- И как же они умирают? – ошарашенно переспросил Озерский. Для него, видимо, подобные цифры оказались внове.
- А вот как он давеча чуть не помер, - с ехидством откликнулся леший, кивнув на меня. – Только ты, огневик, уж больно везучий, будто Ставр самолично хранит. Первый раз повезло по-крупному, что от тварей прoклятых сбежал. Ну, а во второй – уже по мелочи, когда тебя из-под земли вытащили.
- Интересная градация, - переглянулись мы со службистом. Я, впрочем, догадывался, почему он именно так расставил приоритеты, но решил всё-таки спросить. – А почему по-крупному только первый раз?
- А сам-то как думаешь? – лукаво сверкнул на меня жёлтыми огоньками из-под шляпы хозяин леса.
- Наверное, смерть от рук этих странных созданий была бы куда хуже перспективы стать частью леса?
- Догадливый, - хмыкнул леший. – Только я вам вряд ли чем помогу. Не знаю я, что это за гадость, откуда она приходит, куда уходит. Чаровников жрёт и жиреет, а в остальном я не помощник, ничего сказать не могу. То не моя вотчина.
- А зачем ты их тогда из деревни не выпускаешь?
- Да вот один раз выпустил, по молодости, - скорбно вздохнул он. – Не было одной деревни, так потом трёх не стало. Вот с тех пор и не пускаю.
- И давно там такое? – как-то совсем уж потерянно спросил службист.
- Да уж, почитай, годков тыщу будет, - беспечно пожал плечами лесной дух. – То вроде бы всё ладно было, а то вдруг раз – и дрянь какая-то вместо людей. Вот мы их с водяным и того, этого… акупо… акупырили… тьфу, слово гадкое. Окружили, вот. Он через реку не пускает, я – через лес. Так и живём.
- Ну, тогда последний вопрос. Капище здесь одно поблизости? Где находится?
- Одно-то оно одно… - медленно протянул внезапно изменившимся голосом леший. То он говорил бодро, эдаким бойким баском; а тут змеиные ноты прорезались, холодные, шипящие. Ничего хорошего такая перемена не сулила. – Тут недалече; почитай, по прямой дойдёте! - прошипел он и сорвал шапку. – Будет вам капище!
Я услышал, как где-то очень далеко болезненно вскрикнул Миролев. А после перед глазами всё завертелось и поплыло; неподвижными в этой круговерти оставались только два медленно тускнеющих, как остывающие угольки, красных огонька: глаза лешего.
Сознание возвращалось толчками, будто через силу и совершенно не желая вновь забираться в бренную оболочку. Ещё не помня, кто я, собственно, такой, откуда взялся и где нахожусь, я дёрнулся, сел, пустым взглядом ощупывая пространство. Взгляд зацепился за лежащее неподалёку неподвижное тело.
- Миролев! – сипло окликнул я, откашлялся. Руки отчего-то дрожали, по телу разливалась свинцовая тяжесть. Подниматься на ноги и не пытался; судорожными рывками, ползком переместился ближе к товарищу, потормошил того за плечо. Пригляделся – вроде бы дышит.
Над головой, где-то очень близко, раздалось насмешливое карканье. Я вскинулся, ища глазами наглую птицу; правда, нашёл нечто куда более интересное.
В двух аршинах от нас стоял угрюмый каменный идол Чернуха в косую сажень высотой, на плече которого сидел крупный ворон. Приоткрыв клюв, птица поглядывала на нас с явным интересом.
- Да пошёл ты! – проворчал я, обращаясь к ворону, и принялся расталкивать службиста. - Миролев, мать твою, просыпайся! – с трудом сев, я похлопал его по щеке, потряс; случайно приложил мотнувшейся головой о какой-то плоский камень. Видимо, удар этот получился как нельзя кстати: Озерский тихонько застонал и поморщился. – Давай-давай, я всё понимаю, но лучше тебе очнуться, - я вновь похлопал его по щеке; аккуратно, чтобы опять обо что-нибудь не стукнуть. Кто знает, как сказываются на менталистах удары по голове? – Слышишь меня?
Он снова застонал, с видимым усилием открыл глаза.
