Впрочем, почти сразу, только взглянув на кровь Кляксы, я споткнулась о большую и серьёзную проблему: я представления не имела, что для этого типа является нормой. Начать уже хотя бы с того, что основные кровяные тельца у него были хоть и узнаваемы, и похожи на привычные, но всё же отличались от обычных. Судя по тому, что отличались они все, а сам пират был до сих пор жив — это не являлось признаком какой-то болезни.
— Глеб, а те люди, которые тебя сконструировали... они никакую инструкцию от твоего организма не оставили? — задумчиво спросила я, сидя в единственном кресле у стола и разглядывая на экране диагноста портреты тех монстриков, что устройство обнаружило в крови изменённого вместо собственно крови. Приборчик воспринимал их как заразу и паниковал.
1 Здесь приводится цитата из стихотворения Эдгара Алана По «Ворон» в переводе Константина Бальмонта: «Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда, не восстанет — никогда!»
— Всё плохо? — насмешливо уточнил Клякса, нависавший надо мной и с любопытством глядящий на тот же самый экран.
Одна рука мужчины упиралась в стол, вторая держалась за спинку кресла, и мне бы в таких условиях, наверное, следовало испытывать неудобство и, как минимум, опасение. Но близость Глеба за прошедшие несколько дней стала настолько привычной и умиротворяющей, так прочно ассоциировалась с безопасностью, что никакого протеста я в себе не находила. Даже наоборот, чувствовала себя защищённой, словно какой-то зверёк в собственной норке.
— Ты вот про эти красные кружочки с восклицательными знаками и ругательные слова? — насмешливо уточнила я. — Не обращай внимания. Это ведь портативный рабочий инструмент, а не мощный лабораторный анализатор, он просто не понимает, что видит, вот и вопит об ошибках программы и вероятном неизвестном заболевании.
— Нет, подробной инструкции мне не дали, — ответил изменённый на предыдущий вопрос, отодвинулся и присел на край постели. Собственному мимолётному разочарованию от этого его действия я не удивилась. — Только рекомендации для пользователя. В частности, про кровь говорили, что мне любую можно вливать, усвоится. Конечно, ещё что-то было, но я сейчас уже и не вспомню.
— То есть, получается, ты в полном смысле другой вид? Воплощённая мечта генного инженера? Где же таких делают?!
— Всё тебе расскажи, — хмыкнул Глеб. — Таких, подозреваю, больше нигде не делают: я единственный выживший из кучи подопытных.
— Тебя похитили и ставили опыты? — испуганно вытаращилась я. Что ж, это многое...
— Издеваешься? — Клякса глянул на меня, как на идиотку. — Так бы меня и выпустили при подобном раскладе! Нет, всё было добровольно, но уж больно потери велики для того, чтобы ставить на поток.
— Погоди, но выходит, что ты в принципе с людьми несовместим? — Я нахмурилась.
— В каком смысле? — Белые брови озадаченно выгнулись.
— Ну, в прямом. Дети там, и всё такое...
Под растерянным взглядом изменённого я отчаянно смутилась, хотя ничего этакого вроде бы не спрашивала.
Странно, но насмехаться и уточнять, было ли это предложением, Глеб не стал. Ухмыльнулся весело, качнул головой в такт каким-то своим мыслям, а потом вдруг спокойно ответил:
— А Тьма его знает. Скорее всего, нет, но я не интересовался. Впрочем, чисто теоретически, если я всё-таки доживу до того момента, когда мне вдруг захочется чего-то подобного, можно будет обратиться к тем же ребятам, что меня собирали, — пожал плечами мужчина. — Что-то мне подсказывает, от такой интересной задачки они ни за что не откажутся, а собрать эмбрион, наверное, проще, чем перекроить взрослого человека. Да и возможностей для экспериментов существенно больше: одно дело, если уже взрослый человек гибнет, за это в цивилизованных мирах кончают. А тут клетка и клетка, можно даже к официалам обращаться, никто ведь не заставляет непроверенный материал сразу женщине подсаживать... Что? — осёкся Клякса под моим взглядом. — Я где-то ошибся? Мог, я же не профи. Так, за время экспериментов кое-чего нахватался по верхам.
