Щеголеватые офицерские сапоги из состава формы СС, весьма поношенные, за которыми явно тщательно ухаживали, настолько дико сочетались с портками и косовороткой из домотканого полотна, что у меня руки опустились при виде этой картины. Над тканевой повязкой, закрывающей глаза, торчал белобрысый лохматый чуб. Уже почти добравшись до меня, он вдруг остановился, ругнулся на родном языке и принялся снимать повязку. Разобравшись с ней, сделал оставшиеся несколько шагов и с удовольствием ступил на сухую землю.
- Мешается, - пожаловался он, кивнув на повязку. – А без неё от меня люди шарахаются. Правда, они и с ней шарахаются, но без фанатизма. Ну, да их можно понять. Вот ты, кадровый офицер, и то спокойно смотреть не можешь, что с них-то взять? – лич пожал плечами. На вид ему было лет двадцать, вряд ли больше, и при жизни это был весьма обаятельный паренёк с живой улыбкой, но характерный зелёный светящийся дымок в пустых глазницах существенно портил картину. – Генрих Карл Фельдштейн, заочно приговорённый к развоплощению за дезертирство, - с улыбкой отрапортовал он, протягивая правую ладонь. Я растерянно ответил на рукопожатие. Такого сюжета я точно не подозревал.
- Илан Стахов, гвардии обермастер.
Он присвистнул.
- Вот это птицу ко мне занесло! Ты не подумай чего, Илан, - вдруг виновато пожал плечами он. – Я давно дезертировал, ещё когда наступали во всю. Я ж не военный, я по научной части; это мне для порядка чин дали. Пойдём, посидим, поговорим нормально, что мы как эти две ёлки посреди болота? – не выдержал он. – Да что ты, боишься что ли? Я вроде старался клятву так давать, чтобы не докопался.
- Не боюсь, неожиданно просто, - честно признался я, пристально разглядывая лича. – А вот тебе не страшно? Я же клятву не давал.
- А ты и не сможешь мне тут ничего сделать, - фыркнул он. – Я тут охранную систему полгода строил.
- И где она? – полюбопытствовал я. Интересно, он блефует, или действительно я что-то не вижу? С другой стороны, зачем ему врать, в случае чего я ведь всё равно попробую.
- Везде, - беспечно пожал плечами лич. – В воздухе, в болоте. Дело, конечно, трудное, но надёжное.
- Что-то не очень его ваши применяли.
- А это потому что я дезертировал, - рассмеялся он. Общаясь с этим не-мёртвым, приходилось постоянно себе напоминать о его природе. Он настолько не походил на абсолютно всю нежить, виденную мной ранее, что от этого становилось неуютно. – Моя личная разработка, я её тогда только начинал.
- А почему ты дезертировал? – полюбопытствовал я.
- Не люблю я всю эту военщину, - поморщился лич. – Когда войны нет ещё ничего, форма красивая, порядок опять же. А тут… Я когда посмотрел, что эти твари немёртвые делают, не поверишь – запил! На неделю в запой ушёл, хотя вроде до этого не употреблял. А как протрезвел, понял, что находиться среди них больше не могу, и сбежал. Поначалу, конечно, трудно было; а потом повезло, сюда занесло. Я тут спокойно свои разработки все и закончил.
Мы добрались до плетня, над которым гроздью нависали жители деревни, шушукаясь и подозрительно глядя на меня.
- Это свой, - махнул рукой Генрих. – Мой личный друг, так что прошу любить и жаловать!
Его словам поверили безоговорочно, как гласу богов. Это было видно; не разошлись, послушавшись старшего, а действительно тут же успокоились и принялись разбредаться, практически потеряв ко мне интерес. Некоторые только с любопытством оглядывались.