- Где мы? – едва слышно выдавил он.
- Кажется, на капище. И мне тут очень не нравится.
- Голова…
- Что? Болит?
- Не то слово, - он медленно поднял руки, вцепившись в упомянутую часть тела. – Что случилось? Ничего не помню…
- Не прибедняйся, меня вот, судя по всему, помнишь. Как лешего искали и нашли, помнишь?
- Смутно, - пробормотал дознаватель. – Это он нас так?
- Больше некому, - я вздохнул, оглядываясь. В рассветных сумерках было видно не то чтобы хорошо, но всё же гораздо лучше, чем ночью, да и место было более-менее открытое.
Чернух и его слуга (каковыми по народному поверью являлись все вороны) продолжали пристально и недобро нас разглядывать. Вернее, недобро глядел только идол. Тусклый каменный истукан едва заметно поблёскивал слюдяными глазами. Небесный воевода и так-то всегда был мрачен и жуток, а здесь впечатление усугублялось густым тёмным мхом, в который покосившееся изваяние вросло примерно до середины.
Кроме Чернуха обнаружились и остальные идолы. Каждый на своём месте, выполненные аккуратно, в традиционной манере. Только здесь не один бог зла выглядел пугающим; даже Ласка, самая добрая и всепрощающая из небожителей, смотрела мрачно и сурово.
А потом я заметил ещё одно несоответствие, и стало окончательно не по себе. Идолы были не все. В центре, где положено возвышаться Росу, смутно угадывалась заросшая куча камней, рядом с которой торчал трухлявый пень исполинских размеров; видимо, когда-то здесь рос могучий многовековой дуб, а потом его… срубили?
- Кажется, богов в этом месте нет уже давно, - нервно хмыкнул Миролев, незаметно для меня успевший сесть и оглядеться.
- Можешь узнать, как это произошло?
- Хвала богам, я не оракул, - он качнул головой. - Что-то подсказывает, произошла тут редкостная гадость, и мне не слишком хочется узнавать подробности.
- Согласен. Но в общих чертах всё-таки лучше выяснить.
- Как думаешь, леший нам врал?
- Вряд ли.
- Ты ему после такого поверил? – удивлённо перебил меня Озерский.
- Вряд ли это был леший, - вздохнул я. Натолкнувшись на ошарашенный взгляд службиста, пояснил. – Леший может и соврать, но по нему это всегда очень хорошо заметно. Одно только неизменно: свою шляпу по собственной прихоти изменить он не может. Это своеобразный индикатор характера и склонностей лешего, и если бы перед нами был леший-лисичка, он бы с нами так обойтись не мог чисто физически, потому что существо доброе и безобидное. Вот от поганки да, можно ожидать чего угодно…
- А, может, это ложная лисичка? Ну, есть же такой гриб…
- Грибов вообще существенно больше, чем разновидностей леших, - я пожал плечами. – Может, конечно, и такой феномен случился, но я больше склоняюсь к тому, что перед нами был совсем не леший. Или леший, но с ним что-то случилось; может быть, и его зацепила та дрянь, что на деревню обрушилась.
- Может, ты и прав. Только, как мне кажется, важно не это; все ответы должны быть здесь. Если только мы сможем их понять.
- Есть идеи?
- Возможно, даже очень вероятно, деревню эту прокляли. Причём, как бы не сами боги! Вопрос только, за что и как именно.
- Ага. И ещё – когда. Потому что леший нам плёл про тысячу лет, но если он тысячу лет не выпускает отсюда никого, непонятно, откуда в деревне знают о войне, кто сеет и убирает поля по ту сторону реки, как изолированные от всего мира деревни вообще попали на карты, да и ты сам что-то про налоги говорил. В общем, вопросов много. И у меня даже есть идея, с чего начать.
- Может, переместимся куда-нибудь подальше? Чернух всё-таки не самая тёплая компания.
- Знаешь, вот именно он меня здесь пугает меньше, чем остальные, - я хмыкнул. – Для него такой облик хотя бы нормален и привычен.
- Не поспоришь, - кивнул Миролев, продолжая озираться. А я тем временем рылся в вещмешке (благо, они остались при нас; видимо, лешему, или кто он там на самом деле, было мало интереса до наших пожитков).