— Нет, в общем, логично, — я тряхнула головой. Нашла, с кем разговаривать на подобную тему! И так было понятно, что он крайне практичный и циничный тип, странно было ждать какой-то сентиментальности, да ещё в подобном вопросе. — Забудь. Давай лучше для начала разберёмся с твоим протезом, надеюсь, хоть там не ждут никакие сюрпризы, а потом попробуем разобраться в устройстве твоего организма. Я, правда, не верю, что из этого выйдет толк — тут должны работать специалисты с хорошим оборудованием, профессора, а не я на коленке. Но попробовать хочется.
Без сюрпризов не обошлось и тут, протез у Кляксы оказался нестандартным. Впрочем, на процедуре это никак не сказалось, универсальное для названной Глебом фирмы оборудование вполне подошло. Да при большом желании мужчина мог бы и сам справиться с этой процедурой, никаких серьёзных познаний она не требовала: протез был по-настоящему хороший и весьма современный, всё происходило автоматически, нужно было только аккуратно подключить аппарат в месте крепления протеза. Проверка реакций, калибровка, замена синовиальной жидкости... Впрочем, даже не знаю, как правильно называть её в этом случае: она всё ещё синовия или уже техническая смазка?
Любопытство моё относительно особенностей конструкции протеза в итоге осталось неудовлетворённым. Клякса отшутился, что достал бракованный по дешёвке, а способа разобраться самостоятельно я не знала: тут кибернетиком надо быть, это их епархия, участие медиков же в разработке протезов конечностей давно сведено к минимуму.
— Кстати, кто-то обещал мне танец, когда получит одежду, — напомнил Глеб, когда я отключила прибор. Мужчина сжимал и разжимал пальцы искусственной руки и с интересом наблюдал за этим процессом.
— Что-то случилось? — насторожённо спросила я, не спеша комментировать его слова. — Всё нормально работает?
— А? — Изменённый с трудом оторвался от своего занятия и, сфокусировав взгляд на мне, опустил руку. — Да, более чем. Я даже не замечал, насколько он сильно сбоит, привык.
— А когда ты его последний раз проверял? — озадачилась я.
— Никогда, — Клякса улыбнулся и развёл руками.
— Это за сколько лет? За шесть? Он же ровесник твоего изменения?
— Примерно. Так что насчёт танца?
На несколько мгновений я замешкалась, не зная, как лучше поступить. С одной стороны, опасаться посягательств Глеба на мою честь я окончательно перестала, да и занималась я не каким-то из вариантов стриптиза, чтобы этот страх вернулся. Вполне классический и скромный рок-н-ролл, причём на любительском уровне, вся акробатика — только с портативным аннтигравом. Но с другой — всё равно было неловко, я никогда не любила выступать, а в одиночестве ещё и не пробовала.
— А давай я лучше тебя научу? — вдруг предложила я. И только после этого сама осознала, что эта, на первый взгляд, нелепица и впрямь отличный выход: мне не грозит настолько пристальное внимание, а кроме того, это действительно может быть любопытно. — Только места нужно побольше...
— Хм. Почему нет? — неожиданно, кажется, даже для самого себя согласился Клякса. — А место сейчас освободим, это не проблема, — заверил он, и на этих его словах кровать бесследно провалилась в пол.
Что ж, это куда лучше любого тренировочного зала: никуда не нужно идти, а каюта достаточно просторная, место на корабле явно не экономили.
