Просто так, из зависти и общей природной вредности. Но я сдержалась и даже не стала спрашивать, кто и когда обидел его самого — и без того голова гудела. — Но я предлагаю вернуться к более насущным вопросам, мы же так и не обсудили оплату. Сколько? Я не буду торговаться, — качнул головой он.
Вот как. Никакие правила, писаные и неписаные, не запрещают мне сейчас содрать с него три шкуры. И любой юрист, и любой собрат по гильдии скажет, что я права.
Но северянин явно очень хорошо разбирается в людях. Получалось, что он вроде как первый доверился мне, положившись на волю мастера, а дальнейшее — полностью мой выбор. Сознательно завышу цену — сознательно предам. Вот же отрыжка Белого!
А впрочем, почему бы не ответить ему тем же?
— Сто тиглей11 задатка, — стараясь, чтобы улыбка не превратилась в оскал, сообщила я. — Этого как раз хватит на все материалы, включая наборную рукоять с инкрустацией, и останется мелочь на непредвиденные расходы. А работу ты оценишь по своему усмотрению, когда получишь.
И плевать, даже если он мне потёртого щита12 не даст: я получу удовольствие от работы и бесценный опыт. Глядишь, с такой вещью в послужном списке смогу, наконец, претендовать на медный знак. Тут тебе и плетения без Клейма, и сложная тонкая работа с металлом, и почти ювелирная рукоять. А если ещё по лезвиям отчеканить или протравить какой-нибудь узор, так вообще никто не придерётся!
Заказчик неопределённо хмыкнул, но кивнул, принимая предложенные условия. И непонятно, удалось ли загнать его в его собственную ловушку, или он заранее предугадал мой ответ.
— Наличными или подойдёт вексель?
— Лучше наличными. — Я качнула головой. С купцами желательно расплачиваться звонкой монетой, а тащиться в банк и самой снимать деньги не хотелось.
— Что ж, тогда я зайду вечером. После заката, — с хищной ленцой улыбнулся он, как упырь, назначающий жертве свидание.
Распрощавшись, я ушла, всю дорогу до дверей заведения чувствуя на себе пристальный немигающий взгляд. Только на пороге сообразила, что не расплатилась за незаметно уничтоженный за разговором завтрак, но вернуться было выше моих сил. Расплатится, никуда не денется. А откажется платить — Ла'Марташ прекрасно меня знает, ничуть не обидится и пришлёт этот счёт в лавку.
Домой я почти бежала, не глядя под ноги, и внутри, глухо ворча, ворочалась ярость. Я чувствовала себя дичью, которую загоняет опытный охотник. Слабой, обречённой, беспомощной и не способной ничего ему противопоставить.
Нет, не охотник. Зверолов. Который поймает, не повредив шкуры, заставит привыкнуть к себе, усыпит бдительность, завладеет доверием и вниманием, а потом станет незаменим. Заставит забыть свободу, забыть всё, забыть себя. Приручит.
Для зверя нашёлся хозяин. Зверь был в ярости, но выбора ему не оставили. Спасение одно — бежать, бежать без оглядки, далеко-далеко, на юг, на запад, на восток к Серым в лапы. Но я точно знала, что выходом этим не воспользуюсь: зверь не может оставить свою нору и свою семью.
А самое страшное, злость шла от разума, а внутри, в душе эта мысль почему-то не вызывала отторжения, напротив, казалась правильной и естественной.
Я уже почти хотела быть приручённой и ненавидела себя за это.
Влетев в полутёмную лавку, я замерла посреди помещения, отсутствующим взглядом окинула смертоносный металл, хищно поблёскивающий в отсветах защитного заклинания. Потом со сдавленным не то рыком, не то всхлипом метнулась к ближайшей стене, изо всех сил ударяя кулаками бездушный камень в попытке болью физической заглушить боль внутреннюю. Раз, другой, почти ничего не чувствуя. Потом обессиленно прижалась горящим лбом к холодной шершавой поверхности, глотая бессильные злые слёзы и тихо поскуливая на одной ноте.
