Альба опять недовольно поморщилась, неопределённо повела плечами.
— Дорогая, расскажи мне, — Паула отложила вязание, подошла, обняла воспитанницу за плечи. — Может, я смогу помочь?
Королева поколебалась, потом немного отодвинулась вместе со стулом, обняла кормилицу в ответ, прижавшись щекой к пышной груди. Прикрыла глаза, когда верная Пуппа ласково погладила по голове.
— Не грусти, милая, всё наладится.
— Он считает меня ребёнком, — недовольно призналась Альба. — Так и сказал вчера своему другу. Из-за моих кукол и платьев… с рюшами. Я не хочу, чтобы он продолжал так думать!
— Ты поэтому решила убрать кукол и попросила то платье? — тихо спросила Паула и глубоко вздохнула, когда воспитанница тихо угукнула в ответ. — Ох, милая! Но разве же в платье дело?..
— А в чём? — недовольно спросила та, отстранившись. — Я ведь слышала, как он…
Но договорить она не успела, в будуар стремительно вошла запыхавшаяся Чита.
— А платья нет! — сообщила она.
— Как это нет? — опешила Альба.
— А вот так, нет. И его, и остальных вещей её величества Луизы, и ещё много чего. Говорят, распоряжение его величества.
— Да он издевается! — возмущённо всплеснула руками королева, рывком отодвинула стул и вскочила. — Да я ему сейчас…
— Альба, а завтрак?! — всполошилась Паула и поймала её за руку.
— К чёрту завтрак! — вырвалась та. — Я прямо сейчас…
— Ну хоть оденься!
Это подействовало, разгневанная королева замерла на пороге будуара, окинула себя недовольным взглядом, резко развернулась и хлопнула дверью.
— Чита, помоги! — и она с решительным видом двинулась в спальню.
Горничная переглянулась с матерью и поспешила следом за своей госпожой.
— Ох, что сейчас будет! Помоги Дева Мария, вразуми эту горячую голову! — Паула возвела глаза к потолку, размашисто перекрестилась, поцеловала нательный крест и поторопилась за девушками.
Отговаривать и уговаривать Альбу было бесполезно, только молиться и оставалось. И ещё Читу отправить за отцом Валентином, который единственный мог легко и быстро утихомирить свою ученицу. Он порой отходил от дел на несколько дней, желая побыть наедине с собственными мыслями и привести их в порядок, поговорить с какими-то важными для него людьми, но сейчас всё это было ужасно некстати. Он был нужен тут, рядом с Альбой! Хоть бы из дворца не ушёл!
А если не получится с ним, оставалось уповать на терпение генерала Браво де Кастильо и то, что он не рассердится на свою взбалмошную супругу.
Только шансов на это было немного, потому что день у короля не задался с самого начала. Отчасти он, конечно, сам был виноват, потому что не стоило начинать утро с папки Хорхе — понимал же, что ничего хорошего там быть не может. Но решил, что за свою жизнь насмотрелся всякого, и после того, как своих же солдат приходилось вешать за мародёрство и изуверства на захваченной территории, его сложно чем-то всерьёз удивить.
Самонадеянно.
Богатый идальго, который до смерти замучил не меньше десяти молоденьких девушек. Хозяин завода, который покалечил и убил несколько своих работников на глазах десятков людей — кому-то руку засунул под кузнечный пресс, кого-то столкнул с крыши, — наверное, для устрашения. Ещё один фабрикант, превращавший в рабов своих работников и заморивший голодом по меньшей мере двадцать человек.
Сильнее пугали не сами события, а чувство безнаказанности и самоуверенность, с которой они всё это творили, нимало не таясь.
К концу папки и завтрака Рауля едва не трясло от злости и очень хотелось вспомнить традиции давних предков, заменив лёгкую смерть на виселице чем-нибудь вроде четвертования. А ещё в горле появилось холодное и колючее чувство стыда, потому что…
Он бывал в столичном обществе, знал этих троих лично, и пусть знакомство это сводилось к приветствиям при случайных встречах, но он даже предположить не мог, с какими чудовищами раскланивался. И сколько их ещё, интересно, таких вот демонов в человеческой шкуре?..
С этой мыслью он отправил Хорхе просьбу познакомить его с начальником тайной полиции, который мог, пожалуй, точнее всех ответить на вопрос. И радовался в это утро Рауль только одному: что его юная супруга заспалась и не составила компанию за завтраком, потому что сил и желания любезничать с этой девочкой и улыбаться ей у него не было. Нет, он конечно ни в чём её не винил, ну какой спрос с этого тепличного цветка? Но сорвать дурное настроение мог, просто не сдержавшись. А так — королева спала, и с чувством глубокого внутреннего удовлетворения он спустил всю злость на тех, кто гораздо больше этого заслуживал.