Учеником мужчина оказался превосходным, немного практики — и хоть сразу на профессиональную сцену. Гибкий и сильный, он великолепно для этого подходил. Все движения ловил и повторял с лёту, а главное, запоминал и воспроизводил с одного раза! То есть достаточно было просто показать, как и куда нужно двигаться, и Глеб сразу же уверенно всё повторял. Собственным телом он владел безупречно.
А ещё Клякса оказался изумительным партнёром, надёжным и ответственным. Он поднимал меня и крутил так, словно я совсем ничего не весила, но умудрялся делать это исключительно осторожно. Изумительное и неожиданное здесь сочетание: человек сильный, мощный, одновременно полностью осознающий собственную разрушительность.
Не знаю, дело в нём или больше во мне самой, но довериться ему оказалось очень просто. Я и подсознательно не допускала мысли, что он может сделать что-то не так и причинить вред, а Глеб старательно оправдывал это доверие. Даже постоянный партнёр, с которым я тренировалась почти десять лет, мог порой не рассчитать силы, слишком крепко сжать или, наоборот, недодержать, — а изменённый не ошибся ни разу.
— Как у тебя это получается?! — не стерпела я наконец. — Ты как будто всю жизнь только этим и занимаешься!
К этому моменту я уже заметно взмокла и раскраснелась, а дыхание Кляксы оставалось спокойным и размеренным. Нет, я помню их тренировку, это было намного сложнее, но... даже обидно. Нашлась, тоже мне, учительница!
— Не совсем этим, — со смешком возразил он. — Танцы твои попроще будут. Движения размеренные, сбалансированные, на удобной скорости — не медленно и не быстро. Нагрузки почти никакой. А самое главное, малейшее неточное движение не будет стоить тебе жизни.
С ответом я не нашлась.
Вскоре я взмолилась о пощаде, потому что устала, а всё такой же бодрый и энергичный Клякса вновь оставил меня одну и отправился тренироваться уже «всерьёз».
Глеб «Клякса» Жаров
— Ты сумел что-то вспомнить или выяснить о той базе и её настоящих хозяевах?
О деле я заговорил только тогда, когда мы с Югером после тренировки устроились в его каюте в позах для разговора. Хотя про «Тортугу» капитан объявил всем почти сразу после отбытия с «Зеи-17», сделанное мне лестное предложение он, похоже, хранил в тайне. Я решил на всякий случай поддержать его конспирацию, поэтому посвящать остальных абордажников в эту тему также не спешил.
— Я освежил в памяти легенды, — уклончиво отозвался вериец и замолчал.
Я не торопил: если бы Югер не имел, что сказать, он бы не позвал меня сюда.
— Их немного, всё же это было очень давно и ещё до обретения разума, — продолжил он, кажется, собравшись с мыслями. — Как такового контакта с ними не было, поэтому мы и не могли знать подробностей их жизни, каких-то особенностей взгляда на мир. Однако они почти наверняка не считали нас животными и не охотились, как на животных, а знали о наличии у нас интеллекта. Так вот, несколько закономерностей я всё же сумел выделить. Первое: они не добивали раненых. Метали пламя, оставляя пустыни, но никогда не преследовали тех, кто чудом уцелел в этом нападении. Второе: они не только убивали, но и помогали. Есть история про то, как Белый освободил из западни детёныша, как они укрыли и защитили пытающегося сбежать от самки самца, даже просто, пролетая мимо, подхватили сорвавшегося со скалы бедолагу. Ну и третье, они порой устраивали жестокие испытания, но выжившего щедро одаривали, причём не материальными благами, а новыми навыками и умениями. Интеллектом.
— И в какой степени можно опираться на эти факты?
— Других нет, — спокойно ответил вериец. — И как толковать эти — тебе виднее, всё же вы с ними куда сильнее похожи.
— Теци тоже сейчас похож на нас, и что? — поморщился я. — Внешнее сходство — не аргумент.
— Справедливо, — согласился Югер.
— Кстати, как думаешь, может, стоит расспросить и тексанина? — уточнил я.
