Для контроля Александр заглянул к оставшимся раненым. Показания сошлись.
К тому моменту, когда он закончил разговоры, врач не только промыл и зашил Марии порез на руке, но обработал остальные синяки и ссадины, и даже ворчливо выговорил вернувшемуся Великому инквизитору за недостойное обхождение с женщиной. Лебедь от такого смутилась, а Александр только усмехнулся и ничего не ответил. С субординацией у медиков всегда были проблемы, и он привык с этим мириться и не лезь в чужие дела, а по существу претензии… Женщине стоило бы радоваться, что она выжила и отделалась испугом, но та и сама это, кажется, понимала.
— Куда мы идём? — удивлённо спросила свидетельница, когда они прошли к лифту, и Александр нажал какую-то из верхних кнопок.
— Я говорил, ты побудешь в башне. Должны были подготовить комнату на жилом этаже. Этажом выше библиотека и столовая, на другие тебе лучше не ходить.
— Спасибо, но… зачем? — смешалась Мария. — Всё-таки я очень сомневаюсь, что целью всего этого была именно я. Неужели вы всерьёз так думаете?
— Мне так будет удобнее, — коротко ответил Великий инквизитор.
Удобство Марии, очевидно, не принималось в расчёт, но она только тяжело вздохнула. Спорить и чего-то требовать, давить на жалость и вспоминать заброшенную аптеку — всё это явно было бесполезно. Спасибо, что разрешают пользоваться библиотекой, планируют кормить и не обвиняют в связи с демонами!
— Здесь комната кастеляна башни, к нему со всеми бытовыми вопросами. Он о тебе предупреждён. Здесь твоя комната. На двери есть шпингалет, но снаружи она не закрывается — здесь не воруют. Напротив моя комната, слева — никого, справа живёт один из наставников. Он спокойный и дружелюбный человек, привык возиться с детьми, если что — не откажет в помощи и тебе. Отдыхай. Завтра днём отвезу тебя домой, поищешь визитку.
Комната оказалась, на удивление, даже меньше, чем прежняя, хотя Марии почему-то казалось, что в башне жильё должно быть просторнее. А с другой стороны, это ведь не жилой дом с удобствами, всё-таки — крепость…
Главное, душ был не один на этаж, общий, а пусть и маленький, но свой. Не ванна, как дома, но нежиться в горячей воде не самый подходящий момент: куда сильнее хотелось есть. Этим и стоило заняться, чем страдать о неопределённости собственного будущего.
Бумаги из бюро судебно-медицинской экспертизы нашлись на пустующем столе секретаря в небольшой каморке перед дверью в кабинет Великого инквизитора — одно из немногих помещений в башне, которое имело по-настоящему серьёзный замок и несколько более хитрых ступеней защиты. Здесь хранилось слишком много ценной информации, чтобы доверять её общей системе охраны. Однако заняться трупами сразу не вышло, рядом с папкой лежало ещё несколько писем и документов на подпись, так что пришлось отложить интересное ещё на час.
Интересное. Стоило признаться себе в этом мотиве, основном сейчас. Можно сколько угодно доказывать целесообразность, ссылаться на предчувствия и даже на предупреждение Иоанна, но вёл его именно личный интерес. Сложная проблема, интрига. Наверное, он просто устал от кабинетной работы, пусть и привык к ней — за несколько десятилетий попробуй не привыкнуть! Почему бы не развеяться?
И этот мотив был куда лучше другого, тоже приходившего на ум, признаться в котором он пока не был готов.
Мария. Светлая душа, привязавшая к себе зовом. К ней тянуло. Да, он встречал светлые души, в той же башне Веры они попадались нередко. Иоанн, несмотря на долгую сложную жизнь, тоже сумел пронести через неё и не растратить свет, за что заслуживал огромного уважения.
