2 Пиллум — от латинского «pila» («шарик, мяч») и «lumen» («свет»). Голографическая разновидность бильярда.
Дайте-ка вспомнить: сегодня утром,
когда я встала, я это была или не я?
Кажется, уже не совсем я! Но если это так,
то кто же я в таком случае?..
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес»
Глеб «Клякса» Жаров
После откровений Морецкого выгуливать Алису не было никакого желания, куда больше хотелось сесть и серьёзно поговорить с Серым. Вернее, я с самого начала предположил, что он может что-то знать, но после беседы с крысом интуитивное подозрение переросло в стойкую уверенность.
Нет, вру, хотелось сначала хорошенько двинуть ему в морду, даже пару раз, и только потом — разговаривать, но это было желание из разряда зряшных и пустых, вроде мечты вдруг получить с неба миллион терров. Так что я волевым усилием тормознул себя и отправился за покупками, чтобы остыть и тщательно всё взвесить. Разговор с капитаном можно начинать только с холодной головой и конкретных вопросов, а не истерического вопля «что это было?»
Расслабленная прогулка по станции сделала своё дело, и уже примерно через полчаса я знал, что именно и как скажу Серому.
К этому моменту я успел пожалеть, что прихватил с собой Шона: на абордажников я мог положиться только в бою, там, где нас связывала общая цель, отчасти — на корабле, где никто из нас не желал уступать собственные проценты возможным конкурентам. А в остальном... Да, пока они почти друзья, пока считают меня командиром, но поручиться, что кто-то из них вдруг не передумает, я не мог, особенно в том, что касалось Шона. У ксеносов своя логика, Таймарен с его электронными мозгами равнодушен к власти, а вот этот парень вполне может захотеть на моё место. На какую-нибудь крайнюю подлость не пойдёт — он не настолько гнилой, да и свои же не поймут, — но по случаю стукнуть капитану или кому ещё сможет.
А с другой стороны, именно сейчас опасаться было нечего. Ну твикнет, как говорил покойник, Серому, что я порешил Олафссона, так сам дурак будет. Он же не знает, о чём я с толстяком разговаривал. Да и толку дёргаться, если всё равно назад не отыграешь!
— Сейчас я отдам команду, корабль перешлёт тебе медикаменты, можешь заняться ими и вообще разбором вещей, — обратился я к Алисе. — Стеллаж вот здесь, все незанятые полки в твоём распоряжении. А я отлучусь на пару часов. Инструкции прежние.
— Нет-нет, я никуда не пойду, мне и здесь неплохо! — поспешила заверить девушка.
И я, предварительно заручившись согласием на разговор, направился к Серому. Приходить он велел в кают-кампанию, чему я не удивился: в свою каюту капитан не звал никого, а на командную палубу имели доступ только несколько членов экипажа, к числу которых я не принадлежал.
— Серый, удовлетвори моё любопытство: чем Тортуге помешал мелкий делец Олафссон? — спокойно спросил я, устраиваясь в кресле напротив капитана. — И обязательно было идти настолько сложным путём?
Собеседник смерил меня взглядом, хмыкнул насмешливо.
— Ишь, воинственный какой. Как надо было, так и решили проблему. Помешал... Сыграл грязно, вот и поплатился. Должен был думать, с кем связывается.
— В каком смысле? Я по-прежнему не понимаю, как он перешёл дорогу Тортуге. Корабль, что ли, какой-то не тот купил?
— Плевать, какой. Важно, как, — возразил Серый, покосившись на меня с явным одобрением. — Одного нашего он подставил, чтобы кораблик этот заиметь. Нехорошо подставил, под конговских1 безопасников.
— Ну и пристрелили бы. К чему сложности?