Искать виновных среди советников Рауль, впрочем, не пытался, этак можно каждого первого казнить, начиная с себя, а работать кому?
Флавио, уже жалеющий, что не озаботился помощниками заранее, был к середине дня так замотан и так завален бумагами, что не успел бы перехватить королеву, даже если бы посмел. Альба влетела в приёмную разъярённым ангелом мщения, и адъютант запоздало выскочил из-за горы бумаг с возгласом: «Ваше величество, прошу, позвольте...» Только ничего она не позволила, толкнула дверь в королевский кабинет и шагнула туда, где её супруг как раз заканчивал разговор с Мануэлем Рамосом де Вегой.
Альбе с трудом, но хватило выдержки, чтобы не устраивать скандал при старике.
— Здравствуйте, — проявила вежливость она, кивнув поднявшимся при её появлении мужчинам. — Ваше величество, мне нужно с вами поговорить. Срочно!
— Как вам будет угодно, ваше величество, — вздохнул Рауль. — Мануэль…
— Договорились, я подумаю над речью для тебя. А ты всё же постарайся успокоиться, чтобы не сорваться на них. Некстати будет. Вспоминай Авгулию и тот разнос, который устроил своим идиотам. Вот тогда было верное настроение.
— Спасибо за совет, — усмехнулся король, кивнул на прощание.
— Что такое Авгулия? — спросила Альба совсем не то, за чем пришла, провожая старого генерала взглядом.
— Город в Бригиде недалеко от нынешней границы, — пояснил супруг и велел насторожённо маячащему в дверях Флавио: — Я занят, если кто появится — пусть ждут в приёмной. — Адъютант поклонился и вышел, прикрыв дверь, а Рауль обратился к жене: — Что-то случилось, ваше величество?
— Да! — встряхнулась и опомнилась она. — Куда делись мои платья?!
— Какие ваши платья? — искренне изумился Рауль.
— Они не совсем мои, но теперь — мои, и мне сказали, будто вы велели…
— Погодите, я ничего не понимаю, — оборвал её король, устало потёр ладонями лицо. — Сядьте и объясните толком, какие платья и что с ними случилось?
— Это вы мне объясните, что с ними случилось! — возмущённо огрызнулась она, но всё-таки недовольно плюхнулась на стул, освобождённый минуту назад Рамосом де Вегой. — Платья королевы Луизы, они были в Малом дворце, а теперь их нет!
— А зачем они вам? — озадачился Рауль, который зарылся в принесённую утром гофмейстером папку. Какие-то наряды там попадались, это верно, но он глубоко не вникал. — Они же старые и сейчас, насколько знаю, так не носят.
— Неважно! Это память о матери! — недовольно отозвалась Альба. Не признаваться же, для чего они ей на самом деле…
— Хм. Память? Сто двенадцать старых нарядов плюс нижнее бельё? — уточнил он, наконец найдя нужное. — Дались вам эти платья….
— Да это вам дались мои платья! — вспыхнула королева, опять вскочила в негодовании. — Верните мне их немедленно, вы…
— Ничем не могу помочь, их больше не существует, — хмуро отозвался Рауль. Он вскакивать не стал, смотрел на бушующую жену снизу вверх и отчаянно боролся с собой. Глупый каприз девчонки был сейчас настолько некстати, что вся его выдержка уходила на одно: говорить вежливо. — Они переданы на благотворительность.
— То есть как не существуют?! Да как вы смели?! Нельзя было на благотворительность отдать деньги?! Мало того что меня выдали замуж абы за кого, так ещё…
Альба осеклась, когда ножки кресла скрежетнули по полу — Рауль резко поднялся. Она едва поборола порыв отпрянуть и втянуть голову в плечи: мрачный генерал с сурово сжатыми губами пугал, таким она его ещё не видела. Холодным, злым, жёстким, ещё более чужим, чем тогда, когда он явился делать ей предложение. Но тут же одёрнула себя и попыталась опять скопировать выражение лица королевы Луизы, пусть без портрета это было сложнее.
— Верните мне мои вещи! — потребовала она. — Я не понимаю, зачем...
— Не понимаете? — с какой-то непонятной мстительной ухмылкой спросил король пугающе негромким, замораживающим голосом. — Ну что ж, давайте я вам на пальцах объясню, коль уж вы сами за этим явились. — Он вышел из-за стола и велел, кивнув на своё место: — Садитесь.