Сквозь угар бешенства начала проступать боль, пульсирующая в кистях рук и эхом прокатывающаяся до плеч. Я в последний раз шумно вздохнула, сжимая и разжимая кулаки. Шмыгнула носом, локтем утёрла лицо и поднесла к глазам растопыренные пятерни, пытаясь в слабом свете оценить ущерб. Кроме тёмных пятен увидеть ничего не получилось, пришлось идти к стойке и разглядывать самострел уже под бесстрастным холодным бестеневым светом.
Зрелище оказалось… жалкое. Содранная на костяшках кожа свисала лохмотьями, обрамлённая синяками, наливающимися буквально на глазах. Я досадливо поморщилась, сетуя на свою несдержанность. Тоже мне, нашла, на чём злость вымещать, стена ей помешала! А вот поставить бы к этой стене ту белёсую харю, и что-то сомнительно, что рука бы поднялась. Не укусит собака руку хозяина, даже если он ударит…
Я горько усмехнулась и побрела в ванную. Понятно, от Лара я ничего не скрою, придётся объясняться, но хоть кровь смою. И боль холодная вода притупит. И забинтовать всё это не мешало бы. И, конечно, наложить волшебную мазь Пограничного.
Некоторое время спустя я всё-таки добралась до гостиной. За столом уже почти привычно шушукались Ларшакэн с ужастиком, Каны же в обозримом пространстве не наблюдалось: видимо, пока я плескалась и оказывала себе первую помощь, она ушла в лавку.
— Привет честной компании, — преувеличенно бодро поздоровалась с ними. Лар окинул меня взглядом, выразительно мазнул по рукам и пристально уставился в глаза. Я тут же отвела взгляд, не пытаясь бороться с ним в этом безмолвном противостоянии, и виновато закусила губу.
— И тебе не хворать, — как ни в чём не бывало ответил гигант. — Я уже начал беспокоиться, не пора ли тебя искать. Ты куда ходила?
— С заказчиком поговорить, — пробормотала в ответ, стоя на пороге.
— Поговорила? — с таким ехидством поинтересовался он, поднимаясь с места, что я вспыхнула от смущения.
— Это… не то, что ты подумал.
— Вечером обсудим, — бросил мужчина, подходя ко мне в упор и аккуратно отодвигая от дверного проёма. — Завтракай и спускайся, я пойду кузню готовить.
Я вздохнула и кивнула. Когда Лар вышел, чувство вины несколько поутихло, я наконец вспомнила, кто в доме хозяин (по крайней мере, юридически) и, расправив плечи, прошла к своему стулу.
— Ойша, — тихо позвал меня Грай, внимательно разглядывая. Я подняла на него взгляд, вопросительно изогнула бровь. Лоб мужчины опять рассекала хмурая складка, делая старше.
— Ммм?
— Что с тобой?
— Это? — я взмахнула руками. — Да, ерунда, случайно получилось.
— Нет, я не про это, — качнул головой ужастик. — Что с тобой происходит? Вчера, когда ты сюда влетела с оружием, вся в крови, я сначала ничего не понял. Только когда Лар тебя скрутил, до меня дошло, что ты всерьёз собралась меня убить. У тебя глаза были мёртвые, как у бешеного зверя.
— Извини, я погорячилась, — виновато поморщилась я. — Уж очень меня разозлила эта сволочь...
— Вот я как раз про эту злость. Что с тобой происходит?
Я устало прикрыла глаза, откинулась на спинку стула.
— Откуда ж вы взялись на мою голову оптом? — пробормотала себе под нос. — Один — уже слишком, а двое… Грай, давай я загадаю тебе загадку, и ты сам подумаешь? — я с надеждой воззрилась на ужастика. Он помрачнел ещё больше, но всё-таки медленно кивнул. — Что в Приграничье могло сроднить молодого отца-одиночку и старшину Пограничной стражи? После чего второй ушёл в отставку, не достигнув и тридцати лет, а первый в сорок пять сгорел как спичка и выглядел при этом на все семьдесят.
— Серые? — вскинул бровь Тагренай.
— Направление верное, осталось полистать литературу, — усмехнулась я. В почти чёрных глазах мелькнул охотничий азарт, и Грай медленно кивнул. Не снимая с лица усмешки, я молча вышла, забыв, зачем вообще заходила.