— А мы и пристрелили, — вновь хмыкнул Серый. — Тут, видишь ли, твоя кандидатура вызывает много подозрений, вот и решили проверить, насколько ты серьёзный человек. Заодно. Раз уж так всё совпало, что «Зея-17» по пути. А подтолкнуть Олафссона к нужной линии поведения было несложно: кое-как слепленная фальшивка и доброжелатель, которому Тортуга стоит поперёк горла, и он радостно вцепился в брошенную кость. В целом, все удовлетворены результатом проверки. Можешь считать, что этот экзамен ты сдал. Сам понимаешь, человек, чья совесть чиста, на такое бы не повёлся и поступил именно так, как ты сейчас. А начал бы юлить и изворачиваться — значит, испугался, и деза попала в точку.
— И сколько их ещё предстоит, если я соглашусь? — спросил я, поминая про себя пару хитрых крысов с «Зеи-17». Вот уж точно, Фишер был прав: фартит. Да так, что это уже почти неприлично.
— Достаточно, но, думаю, ты их выдержишь, — усмехнулся капитан. — Да ладно тебе, хватит ломаться. И ты знаешь, и я знаю, что от таких предложений не отказываются.
— Положим, да. Я соглашусь. Что ждёт меня на Тортуге? И почему именно я? Только давай уже без этой сентиментальной чуши, тошнит. Мы оба прекрасно знаем, что это не просто корабль и не просто станция, и летим мы туда не просто так.
— Положим или согласен? — уточнил он.
— Согласен, — кивнул я тяжело. Да ладно, кого я обманываю, будто у меня есть выбор!
— Прекрасно. На месте узнаешь. Ну не смотри так, словно я тебе денег должен! Не могу я тебе подробности рассказать, да и готовиться бесполезно. Считай индивидуальным и совершенно уникальным экзаменом на профпригодность. Почему ты... Ну, мне уже сил не хватит на эти развлечения, стар я для них, а из всей команды у тебя одного есть шансы сладить с «Ветреницей», да и вообще — выжить.
— Нормально, — хмыкнул я. — То есть вот о каких ставках речь?
— Всегда, — развёл руками Серый. — Мы всегда ставим жизнь, свою или чужую — как повезёт. Впрочем, сейчас ты будешь играть не только за себя, но за всю команду. Ладно, может, не всю, но добрую половину. Поверь мне, выигрыш того стоит.
— Ну да, выжить — это, определённо, хорошая плата, — усмехнулся в ответ. — Ладно, я тебя понял, сыграем.
— Вот и молодец.
Ну вот я и узнал, кажется, всё, что можно было выяснить за пределами самой Тортуги. Вот что значит, удачное стечение обстоятельств: за один день получить всё то, чего не мог добиться долгие годы. Впрочем, а толку было бы от этих сведений, получи я их раньше? Разминка для ума, занятный факт, не больше. А вот сейчас — самое время.
«Экзамены», которыми пугал Серый, меня тревожили мало. Не думаю, что там есть нечто такое, с чем я не сумею сладить: я крепче капитана во всех смыслах, и если он сам, как я понимаю, прошёл когда-то это испытание, то и я выдержу. Гораздо любопытней было всё-таки добраться до секретов «невидимок» и выяснить личности экзаменаторов, которыми вряд ли являются другие пираты. Сложная автоматика? Или впрямь чересчур развитые ксеносы? Может быть, вот только зачем им это?
От ответов меня отделяла неделя пути до Тортуги. По сравнению с годами — срок недолгий, но что-то подсказывало, они будут самыми тяжёлыми. Сложнее всего ждать, когда цель близко и пальцы подрагивают от нетерпения, но одновременно с этим — трудно поверить, что всё на самом деле так.
Впрочем, ерунда это, пустые мысли для заливания пустоты. В любом случае я буду ждать столько, сколько потребуется, и так, как будет нужно. Тем более, у меня вон развлечение появилось. Только что с ним делать на Тортуге? И как распорядиться девчонкой на случай, если я всё же провалю экзамен?
Мысли о благополучии ценного приобретения были странными и непривычными, но на удивление уместными: лучше отвлечься на такие мелочи, чтобы не гонять в голове возможные сценарии развития событий, для построения которых у меня нет ни малейшей базы.