Домовой, против обыкновения, появился не рядом на земле, а у меня на плече, да ещё крепко держался обеими руками за мою шевелюру.
- Ох, хозяин, ну и талант у тебя, - без приветствия мрачно сообщил он. – По части попадания во всякие неприятности.
- Домовой? – Озерский смотрел на духа ошарашенно. Впрочем, я бы на его месте выглядел точно так же: сложно ожидать, что привередливый дух согласится жить в вещмешке.
- Так получилось, - я хмыкнул. – Работа такая, - обратился я уже к домовому. – Можешь что-нибудь рассказать о произошедшем здесь?
- Души они свои продали, вот боги и отвернулись, - вздохнул бородатый.
- В каком смысле? – опешил я.
- А вот тут, кажется, я смогу ответить, - отозвался мгновенно помрачневший Озерский. – Ты в курсе основных тезисов религии крестопоклонников?
- Ну, так, в общих чертах, - я пожал плечами. – Они считают, что бог на самом деле один, создал весь мир, а идолопоклонничество – это страшный грех.
- Вот-вот, именно. А ещё в их религии есть абсолютное зло, Абада.
- А, ты вон к чему клонишь! У них же именно поэтому и магия от нашей отличается. Рождённые без тени у них сразу забирались в монахи, как люди, кого с рождения не коснулось зло, а те несчастные, у кого тень пропадала в более сознательном возрасте, кончали плохо – если, конечно, при этом они не были служителями церкви. Взрослых сжигали, обвиняя в продаже собственной души и тени Абаде, а детей постарше отнимали у родителей, и сжигали уже тех. Или всю семью скопом. Так что у нас боевая магия традиционная и стихийная, а у них «божественная» - магия света, и до сих пор церковь имеет монополию на воспитание магов всех категорий, включая некромантов. Хотя, отдать им должное, получается вполне на уровне. Но причём тут эта деревня? Они продали душу чужому злу за неимением покупателей на родине?
- У нас же тоже есть аналог Абады, только он не персонифицируется.
- Хаос? Тогда я вообще ничего не понимаю.
- Да я, честно говоря, тоже не очень понимаю, - вздохнул Озерский. – Продажа души – это именно из религии крестопоклонников. То есть, обмен души на магические способности, в переводе на современный язык. И, честно говоря, мне это всегда казалось глупостью, порождением тёмных веков. Душа существует, но это сама сущность человека, разум тоже является её свойством, и я просто не представляю, как её можно продать?
- Замудрили, закопались, - проворчал домовой, всё это время внимательно слушавший. – Хаос-то с крестопоклонниками тут причём? Человек – большое лакомство для многих тварей, - вздохнул он и исчез.
- То есть, по-твоему, мы имеем следующее, - оживился Миролев, проигнорировав исчезновение духа. - Местные добровольно впустили в себя какие-то сущности, получив от них некие выгоды, и за это от них отвернулись боги?
- Ага. То есть, практически, то же самое, о чём мы и подозревали с самого начала, - хмыкнул я. – Только теперь мы узнали, что на деревню ещё и боги обиделись. Это могло помочь, будь среди нас жрец, а так… Кроме всё той же идеи выжечь эту дрянь к Чернуху, ничего предложить не могу. Зато сработает почти наверняка.
- Ещё можно попробовать помолиться, - медленно проговорил дознаватель, глядя куда-то мне за спину совершенно круглыми от удивления глазами.
Я обернулся. У ног идола Ласки прямо на земле сидела босоногая девчонка лет двенадцати, одетая в простой сарафан до колен и расшитую рубашку с короткими рукавами. Длинные рыжие волосы были собраны в растрёпанную косу, а веснушчатая мордашка хранила удивительно сосредоточенное и серьёзное выражение. Большие зелёные глаза смотрели на нас задумчиво и проницательно, как может смотреть только ребёнок, родовая память в котором ещё не так крепко спит, как у взрослых.