Но настроение начало выправляться, забрезжила призрачная надежда на избавление. Грай явно азартный и увлекающийся человек, любящий загадки, как и все маги. Может, если подкинуть ему несколько интересных фактов, превратиться из интересной девушки в интересную проблему, он перестанет так на меня смотреть? И меня наконец перестанут преследовать воспоминания о том поцелуе.
Если и это не поможет, надо столкнуть обоих охотников лбами до того, как туша начнёт остывать. И пока они будут бодаться, выясняя, чей выстрел первый, можно под шумок улизнуть.
А там, глядишь, поубивают друг друга со злости!
Весь день я провела в кузне, успокаивая себя любимой работой, погружённая в некий транс без мыслей. Зарядить Персты я вчера не успела, и после окончания работы по дну ларца немым укором перекатывалась последняя серебристая палочка.
— М-да, — прокомментировала я, утирая какой-то грязной тряпкой лоб, пот с которого струился ручьём и норовил залить глаза. — Сейчас точно ими займусь. Только бы ничего больше не случилось!
— Кстати, о событиях, — подал голос Лар, уже утихомиривший агния. Сегодня дух вёл себя на удивление покладисто: видимо, устал. — Что с твоими руками?
С таким трудом обретённое душевное равновесие оказалось разнесено в клочья одним вопросом. Я недовольно скривилась.
— Да так, нервы.
— Кого? — требовательно уточнил он, нависая надо мной всей массой.
— Никого. Я об стену, — мрачно созналась я. — Не бойся, здесь, в лавке. Никто не видел, ни к кому моя кровь не попадёт, меня не проклянут и ничего через неё не наведут.
— Уже хорошо, — кивнул Лар, присаживаясь на один из стульев и приглашая меня сделать то же. — И что довело тебя до такой жизни?
— А что они лезут не в своё дело? — бессильно огрызнулась я. — Таллий и Грай, — пояснила я, опережая следующий вопрос.
— Так, Грай — это я понял. А вот первого имени не слыхал, — сказал Ларшакэн, с подозрением меня разглядывая.
— Заказчик. Притащился вчера северянин на мою голову, — принялась я каяться.
Давно уже выучила: скрывать что-то от Лара не то чтобы бесполезно, но очень глупо. Хорошо, если не получится, а вот когда один раз получилось, последствия получились очень неприятные. Матёрый Пограничный обладает чутьём старого волка и огромным опытом. Не говоря уж о том, что ему достаточно рявкнуть на меня, чтобы вправить на место в очередной раз заклинившие мозги.
— Классический северянин, в шубе, сделал уникальный заказ на сложный клинок без Клейма. Я вчера не согласилась сразу, попросила отсрочку до утра. А утром сходила в проклятый трактир у ратуши: северянин там остановился, то есть в гостинице при трактире. Бледнорожий обнаружился там, где обещался быть, и про клинок всё честно рассказал, — я запнулась, пытаясь внятно сформулировать, что именно меня разозлило, не срываясь на бессмысленное рычание.
— И? Ты поэтому так озверела? — хмыкнул собеседник.
— Нет, погоди. Сейчас попробую объяснить, — я вновь замялась и рассеянно потёрла ладонью лоб в попытке простимулировать содержимое черепной коробки. Утренние ощущения уже смазались, оставив только общее недовольство, и их остатки никак не хотели воплощаться в слова. — Он… очень странно со мной разговаривал.
— Обидел? — насторожился Лар.
— Нет, как раз наоборот, — медленно качнула головой в ответ. — Проявлял участие. Говорил хорошие слова. Очень хотел встретиться на узкой дорожке с теми, кто… как же он сказал? В общем, с теми, кто научил меня ненавидеть и благодаря кому я такая недоверчивая. И он был честен. Кажется, будто хотел приласкать. Знаешь, как к незнакомой собаке с открытыми ладонями подходят — мол, я чист, не желаю зла. Хотел меня приручить. Узнать. П-почесать за ухом. — Я обхватила себя ладонями за плечи, инстинктивно пытаясь сжаться и стать как можно меньше, незаметнее. Смотреть на молчащего Лара не могла, вместо этого разглядывала жилище агния и кривила губы, пытаясь гримасой сдержать слёзы. — И мне пришлось бороться с собой, чтобы… не дать ему лапу по первому требованию.