Алису я застал в полумраке под «звёздным небом» — девушка давно уже догадалась, как можно вывести картинку на потолок вместо стены. Под адажио бессмертной токкаты ре минор Баха девушка лежала на кровати на спине, раскинув руки, и бездумно пялилась в потолок. Кажется, в этот раз её настроение полностью отвечало моему видению мизансцены.
Коробки с лекарствами оставались не разобранными.
— Это ещё что за серость минорная? — насмешливо спросил я.
Алиса, не заметившая моего появления, дёрнулась от неожиданности, резко села и, поймав мой взгляд, поспешно сползла с постели.
— Прости, мне вдруг сделалось как-то тоскливо, — смущённо отмахнулась она, изображая бурную деятельность среди упаковок: уселась на полу между свёртками, открыла пару ящиков для хранения всего этого богатства — и принялась перекладывать коробки с места на место. Хотя, может быть, в этом и имелась какая-то система.
Я приблизился, сел на край кровати, с интересом рассматривая разномастные контейнеры, а девушка, кажется, не выдержав тишины, принялась торопливо пояснять:
— Я тебе верю. Почти. Ты хороший, и очень добр ко мне, не подумай, что я этого не вижу и не понимаю. Но тут накатило вдруг, захотелось почувствовать свободу, а этот вид — он как-то настраивает, дарит ощущение...
— Иллюзию, — поморщившись, оборвал я. Бросил взгляд на потолок и скомандовал убрать картинку. Музыка по моему приказу смолкла ещё раньше.
— Что? — в замешательстве переспросила Алиса.
— Звёзды дают иллюзию свободы, — пояснил я. Подобрал какую-то коробку, повертел в руках, глянул название, чтобы тут же его забыть, аккуратно положил на место и спросил, нарушая повисшую тишину: — Когда будем ставить надо мной эксперименты?
— А сколько у нас на них времени? — спросила девушка.
— Ну, до Тортуги неделя, было бы неплохо управиться. Заодно какое-никакое развлечение будет на это время.
— Ну, нет, на неделю вряд ли удастся растянуть, — отстранённо улыбнулась она, сложила спаянную цепочку крошечных пластиковых капсул с какой-то жидкостью в один из отсеков большого контейнера, выставила там температурный режим. Потянулась за следующей упаковкой и, покосившись на меня, осторожно уточнила: — Ты поэтому их не любишь? Звёзды.
Я непроизвольно метнул взгляд на ту стену, которую большую часть времени украшало почти живое изображение, и, пожав плечами, ответил:
— Можно сказать и так. Если смотреть шире, то я не люблю их за лживость. Как сказал один давно покойный романтик, звёзды похожи на глаза жестоких ветреных красавиц: подмигивают издалека, а стоит приблизиться — делаются холодны и насмешливы, — проговорил задумчиво и подытожил: — В общем, не складывается у меня с ними.
— Ты совсем не похож на пирата, — наконец, высказалась девушка.
— Что, экипаж транспортника больше не снится? — уточнил я со спокойной насмешкой.
Алиса ответила быстрым непонятным взглядом, но продолжать разговор не стала. Обиделась? Ну, это к лучшему, не стоит забываться. И ей, и мне.
Начинаю понимать Серого и задумываться о справедливости его пророчества — о том, что женщина на корабле к беде. Что-то я совсем с этой рыжей расслабился и размяк. Ещё немного — начну с апломбом цитировать стихи, и хорошо, если не писать. «И душа моя из тени, что волнуется всегда...»1 Впрочем, последним недугом я никогда не страдал, а сейчас уже поздновато начинать.
А с другой стороны, что в этом странного и столь ужасного? Ну, потянуло на лирику. Что поделать, многолетние привычки, да ещё детские, почти невозможно вытравить, как ни старайся. И совсем уж не удивительно, что случилось всё это из-за присутствия Алисы: за последний год это первый... просто человек в моём окружении. То есть некто, от кого мне ничего толком не надо, кто не несёт угрозы и с кем меня связывают не срочные важные дела, а пустая болтовня и одна на двоих комната. Можно и расслабиться немного перед последним решительным рывком.