С Теци за пределами боевых обязанностей я почти не общался, он всегда казался каким-то заторможенным и придурковатым, и именно поэтому светлая мысль поинтересоваться его мнением появилась сейчас. Я понимал, что глупость «ходячего протобульона», как порой неприязненно называли этих ксеносов, — просто слова, и на самом деле это часть огромной пропасти, что лежала между мировоззрением и обычаями двух наших видов, но всё равно доверял ему даже меньше, чем Шону.
— Бесполезно, — отмахнулся Югер, тоже, кажется, неприязненно. — Он уже несколько месяцев погружён во внутренние процессы, затормаживает их очень редко и по большой необходимости, так что с трудом контактирует с окружающим миром. Если на какие-то мелочи ещё способен отвлекаться, то расспрашивать о событиях, столь удалённых во времени, без толку.
— Почему? — озадачился я.
— Фаза деления, — он выразительно шевельнул педипальпами.
— И давно это с ним? — спросил я растерянно.
— Пару недель.
Я глубокомысленно кивнул: разницы между Теци прежним и нынешним я не улавливал, но спорить с уверенным в своих словах Югером не стал. И уточнять, как именно вериец диагностировал у боевого товарища эти изменения, — тоже.
Тексане, будучи колониями простейших, размножаются делением. Процесс это сложный и долгий, причём конкретного срока, как например беременность у людей, он не имеет: продолжительность фазы деления зависит от множества внешних факторов и может составлять от пары месяцев до нескольких лет. Постепенно формируются дублирующие системы, при этом масса тела почти не изменяется: становится меньше «рабочих» клеток, манипуляторов. В этой фазе тексане особенно живучи, но менее подвижны, чем обычно. А потом в какой-то момент — чпок! — и в мире становится на одну разумную колонию простейших больше, то есть вместо одного Теци — два совершенно одинаковых, только маленьких.
Интересно, а капитан в курсе готовящегося в команде пополнения? Впрочем, какая ему разница, если результат деления будет уже моей головной болью — или чьей-то ещё, если я не справлюсь.
Да и я куда-то не туда мыслями ушёл. Гораздо важнее сейчас истолковать те детали, которые сообщил Югер, а сделать это не так-то просто...
— Скажи, существуют ли у вашего народа какое-то объяснение, почему Белые вдруг начали вас убивать и почему они в итоге ушли?
— Нет, — коротко и исчерпывающе ответил вериец.
А жалко.
— Спасибо за то, что ты узнал. Если вдруг до «Тортуги» ещё что-нибудь вспомнишь — скажи, даже если это мелочи.
Югер пообещал, и я неторопливо двинулся к себе в каюту по пустым коридорам «Ветреницы»: экипаж не имеет привычки здесь бродить. На корабле есть несколько общих комнат и единое информационное пространство, где обитатели могут общаться и развлекаться, чем и занимается тот костяк, который собственно составляет команду — группу достаточно дружных и даже сплочённых людей. А могут сидеть по своим норам и убивать время в одиночестве, как я: от налёта до налёта каждый предоставлен самому себе и никто не станет выяснять, чем ты занимаешься в собственной каюте.
Никаких откровений и открытий слова верийца, увы, не принесли и совсем ничего не объясняли. Избирательность убийств могла быть продиктована десятком причин вполне человеческих и бездной иных, недоступных моему пониманию, а сказочные испытания прекрасно сочетались с тем «экзаменом», которым грозился Серый. И все они вместе упирались в один, принципиальный и самый важный вопрос, не имевший ответа: зачем? Зачем нужны эти испытания, зачем вообще было нападать на верийцев? И куда, комету им в задницу, они пропали после?
А вообще, если подумать, то мотивы этих верийских легенд очень созвучны сказкам и мифам разных народов Земли. Льющийся с неба огонь, белокожие небожители, карающие и одаривающие по собственному усмотрению и никому не понятным мотивам...