— Прекрати! — тихо, сквозь зубы процедил Лар, хлопнув ладонью по колену. Я вздрогнула и ещё больше сжалась. — Что за упрямая девица! Одна встреча, и стольких лет методичной работы как не было!
— Прости, — всхлипнула я.
— Да ты тут при чём? — раздосадованно вздохнул мужчина, беря себя в руки, и позвал: — Иди сюда.
Я послушно шмыгнула к нему, устроилась на коленке и доверчиво прижалась. Лар обнял меня одной лапищей, второй принялся осторожно гладить по голове, и я почувствовала, что страх отпускает.
— Хочется мне посмотреть на этого северянина, — проворчал Пограничный. — Эх, ребёнок! Третий десяток уже, а всё никак не поумнеешь! Ну выкинь ты эти мысли из головы, откуда они только взялись! Ты — человек, понимаешь? И окружающие видят в тебе человека, нет в тебе ничего другого. Симпатичная молодая девчонка, вот на тебя мужики и поглядывают с интересом. Я тебе со всей ответственностью заявляю, что им тебя не почесать за ухом хочется, а за совсем другие места подержаться! И совсем даже не с приручательной целью, а сугубо для собственного удовольствия!
— А что они тогда в моё прошлое лезут? — смущённо пробурчала я, чувствуя себя донельзя глупо.
Нормальные человеческие чувства — те, которые возникают между мужчиной и женщиной — с момента взросления вызывали у меня странную реакцию. Я знала, как должно быть, догадывалась, почему у меня не так, даже вполне осознавала, насколько глупо себя веду. Но осознавала вот так, сидя рядом с Ларом и глядя на всё со стороны, а стоило очутиться с этими эмоциями один на один, и опять не получалось рассматривать мужчин как представителей того же вида.
Вот кто бы ещё объяснил, почему потрясение детства сказалось на моей психике именно так, и посоветовал, как с этим бороться?
Несмотря на все собственные странности и проблемы, очень хотелось узнать, каково это? Что такое — нормальные человеческие чувства? Дружбу я знала, родственную привязанность — знала, пожалуй, лучше многих. Но что такое любовь? Какая она на вкус, цвет и запах? И рядом с Ларом я даже всерьёз задумывалась, что, наверное, могла бы когда-нибудь встретить такого человека, который бы это объяснил, показал на примере. Верила в это. Хотела этого. Но не ходить же на свидания за ручку с отставным Пограничным!
— Потому что заступиться за даму и поддержать её морально — верный способ подобраться поближе, — весело фыркнул Лар. — В перспективе — затащить в постель. Или вообще окольцевать.
— Да глупый это разговор, — я вздохнула ему в плечо. — Кому я в жёны нужна? Порченая…
— И слово это из тебя вытряхнуть бы, — недовольно отмахнулся он. Несколько секунд помолчал, потом продолжил: — А Грай что?
— Да тем же интересовался. Сказал, на бешеную я вчера походила и предлагал помощь.
— Ну я же говорю, нравишься, — со смешком сообщил Ларшакэн. — И в его случае я могу судить не только по косвенным признакам, а ещё и по личным наблюдениям. Он от твоей попы взгляд отвести не может!
— Он не знает, потому и нравлюсь, — отмахнулась я, не удержавшись от хихиканья. Обожаю его прямолинейность!
— Ладно, а следователь наш? Что, и возразить нечего? — поддел мужчина. — Свой? Свой. Как облупленную тебя знает? Знает. И всё равно с радостью в храм бы повёл, не говоря уже обо всём остальном.
— Он… — я запнулась.
— Да ладно, знаю я, что ты мне возразить хочешь, и даже понимаю, почему ты его отталкиваешь. Наверное, действительно сложно довериться и подпустить близко человека, который уже видел тебя в самом неприглядном свете. Я про него для примера сказал, чтоб не пряталась за «не знает» и «не понимает». Уж тот всё отлично понимает, и ничего, ему это не мешает смотреть на тебя как кот на миску сметаны!