- Как они тебя слушаются…
- Они решили, что я их новый барин, - вздохнул лич. – Я поначалу растерялся и согласился – напуган был, думал, сгину в этом болоте. А потом как-то поздно было переубеждать. Странные они; уверены, что болото – это весь мир, и только одна их деревня и существует. А меня боги послали. Вообще, у них барин – посланник богов, по определению. Я пытался хотя бы объяснить, что мир куда больше, но они только кивают и улыбаются сочувственно. В общем, думаю, как бы их вернуть безболезненно в нормальный мир, но пока толку нет – психолог из меня плохой, психиатр – тем более. Подучился бы, да какие тут книги? Вот так и сижу. Если основные новости ещё получается через не-мёртвых разведчиков узнавать, то книжки найти им поручать глупо. А серьёзную нежить мигом засекут. Был прецедент, спалили на месте; причём сами деревенские. Сеть, серебряные пули, и солярки полведра. Решил больше не пытаться: не думаю, что там, за болотом, мне обрадуются.
- Ты очень странный лич, - хмыкнул я, всё больше теряясь в происходящем.
- А, ты всё-таки заметил! – искренне обрадовался он. – Я над этой разработкой долго бился, полжизни посвятил. Но привязку души всё-таки сумел сделать. Конечно, ощущения совсем нечеловеческие, да и прочих неприятностей полно. Но, главное, личность моя, почти как была, и ощущения эти – есть! Сорок лет думал над схемой. Только три года как решился – думаю, уж если не получится, тогда не получится, а то глупо помирать от старости, имея шанс на бессмертие и не попытавшись им воспользоваться. Ох, ты даже не представляешь, как я рад, что ты сюда забрёл, - он с довольной улыбкой плюхнулся на скамью у печи в просторной чистой избе, даже, скорее, тереме. – Люди тут, конечно, хорошие, добрые, но им я даже этого рассказать не могу – не поймут. И вдвойне повезло, что ты человек вменяемый, не бросаешься на меня сразу с кулаками.
- Просто встреча больно неожиданная, - я не удержался от улыбки. – Я-то готовился к драке.
- А ты, кстати, не голодный? – всполошился он. – Давно гостей не принимал, уже и забыл, как это делается, - лич виновато пожал плечами.
- Не особо. Поговорить пока интереснее, - честно признался я. И, опомнившись, поднялся со скамьи и принялся расстёгивать шинель. – И что же, до тебя никто за всю войну не добрался? Даже случайно? – всё, что говорил этот странный лич, было настолько неправдоподобно, что легко могло оказаться правдой. Но привычка не верить нежити на слово въелась в меня прочно, и отказываться от неё я не собирался, насколько необычной ни была ситуация.
- Ну, почему же, - поморщившись, нехотя отозвался доманец. – Было дело. Один офицер приходил, молодой, с небольшой группой. Только разговаривать он не стал, пришлось обороняться; я тогда более нервный был, потому что ещё до перерождения дело было, так что убил всех. Как-то до нас раненый добрёл, но помочь ему уже не получилось. Пара бойцов, как меня увидели, так и ломанулись в болота; видимо, сгинули по дороге. В общем, добредать-то добредали, но за всё время было человек десять, и никто из них не выжил, - виновато вздохнул лич. – Я же говорю, ты первый, кто пошёл на контакт. Так что живу я тут скучно, если не считать местной нечисти. Заразы, совсем распоясались. Заняться бы ими плотно, только как их искать, непонятно.
- Кстати, я же сюда именно по этому вопросу шёл, - вспомнил я.
- Да? – он обрадовался. – То есть, ты мне поможешь? И ты наверняка знаешь, как с ними бороться!
- Знать-то я знаю, - задумчиво протянул я, пытаясь сформулировать, как бы подоходчивее объяснить доманцу истинную причину моего появления и положение вещей в окружающем мире. – Только я не тебе помогать шёл.
- В смысле? – искренне удивился не-мёртвый.
- Жалуются на тебя, - я хмыкнул. – Говорят, совсем жизни не даёшь, со свету сживаешь.
- Погоди, кто жалуется? Нечисть?! – он растерянно затряс головой.