Конец дня мы провели в тишине. Алиса не то чтобы дулась, но была хмура, задумчива и явно не расположена к разговорам, а я не настаивал: через корабль подключился к инфосети и лениво пополнял запасы развлечений. Такие запросы не несли отпечатка личности, в отличие от прямых, но сейчас меня это вполне устраивало.
О разговоре с родными, кстати, девушка не напомнила, я сам у неё спросил. Отказываться, конечно, не стала, терминалом воспользовалась. Правда, на вызов никто не ответил, что, впрочем, не удивило: если корабля ещё не хватились, то и беспокоиться родне не о чем. Моя абордажная доля, кажется, только обрадовалась молчанию отца и записала голографическую проекцию, рассказав о своих приключениях. Соврала, что полетела на другом корабле и вообще решила начать новую жизнь в космосе.
А наутро она не то оттаяла, не то переосмыслила что-то, не то просто взял своё характер — Алиса производила впечатление человека неунывающего и не способного подолгу сохранять смурное настроение, — но девушка вела себя в целом обычно. Уже знакомое мне чувство вины, правда, иногда её покусывало, отзываясь у меня в горле лёгким перцовым жжением, но было ненавязчивым и скоротечным, так что не утомляло, а разнообразило жизнь.
Правда, после знакомства с Морецким Алиса, обращаясь ко мне, постоянно сбивалась с имени на кличку и обратно, но я не одёргивал. К прозвищу я привык, но всё остальное тоже не являлось секретом. Хотя слышать своё имя из уст девчонки, да ещё на корабле, было непривычно и странно: я слишком отвык от него и не сразу начал реагировать.
Алиса Лесина
Меня преследовало странное и до крайности мерзостное ощущение, будто я вот прямо сейчас, сию минуту трогаюсь умом. Всё происходящее было дико, в корне неправильно: этот корабль, путь на Тортугу, Клякса с его поведением — всего этого не могло, не должно было быть. Во всяком случае, не со мной. Я никогда не желала приключений, и вообще я трусиха и домоседка, я просто хотела немного отдохнуть в тишине!
Но всё это можно было бы терпеть и пережить, если бы не одно главное, неразрешимое противоречие. Нравственный тупик, замкнутый круг: симпатия и интерес к Кляксе против шестерых мёртвых мужчин. Умом я понимала, что эта команда — капля в море, и крови на руках пирата гораздо больше, но это почти не заботило: тяжело переживать за тех, кого ты никогда не знала и кто остаётся только цифрами в воображении.
Я забывалась и расслаблялась, потом вспоминала и дрожала от отвращения к самой себе, потом опять уютно устраивалась под боком у тихо и медленно дышащего изменённого.
Но хуже всего было то, что я понимала: заботливый и необычный Клякса постоянно рядом, а мёртвый экипаж грузовика — в памяти, и рано или поздно первый вытеснит их полностью. Я одновременно хотела, чтобы это случилось поскорее, и боялась окончательно утратить тот страх и горечь потери: казалось, что, стоит этому произойти, и я исчезну, перестану быть собой, как в сказке мгновенно превращусь в чудовище.
Или, может, уже перестала? Ведь я — хорошая, правильная домашняя девочка — не должна столь спокойно и уютно чувствовать себя рядом с убийцей...
Пережить пик этого раздрая помог всё тот же изменённый, хотя и опосредованно: я полностью сосредоточилась на своём единственном пациенте.
Я не стала объяснять мужчине, что в отсутствие каких-либо выраженных симптомов искать болезнь — довольно бестолковое занятие. Думаю, он это и сам прекрасно понимал, а лишний раз напоминать, что он легко обойдётся без моей помощи, попросту глупо. Мне велели сделать полный общий осмотр? Вот его я и сделаю. Начать это обследование, конечно, стоило сразу с психиатрии, или уж хотя бы с психологии, но в этих сферах я понимала совсем уж немного, так что действовать начала по шаблону: с основных общих анализов.
