом он сделал то, что Лидэль бы никогда не сделал. Он прямо с кресла грохнулся на пол на колени и тихо попросил, глядя в глаза:
— Лоренс, ты только не умирай. Все будет хорошо, Ниранэ сказал, что ты поправишься. Только ты не умирай, не смей…
В горле опять скопился ком. Только потом Лоренс понял, что хочет пить. А еще — что все его тело пылает от боли. Видно, это отразилось на его лице, потому что Лидэль тут же спросил:
— Больно? Плохо? Я сейчас! — и, подскочив, вылетел из комнаты. Спустя несколько минут в спальню вошел королевский целитель, решительной рукой не пустив внутрь второго принца. Он подошел к Лоренсу, положил ладонь сначала на лоб, потом на грудь. Налил что-то в стакан и, приподняв ему голову, помог напиться.
Живительная влага не только убрала жажду, но и смягчила боль. Та словно отступила, стала не такой явной.
— Ваше высочество, вы можете говорить? — мягко, но настойчиво спросил Ниранэ, усаживаясь в кресло.
— Да, — Лоренс сам удивился своему голосу. Голова вновь стала тяжелой, а в груди начала разверзаться та самая бездна. Спастись от нее он мог только сосредоточившись на разговоре.
— Вы помните, кто вы?
— Да.
— Что еще помните? Детство? Юность? Помните семью?
— Я помню все, — Лоренс все же не выдержал и прикрыл глаза.
— Это хорошо, — Ниранэ говорил спокойно и размеренно, словно они вели светскую беседу на террасе поместья. Лоренс почувствовал, как вновь начинает задыхаться. Он не мог смириться с этим покоем, с этой безопасностью и размеренностью.
Словно почувствовав его состояние, Ниранэ спросил:
— Ваше высочество, что вы хотите? Еще воды.
— Окно… откройте. И позовите… Лидэля… если он еще не ушел.
Лоренс все же заставил себя открыть глаза и успел увидеть слабую улыбку целителя.
— Ваш брат и отец сидели у вашей постели круглыми сутками. Я сильно сомневаюсь, что его высочество не стоит сейчас под дверью.
Ниранэ открыл окно и ушел. Хлынувший в комнату свежий прохладный воздух принес не меньшее облегчение, чем взволнованное лицо Лидэля. Он опустился на край кресла, бросая на Лоренса полный тревоги и невыразимой радости взгляд. А у того из головы не шли слова брата: искренние и греющие где-то внутри. Даже боль, кажется, немного отступила.
Лоренс и сам не заметил, как уснул.
Так начался его путь обратно.
Боль… Она была везде. Лоренс прикрыл глаза, слушая Ниранэ.
— Вы еще долго будет чувствовать слабость, ваше высочество. Ваше тело и душа нуждаются в исцелении и восстановлении. Это долгий путь, сразу вас предупреждаю…
— Но я встану? Я не останусь калекой? — Он открыл глаза, чтобы отследить реакцию Ниранэ при ответе. Впрочем, целитель, кажется, был честен, когда заверил:
— Безусловно. Но не ждите результатов даже через полгода. Несколько лет — это нижняя граница того, сколько времени вам понадобится.
— Все настолько плохо?
— Вы требовали от себя все, что могли. У всего есть предел, даже у ваших сил.
Ниранэ поднялся, внимательно наблюдая за Лоренсом.
— В ближайшее время вам следует отдыхать. Побольше спите и ешьте. Ваше тело, как и разум, нуждается в отдыхе. Впрочем, я не буду запрещать приходить к вам гостям. Вашего брата все равно ничего не остановит.
Последняя фраза вызвала отклик где-то глубоко внутри. Может быть, в сердце? Лидэль, и правда, теперь все то время, что Лоренс бодрствовал, проводил у его постели и выставить принца мог лишь Ниранэ.
— Хочешь, что-нибудь расскажу? — предложил младший брат. — Или лучше молчать? Я… не знаю. Ты только скажи, я сделаю…
А Лоренс не мог ничего сказать, потому что горло сдавливало, и хотелось лишь одного: чтобы Лидэль был рядом. Рядом с ним было немного легче, словно рядом с открытым окном.
— Расскажи… как долго… меня не было.
— Год, — Лидэль заметно сглотнул и отвел взгляд. — Потом ты еще полгода провалялся без сознания. Ниранэ все пугал, что ты можешь умереть. Но ты ведь очнулся, — он вновь повернулся к брату и слабо улыбнулся. — Мне Ловэль так и сказал, что ты вернешься, не бросишь нас.