- Именно, - я не удержался от улыбки – уж очень потешно выглядела растерянность на лице нежити. – Понимаешь, у нас нечисть – это такие же полноправные жители. Конечно, это не отражено в законодательстве, но это очень точно знает любой жрец, и, соответственно, вообще любой росич. Они все – духи природы, играющие в её жизни очень важную роль. Никто в здравом уме не будет бороться с лешим или водяным; не потому, что не справится, а потому, что не пожелает вызвать на себя гнев богов. Это притом, что появление мысли о подобной борьбе само по себе уже отклонение. Обычные люди, особенно деревенские, испытывают к духам настороженное уважение, опасаются прогневать, но не боятся; куда сильнее боятся людей без тени вроде меня. А к неразумной нечисти, вроде вурдалаков, относятся точно так же, как к обычным животным. Зачем ты их вообще так активно травить-то начал?
- Да как-то… - растерянно пробормотал он. – Я и подумать не мог, что всё так обстоит. У нас нечисть – зло по определению. Неужели с ними можно вот так сосуществовать?
- Можно. Только у вас это не принято, - я пожал плечами.
- Но местные совсем не возражали, - лич выглядел подавленным. Кажется, он всерьёз расстроился.
- Они же свято уверены, что болото бесконечно, и за его пределами нет ничего. Логично, что они и болотных духов воспринимают как врагов.
В конце концов мне всё-таки удалось убедить доманца, что он неправ. Да он не очень-то и спорил, просто в его голове никак не хотела укладываться мысль о возможности взаимовыгодного сосуществования с духами. В итоге, не выдержав, я всё-таки познакомил его с домовым (живущим, между прочим, в этом же доме), который удивительно легко терпел тот факт, что единственным обитателем избы является не-мёртвый. И даже сводил на болото, где сумел дозваться взывавшей ко мне о помощи кикиморы и познакомить их. Существование болотной русалки окончательно ввергло Генриха в уныние: безусловно живое существо, в которое превратилась совершенно точно мёртвая утонувшая девушка, в картину мира опытного некроманта совсем не укладывалось. Вот если бы кикимора была нежитью, тогда для него всё бы встало на свои места, а тут…
В общем, когда я после ужина (который, к слову, хозяин с видимым удовольствием разделил со мной) уходил спать в предоставленную мне комнату, местный барин остался сидеть у окна в глубокой задумчивости.
- Товарищ гвардии обермастер, вызывали?
- А, Стахов, заходи, только тебя и ждём, присаживайся.
В штабной палатке было трое. Гвардии полковник Сармат Олеевич Беклей, командир нашего полка, старший офицер и мой прямой начальник – Правель Лихеевич Глыбня, - и незнакомый мне чернявый гладко выбритый тип лет тридцати в командирской форме без знаков различия, глядящий с недобрым прищуром, будто в прицел. Все трое сидели за столом с жестяными кружками, исходящими паром; видимо, вопрос первостепенной важности, ради которого меня вызвали, решался за чаем.
- Знакомься вот, Илан Иланович, товарищ командир из дружественных частей. А это – гвардии подмастерье Стахов, про которого я говорил, - представил нас Глыбня. Я чуть было не присел мимо стула. Это ж кто и из каких таких частей нас почтил своим присутствием, если даже его звание не называют? Да и имя, надо понимать, не настоящее. Но протянутую руку я пожал и никаких вопросов предусмотрительно не задал. Многое знание – многое горе. Пословица как раз для подобной ситуации.
- Значит, так, Илан, - как только я сел, обратился ко мне Сармат Олеевич, пристально глядя сквозь свои узкие очки. Старый лис был подчёркнуто серьёзен и собран; и уже одно это настраивало на проявление максимального внимания. – Не люблю ходить вокруг да около, поэтому – сразу к делу. Ты прекрасно знаешь, что наш полк сейчас в довольно неприятной ситуации. Точнее говоря, в окружении. Окружение будет прорвано, но не сиюминутно; нужно, по меньшей мере, несколько дней. Ты - самый опытный огневик в полку, Глыбня не даст соврать. Возможности вызвать подкрепление телепортом у нас нет, так что здесь и сейчас ты – самая эффективная боевая единица. Не коси недоверчиво, что я тебе, девица влюблённая, комплименты расточать? Это объективный факт, - на последней фразе он посмотрел уже на командира без знаков различия. Судя по всему, всё сказанное касалось и его.