Но это всё имеет смысл, только если мои предположения верны и «Тортуга» связанна именно с этими человекоподобными существами из сказок.
— Глеб, а те люди, которые тебя сконструировали... они никакую инструкцию от твоего организма не оставили? — задумчиво спросила я, сидя в единственном кресле у стола и разглядывая на экране диагноста портреты тех монстриков, что устройство обнаружило в крови изменённого вместо собственно крови. Приборчик воспринимал их как заразу и паниковал.
1 Здесь приводится цитата из стихотворения Эдгара Алана По «Ворон» в переводе Константина Бальмонта: «Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда, не восстанет — никогда!»
Прода от 23.08.2018, 20:54
— Всё плохо? — насмешливо уточнил Клякса, нависавший надо мной и с любопытством глядящий на тот же самый экран.
Одна рука мужчины упиралась в стол, вторая держалась за спинку кресла, и мне бы в таких условиях, наверное, следовало испытывать неудобство и, как минимум, опасение. Но близость Глеба за прошедшие несколько дней стала настолько привычной и умиротворяющей, так прочно ассоциировалась с безопасностью, что никакого протеста я в себе не находила. Даже наоборот, чувствовала себя защищённой, словно какой-то зверёк в собственной норке.
— Ты вот про эти красные кружочки с восклицательными знаками и ругательные слова? — насмешливо уточнила я. — Не обращай внимания. Это ведь портативный рабочий инструмент, а не мощный лабораторный анализатор, он просто не понимает, что видит, вот и вопит об ошибках программы и вероятном неизвестном заболевании.
— Нет, подробной инструкции мне не дали, — ответил изменённый на предыдущий вопрос, отодвинулся и присел на край постели. Собственному мимолётному разочарованию от этого его действия я не удивилась. — Только рекомендации для пользователя. В частности, про кровь говорили, что мне любую можно вливать, усвоится. Конечно, ещё что-то было, но я сейчас уже и не вспомню.
— То есть, получается, ты в полном смысле другой вид? Воплощённая мечта генного инженера? Где же таких делают?!
— Всё тебе расскажи, — хмыкнул Глеб. — Таких, подозреваю, больше нигде не делают: я единственный выживший из кучи подопытных.
— Тебя похитили и ставили опыты? — испуганно вытаращилась я. Что ж, это многое...
— Издеваешься? — Клякса глянул на меня, как на идиотку. — Так бы меня и выпустили при подобном раскладе! Нет, всё было добровольно, но уж больно потери велики для того, чтобы ставить на поток.
— Погоди, но выходит, что ты в принципе с людьми несовместим? — Я нахмурилась.
— В каком смысле? — Белые брови озадаченно выгнулись.
— Ну, в прямом. Дети там, и всё такое...
Под растерянным взглядом изменённого я отчаянно смутилась, хотя ничего этакого вроде бы не спрашивала.
Странно, но насмехаться и уточнять, было ли это предложением, Глеб не стал. Ухмыльнулся весело, качнул головой в такт каким-то своим мыслям, а потом вдруг спокойно ответил:
— А Тьма его знает. Скорее всего, нет, но я не интересовался. Впрочем, чисто теоретически, если я всё-таки доживу до того момента, когда мне вдруг захочется чего-то подобного, можно будет обратиться к тем же ребятам, что меня собирали, — пожал плечами мужчина. — Что-то мне подсказывает, от такой интересной задачки они ни за что не откажутся, а собрать эмбрион, наверное, проще, чем перекроить взрослого человека. Да и возможностей для экспериментов существенно больше: одно дело, если уже взрослый человек гибнет, за это в цивилизованных мирах кончают. А тут клетка и клетка, можно даже к официалам обращаться, никто ведь не заставляет непроверенный материал сразу женщине подсаживать... Что? — осёкся Клякса под моим взглядом. — Я где-то ошибся? Мог, я же не профи. Так, за время экспериментов кое-чего нахватался по верхам.