Но тянуло только к Марии. Потому что последний раз к нему взывали больше десяти лет назад, и за это время ощущения успели поблекнуть? Все ощущения, за годы канувшие в болото рутины, но сейчас разбуженные неожиданной встречей. Или дело в том, что Лебедь — молодая женщина, которая привлекала не только светом души? Или он до конца не верил в её невиновность, чувствовал в этом свете фальшивую ноту и хотел разобраться? Или — только придумывал по воле застарелой паранойи, а она в самом деле была чиста?..
Очень хотелось прикоснуться, чтобы убедиться. Не к женщине Марии — к свету внутри неё. Сжать огонёк в руке, словно пламя свечи, обжечься, но почувствовать его жар… Свет убивает тьму, но тьма всё равно тянется к свету.
Безумное желание, что и говорить. Глупые мысли.
Наверняка во всём виновато чувство новизны. Слишком закис он на кабинетной работе.
Александр видел один простой и надёжный способ избавиться от странных мыслей и желаний: решить проблему этой женщины, чтобы больше не беспокоиться о её судьбе и не иметь повода держать её рядом, и с миром отпустить домой. Конечно, если скинуть проблему на кого-то другого, она всё равно рано или поздно решится, но Александр в любом случае будет отвлекаться на неё и стараться держать на контроле.
Так что, кое-как раскидав текучку, он погрузился в изучение протоколов.
Стараниями полицейских неопознанным осталось всего одно тело: та самая женщина, рядом с которой нашлась сумка Марии Лебедь. Задуматься бы о подмене, но повезло, покойница оказалась раза в два старше. Всё же хотя бы эти сомнения следовало отбросить, алхимик была именно той, за кого себя выдавала.
Выходить из кабинета и спускаться за её сумкой в хранилище не хотелось, это вполне могло подождать до завтра, но полицейские изъяли уцелевшую документацию, среди которой и журнал гостиничной регистрации, и список бронирования столиков, и кое-что ещё интересное.
Вернулся в кабинет он через час и едва успел поставить увесистую коробку на стол, когда в дверь постучали. Дождавшись разрешения — в ордене прекрасно знали, как не любит Великий инквизитор несвоевременно вваливающихся посетителей, — на пороге появился Марк. Помощник был хмур и сосредоточен, а в правой сжимал некий завёрнутый в полотенце предмет, в котором несложно было угадать бутылку.
Под полным недоумения взглядом командира инквизитор молча развернул ткань, поставил ношу на стол, откупорил неглубоко заткнутую пробку.
— У тебя найдутся стаканы? — спросил, опершись ладонями о стол, словно стоять выходило с трудом. Александр подумал бы, что гость уже пьян, но от него пахло ладаном и горечью, а не спиртным.
— Что это значит? — нахмурился Великий инквизитор и не тронулся с места.
— Ладно. Можно и без стаканов… — вздохнул Марк и вместе с бутылкой расположился на стуле. — Преподобный Иоанн скончался полчаса назад. Прощание состоится завтра, церемонию проведёт Местоблюститель, которого назначат утром. Когда будет интронизация нового патриарха, пока неизвестно, но вряд ли станут затягивать. Это если по делу. А так… Просто хотелось помянуть старика. Он был хорошим человеком.
Александр хотел возразить, что Иоанн был не хорошим — святым, но промолчал. Боялся, что дрогнет голос, а показывать слабости он не привык. Достал новую сигарету, прикурил с третьей попытки, отметив, что пальцы мелко трясутся, но вряд ли на это успел обратить внимание собеседник.
— Ну так что, есть стаканы?
— Возьми там. Ты же знаешь, я не пью, — кивнул он в сторону.
На одном из сейфов стоял поднос с графином воды и несколькими стаканами. Прежде за его состоянием следил секретарь, а сейчас Александр не рискнул бы пить эту воду.
— Даже сейчас? — искоса глянул на него Марк, поднимаясь.
— Лучше свечку за упокой поставь, если хочешь его вспомнить.
— Успеется, — поморщился тот.
Некоторое время они молчали. Хозяин успел докурить сигарету и думать мог сейчас только об одном: взять следующую или нет?