Тот, кого назвали Иланом Илановичем, посмотрел вопросительно на обоих командующих полка по очереди. Дождался кивков от обоих и перевёл взгляд на меня. Некоторое время пристально разглядывал, мне даже стало неуютно. Потом прикрыл глаза и кивнул каким-то своим мыслям. Немного отодвинулся от стола, на который опирался обоими локтями, и достал из кармана небольшую карту, набросанную на обычном листе бумаги. Набросок, впрочем, был весьма точный и подробный, получше иных печатных образцов.
Развернув лист, он аккуратно расстелил его на столе, разглаживая сгибы.
- Это карта местности, в которой мы находимся, - голос у чернявого был тихий и твёрдый; чувствовалась привычка отдавать приказы, причём привычка глубоко въевшаяся. – Вот здесь, - он ткнул пальцем почти в самый правый верхний угол карты, - сейчас базируется ваш полк. Нас интересует вот эта местность, - заскорузлый, покрытый намертво въевшейся в грубую мозолистую кожу грязью палец с коротко обрезанным ногтем переместился в левую часть карты, ближе к центру. – Вот здесь, где река делает петлю. Расстояние по прямой что-то около десятка вёрст, плюс-минус. Здесь, - он обвёл пальцем солидных размеров круг вокруг ровной петли речного русла. – Местность начинает заболачиваться, кое-где попадаются мелкие озерца и болотца. Живых доманцев тут нет, это заградполя из мин, ловушек и кадавров. Где-то в районе этой петли находится ваше задание.
- Что за задание? – прагматично уточнил я, потому что чернявый замолчал, выжидательно глядя на меня. Тот снова с сомнением покосился на Беклея, и тот ещё раз кивнул, а Глыбня выразительно и недовольно хмыкнул.
- Добраться сюда, найти и доставить живым одного человека. Доставить живым любой ценой. По дороге ни в какие разговоры ни с кем не вступать, ни со своими, ни, тем более, с чужими. Лучше, чтобы вас вообще никто не видел. А чтобы ни у кого мысли не возникло искать… На, надень, - я машинально поймал брошенный неизвестным предмет. Осмотрел, и мрачно уставился на чернявого. - Надевай. Не думаешь же ты, что я так шучу?
Я внимательно оглядел говорящего и вынужден был признать, что он точно не шутит. Он вообще, кажется, на такое не способен. Но всё равно…
Я сжимал в руке обыкновенный жёлудь, нанизанный на тонкий шнурок из жилы. Сухой, прошлогодний, с, надо полагать, приклеенной «крышечкой». Ни в нём, ни в шнурке не было ни капли силы.
Осложнялось всё тем, что и полковник, и обермастер смотрели на чернявого с тем же недоумением, что и я. Однако тот продолжал буравить меня взглядом. Пожав плечами, я натянул шнурок на шею, придерживая пилотку рукой. В конце концов, самое страшное, что мне грозит, это быть осмеянным. Мягко говоря, не трагедия.
- Под одежду, чтобы он кожи касался, - удовлетворённо кивнув, сообщил незнакомец. Я выполнил и это распоряжение. После чего в полном шоке уставился на расходящиеся от меня тени – в палатке было несколько источников света: настольная лампа, окошко, висящая на поперечине тусклая лампочка над входом. – Его хватит примерно на двое суток, а больше у вас и не будет. Будешь ли ты звать стихию, или нет, не играет никакой роли – срок действия и качество работы амулета от этого не зависит. Когда он выдохнется, просто исчезнет вместе со шнурком. Если не будет касаться кожи - работать будет с перебоями. Вопросы есть?
- Как я узнаю человека, которого должен доставить?