Удостоверившись, что наше внимание полностью сосредоточено на ней, девочка поднялась на ноги, буднично отряхнула коленки и подол, и неторопливо подошла ближе. Я машинально отметил, что правая коленка ребёнка недавно была разбита, и сейчас на ней виднелась подсыхающая болячка.
- Здрасьте! – кивнула она нам, подходя и плюхаясь на землю уже рядом с нами. – Мама сказала, что добегалась и сама виновата, - ответила на мой невысказанный вопрос девочка, с грустным видом потирая коленку. – А я тут мимо проходила, дай, думаю, зайду, - она смущённо потупилась, уши тут же приняли пунцовый оттенок.
- А родители знают, что ты здесь? – отстранённо, и, видимо, автоматически уточнил Миролев.
- Я уже взрослая! – тут же возмущённо вспыхнуло дитя; кажется, для неё это был больной вопрос. - И вообще, я вам помочь хотела; не хотите слушать – так и скажите!
- Постой, постой! – я затряс головой, окончательно отчаявшись понять происходящее. – Не обижайся. Мы просто очень удивлены твоим появлением. Ты же… Весть, да?
- Ага, - беспечно кивнуло рыжеволосое божество. – Дурацкое имечко, но другого нет, - грустно вздохнула она.
- А чем ты нам хотела помочь? И почему?
- Говорю же, мимо проходила, - досадливо огрызнулась она, явно не желая объяснять мотивы своих поступков. – В общем, сжечь их у вас не получится, - сменила тему на явно менее щекотливую девочка. – Они всё-таки за бессмертие продались, так что ничего не попишешь, убить не получится.
- Кому продались? – хором спросили мы.
- Ох, до чего же вы, люди, бестолковые, - демонстративно схватилась за голову девочка. – Так теневым же, неужели непонятно?
- Кто такие «теневые»? – не слишком успешно пытаясь казаться невозмутимым, спросил Озерский. У меня, кажется, и вовсе язык отнялся.
- Тьфу! – Весть раздражённо фыркнула. – Да этим, с Изнанки. Там всякие живут; большие и маленькие. Чем больше, тем сильнее, вот некоторые и рвутся сюда, чтобы у людей тени забирать. Правда, просто так тень забрать невозможно, вот и стараются, кто во что горазд. А ты, беженец несчастный, выползай, тоже мне, спрятался! – куда-то в сторону строго сказала девочка.
- Это привычка, - смущённо пробормотал Тень откуда-то из-под идола Чернуха.
- Беженец? – уточнил дознаватель.
- Ага. Нет, всё-таки, совсем вы тёмные! Значит, слушайте сюда. Здесь, в Явном мире, Яви, живут только его создания – чаровники, дети стихий, - и срединники, то есть все остальные нормальные люди, которые одновременно и для этого мира существуют, и для изнанки. А на Изнанке живут только теневики, которые иногда, при определённых обстоятельствах, могут пробираться сюда. В общем, этот сюда случайно провалился, когда от одного из Ловцов убегал, память потерял. Ему повезло, что здесь Илан есть. Вы в некотором роде близнецы: ваши сущности почти идентичны, появились на свет вы в одно и то же время в одном месте. Вот он и не умер, потому что смог сойти для этого мира за иланову тень. А так бы фиг пролез. Поняли?
- Да, спасибо за пояснения, - кивнул службист. – То есть, это не люди с магическими способностями живут в двух мирах сразу, а все остальные?
- Распространённое заблуждение, - с умным видом покивала она, явно копируя чью-то манеру разговора.
- А как же все, у кого тень с рождения есть, а потом пропадает?
- Да тень просто отмирает, и всё. Я, правда, не очень в этом вопросе разбираюсь, это деда спрашивать надо, он же всё придумал.
- Ты сказала, что у нас не получится их сжечь, но что-то с ними делать надо. Можешь что-нибудь посоветовать?
- Дырку надо уничтожить. Они насовсем сюда пролезть не могут, это вон только у него получилось со страху, - она кивнула на идол Чернуха, видимо, имея в виду мою тень. – А если дырку уничтожить, то все, кто через неё лазают, сразу и помрут.
- Что может служить этой дыркой? – оживлённо поинтересовался Миролев. – Это же должен быть какой-то предмет, существующий сразу и там и там, то есть с тенью, так?