Это было неизбежно. Он ждал этого со дня на день. Он успел проститься со старым священником. Но легче не становилось, было горько, тошно, кружилась голова, а внутри злобно клокотало.
Странно ненавидеть людей за то, что они смертны, но сейчас Александр был к этому близок. Умер не тот и не тогда, и это… бесило. Бесполезное, бесплодное чувство; как будто бывает иначе!
Великий инквизитор привык считать, что у него нет друзей. Что ж, теперь — точно нет, потому что Иоанн был последним из тех, с кем не зазорно поделиться самыми глубокими страхами и показать самую чёрную тьму, а в представлении Александра дружба измерялась именно так.
Марк, хотя и явился с бутылкой, и успел себе налить, тоже не спешил пить. Пригубил, сделав от силы пару глотков, и слепо пялился на коробку на столе командира.
— Зачем ты притащил ту ведьму на жилые этажи?
— Она не ведьма, а важный свидетель, — равнодушно отмахнулся Александр.
Ответить было несложно, примерно так он пытался объяснить себе этот поступок. Не получалось, но почему бы не попытаться убедить окружающих?
— Даже если не ведьма, всё равно. Свидетель чего она, что её надо так прятать? — усмехнулся Марк.
Не поверил, но Александру было плевать.
— Неважно. Или ты сомневаешься в моей способности провести расследование? — отразил он гримасу собеседника.
— Если выкроишь время, — тот пожал плечами. — Но всё же тебе не кажется странным её появление и твой интерес?
— Кажется, — не стал спорить Великий инквизитор. — Поэтому и хочу разобраться.
— Как считаешь нужным, — вздохнул Марк.
На некоторое время опять повисла тишина.
Александра тяготила она, тяготило присутствие подчинённого, тяготила новость, которую тот принёс. Но выгонять тоже не хотелось: Великий инквизитор плохо понимал, что будет делать в одиночестве. Впрочем, нет, дело было в другом: если Марк уйдёт, нужно будет сосредоточиться на деле, а перед глазами стояла полутёмная келья умирающего старика. Хотелось бы запомнить друга и боевого соратника — странно так называть светлейшего из людей, которых он знал, но ведь это правда, — другим, сильным и полным жизни, но в памяти навсегда отпечаталось измождённое лицо с печатью смерти на нём.
— Говорят, ты столкнулся в городе с демоном? — гостя молчание тоже заметно тяготило, да и пить вино одному без закуски не нравилось: он до сих пор не осушил даже те несколько глотков, которые плеснул в стакан.
— Вторичный прорыв. Редко, но случается, — пожал плечами Александр.
— Ты же понимаешь, что я не об этом, — поморщился Марк и уточнил осторожно: — Как ты? Без проблем?
— Как видишь, сижу и работаю, — он широко повёл рукой. — Логично, что всё прошло спокойно, верно? К тому же, это был слабый низший.
— И всё же, может, тебе не стоит заниматься этим делом?
— Хочешь предложить мне пройти проверку? — равнодушно вздёрнул брови Александр. — Скажи, когда.
— Нет, что ты! — поморщился тот. — Я давно тебя знаю и помню, из-за чего ты перешёл на бумажную работу. Не хотелось бы…
— Я перешёл на бумажную работу, потому что её не выходит совмещать с патрулированием и даже более-менее регулярной следственной деятельностью, — раздражённо перебил его Великий инквизитор. — Если у тебя есть какие-то опасения — собери старших братьев и озвучь им.
— Не заводись, я пришёл не ругаться! — Марк примирительно поднял ладони. — Осталось совсем немного тех, кто в ордене с самого начала, а я с возрастом становлюсь сентиментальным, — горько усмехнулся он. — Чем длиннее путь прошёл с человеком, тем страшнее его потерять.
— Извини, — через мгновение всё-таки сказал Александр то, что должен был. — Ты прав. Тяжело терять тех, с кем прошёл такой длинный путь. Всё под контролем и я в порядке. Правда.