- Она тебя сама узнает.
- Она?
- Она. Ещё вопросы?
- Когда отправляться?
- Прямо сейчас. Или ты желаешь собрать с собой походный рюкзак? – желчно осведомился он.
- Никак нет.
- Куда идти, помнишь?
- Так точно.
- Мешается, - пожаловался он, кивнув на повязку. – А без неё от меня люди шарахаются. Правда, они и с ней шарахаются, но без фанатизма. Ну, да их можно понять. Вот ты, кадровый офицер, и то спокойно смотреть не можешь, что с них-то взять? – лич пожал плечами. На вид ему было лет двадцать, вряд ли больше, и при жизни это был весьма обаятельный паренёк с живой улыбкой, но характерный зелёный светящийся дымок в пустых глазницах существенно портил картину. – Генрих Карл Фельдштейн, заочно приговорённый к развоплощению за дезертирство, - с улыбкой отрапортовал он, протягивая правую ладонь. Я растерянно ответил на рукопожатие. Такого сюжета я точно не подозревал.
- Илан Стахов, гвардии обермастер.
Он присвистнул.
- Вот это птицу ко мне занесло! Ты не подумай чего, Илан, - вдруг виновато пожал плечами он. – Я давно дезертировал, ещё когда наступали во всю. Я ж не военный, я по научной части; это мне для порядка чин дали. Пойдём, посидим, поговорим нормально, что мы как эти две ёлки посреди болота? – не выдержал он. – Да что ты, боишься что ли? Я вроде старался клятву так давать, чтобы не докопался.
- Не боюсь, неожиданно просто, - честно признался я, пристально разглядывая лича. – А вот тебе не страшно? Я же клятву не давал.
- А ты и не сможешь мне тут ничего сделать, - фыркнул он. – Я тут охранную систему полгода строил.
- И где она? – полюбопытствовал я. Интересно, он блефует, или действительно я что-то не вижу? С другой стороны, зачем ему врать, в случае чего я ведь всё равно попробую.
- Везде, - беспечно пожал плечами лич. – В воздухе, в болоте. Дело, конечно, трудное, но надёжное.
- Что-то не очень его ваши применяли.
- А это потому что я дезертировал, - рассмеялся он. Общаясь с этим не-мёртвым, приходилось постоянно себе напоминать о его природе. Он настолько не походил на абсолютно всю нежить, виденную мной ранее, что от этого становилось неуютно. – Моя личная разработка, я её тогда только начинал.
- А почему ты дезертировал? – полюбопытствовал я.
- Не люблю я всю эту военщину, - поморщился лич. – Когда войны нет ещё ничего, форма красивая, порядок опять же. А тут… Я когда посмотрел, что эти твари немёртвые делают, не поверишь – запил! На неделю в запой ушёл, хотя вроде до этого не употреблял. А как протрезвел, понял, что находиться среди них больше не могу, и сбежал. Поначалу, конечно, трудно было; а потом повезло, сюда занесло. Я тут спокойно свои разработки все и закончил.
Мы добрались до плетня, над которым гроздью нависали жители деревни, шушукаясь и подозрительно глядя на меня.
- Это свой, - махнул рукой Генрих. – Мой личный друг, так что прошу любить и жаловать!
Его словам поверили безоговорочно, как гласу богов. Это было видно; не разошлись, послушавшись старшего, а действительно тут же успокоились и принялись разбредаться, практически потеряв ко мне интерес. Некоторые только с любопытством оглядывались.
- Как они тебя слушаются…
- Они решили, что я их новый барин, - вздохнул лич. – Я поначалу растерялся и согласился – напуган был, думал, сгину в этом болоте. А потом как-то поздно было переубеждать. Странные они; уверены, что болото – это весь мир, и только одна их деревня и существует. А меня боги послали. Вообще, у них барин – посланник богов, по определению. Я пытался хотя бы объяснить, что мир куда больше, но они только кивают и улыбаются сочувственно. В общем, думаю, как бы их вернуть безболезненно в нормальный мир, но пока толку нет – психолог из меня плохой, психиатр – тем более. Подучился бы, да какие тут книги? Вот так и сижу. Если основные новости ещё получается через не-мёртвых разведчиков узнавать, то книжки найти им поручать глупо. А серьёзную нежить мигом засекут. Был прецедент, спалили на месте; причём сами деревенские. Сеть, серебряные пули, и солярки полведра. Решил больше не пытаться: не думаю, что там, за болотом, мне обрадуются.