- А вот как он давеча чуть не помер, - с ехидством откликнулся леший, кивнув на меня. – Только ты, огневик, уж больно везучий, будто Ставр самолично хранит. Первый раз повезло по-крупному, что от тварей прoклятых сбежал. Ну, а во второй – уже по мелочи, когда тебя из-под земли вытащили.
- Интересная градация, - переглянулись мы со службистом. Я, впрочем, догадывался, почему он именно так расставил приоритеты, но решил всё-таки спросить. – А почему по-крупному только первый раз?
- А сам-то как думаешь? – лукаво сверкнул на меня жёлтыми огоньками из-под шляпы хозяин леса.
- Наверное, смерть от рук этих странных созданий была бы куда хуже перспективы стать частью леса?
- Догадливый, - хмыкнул леший. – Только я вам вряд ли чем помогу. Не знаю я, что это за гадость, откуда она приходит, куда уходит. Чаровников жрёт и жиреет, а в остальном я не помощник, ничего сказать не могу. То не моя вотчина.
- А зачем ты их тогда из деревни не выпускаешь?
- Да вот один раз выпустил, по молодости, - скорбно вздохнул он. – Не было одной деревни, так потом трёх не стало. Вот с тех пор и не пускаю.
- И давно там такое? – как-то совсем уж потерянно спросил службист.
- Да уж, почитай, годков тыщу будет, - беспечно пожал плечами лесной дух. – То вроде бы всё ладно было, а то вдруг раз – и дрянь какая-то вместо людей. Вот мы их с водяным и того, этого… акупо… акупырили… тьфу, слово гадкое. Окружили, вот. Он через реку не пускает, я – через лес. Так и живём.
- Ну, тогда последний вопрос. Капище здесь одно поблизости? Где находится?
- Одно-то оно одно… - медленно протянул внезапно изменившимся голосом леший. То он говорил бодро, эдаким бойким баском; а тут змеиные ноты прорезались, холодные, шипящие. Ничего хорошего такая перемена не сулила. – Тут недалече; почитай, по прямой дойдёте! - прошипел он и сорвал шапку. – Будет вам капище!
Я услышал, как где-то очень далеко болезненно вскрикнул Миролев. А после перед глазами всё завертелось и поплыло; неподвижными в этой круговерти оставались только два медленно тускнеющих, как остывающие угольки, красных огонька: глаза лешего.
Сознание возвращалось толчками, будто через силу и совершенно не желая вновь забираться в бренную оболочку. Ещё не помня, кто я, собственно, такой, откуда взялся и где нахожусь, я дёрнулся, сел, пустым взглядом ощупывая пространство. Взгляд зацепился за лежащее неподалёку неподвижное тело.
- Миролев! – сипло окликнул я, откашлялся. Руки отчего-то дрожали, по телу разливалась свинцовая тяжесть. Подниматься на ноги и не пытался; судорожными рывками, ползком переместился ближе к товарищу, потормошил того за плечо. Пригляделся – вроде бы дышит.
Над головой, где-то очень близко, раздалось насмешливое карканье. Я вскинулся, ища глазами наглую птицу; правда, нашёл нечто куда более интересное.
В двух аршинах от нас стоял угрюмый каменный идол Чернуха в косую сажень высотой, на плече которого сидел крупный ворон. Приоткрыв клюв, птица поглядывала на нас с явным интересом.
- Да пошёл ты! – проворчал я, обращаясь к ворону, и принялся расталкивать службиста. - Миролев, мать твою, просыпайся! – с трудом сев, я похлопал его по щеке, потряс; случайно приложил мотнувшейся головой о какой-то плоский камень. Видимо, удар этот получился как нельзя кстати: Озерский тихонько застонал и поморщился. – Давай-давай, я всё понимаю, но лучше тебе очнуться, - я вновь похлопал его по щеке; аккуратно, чтобы опять обо что-нибудь не стукнуть. Кто знает, как сказываются на менталистах удары по голове? – Слышишь меня?
Он снова застонал, с видимым усилием открыл глаза.
- Где мы? – едва слышно выдавил он.