Он даже сумел усмехнуться. Вряд ли получилось весело, но помощник удовлетворился попыткой и вскоре ушёл, как будто успокоившись на его счёт, а Александр вновь потянулся за сигаретами.
Ни черта не было в порядке, и если бы Марк настоял на проверке, вряд ли Великий инквизитор бы её прошёл. Хорошо, что он не стал.
А может, плохо? Немного терпения, и всё бы закончилось. Совсем — всё. Перестать быть — это порой звучало очень заманчиво. Останавливала не греховность самоубийства, плевать он хотел на подобное: даже если существовали Рай и Ад, то инквизиторам туда путь заказан. Останавливала ответственность. Никак не получалось найти того, кому он мог бы всё это доверить. Наверное, так сказывалось глубинное нежелание умирать, инстинкт, заставлявший цепляться за что угодно под любым предлогом. Да и трусость это. Бегство. А он не привык отступать.
Инквизиторы не всегда погибали в боях.
Палачами становились те, кто гас. Первое время, пока не привык, очень странно было смотреть на таких, и долго не выходило понять, что произошло с человеком, который вот вроде бы жил — а вот уже существует. Понять так и не вышло, но алхимики называли состояние «утратой огня» — побуждающего, активного, движущего начала. Оставалась оболочка, наделённая памятью и привычками, но не имеющая желаний. Сила тоже сохранялась, но способности видеть в людях свет и тьму большинство лишалось. Существовали они в этом состоянии по-разному: некоторые быстро угасали, утрачивая даже привычку к жизни, другие — тянули год за годом. Со стороны выглядело пугающе, но они не страдали, теряя эту способность вместе с остальными.
Других убивал сам орден. Тех, кто срывался, не выдерживал необходимости постоянного жёсткого самоконтроля и становился опасен для окружающих. Кто поддавался соблазнам и нарушал приносимую на посвящении клятву. Срыв никогда не случался внезапно, но заметить признаки в измотанных братьях или тех, кто не желал быть раскрытым, не всегда удавалось. Если получалось избежать самых плохих сценариев, их снимали с полевой работы и пристраивали к другому полезному делу, обычно внутри Башни. Если не получалось…
К сожалению, процедура проверки была слишком вредна и болезненна, чтобы проводить её регулярно. Совместно с врачами и алхимиками определили примерный минимальный срок: не чаще раза в год.
Великого инквизитора не проверяли ни разу. Сама мысль об этом казалась большинству братьев кощунственной, его фигура — человека, который создал Инквизицию, — была для них важным и весомым символом. Его мало кто воспринимал как человека с недостатками и слабостями — даже из тех, кто регулярно с ним общался. Не разделяли наивного восторга учеников и новичков, но невольно отделяли его от остальных. Это чувствовалось.
Александр же не сомневался: он провалится. Но переубеждать кого-то не спешил.
Зато проверять других ему приходилось часто, и завтра предстояло сделать это ещё раз. Это отдавало лицемерием, но на такую сделку с собой Великий инквизитор шёл спокойно. Одно дело, если ты не способен сдержаться и контролировать себя в бою, это опасно в первую очередь для самого инквизитора, в меньшей — для его боевых товарищей, но и только, с этим можно жить и приносить пользу. А вот если перестаёшь различать свет и тьму — намеренно или непроизвольно, — это куда страшнее, и допускать подобное Александр не собирался.
Но всё это завтра, а сегодня оставалось время поработать с материалами дела. Замешана в чём-то Мария, использовали её втёмную или вообще всё вышло случайно — неважно, стоило в этом разобраться. Потому что это часть работы Инквизиции. Точка. Именно этим мотивом он руководствуется. А зов, свет чужой души и любой другой интерес к алхимику Лебедь — несущественные детали, которые можно отбросить, потому что они никак не влияют на необходимость расследования.
В столовую Мария шла с опаской.