Прода от 21.08.2018, 19:53
ГЛАВА 6, в которой Алиса гадает, а Клякса ждёт экзамена
Дайте-ка вспомнить: сегодня утром,
когда я встала, я это была или не я?
Кажется, уже не совсем я! Но если это так,
то кто же я в таком случае?..
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес»
Глеб «Клякса» Жаров
После откровений Морецкого выгуливать Алису не было никакого желания, куда больше хотелось сесть и серьёзно поговорить с Серым. Вернее, я с самого начала предположил, что он может что-то знать, но после беседы с крысом интуитивное подозрение переросло в стойкую уверенность.
Нет, вру, хотелось сначала хорошенько двинуть ему в морду, даже пару раз, и только потом — разговаривать, но это было желание из разряда зряшных и пустых, вроде мечты вдруг получить с неба миллион терров. Так что я волевым усилием тормознул себя и отправился за покупками, чтобы остыть и тщательно всё взвесить. Разговор с капитаном можно начинать только с холодной головой и конкретных вопросов, а не истерического вопля «что это было?»
Расслабленная прогулка по станции сделала своё дело, и уже примерно через полчаса я знал, что именно и как скажу Серому.
К этому моменту я успел пожалеть, что прихватил с собой Шона: на абордажников я мог положиться только в бою, там, где нас связывала общая цель, отчасти — на корабле, где никто из нас не желал уступать собственные проценты возможным конкурентам. А в остальном... Да, пока они почти друзья, пока считают меня командиром, но поручиться, что кто-то из них вдруг не передумает, я не мог, особенно в том, что касалось Шона. У ксеносов своя логика, Таймарен с его электронными мозгами равнодушен к власти, а вот этот парень вполне может захотеть на моё место. На какую-нибудь крайнюю подлость не пойдёт — он не настолько гнилой, да и свои же не поймут, — но по случаю стукнуть капитану или кому ещё сможет.
А с другой стороны, именно сейчас опасаться было нечего. Ну твикнет, как говорил покойник, Серому, что я порешил Олафссона, так сам дурак будет. Он же не знает, о чём я с толстяком разговаривал. Да и толку дёргаться, если всё равно назад не отыграешь!
— Сейчас я отдам команду, корабль перешлёт тебе медикаменты, можешь заняться ими и вообще разбором вещей, — обратился я к Алисе. — Стеллаж вот здесь, все незанятые полки в твоём распоряжении. А я отлучусь на пару часов. Инструкции прежние.
— Нет-нет, я никуда не пойду, мне и здесь неплохо! — поспешила заверить девушка.
И я, предварительно заручившись согласием на разговор, направился к Серому. Приходить он велел в кают-кампанию, чему я не удивился: в свою каюту капитан не звал никого, а на командную палубу имели доступ только несколько членов экипажа, к числу которых я не принадлежал.
— Серый, удовлетвори моё любопытство: чем Тортуге помешал мелкий делец Олафссон? — спокойно спросил я, устраиваясь в кресле напротив капитана. — И обязательно было идти настолько сложным путём?
Собеседник смерил меня взглядом, хмыкнул насмешливо.
— Ишь, воинственный какой. Как надо было, так и решили проблему. Помешал... Сыграл грязно, вот и поплатился. Должен был думать, с кем связывается.
— В каком смысле? Я по-прежнему не понимаю, как он перешёл дорогу Тортуге. Корабль, что ли, какой-то не тот купил?
— Плевать, какой. Важно, как, — возразил Серый, покосившись на меня с явным одобрением. — Одного нашего он подставил, чтобы кораблик этот заиметь. Нехорошо подставил, под конговских1 безопасников.
— Ну и пристрелили бы. К чему сложности?