Вот как. Никакие правила, писаные и неписаные, не запрещают мне сейчас содрать с него три шкуры. И любой юрист, и любой собрат по гильдии скажет, что я права.
Но северянин явно очень хорошо разбирается в людях. Получалось, что он вроде как первый доверился мне, положившись на волю мастера, а дальнейшее — полностью мой выбор. Сознательно завышу цену — сознательно предам. Вот же отрыжка Белого!
А впрочем, почему бы не ответить ему тем же?
— Сто тиглей11 задатка, — стараясь, чтобы улыбка не превратилась в оскал, сообщила я. — Этого как раз хватит на все материалы, включая наборную рукоять с инкрустацией, и останется мелочь на непредвиденные расходы. А работу ты оценишь по своему усмотрению, когда получишь.
И плевать, даже если он мне потёртого щита12 не даст: я получу удовольствие от работы и бесценный опыт. Глядишь, с такой вещью в послужном списке смогу, наконец, претендовать на медный знак. Тут тебе и плетения без Клейма, и сложная тонкая работа с металлом, и почти ювелирная рукоять. А если ещё по лезвиям отчеканить или протравить какой-нибудь узор, так вообще никто не придерётся!
Заказчик неопределённо хмыкнул, но кивнул, принимая предложенные условия. И непонятно, удалось ли загнать его в его собственную ловушку, или он заранее предугадал мой ответ.
— Наличными или подойдёт вексель?
— Лучше наличными. — Я качнула головой. С купцами желательно расплачиваться звонкой монетой, а тащиться в банк и самой снимать деньги не хотелось.
— Что ж, тогда я зайду вечером. После заката, — с хищной ленцой улыбнулся он, как упырь, назначающий жертве свидание.
Распрощавшись, я ушла, всю дорогу до дверей заведения чувствуя на себе пристальный немигающий взгляд. Только на пороге сообразила, что не расплатилась за незаметно уничтоженный за разговором завтрак, но вернуться было выше моих сил. Расплатится, никуда не денется. А откажется платить — Ла'Марташ прекрасно меня знает, ничуть не обидится и пришлёт этот счёт в лавку.
Домой я почти бежала, не глядя под ноги, и внутри, глухо ворча, ворочалась ярость. Я чувствовала себя дичью, которую загоняет опытный охотник. Слабой, обречённой, беспомощной и не способной ничего ему противопоставить.
Нет, не охотник. Зверолов. Который поймает, не повредив шкуры, заставит привыкнуть к себе, усыпит бдительность, завладеет доверием и вниманием, а потом станет незаменим. Заставит забыть свободу, забыть всё, забыть себя. Приручит.
Для зверя нашёлся хозяин. Зверь был в ярости, но выбора ему не оставили. Спасение одно — бежать, бежать без оглядки, далеко-далеко, на юг, на запад, на восток к Серым в лапы. Но я точно знала, что выходом этим не воспользуюсь: зверь не может оставить свою нору и свою семью.
А самое страшное, злость шла от разума, а внутри, в душе эта мысль почему-то не вызывала отторжения, напротив, казалась правильной и естественной.
Я уже почти хотела быть приручённой и ненавидела себя за это.
Влетев в полутёмную лавку, я замерла посреди помещения, отсутствующим взглядом окинула смертоносный металл, хищно поблёскивающий в отсветах защитного заклинания. Потом со сдавленным не то рыком, не то всхлипом метнулась к ближайшей стене, изо всех сил ударяя кулаками бездушный камень в попытке болью физической заглушить боль внутреннюю. Раз, другой, почти ничего не чувствуя. Потом обессиленно прижалась горящим лбом к холодной шершавой поверхности, глотая бессильные злые слёзы и тихо поскуливая на одной ноте.