— Вы не…
— Сядьте, ваше величество! — резко перебил Рауль. С таким лицом и таким тоном, что Альба невольно прикусила язык: оказывается, её муж со своей выразительной мимикой и злился тоже очень выразительно. — Вот бумага, вот карандаш. Какое там платье вы хотели? — спросил, рывком забрав со стола папку.
— Тёмно-зелёное, шёлковое, вечернее, — тихо, дрогнувшим голосом ответила юная королева, окончательно перестав понимать, что происходит и чего от неё хотят. Если бы генерал начал упрекать, даже оскорблять — это ещё как-то уложилось бы в её картину мира, и там бы она знала, что ответить, а сейчас…
— С золотыми кистями и отделкой золотом? — спросил король через несколько мгновений, зацепившись скользившим по страницам пальцем за нужную строчку.
— Да, — неуверенно ответила Альба. Она не помнила, было ли в том гардеробе что-то ещё похожее, но перечить сейчас не рискнула.
— Прекрасно. Пишите. Платье — одна штука. Сто двадцать дублонов минимум. Жалование рабочего на Горелой мануфактуре — два дублона в месяц. Жалование прачки — половина дублона в месяц…
— Погодите, я не успеваю! — взмолилась Альба. — Какая прачка, какой рабочий?!
— Ваши подданные, ваше величество, — едко выцедил Рауль. — Обычная пара. Он четырнадцать часов в сутки работает на заводе, его жена — стирает за деньги. Доход этой семьи — два с половиной дублона в месяц. На которые живут они двое и несколько детей. Тех, кто выживет, ну пусть их будет пять. А теперь поделите стоимость вашего платья на этот доход, и мы узнаем, сколько месяцев на эти деньги может жить семья, отец которой был убит хозяином мануфактуры!
— Погодите, я ничего не понимаю! Сорок восемь получается? Как — убит?! К чему это всё? Я… почему всего два с половиной? — Альба растерянно уставилась на мужа. — Разве на такие деньги можно жить?! И… четырнадцать часов? Но как же…
— Это ещё сравнительно неплохой доход, — пробурчал король, бросил папку на стол. Почти испуганный взгляд этой девочки, снизу вверх, отрезвил и позволил совладать с поднявшейся внутри яростью.
Ну на кого он тут рычит, в самом деле? Нашёл виноватую. Чудо, что она вообще знает, как выглядят деньги!
— Неплохой?! — потрясённо пробормотала королева, глядя сквозь лист бумаги с двумя неполными строками, написанными её мягким округлым почерком. Пальцы, в которых она сжимала карандаш, задрожали, и Альба поспешила положить его и сцепить руки на коленях. — То есть денег, вырученных от продажи одного старого платья, хватит целой семье, чтобы четыре года… — под конец дрогнул и голос, и она умолкла.
— Ступайте к себе, ваше величество, — после короткой паузы проговорил Рауль мягко, негромко — так, как разговаривал с ней обычно. — Или куда вы планировали пойти, в зверинец? С платьем мы, смею надеяться, разобрались, а всё остальное подождёт до вечера. Если что-то ещё захотите спросить, я смогу объяснить подробнее, но — не сейчас. К сожалению, сейчас у меня назначена аудиенция с народными политическими силами, невежливо заставлять их ждать.
— Да, конечно, — пробормотала Альба, рассеянно ухватилась за предложенную мужем ладонь и воспользовалась его помощью, чтобы подняться из-за стола. — Простите за это вторжение! — вспомнила она о вежливости, когда супруг провожал к двери.
— Ничего страшного, — формально ответил он.
Говорить о том, что это пустяки и он был рад её видеть, не стал. Альба это отметила, и это ей понравилось: он не пытался врать в глаза. Совершенно очевидно, что рад он ей не был, особенно поначалу, и если сейчас взял себя в руки, то это ничего не значило.
— Хорошего дня, ваше величество, — Рауль склонился, чтобы поцеловать ей руку. Королева вздрогнула, когда тёплые губы коснулись беззащитной чувствительной кожи.
— Хорошего дня, — эхом откликнулась она, встряхнулась, заставила себя отвести взгляд от мужа и шагнуть за порог, когда король сам открыл ей дверь. Но тут же Альба опомнилась, обернулась прямо в проходе и спросила: — Ваше величество, а кто его убил? Вы ведь не придумали этот пример, верно?
— Не придумал, — кивнул тот, слегка озадаченный. Этого вопроса он не ждал и не сразу понял, о чём вообще речь. — Зачем вам?..
— Его поймали? — хмурясь, спросила она.
— Он понесёт заслуженное наказание, я об этом позабочусь, — ответил Рауль, не вдаваясь в подробности.