Прода от 21.12.2023, 21:08
К тому моменту, когда он закончил разговоры, врач не только промыл и зашил Марии порез на руке, но обработал остальные синяки и ссадины, и даже ворчливо выговорил вернувшемуся Великому инквизитору за недостойное обхождение с женщиной. Лебедь от такого смутилась, а Александр только усмехнулся и ничего не ответил. С субординацией у медиков всегда были проблемы, и он привык с этим мириться и не лезь в чужие дела, а по существу претензии… Женщине стоило бы радоваться, что она выжила и отделалась испугом, но та и сама это, кажется, понимала.
— Куда мы идём? — удивлённо спросила свидетельница, когда они прошли к лифту, и Александр нажал какую-то из верхних кнопок.
— Я говорил, ты побудешь в башне. Должны были подготовить комнату на жилом этаже. Этажом выше библиотека и столовая, на другие тебе лучше не ходить.
— Спасибо, но… зачем? — смешалась Мария. — Всё-таки я очень сомневаюсь, что целью всего этого была именно я. Неужели вы всерьёз так думаете?
— Мне так будет удобнее, — коротко ответил Великий инквизитор.
Удобство Марии, очевидно, не принималось в расчёт, но она только тяжело вздохнула. Спорить и чего-то требовать, давить на жалость и вспоминать заброшенную аптеку — всё это явно было бесполезно. Спасибо, что разрешают пользоваться библиотекой, планируют кормить и не обвиняют в связи с демонами!
— Здесь комната кастеляна башни, к нему со всеми бытовыми вопросами. Он о тебе предупреждён. Здесь твоя комната. На двери есть шпингалет, но снаружи она не закрывается — здесь не воруют. Напротив моя комната, слева — никого, справа живёт один из наставников. Он спокойный и дружелюбный человек, привык возиться с детьми, если что — не откажет в помощи и тебе. Отдыхай. Завтра днём отвезу тебя домой, поищешь визитку.
Комната оказалась, на удивление, даже меньше, чем прежняя, хотя Марии почему-то казалось, что в башне жильё должно быть просторнее. А с другой стороны, это ведь не жилой дом с удобствами, всё-таки — крепость…
Главное, душ был не один на этаж, общий, а пусть и маленький, но свой. Не ванна, как дома, но нежиться в горячей воде не самый подходящий момент: куда сильнее хотелось есть. Этим и стоило заняться, чем страдать о неопределённости собственного будущего.
***
Бумаги из бюро судебно-медицинской экспертизы нашлись на пустующем столе секретаря в небольшой каморке перед дверью в кабинет Великого инквизитора — одно из немногих помещений в башне, которое имело по-настоящему серьёзный замок и несколько более хитрых ступеней защиты. Здесь хранилось слишком много ценной информации, чтобы доверять её общей системе охраны. Однако заняться трупами сразу не вышло, рядом с папкой лежало ещё несколько писем и документов на подпись, так что пришлось отложить интересное ещё на час.
Интересное. Стоило признаться себе в этом мотиве, основном сейчас. Можно сколько угодно доказывать целесообразность, ссылаться на предчувствия и даже на предупреждение Иоанна, но вёл его именно личный интерес. Сложная проблема, интрига. Наверное, он просто устал от кабинетной работы, пусть и привык к ней — за несколько десятилетий попробуй не привыкнуть! Почему бы не развеяться?
И этот мотив был куда лучше другого, тоже приходившего на ум, признаться в котором он пока не был готов.
Мария. Светлая душа, привязавшая к себе зовом. К ней тянуло. Да, он встречал светлые души, в той же башне Веры они попадались нередко. Иоанн, несмотря на долгую сложную жизнь, тоже сумел пронести через неё и не растратить свет, за что заслуживал огромного уважения.