— Нет, в общем, логично, — я тряхнула головой. Нашла, с кем разговаривать на подобную тему! И так было понятно, что он крайне практичный и циничный тип, странно было ждать какой-то сентиментальности, да ещё в подобном вопросе. — Забудь. Давай лучше для начала разберёмся с твоим протезом, надеюсь, хоть там не ждут никакие сюрпризы, а потом попробуем разобраться в устройстве твоего организма. Я, правда, не верю, что из этого выйдет толк — тут должны работать специалисты с хорошим оборудованием, профессора, а не я на коленке. Но попробовать хочется.
Без сюрпризов не обошлось и тут, протез у Кляксы оказался нестандартным. Впрочем, на процедуре это никак не сказалось, универсальное для названной Глебом фирмы оборудование вполне подошло. Да при большом желании мужчина мог бы и сам справиться с этой процедурой, никаких серьёзных познаний она не требовала: протез был по-настоящему хороший и весьма современный, всё происходило автоматически, нужно было только аккуратно подключить аппарат в месте крепления протеза. Проверка реакций, калибровка, замена синовиальной жидкости... Впрочем, даже не знаю, как правильно называть её в этом случае: она всё ещё синовия или уже техническая смазка?
Любопытство моё относительно особенностей конструкции протеза в итоге осталось неудовлетворённым. Клякса отшутился, что достал бракованный по дешёвке, а способа разобраться самостоятельно я не знала: тут кибернетиком надо быть, это их епархия, участие медиков же в разработке протезов конечностей давно сведено к минимуму.
— Кстати, кто-то обещал мне танец, когда получит одежду, — напомнил Глеб, когда я отключила прибор. Мужчина сжимал и разжимал пальцы искусственной руки и с интересом наблюдал за этим процессом.
— Что-то случилось? — насторожённо спросила я, не спеша комментировать его слова. — Всё нормально работает?
— А? — Изменённый с трудом оторвался от своего занятия и, сфокусировав взгляд на мне, опустил руку. — Да, более чем. Я даже не замечал, насколько он сильно сбоит, привык.
— А когда ты его последний раз проверял? — озадачилась я.
— Никогда, — Клякса улыбнулся и развёл руками.
— Это за сколько лет? За шесть? Он же ровесник твоего изменения?
— Примерно. Так что насчёт танца?
На несколько мгновений я замешкалась, не зная, как лучше поступить. С одной стороны, опасаться посягательств Глеба на мою честь я окончательно перестала, да и занималась я не каким-то из вариантов стриптиза, чтобы этот страх вернулся. Вполне классический и скромный рок-н-ролл, причём на любительском уровне, вся акробатика — только с портативным аннтигравом. Но с другой — всё равно было неловко, я никогда не любила выступать, а в одиночестве ещё и не пробовала.
— А давай я лучше тебя научу? — вдруг предложила я. И только после этого сама осознала, что эта, на первый взгляд, нелепица и впрямь отличный выход: мне не грозит настолько пристальное внимание, а кроме того, это действительно может быть любопытно. — Только места нужно побольше...
— Хм. Почему нет? — неожиданно, кажется, даже для самого себя согласился Клякса. — А место сейчас освободим, это не проблема, — заверил он, и на этих его словах кровать бесследно провалилась в пол.
Что ж, это куда лучше любого тренировочного зала: никуда не нужно идти, а каюта достаточно просторная, место на корабле явно не экономили.
Учеником мужчина оказался превосходным, немного практики — и хоть сразу на профессиональную сцену. Гибкий и сильный, он великолепно для этого подходил. Все движения ловил и повторял с лёту, а главное, запоминал и воспроизводил с одного раза! То есть достаточно было просто показать, как и куда нужно двигаться, и Глеб сразу же уверенно всё повторял. Собственным телом он владел безупречно.