- Кажется, на капище. И мне тут очень не нравится.
- Голова…
- Что? Болит?
- Не то слово, - он медленно поднял руки, вцепившись в упомянутую часть тела. – Что случилось? Ничего не помню…
- Не прибедняйся, меня вот, судя по всему, помнишь. Как лешего искали и нашли, помнишь?
- Смутно, - пробормотал дознаватель. – Это он нас так?
- Больше некому, - я вздохнул, оглядываясь. В рассветных сумерках было видно не то чтобы хорошо, но всё же гораздо лучше, чем ночью, да и место было более-менее открытое.
Чернух и его слуга (каковыми по народному поверью являлись все вороны) продолжали пристально и недобро нас разглядывать. Вернее, недобро глядел только идол. Тусклый каменный истукан едва заметно поблёскивал слюдяными глазами. Небесный воевода и так-то всегда был мрачен и жуток, а здесь впечатление усугублялось густым тёмным мхом, в который покосившееся изваяние вросло примерно до середины.
Кроме Чернуха обнаружились и остальные идолы. Каждый на своём месте, выполненные аккуратно, в традиционной манере. Только здесь не один бог зла выглядел пугающим; даже Ласка, самая добрая и всепрощающая из небожителей, смотрела мрачно и сурово.
А потом я заметил ещё одно несоответствие, и стало окончательно не по себе. Идолы были не все. В центре, где положено возвышаться Росу, смутно угадывалась заросшая куча камней, рядом с которой торчал трухлявый пень исполинских размеров; видимо, когда-то здесь рос могучий многовековой дуб, а потом его… срубили?
- Кажется, богов в этом месте нет уже давно, - нервно хмыкнул Миролев, незаметно для меня успевший сесть и оглядеться.
- Можешь узнать, как это произошло?
- Хвала богам, я не оракул, - он качнул головой. - Что-то подсказывает, произошла тут редкостная гадость, и мне не слишком хочется узнавать подробности.
- Согласен. Но в общих чертах всё-таки лучше выяснить.
- Как думаешь, леший нам врал?
- Вряд ли.
- Ты ему после такого поверил? – удивлённо перебил меня Озерский.
- Вряд ли это был леший, - вздохнул я. Натолкнувшись на ошарашенный взгляд службиста, пояснил. – Леший может и соврать, но по нему это всегда очень хорошо заметно. Одно только неизменно: свою шляпу по собственной прихоти изменить он не может. Это своеобразный индикатор характера и склонностей лешего, и если бы перед нами был леший-лисичка, он бы с нами так обойтись не мог чисто физически, потому что существо доброе и безобидное. Вот от поганки да, можно ожидать чего угодно…
- А, может, это ложная лисичка? Ну, есть же такой гриб…
- Грибов вообще существенно больше, чем разновидностей леших, - я пожал плечами. – Может, конечно, и такой феномен случился, но я больше склоняюсь к тому, что перед нами был совсем не леший. Или леший, но с ним что-то случилось; может быть, и его зацепила та дрянь, что на деревню обрушилась.
- Может, ты и прав. Только, как мне кажется, важно не это; все ответы должны быть здесь. Если только мы сможем их понять.
- Есть идеи?
- Возможно, даже очень вероятно, деревню эту прокляли. Причём, как бы не сами боги! Вопрос только, за что и как именно.
- Ага. И ещё – когда. Потому что леший нам плёл про тысячу лет, но если он тысячу лет не выпускает отсюда никого, непонятно, откуда в деревне знают о войне, кто сеет и убирает поля по ту сторону реки, как изолированные от всего мира деревни вообще попали на карты, да и ты сам что-то про налоги говорил. В общем, вопросов много. И у меня даже есть идея, с чего начать.
- Может, переместимся куда-нибудь подальше? Чернух всё-таки не самая тёплая компания.
- Знаешь, вот именно он меня здесь пугает меньше, чем остальные, - я хмыкнул. – Для него такой облик хотя бы нормален и привычен.
- Не поспоришь, - кивнул Миролев, продолжая озираться. А я тем временем рылся в вещмешке (благо, они остались при нас; видимо, лешему, или кто он там на самом деле, было мало интереса до наших пожитков).