- Ты очень странный лич, - хмыкнул я, всё больше теряясь в происходящем.
- А, ты всё-таки заметил! – искренне обрадовался он. – Я над этой разработкой долго бился, полжизни посвятил. Но привязку души всё-таки сумел сделать. Конечно, ощущения совсем нечеловеческие, да и прочих неприятностей полно. Но, главное, личность моя, почти как была, и ощущения эти – есть! Сорок лет думал над схемой. Только три года как решился – думаю, уж если не получится, тогда не получится, а то глупо помирать от старости, имея шанс на бессмертие и не попытавшись им воспользоваться. Ох, ты даже не представляешь, как я рад, что ты сюда забрёл, - он с довольной улыбкой плюхнулся на скамью у печи в просторной чистой избе, даже, скорее, тереме. – Люди тут, конечно, хорошие, добрые, но им я даже этого рассказать не могу – не поймут. И вдвойне повезло, что ты человек вменяемый, не бросаешься на меня сразу с кулаками.
- Просто встреча больно неожиданная, - я не удержался от улыбки. – Я-то готовился к драке.
- А ты, кстати, не голодный? – всполошился он. – Давно гостей не принимал, уже и забыл, как это делается, - лич виновато пожал плечами.
- Не особо. Поговорить пока интереснее, - честно признался я. И, опомнившись, поднялся со скамьи и принялся расстёгивать шинель. – И что же, до тебя никто за всю войну не добрался? Даже случайно? – всё, что говорил этот странный лич, было настолько неправдоподобно, что легко могло оказаться правдой. Но привычка не верить нежити на слово въелась в меня прочно, и отказываться от неё я не собирался, насколько необычной ни была ситуация.
- Ну, почему же, - поморщившись, нехотя отозвался доманец. – Было дело. Один офицер приходил, молодой, с небольшой группой. Только разговаривать он не стал, пришлось обороняться; я тогда более нервный был, потому что ещё до перерождения дело было, так что убил всех. Как-то до нас раненый добрёл, но помочь ему уже не получилось. Пара бойцов, как меня увидели, так и ломанулись в болота; видимо, сгинули по дороге. В общем, добредать-то добредали, но за всё время было человек десять, и никто из них не выжил, - виновато вздохнул лич. – Я же говорю, ты первый, кто пошёл на контакт. Так что живу я тут скучно, если не считать местной нечисти. Заразы, совсем распоясались. Заняться бы ими плотно, только как их искать, непонятно.
- Кстати, я же сюда именно по этому вопросу шёл, - вспомнил я.
- Да? – он обрадовался. – То есть, ты мне поможешь? И ты наверняка знаешь, как с ними бороться!
- Знать-то я знаю, - задумчиво протянул я, пытаясь сформулировать, как бы подоходчивее объяснить доманцу истинную причину моего появления и положение вещей в окружающем мире. – Только я не тебе помогать шёл.
- В смысле? – искренне удивился не-мёртвый.
- Жалуются на тебя, - я хмыкнул. – Говорят, совсем жизни не даёшь, со свету сживаешь.
- Погоди, кто жалуется? Нечисть?! – он растерянно затряс головой.