Сквозь угар бешенства начала проступать боль, пульсирующая в кистях рук и эхом прокатывающаяся до плеч. Я в последний раз шумно вздохнула, сжимая и разжимая кулаки. Шмыгнула носом, локтем утёрла лицо и поднесла к глазам растопыренные пятерни, пытаясь в слабом свете оценить ущерб. Кроме тёмных пятен увидеть ничего не получилось, пришлось идти к стойке и разглядывать самострел уже под бесстрастным холодным бестеневым светом.
Зрелище оказалось… жалкое. Содранная на костяшках кожа свисала лохмотьями, обрамлённая синяками, наливающимися буквально на глазах. Я досадливо поморщилась, сетуя на свою несдержанность. Тоже мне, нашла, на чём злость вымещать, стена ей помешала! А вот поставить бы к этой стене ту белёсую харю, и что-то сомнительно, что рука бы поднялась. Не укусит собака руку хозяина, даже если он ударит…
Я горько усмехнулась и побрела в ванную. Понятно, от Лара я ничего не скрою, придётся объясняться, но хоть кровь смою. И боль холодная вода притупит. И забинтовать всё это не мешало бы. И, конечно, наложить волшебную мазь Пограничного.
Некоторое время спустя я всё-таки добралась до гостиной. За столом уже почти привычно шушукались Ларшакэн с ужастиком, Каны же в обозримом пространстве не наблюдалось: видимо, пока я плескалась и оказывала себе первую помощь, она ушла в лавку.
— Привет честной компании, — преувеличенно бодро поздоровалась с ними. Лар окинул меня взглядом, выразительно мазнул по рукам и пристально уставился в глаза. Я тут же отвела взгляд, не пытаясь бороться с ним в этом безмолвном противостоянии, и виновато закусила губу.
— И тебе не хворать, — как ни в чём не бывало ответил гигант. — Я уже начал беспокоиться, не пора ли тебя искать. Ты куда ходила?
— С заказчиком поговорить, — пробормотала в ответ, стоя на пороге.
— Поговорила? — с таким ехидством поинтересовался он, поднимаясь с места, что я вспыхнула от смущения.
— Это… не то, что ты подумал.
— Вечером обсудим, — бросил мужчина, подходя ко мне в упор и аккуратно отодвигая от дверного проёма. — Завтракай и спускайся, я пойду кузню готовить.
Я вздохнула и кивнула. Когда Лар вышел, чувство вины несколько поутихло, я наконец вспомнила, кто в доме хозяин (по крайней мере, юридически) и, расправив плечи, прошла к своему стулу.
— Ойша, — тихо позвал меня Грай, внимательно разглядывая. Я подняла на него взгляд, вопросительно изогнула бровь. Лоб мужчины опять рассекала хмурая складка, делая старше.
— Ммм?
— Что с тобой?
— Это? — я взмахнула руками. — Да, ерунда, случайно получилось.
— Нет, я не про это, — качнул головой ужастик. — Что с тобой происходит? Вчера, когда ты сюда влетела с оружием, вся в крови, я сначала ничего не понял. Только когда Лар тебя скрутил, до меня дошло, что ты всерьёз собралась меня убить. У тебя глаза были мёртвые, как у бешеного зверя.
— Извини, я погорячилась, — виновато поморщилась я. — Уж очень меня разозлила эта сволочь...
— Вот я как раз про эту злость. Что с тобой происходит?
Я устало прикрыла глаза, откинулась на спинку стула.
— Откуда ж вы взялись на мою голову оптом? — пробормотала себе под нос. — Один — уже слишком, а двое… Грай, давай я загадаю тебе загадку, и ты сам подумаешь? — я с надеждой воззрилась на ужастика. Он помрачнел ещё больше, но всё-таки медленно кивнул. — Что в Приграничье могло сроднить молодого отца-одиночку и старшину Пограничной стражи? После чего второй ушёл в отставку, не достигнув и тридцати лет, а первый в сорок пять сгорел как спичка и выглядел при этом на все семьдесят.
— Серые? — вскинул бровь Тагренай.
— Направление верное, осталось полистать литературу, — усмехнулась я. В почти чёрных глазах мелькнул охотничий азарт, и Грай медленно кивнул. Не снимая с лица усмешки, я молча вышла, забыв, зачем вообще заходила.