А ещё Клякса оказался изумительным партнёром, надёжным и ответственным. Он поднимал меня и крутил так, словно я совсем ничего не весила, но умудрялся делать это исключительно осторожно. Изумительное и неожиданное здесь сочетание: человек сильный, мощный, одновременно полностью осознающий собственную разрушительность.
Не знаю, дело в нём или больше во мне самой, но довериться ему оказалось очень просто. Я и подсознательно не допускала мысли, что он может сделать что-то не так и причинить вред, а Глеб старательно оправдывал это доверие. Даже постоянный партнёр, с которым я тренировалась почти десять лет, мог порой не рассчитать силы, слишком крепко сжать или, наоборот, недодержать, — а изменённый не ошибся ни разу.
— Как у тебя это получается?! — не стерпела я наконец. — Ты как будто всю жизнь только этим и занимаешься!
К этому моменту я уже заметно взмокла и раскраснелась, а дыхание Кляксы оставалось спокойным и размеренным. Нет, я помню их тренировку, это было намного сложнее, но... даже обидно. Нашлась, тоже мне, учительница!
— Не совсем этим, — со смешком возразил он. — Танцы твои попроще будут. Движения размеренные, сбалансированные, на удобной скорости — не медленно и не быстро. Нагрузки почти никакой. А самое главное, малейшее неточное движение не будет стоить тебе жизни.
С ответом я не нашлась.
Вскоре я взмолилась о пощаде, потому что устала, а всё такой же бодрый и энергичный Клякса вновь оставил меня одну и отправился тренироваться уже «всерьёз».
Прода от 24.08.2018, 21:00
Глеб «Клякса» Жаров
— Ты сумел что-то вспомнить или выяснить о той базе и её настоящих хозяевах?
О деле я заговорил только тогда, когда мы с Югером после тренировки устроились в его каюте в позах для разговора. Хотя про «Тортугу» капитан объявил всем почти сразу после отбытия с «Зеи-17», сделанное мне лестное предложение он, похоже, хранил в тайне. Я решил на всякий случай поддержать его конспирацию, поэтому посвящать остальных абордажников в эту тему также не спешил.
— Я освежил в памяти легенды, — уклончиво отозвался вериец и замолчал.
Я не торопил: если бы Югер не имел, что сказать, он бы не позвал меня сюда.
— Их немного, всё же это было очень давно и ещё до обретения разума, — продолжил он, кажется, собравшись с мыслями. — Как такового контакта с ними не было, поэтому мы и не могли знать подробностей их жизни, каких-то особенностей взгляда на мир. Однако они почти наверняка не считали нас животными и не охотились, как на животных, а знали о наличии у нас интеллекта. Так вот, несколько закономерностей я всё же сумел выделить. Первое: они не добивали раненых. Метали пламя, оставляя пустыни, но никогда не преследовали тех, кто чудом уцелел в этом нападении. Второе: они не только убивали, но и помогали. Есть история про то, как Белый освободил из западни детёныша, как они укрыли и защитили пытающегося сбежать от самки самца, даже просто, пролетая мимо, подхватили сорвавшегося со скалы бедолагу. Ну и третье, они порой устраивали жестокие испытания, но выжившего щедро одаривали, причём не материальными благами, а новыми навыками и умениями. Интеллектом.
— И в какой степени можно опираться на эти факты?
— Других нет, — спокойно ответил вериец. — И как толковать эти — тебе виднее, всё же вы с ними куда сильнее похожи.
— Теци тоже сейчас похож на нас, и что? — поморщился я. — Внешнее сходство — не аргумент.
— Справедливо, — согласился Югер.
— Кстати, как думаешь, может, стоит расспросить и тексанина? — уточнил я.