- Именно, - я не удержался от улыбки – уж очень потешно выглядела растерянность на лице нежити. – Понимаешь, у нас нечисть – это такие же полноправные жители. Конечно, это не отражено в законодательстве, но это очень точно знает любой жрец, и, соответственно, вообще любой росич. Они все – духи природы, играющие в её жизни очень важную роль. Никто в здравом уме не будет бороться с лешим или водяным; не потому, что не справится, а потому, что не пожелает вызвать на себя гнев богов. Это притом, что появление мысли о подобной борьбе само по себе уже отклонение. Обычные люди, особенно деревенские, испытывают к духам настороженное уважение, опасаются прогневать, но не боятся; куда сильнее боятся людей без тени вроде меня. А к неразумной нечисти, вроде вурдалаков, относятся точно так же, как к обычным животным. Зачем ты их вообще так активно травить-то начал?
- Да как-то… - растерянно пробормотал он. – Я и подумать не мог, что всё так обстоит. У нас нечисть – зло по определению. Неужели с ними можно вот так сосуществовать?
- Можно. Только у вас это не принято, - я пожал плечами.
- Но местные совсем не возражали, - лич выглядел подавленным. Кажется, он всерьёз расстроился.
- Они же свято уверены, что болото бесконечно, и за его пределами нет ничего. Логично, что они и болотных духов воспринимают как врагов.
В конце концов мне всё-таки удалось убедить доманца, что он неправ. Да он не очень-то и спорил, просто в его голове никак не хотела укладываться мысль о возможности взаимовыгодного сосуществования с духами. В итоге, не выдержав, я всё-таки познакомил его с домовым (живущим, между прочим, в этом же доме), который удивительно легко терпел тот факт, что единственным обитателем избы является не-мёртвый. И даже сводил на болото, где сумел дозваться взывавшей ко мне о помощи кикиморы и познакомить их. Существование болотной русалки окончательно ввергло Генриха в уныние: безусловно живое существо, в которое превратилась совершенно точно мёртвая утонувшая девушка, в картину мира опытного некроманта совсем не укладывалось. Вот если бы кикимора была нежитью, тогда для него всё бы встало на свои места, а тут…
В общем, когда я после ужина (который, к слову, хозяин с видимым удовольствием разделил со мной) уходил спать в предоставленную мне комнату, местный барин остался сидеть у окна в глубокой задумчивости.
- Товарищ гвардии обермастер, вызывали?
- А, Стахов, заходи, только тебя и ждём, присаживайся.
В штабной палатке было трое. Гвардии полковник Сармат Олеевич Беклей, командир нашего полка, старший офицер и мой прямой начальник – Правель Лихеевич Глыбня, - и незнакомый мне чернявый гладко выбритый тип лет тридцати в командирской форме без знаков различия, глядящий с недобрым прищуром, будто в прицел. Все трое сидели за столом с жестяными кружками, исходящими паром; видимо, вопрос первостепенной важности, ради которого меня вызвали, решался за чаем.
- Знакомься вот, Илан Иланович, товарищ командир из дружественных частей. А это – гвардии подмастерье Стахов, про которого я говорил, - представил нас Глыбня. Я чуть было не присел мимо стула. Это ж кто и из каких таких частей нас почтил своим присутствием, если даже его звание не называют? Да и имя, надо понимать, не настоящее. Но протянутую руку я пожал и никаких вопросов предусмотрительно не задал. Многое знание – многое горе. Пословица как раз для подобной ситуации.
- Значит, так, Илан, - как только я сел, обратился ко мне Сармат Олеевич, пристально глядя сквозь свои узкие очки. Старый лис был подчёркнуто серьёзен и собран; и уже одно это настраивало на проявление максимального внимания. – Не люблю ходить вокруг да около, поэтому – сразу к делу. Ты прекрасно знаешь, что наш полк сейчас в довольно неприятной ситуации. Точнее говоря, в окружении. Окружение будет прорвано, но не сиюминутно; нужно, по меньшей мере, несколько дней. Ты - самый опытный огневик в полку, Глыбня не даст соврать. Возможности вызвать подкрепление телепортом у нас нет, так что здесь и сейчас ты – самая эффективная боевая единица. Не коси недоверчиво, что я тебе, девица влюблённая, комплименты расточать? Это объективный факт, - на последней фразе он посмотрел уже на командира без знаков различия. Судя по всему, всё сказанное касалось и его.