Домовой, против обыкновения, появился не рядом на земле, а у меня на плече, да ещё крепко держался обеими руками за мою шевелюру.
- Ох, хозяин, ну и талант у тебя, - без приветствия мрачно сообщил он. – По части попадания во всякие неприятности.
- Домовой? – Озерский смотрел на духа ошарашенно. Впрочем, я бы на его месте выглядел точно так же: сложно ожидать, что привередливый дух согласится жить в вещмешке.
- Так получилось, - я хмыкнул. – Работа такая, - обратился я уже к домовому. – Можешь что-нибудь рассказать о произошедшем здесь?
- Души они свои продали, вот боги и отвернулись, - вздохнул бородатый.
- В каком смысле? – опешил я.
- А вот тут, кажется, я смогу ответить, - отозвался мгновенно помрачневший Озерский. – Ты в курсе основных тезисов религии крестопоклонников?
- Ну, так, в общих чертах, - я пожал плечами. – Они считают, что бог на самом деле один, создал весь мир, а идолопоклонничество – это страшный грех.
- Вот-вот, именно. А ещё в их религии есть абсолютное зло, Абада.
- А, ты вон к чему клонишь! У них же именно поэтому и магия от нашей отличается. Рождённые без тени у них сразу забирались в монахи, как люди, кого с рождения не коснулось зло, а те несчастные, у кого тень пропадала в более сознательном возрасте, кончали плохо – если, конечно, при этом они не были служителями церкви. Взрослых сжигали, обвиняя в продаже собственной души и тени Абаде, а детей постарше отнимали у родителей, и сжигали уже тех. Или всю семью скопом. Так что у нас боевая магия традиционная и стихийная, а у них «божественная» - магия света, и до сих пор церковь имеет монополию на воспитание магов всех категорий, включая некромантов. Хотя, отдать им должное, получается вполне на уровне. Но причём тут эта деревня? Они продали душу чужому злу за неимением покупателей на родине?
- У нас же тоже есть аналог Абады, только он не персонифицируется.
- Хаос? Тогда я вообще ничего не понимаю.
- Да я, честно говоря, тоже не очень понимаю, - вздохнул Озерский. – Продажа души – это именно из религии крестопоклонников. То есть, обмен души на магические способности, в переводе на современный язык. И, честно говоря, мне это всегда казалось глупостью, порождением тёмных веков. Душа существует, но это сама сущность человека, разум тоже является её свойством, и я просто не представляю, как её можно продать?
- Замудрили, закопались, - проворчал домовой, всё это время внимательно слушавший. – Хаос-то с крестопоклонниками тут причём? Человек – большое лакомство для многих тварей, - вздохнул он и исчез.
- То есть, по-твоему, мы имеем следующее, - оживился Миролев, проигнорировав исчезновение духа. - Местные добровольно впустили в себя какие-то сущности, получив от них некие выгоды, и за это от них отвернулись боги?
- Ага. То есть, практически, то же самое, о чём мы и подозревали с самого начала, - хмыкнул я. – Только теперь мы узнали, что на деревню ещё и боги обиделись. Это могло помочь, будь среди нас жрец, а так… Кроме всё той же идеи выжечь эту дрянь к Чернуху, ничего предложить не могу. Зато сработает почти наверняка.
- Ещё можно попробовать помолиться, - медленно проговорил дознаватель, глядя куда-то мне за спину совершенно круглыми от удивления глазами.
Я обернулся. У ног идола Ласки прямо на земле сидела босоногая девчонка лет двенадцати, одетая в простой сарафан до колен и расшитую рубашку с короткими рукавами. Длинные рыжие волосы были собраны в растрёпанную косу, а веснушчатая мордашка хранила удивительно сосредоточенное и серьёзное выражение. Большие зелёные глаза смотрели на нас задумчиво и проницательно, как может смотреть только ребёнок, родовая память в котором ещё не так крепко спит, как у взрослых.
Удостоверившись, что наше внимание полностью сосредоточено на ней, девочка поднялась на ноги, буднично отряхнула коленки и подол, и неторопливо подошла ближе. Я машинально отметил, что правая коленка ребёнка недавно была разбита, и сейчас на ней виднелась подсыхающая болячка.