Но тянуло только к Марии. Потому что последний раз к нему взывали больше десяти лет назад, и за это время ощущения успели поблекнуть? Все ощущения, за годы канувшие в болото рутины, но сейчас разбуженные неожиданной встречей. Или дело в том, что Лебедь — молодая женщина, которая привлекала не только светом души? Или он до конца не верил в её невиновность, чувствовал в этом свете фальшивую ноту и хотел разобраться? Или — только придумывал по воле застарелой паранойи, а она в самом деле была чиста?..
Очень хотелось прикоснуться, чтобы убедиться. Не к женщине Марии — к свету внутри неё. Сжать огонёк в руке, словно пламя свечи, обжечься, но почувствовать его жар… Свет убивает тьму, но тьма всё равно тянется к свету.
Безумное желание, что и говорить. Глупые мысли.
Наверняка во всём виновато чувство новизны. Слишком закис он на кабинетной работе.
Александр видел один простой и надёжный способ избавиться от странных мыслей и желаний: решить проблему этой женщины, чтобы больше не беспокоиться о её судьбе и не иметь повода держать её рядом, и с миром отпустить домой. Конечно, если скинуть проблему на кого-то другого, она всё равно рано или поздно решится, но Александр в любом случае будет отвлекаться на неё и стараться держать на контроле.
Так что, кое-как раскидав текучку, он погрузился в изучение протоколов.
Стараниями полицейских неопознанным осталось всего одно тело: та самая женщина, рядом с которой нашлась сумка Марии Лебедь. Задуматься бы о подмене, но повезло, покойница оказалась раза в два старше. Всё же хотя бы эти сомнения следовало отбросить, алхимик была именно той, за кого себя выдавала.
Выходить из кабинета и спускаться за её сумкой в хранилище не хотелось, это вполне могло подождать до завтра, но полицейские изъяли уцелевшую документацию, среди которой и журнал гостиничной регистрации, и список бронирования столиков, и кое-что ещё интересное.
Вернулся в кабинет он через час и едва успел поставить увесистую коробку на стол, когда в дверь постучали. Дождавшись разрешения — в ордене прекрасно знали, как не любит Великий инквизитор несвоевременно вваливающихся посетителей, — на пороге появился Марк. Помощник был хмур и сосредоточен, а в правой сжимал некий завёрнутый в полотенце предмет, в котором несложно было угадать бутылку.
Под полным недоумения взглядом командира инквизитор молча развернул ткань, поставил ношу на стол, откупорил неглубоко заткнутую пробку.
— У тебя найдутся стаканы? — спросил, опершись ладонями о стол, словно стоять выходило с трудом. Александр подумал бы, что гость уже пьян, но от него пахло ладаном и горечью, а не спиртным.
— Что это значит? — нахмурился Великий инквизитор и не тронулся с места.
— Ладно. Можно и без стаканов… — вздохнул Марк и вместе с бутылкой расположился на стуле. — Преподобный Иоанн скончался полчаса назад. Прощание состоится завтра, церемонию проведёт Местоблюститель, которого назначат утром. Когда будет интронизация нового патриарха, пока неизвестно, но вряд ли станут затягивать. Это если по делу. А так… Просто хотелось помянуть старика. Он был хорошим человеком.
Александр хотел возразить, что Иоанн был не хорошим — святым, но промолчал. Боялся, что дрогнет голос, а показывать слабости он не привык. Достал новую сигарету, прикурил с третьей попытки, отметив, что пальцы мелко трясутся, но вряд ли на это успел обратить внимание собеседник.
— Ну так что, есть стаканы?
— Возьми там. Ты же знаешь, я не пью, — кивнул он в сторону.
На одном из сейфов стоял поднос с графином воды и несколькими стаканами. Прежде за его состоянием следил секретарь, а сейчас Александр не рискнул бы пить эту воду.
— Даже сейчас? — искоса глянул на него Марк, поднимаясь.
— Лучше свечку за упокой поставь, если хочешь его вспомнить.
— Успеется, — поморщился тот.
Прода от 25.12.2023, 21:26
Некоторое время они молчали. Хозяин успел докурить сигарету и думать мог сейчас только об одном: взять следующую или нет?