— Ловэль… Как он?
— Вырос, хотя все тот же книголюб. Из библиотеки не вытащишь.
Лидэль неловко поерзал, но все же признался:
— Знаешь, плохое это дело — кронпринцем быть. Мне не понравилось. Хотя папа… Ну он… не мог… Ох, Свет, я само красноречие! — Лидэль нервно взъерошил свои серебристые волосы. — Папа очень страдал, когда ты пропал… Да мы все… Так что ты больше не пытайся никуда пропасть…
— Не буду, — тихо пообещал Лоренс.
— Вот и хорошо. А теперь, по-моему, тебе пора принимать все эти мерзкие лекарства.
Лидэль был светлым пятном в его непроглядной тьме жизни. Он и Ниранэ были единственными, кто смотрел на него, как… на Лоренса. Остальные же… Он видел отражение брезгливости в глазах прислуги. Они приходили ухаживать за ним, но он знал, что они о нем думают. Падший принц, орочий пленник, раб их врага. Никто. Эльф, запятнавший свою честь. Нет, чести у него больше не осталась. Не осталось ничего от прежнего Лоренса. Он сам себя презирал, и если бы не долг перед своим королевством и семьей, обязанность защитить их, он бы… Он бы не вернулся. И все же видеть подтверждение каждый раз в глазах, в выражении лиц слуг было…
В один момент Лидэль не выдержал. Как он догадался — Лоренсу оставалось лишь гадать, — но каким-то братским чутьем он понял, что происходит. Завалился однажды в комнату, выгнал служанку и сам взялся за тарелку с ложкой.
— Давай, ешь. Чай ты не Линэль, не выплюнешь все обратно.
— А был опыт? — Лоренсу нравилось слушать брата, словно он находился в окружении семьи. Поэтому сегодня он даже отреагировал на поток его нескончаемого трепа.
— Был, — заверил его Лидэль, ухмыляясь. — Когда нам с этим демоненком, что родилась нашей сестрой, исполнилось пять весен, мы заболели. Ну я-то быстро поправился, а Линэль капризничала. Няньки с ума посходили, даже мама не могла ее успокоить и покормить. Я тогда взял тарелку с кашей и стал в нее насильно запихивать. Она, конечно, отомстила мне. Мало того, что выплюнула, так еще и блеванула на меня. После этого я перестал верить в светлые души эльфиек.
Лидэль зачерпнул ложку бульон и посмотрел на Лоренса:
— Так как ты знаешь, что у меня уже был неприятный опыт подобного рода, я надеюсь, что ты будешь хорошим кронпринцем и откроешь ротик.
— Я больше не кронпринц, — успел возразить Лоренс и едва не подавился ложкой бульона.
— Вот предупреждал же, — проворчал Лидэль, вытирая ему рот. — А что касается титула, то огорчу тебя: отец не успел — вернее, не захотел — признать тебя умершим и назначить меня своим наследником. Так что ты по-прежнему кронпринц, а если вздумаешь отвертеться, то знай: мы с Ловэлем отречемся, и тебе все равно придется править. Давай вторую ложку.
Лоренс послушался. Обозвал себя слабаком и развалиной, но не смог оттолкнуть Лидэля. Не было сил: ни физических, ни моральных. Забота брата, иногда грубая, иногда навязчивая, била в самое сердце. Лоренс чувствовал себя фарфоровой куклой, которая остро реагировала на все и могла разбиться от легкого удара. Уязвимый. Слабый. Разбитый.
— Спасибо, — голос его был тих, словно шелест деревьев.
Удивительно, но Лидэль внезапно смутился. Отставил в сторону пустую тарелку, отвел взгляд.
— Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
Один удар — и разобьется.
— Почему?
— Потому что ты — мой старший брат, — просто ответил Лидэль.
Разбиться или медленно, по кусочкам, собираться обратно.
Боль привычным набатом билась в теле. Орки тащили его, словно тушу оленя, не заботясь о ранах. Ноги волочились по камням, кожа сдиралась до костей, оставляя за собой кровавый след. На плато царила тишина — все ждали, как шаман накажет своевольного пленника за сорвавшийся побег.