— А мы и пристрелили, — вновь хмыкнул Серый. — Тут, видишь ли, твоя кандидатура вызывает много подозрений, вот и решили проверить, насколько ты серьёзный человек. Заодно. Раз уж так всё совпало, что «Зея-17» по пути. А подтолкнуть Олафссона к нужной линии поведения было несложно: кое-как слепленная фальшивка и доброжелатель, которому Тортуга стоит поперёк горла, и он радостно вцепился в брошенную кость. В целом, все удовлетворены результатом проверки. Можешь считать, что этот экзамен ты сдал. Сам понимаешь, человек, чья совесть чиста, на такое бы не повёлся и поступил именно так, как ты сейчас. А начал бы юлить и изворачиваться — значит, испугался, и деза попала в точку.
— И сколько их ещё предстоит, если я соглашусь? — спросил я, поминая про себя пару хитрых крысов с «Зеи-17». Вот уж точно, Фишер был прав: фартит. Да так, что это уже почти неприлично.
— Достаточно, но, думаю, ты их выдержишь, — усмехнулся капитан. — Да ладно тебе, хватит ломаться. И ты знаешь, и я знаю, что от таких предложений не отказываются.
— Положим, да. Я соглашусь. Что ждёт меня на Тортуге? И почему именно я? Только давай уже без этой сентиментальной чуши, тошнит. Мы оба прекрасно знаем, что это не просто корабль и не просто станция, и летим мы туда не просто так.
— Положим или согласен? — уточнил он.
— Согласен, — кивнул я тяжело. Да ладно, кого я обманываю, будто у меня есть выбор!
— Прекрасно. На месте узнаешь. Ну не смотри так, словно я тебе денег должен! Не могу я тебе подробности рассказать, да и готовиться бесполезно. Считай индивидуальным и совершенно уникальным экзаменом на профпригодность. Почему ты... Ну, мне уже сил не хватит на эти развлечения, стар я для них, а из всей команды у тебя одного есть шансы сладить с «Ветреницей», да и вообще — выжить.
— Нормально, — хмыкнул я. — То есть вот о каких ставках речь?
— Всегда, — развёл руками Серый. — Мы всегда ставим жизнь, свою или чужую — как повезёт. Впрочем, сейчас ты будешь играть не только за себя, но за всю команду. Ладно, может, не всю, но добрую половину. Поверь мне, выигрыш того стоит.
— Ну да, выжить — это, определённо, хорошая плата, — усмехнулся в ответ. — Ладно, я тебя понял, сыграем.
— Вот и молодец.
Ну вот я и узнал, кажется, всё, что можно было выяснить за пределами самой Тортуги. Вот что значит, удачное стечение обстоятельств: за один день получить всё то, чего не мог добиться долгие годы. Впрочем, а толку было бы от этих сведений, получи я их раньше? Разминка для ума, занятный факт, не больше. А вот сейчас — самое время.
«Экзамены», которыми пугал Серый, меня тревожили мало. Не думаю, что там есть нечто такое, с чем я не сумею сладить: я крепче капитана во всех смыслах, и если он сам, как я понимаю, прошёл когда-то это испытание, то и я выдержу. Гораздо любопытней было всё-таки добраться до секретов «невидимок» и выяснить личности экзаменаторов, которыми вряд ли являются другие пираты. Сложная автоматика? Или впрямь чересчур развитые ксеносы? Может быть, вот только зачем им это?
От ответов меня отделяла неделя пути до Тортуги. По сравнению с годами — срок недолгий, но что-то подсказывало, они будут самыми тяжёлыми. Сложнее всего ждать, когда цель близко и пальцы подрагивают от нетерпения, но одновременно с этим — трудно поверить, что всё на самом деле так.
Впрочем, ерунда это, пустые мысли для заливания пустоты. В любом случае я буду ждать столько, сколько потребуется, и так, как будет нужно. Тем более, у меня вон развлечение появилось. Только что с ним делать на Тортуге? И как распорядиться девчонкой на случай, если я всё же провалю экзамен?
Мысли о благополучии ценного приобретения были странными и непривычными, но на удивление уместными: лучше отвлечься на такие мелочи, чтобы не гонять в голове возможные сценарии развития событий, для построения которых у меня нет ни малейшей базы.