Но настроение начало выправляться, забрезжила призрачная надежда на избавление. Грай явно азартный и увлекающийся человек, любящий загадки, как и все маги. Может, если подкинуть ему несколько интересных фактов, превратиться из интересной девушки в интересную проблему, он перестанет так на меня смотреть? И меня наконец перестанут преследовать воспоминания о том поцелуе.
Если и это не поможет, надо столкнуть обоих охотников лбами до того, как туша начнёт остывать. И пока они будут бодаться, выясняя, чей выстрел первый, можно под шумок улизнуть.
А там, глядишь, поубивают друг друга со злости!
***
Весь день я провела в кузне, успокаивая себя любимой работой, погружённая в некий транс без мыслей. Зарядить Персты я вчера не успела, и после окончания работы по дну ларца немым укором перекатывалась последняя серебристая палочка.
— М-да, — прокомментировала я, утирая какой-то грязной тряпкой лоб, пот с которого струился ручьём и норовил залить глаза. — Сейчас точно ими займусь. Только бы ничего больше не случилось!
— Кстати, о событиях, — подал голос Лар, уже утихомиривший агния. Сегодня дух вёл себя на удивление покладисто: видимо, устал. — Что с твоими руками?
С таким трудом обретённое душевное равновесие оказалось разнесено в клочья одним вопросом. Я недовольно скривилась.
— Да так, нервы.
— Кого? — требовательно уточнил он, нависая надо мной всей массой.
— Никого. Я об стену, — мрачно созналась я. — Не бойся, здесь, в лавке. Никто не видел, ни к кому моя кровь не попадёт, меня не проклянут и ничего через неё не наведут.
— Уже хорошо, — кивнул Лар, присаживаясь на один из стульев и приглашая меня сделать то же. — И что довело тебя до такой жизни?
— А что они лезут не в своё дело? — бессильно огрызнулась я. — Таллий и Грай, — пояснила я, опережая следующий вопрос.
— Так, Грай — это я понял. А вот первого имени не слыхал, — сказал Ларшакэн, с подозрением меня разглядывая.
— Заказчик. Притащился вчера северянин на мою голову, — принялась я каяться.
Давно уже выучила: скрывать что-то от Лара не то чтобы бесполезно, но очень глупо. Хорошо, если не получится, а вот когда один раз получилось, последствия получились очень неприятные. Матёрый Пограничный обладает чутьём старого волка и огромным опытом. Не говоря уж о том, что ему достаточно рявкнуть на меня, чтобы вправить на место в очередной раз заклинившие мозги.
— Классический северянин, в шубе, сделал уникальный заказ на сложный клинок без Клейма. Я вчера не согласилась сразу, попросила отсрочку до утра. А утром сходила в проклятый трактир у ратуши: северянин там остановился, то есть в гостинице при трактире. Бледнорожий обнаружился там, где обещался быть, и про клинок всё честно рассказал, — я запнулась, пытаясь внятно сформулировать, что именно меня разозлило, не срываясь на бессмысленное рычание.
— И? Ты поэтому так озверела? — хмыкнул собеседник.
— Нет, погоди. Сейчас попробую объяснить, — я вновь замялась и рассеянно потёрла ладонью лоб в попытке простимулировать содержимое черепной коробки. Утренние ощущения уже смазались, оставив только общее недовольство, и их остатки никак не хотели воплощаться в слова. — Он… очень странно со мной разговаривал.
— Обидел? — насторожился Лар.
— Нет, как раз наоборот, — медленно качнула головой в ответ. — Проявлял участие. Говорил хорошие слова. Очень хотел встретиться на узкой дорожке с теми, кто… как же он сказал? В общем, с теми, кто научил меня ненавидеть и благодаря кому я такая недоверчивая. И он был честен. Кажется, будто хотел приласкать. Знаешь, как к незнакомой собаке с открытыми ладонями подходят — мол, я чист, не желаю зла. Хотел меня приручить. Узнать. П-почесать за ухом. — Я обхватила себя ладонями за плечи, инстинктивно пытаясь сжаться и стать как можно меньше, незаметнее. Смотреть на молчащего Лара не могла, вместо этого разглядывала жилище агния и кривила губы, пытаясь гримасой сдержать слёзы. — И мне пришлось бороться с собой, чтобы… не дать ему лапу по первому требованию.