Это было неизбежно. Он ждал этого со дня на день. Он успел проститься со старым священником. Но легче не становилось, было горько, тошно, кружилась голова, а внутри злобно клокотало.
Странно ненавидеть людей за то, что они смертны, но сейчас Александр был к этому близок. Умер не тот и не тогда, и это… бесило. Бесполезное, бесплодное чувство; как будто бывает иначе!
Великий инквизитор привык считать, что у него нет друзей. Что ж, теперь — точно нет, потому что Иоанн был последним из тех, с кем не зазорно поделиться самыми глубокими страхами и показать самую чёрную тьму, а в представлении Александра дружба измерялась именно так.
Марк, хотя и явился с бутылкой, и успел себе налить, тоже не спешил пить. Пригубил, сделав от силы пару глотков, и слепо пялился на коробку на столе командира.
— Зачем ты притащил ту ведьму на жилые этажи?
— Она не ведьма, а важный свидетель, — равнодушно отмахнулся Александр.
Ответить было несложно, примерно так он пытался объяснить себе этот поступок. Не получалось, но почему бы не попытаться убедить окружающих?
— Даже если не ведьма, всё равно. Свидетель чего она, что её надо так прятать? — усмехнулся Марк.
Не поверил, но Александру было плевать.
— Неважно. Или ты сомневаешься в моей способности провести расследование? — отразил он гримасу собеседника.
— Если выкроишь время, — тот пожал плечами. — Но всё же тебе не кажется странным её появление и твой интерес?
— Кажется, — не стал спорить Великий инквизитор. — Поэтому и хочу разобраться.
— Как считаешь нужным, — вздохнул Марк.
На некоторое время опять повисла тишина.
Александра тяготила она, тяготило присутствие подчинённого, тяготила новость, которую тот принёс. Но выгонять тоже не хотелось: Великий инквизитор плохо понимал, что будет делать в одиночестве. Впрочем, нет, дело было в другом: если Марк уйдёт, нужно будет сосредоточиться на деле, а перед глазами стояла полутёмная келья умирающего старика. Хотелось бы запомнить друга и боевого соратника — странно так называть светлейшего из людей, которых он знал, но ведь это правда, — другим, сильным и полным жизни, но в памяти навсегда отпечаталось измождённое лицо с печатью смерти на нём.
— Говорят, ты столкнулся в городе с демоном? — гостя молчание тоже заметно тяготило, да и пить вино одному без закуски не нравилось: он до сих пор не осушил даже те несколько глотков, которые плеснул в стакан.
— Вторичный прорыв. Редко, но случается, — пожал плечами Александр.
— Ты же понимаешь, что я не об этом, — поморщился Марк и уточнил осторожно: — Как ты? Без проблем?
— Как видишь, сижу и работаю, — он широко повёл рукой. — Логично, что всё прошло спокойно, верно? К тому же, это был слабый низший.
— И всё же, может, тебе не стоит заниматься этим делом?
— Хочешь предложить мне пройти проверку? — равнодушно вздёрнул брови Александр. — Скажи, когда.
— Нет, что ты! — поморщился тот. — Я давно тебя знаю и помню, из-за чего ты перешёл на бумажную работу. Не хотелось бы…
— Я перешёл на бумажную работу, потому что её не выходит совмещать с патрулированием и даже более-менее регулярной следственной деятельностью, — раздражённо перебил его Великий инквизитор. — Если у тебя есть какие-то опасения — собери старших братьев и озвучь им.
— Не заводись, я пришёл не ругаться! — Марк примирительно поднял ладони. — Осталось совсем немного тех, кто в ордене с самого начала, а я с возрастом становлюсь сентиментальным, — горько усмехнулся он. — Чем длиннее путь прошёл с человеком, тем страшнее его потерять.
— Извини, — через мгновение всё-таки сказал Александр то, что должен был. — Ты прав. Тяжело терять тех, с кем прошёл такой длинный путь. Всё под контролем и я в порядке. Правда.