Орки сбросили его у самого костра — место, которое он тысячи раз уже проклял. Зазвучали барабаны. Орки готовились к казни. Шаги рядом заставили вздрогнуть, и подошедший шаман хрюкнул. А потом дернул за волосы, поднимая его лицо к небу. Он запомнил каждую татуировку, каждый шрам на морде этой твари. Хотелось плюнуть, но не было сил.
— Ты упрррямый, — прорычал шаман довольно. Чем больше ярился пленник, тем больше нравилось эту орку. Он находил извращенное удовольствие в пытках непокорных. Сопротивление лишь подстегивало этого орка, поэтому он и стал его "любимым"пленником.
— Ррррешил пррризвать свою гррррязную магию? Ты больше не сможжжешь этого сделать, — орк расхохотался, а потом за его спиной взметнулось пламя костра, приобретая фиолетово-черный цвет.
— Пррррощайся со своей светлой душонкой! — И он кинул его прямо в костер. Языки пламени скользнули по щеке, телу, проникая под кожу, в самую душу, выжигая все, до чего добирались. Весь Свет, всю любовь и тепло… И он больше не слышал зова Леса, не чувствовал сияние Света. Он стал пустышкой…
Лоренс резко открыл глаза, вглядываясь в темноту ночной спальни. Тишина почти не давила на него, хоть он и был один — Лидэль, по-видимому, ушел спать, но перед этим все же открыл окно. Брат весь изворчался, что они тут замерзнут, но Лоренс не мог и подумать остаться в закрытой комнате. Слабость привычно давила на него. Он не мог даже пошевелить пальцем, настолько ослаб. Лоренс закрыл глаза, мечтая забыться сном без кошмаров, но понимая всю безнадежность этого желания. На нем оставили клеймо, которое будет вечным напоминанием о его прошлом. Оно не отпустит его никогда.
Постепенно дыхание выровнялось, и Лоренс стал прислушиваться к окружающей его тишине. Она оказалась не такой непроницаемой и давящей, как он думал поначалу. В открытое окно проникали звуки снаружи: тихое пение ночных птиц, шелест листвы, жужжание жуков, шаги стражников, обходящих территорию дворца. Подступающая внутри волна страха была намного слабее, чем обычно. Лоренс открыл глаза, но увидев потолок, тихо застонал. Он не мог справиться с этим, не мог понять, почему родной дом, в который он так стремился, вызывает в нем жгучее отторжение. Все здесь было слишком… слишком родным, слишком уютным, слишком привычным и давно забытым. Он метался между кошмарами во сне, где вновь и вновь переживал пытки орков, и кошмарами наяву, где его пугал покой собственной комнаты. Только мысли о семье помогали ему выбраться из этой бездны.
Лидэль, так сильно изменившийся, будто бы тоже проживший этот год, эти месяцы. Он стал взрослее, серьезнее и… поддержкой Лоренсу. Если бы он не был так слаб, он бы никогда не доверился младшему брату, но сил не было, и Лидэль стал частью его жизни. Его братом.
Линэль, живущая на севере. Как она там? Как ее брак? Тревога за сестру занимала немалую часть в сознании Лоренса, тем более Лидэль тоже ничего не знал о ней.
— Мы не переписывались с ее свадьбы, — признался брат, отводя глаза. Ему было стыдно за столь равнодушное отношение к сестре, и он попытался объяснить: — Не знал, о чем писать. Все стало каким-то неважным, а о важном словами не поговоришь.
Ловэль, тоже выросший. По словам Лидэля. Сам Лоренс его не видел — младшего брата явно не пускали к нему, он слышал разговоры служанок, — но Лоренс был только рад этому. Нельзя, чтобы этот светлый маленький мальчик увидел его таким: изувеченным, изуродованным внутри и снаружи, павшим в глазах все подданных и семьи. Хотя нет. Лидэль смотрел на него… как на брата. Он был единственный.
Отец… Он зашел однажды, но лучше бы этого не было. Лоренс успел прочитать в его глазах прежде, чем отвел взгляд, сожаление. Отец смотрел так, словно жалел о том, что его сын выжил.
«Лучше бы ты умер», — читалось в его глазах, и Лоренс чувствовал, как умирает. Эта рана была больнее прочих. Если бы ни Лидэль, ни его искренняя забота, он был не выдержал. Он так долго мечтал вернуться к ним, к своей семье, в свой дом, так старался, преодолевал возможное и невозможное, наконец оказался среди родных… и понял, что его здесь не ждали. Он был им не нужен.