— Прекрати! — тихо, сквозь зубы процедил Лар, хлопнув ладонью по колену. Я вздрогнула и ещё больше сжалась. — Что за упрямая девица! Одна встреча, и стольких лет методичной работы как не было!
— Прости, — всхлипнула я.
— Да ты тут при чём? — раздосадованно вздохнул мужчина, беря себя в руки, и позвал: — Иди сюда.
Я послушно шмыгнула к нему, устроилась на коленке и доверчиво прижалась. Лар обнял меня одной лапищей, второй принялся осторожно гладить по голове, и я почувствовала, что страх отпускает.
— Хочется мне посмотреть на этого северянина, — проворчал Пограничный. — Эх, ребёнок! Третий десяток уже, а всё никак не поумнеешь! Ну выкинь ты эти мысли из головы, откуда они только взялись! Ты — человек, понимаешь? И окружающие видят в тебе человека, нет в тебе ничего другого. Симпатичная молодая девчонка, вот на тебя мужики и поглядывают с интересом. Я тебе со всей ответственностью заявляю, что им тебя не почесать за ухом хочется, а за совсем другие места подержаться! И совсем даже не с приручательной целью, а сугубо для собственного удовольствия!
— А что они тогда в моё прошлое лезут? — смущённо пробурчала я, чувствуя себя донельзя глупо.
Нормальные человеческие чувства — те, которые возникают между мужчиной и женщиной — с момента взросления вызывали у меня странную реакцию. Я знала, как должно быть, догадывалась, почему у меня не так, даже вполне осознавала, насколько глупо себя веду. Но осознавала вот так, сидя рядом с Ларом и глядя на всё со стороны, а стоило очутиться с этими эмоциями один на один, и опять не получалось рассматривать мужчин как представителей того же вида.
Вот кто бы ещё объяснил, почему потрясение детства сказалось на моей психике именно так, и посоветовал, как с этим бороться?
Несмотря на все собственные странности и проблемы, очень хотелось узнать, каково это? Что такое — нормальные человеческие чувства? Дружбу я знала, родственную привязанность — знала, пожалуй, лучше многих. Но что такое любовь? Какая она на вкус, цвет и запах? И рядом с Ларом я даже всерьёз задумывалась, что, наверное, могла бы когда-нибудь встретить такого человека, который бы это объяснил, показал на примере. Верила в это. Хотела этого. Но не ходить же на свидания за ручку с отставным Пограничным!
— Потому что заступиться за даму и поддержать её морально — верный способ подобраться поближе, — весело фыркнул Лар. — В перспективе — затащить в постель. Или вообще окольцевать.
— Да глупый это разговор, — я вздохнула ему в плечо. — Кому я в жёны нужна? Порченая…
— И слово это из тебя вытряхнуть бы, — недовольно отмахнулся он. Несколько секунд помолчал, потом продолжил: — А Грай что?
— Да тем же интересовался. Сказал, на бешеную я вчера походила и предлагал помощь.
— Ну я же говорю, нравишься, — со смешком сообщил Ларшакэн. — И в его случае я могу судить не только по косвенным признакам, а ещё и по личным наблюдениям. Он от твоей попы взгляд отвести не может!
— Он не знает, потому и нравлюсь, — отмахнулась я, не удержавшись от хихиканья. Обожаю его прямолинейность!
— Ладно, а следователь наш? Что, и возразить нечего? — поддел мужчина. — Свой? Свой. Как облупленную тебя знает? Знает. И всё равно с радостью в храм бы повёл, не говоря уже обо всём остальном.
— Он… — я запнулась.
— Да ладно, знаю я, что ты мне возразить хочешь, и даже понимаю, почему ты его отталкиваешь. Наверное, действительно сложно довериться и подпустить близко человека, который уже видел тебя в самом неприглядном свете. Я про него для примера сказал, чтоб не пряталась за «не знает» и «не понимает». Уж тот всё отлично понимает, и ничего, ему это не мешает смотреть на тебя как кот на миску сметаны!