Он даже сумел усмехнуться. Вряд ли получилось весело, но помощник удовлетворился попыткой и вскоре ушёл, как будто успокоившись на его счёт, а Александр вновь потянулся за сигаретами.
Ни черта не было в порядке, и если бы Марк настоял на проверке, вряд ли Великий инквизитор бы её прошёл. Хорошо, что он не стал.
А может, плохо? Немного терпения, и всё бы закончилось. Совсем — всё. Перестать быть — это порой звучало очень заманчиво. Останавливала не греховность самоубийства, плевать он хотел на подобное: даже если существовали Рай и Ад, то инквизиторам туда путь заказан. Останавливала ответственность. Никак не получалось найти того, кому он мог бы всё это доверить. Наверное, так сказывалось глубинное нежелание умирать, инстинкт, заставлявший цепляться за что угодно под любым предлогом. Да и трусость это. Бегство. А он не привык отступать.
Инквизиторы не всегда погибали в боях.
Палачами становились те, кто гас. Первое время, пока не привык, очень странно было смотреть на таких, и долго не выходило понять, что произошло с человеком, который вот вроде бы жил — а вот уже существует. Понять так и не вышло, но алхимики называли состояние «утратой огня» — побуждающего, активного, движущего начала. Оставалась оболочка, наделённая памятью и привычками, но не имеющая желаний. Сила тоже сохранялась, но способности видеть в людях свет и тьму большинство лишалось. Существовали они в этом состоянии по-разному: некоторые быстро угасали, утрачивая даже привычку к жизни, другие — тянули год за годом. Со стороны выглядело пугающе, но они не страдали, теряя эту способность вместе с остальными.
Других убивал сам орден. Тех, кто срывался, не выдерживал необходимости постоянного жёсткого самоконтроля и становился опасен для окружающих. Кто поддавался соблазнам и нарушал приносимую на посвящении клятву. Срыв никогда не случался внезапно, но заметить признаки в измотанных братьях или тех, кто не желал быть раскрытым, не всегда удавалось. Если получалось избежать самых плохих сценариев, их снимали с полевой работы и пристраивали к другому полезному делу, обычно внутри Башни. Если не получалось…
К сожалению, процедура проверки была слишком вредна и болезненна, чтобы проводить её регулярно. Совместно с врачами и алхимиками определили примерный минимальный срок: не чаще раза в год.
Великого инквизитора не проверяли ни разу. Сама мысль об этом казалась большинству братьев кощунственной, его фигура — человека, который создал Инквизицию, — была для них важным и весомым символом. Его мало кто воспринимал как человека с недостатками и слабостями — даже из тех, кто регулярно с ним общался. Не разделяли наивного восторга учеников и новичков, но невольно отделяли его от остальных. Это чувствовалось.
Александр же не сомневался: он провалится. Но переубеждать кого-то не спешил.
Зато проверять других ему приходилось часто, и завтра предстояло сделать это ещё раз. Это отдавало лицемерием, но на такую сделку с собой Великий инквизитор шёл спокойно. Одно дело, если ты не способен сдержаться и контролировать себя в бою, это опасно в первую очередь для самого инквизитора, в меньшей — для его боевых товарищей, но и только, с этим можно жить и приносить пользу. А вот если перестаёшь различать свет и тьму — намеренно или непроизвольно, — это куда страшнее, и допускать подобное Александр не собирался.
Но всё это завтра, а сегодня оставалось время поработать с материалами дела. Замешана в чём-то Мария, использовали её втёмную или вообще всё вышло случайно — неважно, стоило в этом разобраться. Потому что это часть работы Инквизиции. Точка. Именно этим мотивом он руководствуется. А зов, свет чужой души и любой другой интерес к алхимику Лебедь — несущественные детали, которые можно отбросить, потому что они никак не влияют на необходимость расследования.
Прода от 26.12.2023, 21:43
В столовую Мария шла с опаской.