Мрачные мысли поглотили сознание. Лоренс презирал себя за это нытье и слабость и одновременно продолжал растравлять рану. Или они сами нагнивали?
Говорят, время лечит. Если и так, то его явно нужно очень много. Так думал Лоренс. Дни сливались в одно беспросветное марево, из которого его мог выдернуть только Лидэль. Если раньше Лоренс был постоянно занят и речи брата его отвлекали и раздражали, то сейчас, наоборот, он с удовольствием слушал его. Оказалось, что Лидэль очень неплохой собеседник. Он рассказывал Лоренсу последние новости, вводил в курс дела.
— Орки за все это время почти не нападали. Опять наступило затишье. Только один раз они вторглись серьезно, мы даже не успели отреагировать. Они напали на Озерную долину, когда там собрались почти все маги Рассветного Леса.
— Ты пожалеешь, эльф. Я покажу, где твое место!
Орк хватает его за волосы и тянет в сторону. Бросает грудью на голый серый камень. Сзади слышен шорох шкур. Пальцы начинает бить дрожь. Вокруг него загорается черно-фиолетовое пламя, оно все ближе, а в нем — Тень.
— Ты — никто. Не вожак. Не воин. Не муж.
И это хуже боли.
***
Второй раз пробуждение было медленнее. Лоренс выплывал из кошмара, пытаясь понять, где находится. Веки были такие тяжелые, словно их засыпали песком. Долго, очень долго он открывал глаза. Солнечный свет ослепил его. Только спустя несколько минут он понял, что сейчас закат, и в комнате не так уж и ярко. Голова была тяжелая, но, к сожалению, не пустая. Хотелось закрыть глаза, но Лоренс подавил в себе этот трусливый порыв. Он не сдастся! Вот только порыв этот он мог выразить только мысленно: тело его не слушалось, словно от него отсекли голову, и он теперь мог лишь думать и смотреть. Смотреть на этот нежно-бежевый потолок, слушать эту предзакатную тишину. Внутри его выворачивало. Как, как вокруг может быть так спокойно?! Почему все мирно и тихо?! Так. Быть. Не должно!
Дыхание участилось, он моргнул, пытаясь справится с подкатывающей паникой. Он не трус. Не трус. Не слабак.
Окружающие его тишина и покой давили на него, словно огромная волна, грозя поглотить полностью. Он стал задыхаться. Попытался поднять руку, но не смог. Глаза жгло. Он не чувствовал своего тела, словно его не было. Зарождающийся глубоко внутри страх заставил его посмотреть вниз. Он с трудом перевел взгляд с потолка и… все мысли внутри его головы замерли. У самой кровати стояло кресло, в котором спал Лидэль. Голова была откинута на спинку и периодически начинала падать, все его тело сползало, и тогда он, не просыпаясь, тут же вздрагивал и подтягивался, что-то бормоча себе под нос. Он выглядел усталым, но все таким же растрепанным. Лоренс почувствовал, как в горле собирается странный ком, мешая дышать, когда он заметил неровно застегнутые пуговицы на рубашке брата. Тот никогда не следил за одеждой. Да и за собой.
Теперь тишина успокаивала, а не пугала. Она просто отошла на задний план. Лоренс все смотрел и смотрел. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, погрузив комнату в полумрак. А потом Лидэль проснулся. Опять начал съезжать с кресла, подскочил, стукнулся головой о спинку, зашипел и открыл глаза. И тут же встретился взглядом с Лоренсом. А потом он сделал то, что Лидэль бы никогда не сделал. Он прямо с кресла грохнулся на пол на колени и тихо попросил, глядя в глаза:
— Лоренс, ты только не умирай. Все будет хорошо, Ниранэ сказал, что ты поправишься. Только ты не умирай, не смей…
В горле опять скопился ком. Только потом Лоренс понял, что хочет пить. А еще — что все его тело пылает от боли. Видно, это отразилось на его лице, потому что Лидэль тут же спросил:
— Больно? Плохо? Я сейчас! — и, подскочив, вылетел из комнаты. Спустя несколько минут в спальню вошел королевский целитель, решительной рукой не пустив внутрь второго принца. Он подошел к Лоренсу, положил ладонь сначала на лоб, потом на грудь. Налил что-то в стакан и, приподняв ему голову, помог напиться.
Живительная влага не только убрала жажду, но и смягчила боль. Та словно отступила, стала не такой явной.