Тот, кого назвали Иланом Илановичем, посмотрел вопросительно на обоих командующих полка по очереди. Дождался кивков от обоих и перевёл взгляд на меня. Некоторое время пристально разглядывал, мне даже стало неуютно. Потом прикрыл глаза и кивнул каким-то своим мыслям. Немного отодвинулся от стола, на который опирался обоими локтями, и достал из кармана небольшую карту, набросанную на обычном листе бумаги. Набросок, впрочем, был весьма точный и подробный, получше иных печатных образцов.
Развернув лист, он аккуратно расстелил его на столе, разглаживая сгибы.
- Это карта местности, в которой мы находимся, - голос у чернявого был тихий и твёрдый; чувствовалась привычка отдавать приказы, причём привычка глубоко въевшаяся. – Вот здесь, - он ткнул пальцем почти в самый правый верхний угол карты, - сейчас базируется ваш полк. Нас интересует вот эта местность, - заскорузлый, покрытый намертво въевшейся в грубую мозолистую кожу грязью палец с коротко обрезанным ногтем переместился в левую часть карты, ближе к центру. – Вот здесь, где река делает петлю. Расстояние по прямой что-то около десятка вёрст, плюс-минус. Здесь, - он обвёл пальцем солидных размеров круг вокруг ровной петли речного русла. – Местность начинает заболачиваться, кое-где попадаются мелкие озерца и болотца. Живых доманцев тут нет, это заградполя из мин, ловушек и кадавров. Где-то в районе этой петли находится ваше задание.
- Что за задание? – прагматично уточнил я, потому что чернявый замолчал, выжидательно глядя на меня. Тот снова с сомнением покосился на Беклея, и тот ещё раз кивнул, а Глыбня выразительно и недовольно хмыкнул.
- Добраться сюда, найти и доставить живым одного человека. Доставить живым любой ценой. По дороге ни в какие разговоры ни с кем не вступать, ни со своими, ни, тем более, с чужими. Лучше, чтобы вас вообще никто не видел. А чтобы ни у кого мысли не возникло искать… На, надень, - я машинально поймал брошенный неизвестным предмет. Осмотрел, и мрачно уставился на чернявого. - Надевай. Не думаешь же ты, что я так шучу?
Я внимательно оглядел говорящего и вынужден был признать, что он точно не шутит. Он вообще, кажется, на такое не способен. Но всё равно…
Я сжимал в руке обыкновенный жёлудь, нанизанный на тонкий шнурок из жилы. Сухой, прошлогодний, с, надо полагать, приклеенной «крышечкой». Ни в нём, ни в шнурке не было ни капли силы.
Осложнялось всё тем, что и полковник, и обермастер смотрели на чернявого с тем же недоумением, что и я. Однако тот продолжал буравить меня взглядом. Пожав плечами, я натянул шнурок на шею, придерживая пилотку рукой. В конце концов, самое страшное, что мне грозит, это быть осмеянным. Мягко говоря, не трагедия.
- Под одежду, чтобы он кожи касался, - удовлетворённо кивнув, сообщил незнакомец. Я выполнил и это распоряжение. После чего в полном шоке уставился на расходящиеся от меня тени – в палатке было несколько источников света: настольная лампа, окошко, висящая на поперечине тусклая лампочка над входом. – Его хватит примерно на двое суток, а больше у вас и не будет. Будешь ли ты звать стихию, или нет, не играет никакой роли – срок действия и качество работы амулета от этого не зависит. Когда он выдохнется, просто исчезнет вместе со шнурком. Если не будет касаться кожи - работать будет с перебоями. Вопросы есть?
- Как я узнаю человека, которого должен доставить?
- Она тебя сама узнает.
- Она?
- Она. Ещё вопросы?
- Когда отправляться?
- Прямо сейчас. Или ты желаешь собрать с собой походный рюкзак? – желчно осведомился он.
- Никак нет.
- Куда идти, помнишь?
- Так точно.