Алису я застал в полумраке под «звёздным небом» — девушка давно уже догадалась, как можно вывести картинку на потолок вместо стены. Под адажио бессмертной токкаты ре минор Баха девушка лежала на кровати на спине, раскинув руки, и бездумно пялилась в потолок. Кажется, в этот раз её настроение полностью отвечало моему видению мизансцены.
Коробки с лекарствами оставались не разобранными.
Прода от 22.08.2018, 20:24
— Это ещё что за серость минорная? — насмешливо спросил я.
Алиса, не заметившая моего появления, дёрнулась от неожиданности, резко села и, поймав мой взгляд, поспешно сползла с постели.
— Прости, мне вдруг сделалось как-то тоскливо, — смущённо отмахнулась она, изображая бурную деятельность среди упаковок: уселась на полу между свёртками, открыла пару ящиков для хранения всего этого богатства — и принялась перекладывать коробки с места на место. Хотя, может быть, в этом и имелась какая-то система.
Я приблизился, сел на край кровати, с интересом рассматривая разномастные контейнеры, а девушка, кажется, не выдержав тишины, принялась торопливо пояснять:
— Я тебе верю. Почти. Ты хороший, и очень добр ко мне, не подумай, что я этого не вижу и не понимаю. Но тут накатило вдруг, захотелось почувствовать свободу, а этот вид — он как-то настраивает, дарит ощущение...
— Иллюзию, — поморщившись, оборвал я. Бросил взгляд на потолок и скомандовал убрать картинку. Музыка по моему приказу смолкла ещё раньше.
— Что? — в замешательстве переспросила Алиса.
— Звёзды дают иллюзию свободы, — пояснил я. Подобрал какую-то коробку, повертел в руках, глянул название, чтобы тут же его забыть, аккуратно положил на место и спросил, нарушая повисшую тишину: — Когда будем ставить надо мной эксперименты?
— А сколько у нас на них времени? — спросила девушка.
— Ну, до Тортуги неделя, было бы неплохо управиться. Заодно какое-никакое развлечение будет на это время.
— Ну, нет, на неделю вряд ли удастся растянуть, — отстранённо улыбнулась она, сложила спаянную цепочку крошечных пластиковых капсул с какой-то жидкостью в один из отсеков большого контейнера, выставила там температурный режим. Потянулась за следующей упаковкой и, покосившись на меня, осторожно уточнила: — Ты поэтому их не любишь? Звёзды.
Я непроизвольно метнул взгляд на ту стену, которую большую часть времени украшало почти живое изображение, и, пожав плечами, ответил:
— Можно сказать и так. Если смотреть шире, то я не люблю их за лживость. Как сказал один давно покойный романтик, звёзды похожи на глаза жестоких ветреных красавиц: подмигивают издалека, а стоит приблизиться — делаются холодны и насмешливы, — проговорил задумчиво и подытожил: — В общем, не складывается у меня с ними.
— Ты совсем не похож на пирата, — наконец, высказалась девушка.
— Что, экипаж транспортника больше не снится? — уточнил я со спокойной насмешкой.
Алиса ответила быстрым непонятным взглядом, но продолжать разговор не стала. Обиделась? Ну, это к лучшему, не стоит забываться. И ей, и мне.
Начинаю понимать Серого и задумываться о справедливости его пророчества — о том, что женщина на корабле к беде. Что-то я совсем с этой рыжей расслабился и размяк. Ещё немного — начну с апломбом цитировать стихи, и хорошо, если не писать. «И душа моя из тени, что волнуется всегда...»1 Впрочем, последним недугом я никогда не страдал, а сейчас уже поздновато начинать.
А с другой стороны, что в этом странного и столь ужасного? Ну, потянуло на лирику. Что поделать, многолетние привычки, да ещё детские, почти невозможно вытравить, как ни старайся. И совсем уж не удивительно, что случилось всё это из-за присутствия Алисы: за последний год это первый... просто человек в моём окружении. То есть некто, от кого мне ничего толком не надо, кто не несёт угрозы и с кем меня связывают не срочные важные дела, а пустая болтовня и одна на двоих комната. Можно и расслабиться немного перед последним решительным рывком.