— Ваше высочество, вы можете говорить? — мягко, но настойчиво спросил Ниранэ, усаживаясь в кресло.
— Да, — Лоренс сам удивился своему голосу. Голова вновь стала тяжелой, а в груди начала разверзаться та самая бездна. Спастись от нее он мог только сосредоточившись на разговоре.
— Вы помните, кто вы?
— Да.
— Что еще помните? Детство? Юность? Помните семью?
— Я помню все, — Лоренс все же не выдержал и прикрыл глаза.
— Это хорошо, — Ниранэ говорил спокойно и размеренно, словно они вели светскую беседу на террасе поместья. Лоренс почувствовал, как вновь начинает задыхаться. Он не мог смириться с этим покоем, с этой безопасностью и размеренностью.
Словно почувствовав его состояние, Ниранэ спросил:
— Ваше высочество, что вы хотите? Еще воды.
— Окно… откройте. И позовите… Лидэля… если он еще не ушел.
Лоренс все же заставил себя открыть глаза и успел увидеть слабую улыбку целителя.
— Ваш брат и отец сидели у вашей постели круглыми сутками. Я сильно сомневаюсь, что его высочество не стоит сейчас под дверью.
Ниранэ открыл окно и ушел. Хлынувший в комнату свежий прохладный воздух принес не меньшее облегчение, чем взволнованное лицо Лидэля. Он опустился на край кресла, бросая на Лоренса полный тревоги и невыразимой радости взгляд. А у того из головы не шли слова брата: искренние и греющие где-то внутри. Даже боль, кажется, немного отступила.
Лоренс и сам не заметил, как уснул.
Так начался его путь обратно.
***
Боль… Она была везде. Лоренс прикрыл глаза, слушая Ниранэ.
— Вы еще долго будет чувствовать слабость, ваше высочество. Ваше тело и душа нуждаются в исцелении и восстановлении. Это долгий путь, сразу вас предупреждаю…
— Но я встану? Я не останусь калекой? — Он открыл глаза, чтобы отследить реакцию Ниранэ при ответе. Впрочем, целитель, кажется, был честен, когда заверил:
— Безусловно. Но не ждите результатов даже через полгода. Несколько лет — это нижняя граница того, сколько времени вам понадобится.
— Все настолько плохо?
— Вы требовали от себя все, что могли. У всего есть предел, даже у ваших сил.
Ниранэ поднялся, внимательно наблюдая за Лоренсом.
— В ближайшее время вам следует отдыхать. Побольше спите и ешьте. Ваше тело, как и разум, нуждается в отдыхе. Впрочем, я не буду запрещать приходить к вам гостям. Вашего брата все равно ничего не остановит.
Последняя фраза вызвала отклик где-то глубоко внутри. Может быть, в сердце? Лидэль, и правда, теперь все то время, что Лоренс бодрствовал, проводил у его постели и выставить принца мог лишь Ниранэ.
— Хочешь, что-нибудь расскажу? — предложил младший брат. — Или лучше молчать? Я… не знаю. Ты только скажи, я сделаю…
А Лоренс не мог ничего сказать, потому что горло сдавливало, и хотелось лишь одного: чтобы Лидэль был рядом. Рядом с ним было немного легче, словно рядом с открытым окном.
— Расскажи… как долго… меня не было.
— Год, — Лидэль заметно сглотнул и отвел взгляд. — Потом ты еще полгода провалялся без сознания. Ниранэ все пугал, что ты можешь умереть. Но ты ведь очнулся, — он вновь повернулся к брату и слабо улыбнулся. — Мне Ловэль так и сказал, что ты вернешься, не бросишь нас.
— Ловэль… Как он?
— Вырос, хотя все тот же книголюб. Из библиотеки не вытащишь.
Лидэль неловко поерзал, но все же признался:
— Знаешь, плохое это дело — кронпринцем быть. Мне не понравилось. Хотя папа… Ну он… не мог… Ох, Свет, я само красноречие! — Лидэль нервно взъерошил свои серебристые волосы. — Папа очень страдал, когда ты пропал… Да мы все… Так что ты больше не пытайся никуда пропасть…
— Не буду, — тихо пообещал Лоренс.
— Вот и хорошо. А теперь, по-моему, тебе пора принимать все эти мерзкие лекарства.