С Теци за пределами боевых обязанностей я почти не общался, он всегда казался каким-то заторможенным и придурковатым, и именно поэтому светлая мысль поинтересоваться его мнением появилась сейчас. Я понимал, что глупость «ходячего протобульона», как порой неприязненно называли этих ксеносов, — просто слова, и на самом деле это часть огромной пропасти, что лежала между мировоззрением и обычаями двух наших видов, но всё равно доверял ему даже меньше, чем Шону.
— Бесполезно, — отмахнулся Югер, тоже, кажется, неприязненно. — Он уже несколько месяцев погружён во внутренние процессы, затормаживает их очень редко и по большой необходимости, так что с трудом контактирует с окружающим миром. Если на какие-то мелочи ещё способен отвлекаться, то расспрашивать о событиях, столь удалённых во времени, без толку.
— Почему? — озадачился я.
— Фаза деления, — он выразительно шевельнул педипальпами.
— И давно это с ним? — спросил я растерянно.
— Пару недель.
Я глубокомысленно кивнул: разницы между Теци прежним и нынешним я не улавливал, но спорить с уверенным в своих словах Югером не стал. И уточнять, как именно вериец диагностировал у боевого товарища эти изменения, — тоже.
Тексане, будучи колониями простейших, размножаются делением. Процесс это сложный и долгий, причём конкретного срока, как например беременность у людей, он не имеет: продолжительность фазы деления зависит от множества внешних факторов и может составлять от пары месяцев до нескольких лет. Постепенно формируются дублирующие системы, при этом масса тела почти не изменяется: становится меньше «рабочих» клеток, манипуляторов. В этой фазе тексане особенно живучи, но менее подвижны, чем обычно. А потом в какой-то момент — чпок! — и в мире становится на одну разумную колонию простейших больше, то есть вместо одного Теци — два совершенно одинаковых, только маленьких.
Интересно, а капитан в курсе готовящегося в команде пополнения? Впрочем, какая ему разница, если результат деления будет уже моей головной болью — или чьей-то ещё, если я не справлюсь.
Да и я куда-то не туда мыслями ушёл. Гораздо важнее сейчас истолковать те детали, которые сообщил Югер, а сделать это не так-то просто...
— Скажи, существуют ли у вашего народа какое-то объяснение, почему Белые вдруг начали вас убивать и почему они в итоге ушли?
— Нет, — коротко и исчерпывающе ответил вериец.
А жалко.
— Спасибо за то, что ты узнал. Если вдруг до «Тортуги» ещё что-нибудь вспомнишь — скажи, даже если это мелочи.
Югер пообещал, и я неторопливо двинулся к себе в каюту по пустым коридорам «Ветреницы»: экипаж не имеет привычки здесь бродить. На корабле есть несколько общих комнат и единое информационное пространство, где обитатели могут общаться и развлекаться, чем и занимается тот костяк, который собственно составляет команду — группу достаточно дружных и даже сплочённых людей. А могут сидеть по своим норам и убивать время в одиночестве, как я: от налёта до налёта каждый предоставлен самому себе и никто не станет выяснять, чем ты занимаешься в собственной каюте.
Никаких откровений и открытий слова верийца, увы, не принесли и совсем ничего не объясняли. Избирательность убийств могла быть продиктована десятком причин вполне человеческих и бездной иных, недоступных моему пониманию, а сказочные испытания прекрасно сочетались с тем «экзаменом», которым грозился Серый. И все они вместе упирались в один, принципиальный и самый важный вопрос, не имевший ответа: зачем? Зачем нужны эти испытания, зачем вообще было нападать на верийцев? И куда, комету им в задницу, они пропали после?
А вообще, если подумать, то мотивы этих верийских легенд очень созвучны сказкам и мифам разных народов Земли. Льющийся с неба огонь, белокожие небожители, карающие и одаривающие по собственному усмотрению и никому не понятным мотивам...
Но это всё имеет смысл, только если мои предположения верны и «Тортуга» связанна именно с этими человекоподобными существами из сказок.