Конец дня мы провели в тишине. Алиса не то чтобы дулась, но была хмура, задумчива и явно не расположена к разговорам, а я не настаивал: через корабль подключился к инфосети и лениво пополнял запасы развлечений. Такие запросы не несли отпечатка личности, в отличие от прямых, но сейчас меня это вполне устраивало.
О разговоре с родными, кстати, девушка не напомнила, я сам у неё спросил. Отказываться, конечно, не стала, терминалом воспользовалась. Правда, на вызов никто не ответил, что, впрочем, не удивило: если корабля ещё не хватились, то и беспокоиться родне не о чем. Моя абордажная доля, кажется, только обрадовалась молчанию отца и записала голографическую проекцию, рассказав о своих приключениях. Соврала, что полетела на другом корабле и вообще решила начать новую жизнь в космосе.
А наутро она не то оттаяла, не то переосмыслила что-то, не то просто взял своё характер — Алиса производила впечатление человека неунывающего и не способного подолгу сохранять смурное настроение, — но девушка вела себя в целом обычно. Уже знакомое мне чувство вины, правда, иногда её покусывало, отзываясь у меня в горле лёгким перцовым жжением, но было ненавязчивым и скоротечным, так что не утомляло, а разнообразило жизнь.
Правда, после знакомства с Морецким Алиса, обращаясь ко мне, постоянно сбивалась с имени на кличку и обратно, но я не одёргивал. К прозвищу я привык, но всё остальное тоже не являлось секретом. Хотя слышать своё имя из уст девчонки, да ещё на корабле, было непривычно и странно: я слишком отвык от него и не сразу начал реагировать.
Алиса Лесина
Меня преследовало странное и до крайности мерзостное ощущение, будто я вот прямо сейчас, сию минуту трогаюсь умом. Всё происходящее было дико, в корне неправильно: этот корабль, путь на Тортугу, Клякса с его поведением — всего этого не могло, не должно было быть. Во всяком случае, не со мной. Я никогда не желала приключений, и вообще я трусиха и домоседка, я просто хотела немного отдохнуть в тишине!
Но всё это можно было бы терпеть и пережить, если бы не одно главное, неразрешимое противоречие. Нравственный тупик, замкнутый круг: симпатия и интерес к Кляксе против шестерых мёртвых мужчин. Умом я понимала, что эта команда — капля в море, и крови на руках пирата гораздо больше, но это почти не заботило: тяжело переживать за тех, кого ты никогда не знала и кто остаётся только цифрами в воображении.
Я забывалась и расслаблялась, потом вспоминала и дрожала от отвращения к самой себе, потом опять уютно устраивалась под боком у тихо и медленно дышащего изменённого.
Но хуже всего было то, что я понимала: заботливый и необычный Клякса постоянно рядом, а мёртвый экипаж грузовика — в памяти, и рано или поздно первый вытеснит их полностью. Я одновременно хотела, чтобы это случилось поскорее, и боялась окончательно утратить тот страх и горечь потери: казалось, что, стоит этому произойти, и я исчезну, перестану быть собой, как в сказке мгновенно превращусь в чудовище.
Или, может, уже перестала? Ведь я — хорошая, правильная домашняя девочка — не должна столь спокойно и уютно чувствовать себя рядом с убийцей...
Пережить пик этого раздрая помог всё тот же изменённый, хотя и опосредованно: я полностью сосредоточилась на своём единственном пациенте.
Я не стала объяснять мужчине, что в отсутствие каких-либо выраженных симптомов искать болезнь — довольно бестолковое занятие. Думаю, он это и сам прекрасно понимал, а лишний раз напоминать, что он легко обойдётся без моей помощи, попросту глупо. Мне велели сделать полный общий осмотр? Вот его я и сделаю. Начать это обследование, конечно, стоило сразу с психиатрии, или уж хотя бы с психологии, но в этих сферах я понимала совсем уж немного, так что действовать начала по шаблону: с основных общих анализов.