Лидэль был светлым пятном в его непроглядной тьме жизни. Он и Ниранэ были единственными, кто смотрел на него, как… на Лоренса. Остальные же… Он видел отражение брезгливости в глазах прислуги. Они приходили ухаживать за ним, но он знал, что они о нем думают. Падший принц, орочий пленник, раб их врага. Никто. Эльф, запятнавший свою честь. Нет, чести у него больше не осталась. Не осталось ничего от прежнего Лоренса. Он сам себя презирал, и если бы не долг перед своим королевством и семьей, обязанность защитить их, он бы… Он бы не вернулся. И все же видеть подтверждение каждый раз в глазах, в выражении лиц слуг было…
В один момент Лидэль не выдержал. Как он догадался — Лоренсу оставалось лишь гадать, — но каким-то братским чутьем он понял, что происходит. Завалился однажды в комнату, выгнал служанку и сам взялся за тарелку с ложкой.
— Давай, ешь. Чай ты не Линэль, не выплюнешь все обратно.
— А был опыт? — Лоренсу нравилось слушать брата, словно он находился в окружении семьи. Поэтому сегодня он даже отреагировал на поток его нескончаемого трепа.
— Был, — заверил его Лидэль, ухмыляясь. — Когда нам с этим демоненком, что родилась нашей сестрой, исполнилось пять весен, мы заболели. Ну я-то быстро поправился, а Линэль капризничала. Няньки с ума посходили, даже мама не могла ее успокоить и покормить. Я тогда взял тарелку с кашей и стал в нее насильно запихивать. Она, конечно, отомстила мне. Мало того, что выплюнула, так еще и блеванула на меня. После этого я перестал верить в светлые души эльфиек.
Лидэль зачерпнул ложку бульон и посмотрел на Лоренса:
— Так как ты знаешь, что у меня уже был неприятный опыт подобного рода, я надеюсь, что ты будешь хорошим кронпринцем и откроешь ротик.
— Я больше не кронпринц, — успел возразить Лоренс и едва не подавился ложкой бульона.
— Вот предупреждал же, — проворчал Лидэль, вытирая ему рот. — А что касается титула, то огорчу тебя: отец не успел — вернее, не захотел — признать тебя умершим и назначить меня своим наследником. Так что ты по-прежнему кронпринц, а если вздумаешь отвертеться, то знай: мы с Ловэлем отречемся, и тебе все равно придется править. Давай вторую ложку.
Лоренс послушался. Обозвал себя слабаком и развалиной, но не смог оттолкнуть Лидэля. Не было сил: ни физических, ни моральных. Забота брата, иногда грубая, иногда навязчивая, била в самое сердце. Лоренс чувствовал себя фарфоровой куклой, которая остро реагировала на все и могла разбиться от легкого удара. Уязвимый. Слабый. Разбитый.
— Спасибо, — голос его был тих, словно шелест деревьев.
Удивительно, но Лидэль внезапно смутился. Отставил в сторону пустую тарелку, отвел взгляд.
— Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
Один удар — и разобьется.
— Почему?
— Потому что ты — мой старший брат, — просто ответил Лидэль.
Разбиться или медленно, по кусочкам, собираться обратно.
***
Боль привычным набатом билась в теле. Орки тащили его, словно тушу оленя, не заботясь о ранах. Ноги волочились по камням, кожа сдиралась до костей, оставляя за собой кровавый след. На плато царила тишина — все ждали, как шаман накажет своевольного пленника за сорвавшийся побег.
Орки сбросили его у самого костра — место, которое он тысячи раз уже проклял. Зазвучали барабаны. Орки готовились к казни. Шаги рядом заставили вздрогнуть, и подошедший шаман хрюкнул. А потом дернул за волосы, поднимая его лицо к небу. Он запомнил каждую татуировку, каждый шрам на морде этой твари. Хотелось плюнуть, но не было сил.
— Ты упрррямый, — прорычал шаман довольно. Чем больше ярился пленник, тем больше нравилось эту орку. Он находил извращенное удовольствие в пытках непокорных. Сопротивление лишь подстегивало этого орка, поэтому он и стал его "любимым"пленником.
— Ррррешил пррризвать свою гррррязную магию? Ты больше не сможжжешь этого сделать, — орк расхохотался, а потом за его спиной взметнулось пламя костра, приобретая фиолетово-черный цвет.