- Здрасьте! – кивнула она нам, подходя и плюхаясь на землю уже рядом с нами. – Мама сказала, что добегалась и сама виновата, - ответила на мой невысказанный вопрос девочка, с грустным видом потирая коленку. – А я тут мимо проходила, дай, думаю, зайду, - она смущённо потупилась, уши тут же приняли пунцовый оттенок.
- А родители знают, что ты здесь? – отстранённо, и, видимо, автоматически уточнил Миролев.
- Я уже взрослая! – тут же возмущённо вспыхнуло дитя; кажется, для неё это был больной вопрос. - И вообще, я вам помочь хотела; не хотите слушать – так и скажите!
- Постой, постой! – я затряс головой, окончательно отчаявшись понять происходящее. – Не обижайся. Мы просто очень удивлены твоим появлением. Ты же… Весть, да?
- Ага, - беспечно кивнуло рыжеволосое божество. – Дурацкое имечко, но другого нет, - грустно вздохнула она.
- А чем ты нам хотела помочь? И почему?
- Говорю же, мимо проходила, - досадливо огрызнулась она, явно не желая объяснять мотивы своих поступков. – В общем, сжечь их у вас не получится, - сменила тему на явно менее щекотливую девочка. – Они всё-таки за бессмертие продались, так что ничего не попишешь, убить не получится.
- Кому продались? – хором спросили мы.
- Ох, до чего же вы, люди, бестолковые, - демонстративно схватилась за голову девочка. – Так теневым же, неужели непонятно?
- Кто такие «теневые»? – не слишком успешно пытаясь казаться невозмутимым, спросил Озерский. У меня, кажется, и вовсе язык отнялся.
- Тьфу! – Весть раздражённо фыркнула. – Да этим, с Изнанки. Там всякие живут; большие и маленькие. Чем больше, тем сильнее, вот некоторые и рвутся сюда, чтобы у людей тени забирать. Правда, просто так тень забрать невозможно, вот и стараются, кто во что горазд. А ты, беженец несчастный, выползай, тоже мне, спрятался! – куда-то в сторону строго сказала девочка.
- Это привычка, - смущённо пробормотал Тень откуда-то из-под идола Чернуха.
- Беженец? – уточнил дознаватель.
- Ага. Нет, всё-таки, совсем вы тёмные! Значит, слушайте сюда. Здесь, в Явном мире, Яви, живут только его создания – чаровники, дети стихий, - и срединники, то есть все остальные нормальные люди, которые одновременно и для этого мира существуют, и для изнанки. А на Изнанке живут только теневики, которые иногда, при определённых обстоятельствах, могут пробираться сюда. В общем, этот сюда случайно провалился, когда от одного из Ловцов убегал, память потерял. Ему повезло, что здесь Илан есть. Вы в некотором роде близнецы: ваши сущности почти идентичны, появились на свет вы в одно и то же время в одном месте. Вот он и не умер, потому что смог сойти для этого мира за иланову тень. А так бы фиг пролез. Поняли?
- Да, спасибо за пояснения, - кивнул службист. – То есть, это не люди с магическими способностями живут в двух мирах сразу, а все остальные?
- Распространённое заблуждение, - с умным видом покивала она, явно копируя чью-то манеру разговора.
- А как же все, у кого тень с рождения есть, а потом пропадает?
- Да тень просто отмирает, и всё. Я, правда, не очень в этом вопросе разбираюсь, это деда спрашивать надо, он же всё придумал.
- Ты сказала, что у нас не получится их сжечь, но что-то с ними делать надо. Можешь что-нибудь посоветовать?
- Дырку надо уничтожить. Они насовсем сюда пролезть не могут, это вон только у него получилось со страху, - она кивнула на идол Чернуха, видимо, имея в виду мою тень. – А если дырку уничтожить, то все, кто через неё лазают, сразу и помрут.
- Что может служить этой дыркой? – оживлённо поинтересовался Миролев. – Это же должен быть какой-то предмет, существующий сразу и там и там, то есть с тенью, так?