— Пррррощайся со своей светлой душонкой! — И он кинул его прямо в костер. Языки пламени скользнули по щеке, телу, проникая под кожу, в самую душу, выжигая все, до чего добирались. Весь Свет, всю любовь и тепло… И он больше не слышал зова Леса, не чувствовал сияние Света. Он стал пустышкой…
***
Лоренс резко открыл глаза, вглядываясь в темноту ночной спальни. Тишина почти не давила на него, хоть он и был один — Лидэль, по-видимому, ушел спать, но перед этим все же открыл окно. Брат весь изворчался, что они тут замерзнут, но Лоренс не мог и подумать остаться в закрытой комнате. Слабость привычно давила на него. Он не мог даже пошевелить пальцем, настолько ослаб. Лоренс закрыл глаза, мечтая забыться сном без кошмаров, но понимая всю безнадежность этого желания. На нем оставили клеймо, которое будет вечным напоминанием о его прошлом. Оно не отпустит его никогда.
Постепенно дыхание выровнялось, и Лоренс стал прислушиваться к окружающей его тишине. Она оказалась не такой непроницаемой и давящей, как он думал поначалу. В открытое окно проникали звуки снаружи: тихое пение ночных птиц, шелест листвы, жужжание жуков, шаги стражников, обходящих территорию дворца. Подступающая внутри волна страха была намного слабее, чем обычно. Лоренс открыл глаза, но увидев потолок, тихо застонал. Он не мог справиться с этим, не мог понять, почему родной дом, в который он так стремился, вызывает в нем жгучее отторжение. Все здесь было слишком… слишком родным, слишком уютным, слишком привычным и давно забытым. Он метался между кошмарами во сне, где вновь и вновь переживал пытки орков, и кошмарами наяву, где его пугал покой собственной комнаты. Только мысли о семье помогали ему выбраться из этой бездны.
Лидэль, так сильно изменившийся, будто бы тоже проживший этот год, эти месяцы. Он стал взрослее, серьезнее и… поддержкой Лоренсу. Если бы он не был так слаб, он бы никогда не доверился младшему брату, но сил не было, и Лидэль стал частью его жизни. Его братом.
Линэль, живущая на севере. Как она там? Как ее брак? Тревога за сестру занимала немалую часть в сознании Лоренса, тем более Лидэль тоже ничего не знал о ней.
— Мы не переписывались с ее свадьбы, — признался брат, отводя глаза. Ему было стыдно за столь равнодушное отношение к сестре, и он попытался объяснить: — Не знал, о чем писать. Все стало каким-то неважным, а о важном словами не поговоришь.
Ловэль, тоже выросший. По словам Лидэля. Сам Лоренс его не видел — младшего брата явно не пускали к нему, он слышал разговоры служанок, — но Лоренс был только рад этому. Нельзя, чтобы этот светлый маленький мальчик увидел его таким: изувеченным, изуродованным внутри и снаружи, павшим в глазах все подданных и семьи. Хотя нет. Лидэль смотрел на него… как на брата. Он был единственный.
Отец… Он зашел однажды, но лучше бы этого не было. Лоренс успел прочитать в его глазах прежде, чем отвел взгляд, сожаление. Отец смотрел так, словно жалел о том, что его сын выжил.
«Лучше бы ты умер», — читалось в его глазах, и Лоренс чувствовал, как умирает. Эта рана была больнее прочих. Если бы ни Лидэль, ни его искренняя забота, он был не выдержал. Он так долго мечтал вернуться к ним, к своей семье, в свой дом, так старался, преодолевал возможное и невозможное, наконец оказался среди родных… и понял, что его здесь не ждали. Он был им не нужен.
Мрачные мысли поглотили сознание. Лоренс презирал себя за это нытье и слабость и одновременно продолжал растравлять рану. Или они сами нагнивали?
Глава 4. Предатель
Говорят, время лечит. Если и так, то его явно нужно очень много. Так думал Лоренс. Дни сливались в одно беспросветное марево, из которого его мог выдернуть только Лидэль. Если раньше Лоренс был постоянно занят и речи брата его отвлекали и раздражали, то сейчас, наоборот, он с удовольствием слушал его. Оказалось, что Лидэль очень неплохой собеседник. Он рассказывал Лоренсу последние новости, вводил в курс дела.
— Орки за все это время почти не нападали. Опять наступило затишье. Только один раз они вторглись серьезно, мы даже не успели отреагировать. Они напали на Озерную долину, когда там собрались почти все маги Рассветного Леса.