— Хорошо, — задумчиво кивнула Альба, скользнула взглядом по двум незнакомым мужчинам, ожидавшим аудиенции у короля.
Странным мужчинам. Один — могучий и волосатый, одет аккуратно, но очень просто, грубо даже, в такой одежде работники зверинца занимались грязной работой; он неловко мял в руках какую-то тряпку, в которой королеве не хватило опыта опознать кепку. Второй — среднего роста и очень привлекательной наружности, смотрел прямо и с вызовом, одет был как мелкий служащий, но небрежно и со странностями вроде ярко-красного шейного платка.
— Хорошего дня, сеньоры, — кивнула она. «Как там король сказал, «народные политические силы»? Надо будет спросить вечером, что он имел в виду...»
«Народные силы» вразнобой ответили, провожая королеву странными взглядами.
— Прошу, сеньоры, — окликнул их Рауль и отступил от двери, приглашая войти.
В свои покои после короткого разговора с мужем Альба шагала медленно, погружённая в мысли, невпопад отвечая на приветствия встречных людей и ясно давая понять, что на разговор не настроена. Чем больше она думала о случившемся, чем больше несказанного прибавлялось к сказанному. Тем сильнее её жёг стыд — сильный, едкий, непривычный. Похожее чувство она испытывала, когда ошибалась в госпитале, но никогда — так остро. Наверное, потому, что там всегда рядом был наставник, готовый исправить оплошность. А сейчас...
Альба немногое знала о мире за пределами Малого дворца. Дворец, госпиталь, зверинец — ей этого вполне хватало, а всё остальное располагалось где-то далеко-далеко и было совсем не интересно. Она не задумывалась о том, что происходит там, в этом большом мире, а наставники не спешили разубеждать. Оттого нынешнее столкновение с действительностью оказалось особенно болезненным.
Она хотела не поверить генералу, поспорить с ним, услышать что-нибудь совсем другое об этом большом мире. Хотела бы, чтобы супруг обманул её и придумал всё это, чтобы прогнать, чтобы она не мешалась ему под ногами.
Хотела, но не могла. Он говорил правду, она чувствовала это и прекрасно понимала. Не выдумал из обиды и злости, а из той же самой злости сказал правду и не попытался её чем-то прикрыть. Мол, хочешь — получай. От этого было ещё горше и обидней.
— Дорогая, расскажи мне, — Паула отложила вязание, подошла, обняла воспитанницу за плечи. — Может, я смогу помочь?
Королева поколебалась, потом немного отодвинулась вместе со стулом, обняла кормилицу в ответ, прижавшись щекой к пышной груди. Прикрыла глаза, когда верная Пуппа ласково погладила по голове.
— Не грусти, милая, всё наладится.
— Он считает меня ребёнком, — недовольно призналась Альба. — Так и сказал вчера своему другу. Из-за моих кукол и платьев… с рюшами. Я не хочу, чтобы он продолжал так думать!
— Ты поэтому решила убрать кукол и попросила то платье? — тихо спросила Паула и глубоко вздохнула, когда воспитанница тихо угукнула в ответ. — Ох, милая! Но разве же в платье дело?..
— А в чём? — недовольно спросила та, отстранившись. — Я ведь слышала, как он…
Но договорить она не успела, в будуар стремительно вошла запыхавшаяся Чита.
— А платья нет! — сообщила она.
— Как это нет? — опешила Альба.
— А вот так, нет. И его, и остальных вещей её величества Луизы, и ещё много чего. Говорят, распоряжение его величества.
— Да он издевается! — возмущённо всплеснула руками королева, рывком отодвинула стул и вскочила. — Да я ему сейчас…
— Альба, а завтрак?! — всполошилась Паула и поймала её за руку.
— К чёрту завтрак! — вырвалась та. — Я прямо сейчас…
— Ну хоть оденься!
Это подействовало, разгневанная королева замерла на пороге будуара, окинула себя недовольным взглядом, резко развернулась и хлопнула дверью.
— Чита, помоги! — и она с решительным видом двинулась в спальню.
Горничная переглянулась с матерью и поспешила следом за своей госпожой.
— Ох, что сейчас будет! Помоги Дева Мария, вразуми эту горячую голову! — Паула возвела глаза к потолку, размашисто перекрестилась, поцеловала нательный крест и поторопилась за девушками.
Отговаривать и уговаривать Альбу было бесполезно, только молиться и оставалось. И ещё Читу отправить за отцом Валентином, который единственный мог легко и быстро утихомирить свою ученицу. Он порой отходил от дел на несколько дней, желая побыть наедине с собственными мыслями и привести их в порядок, поговорить с какими-то важными для него людьми, но сейчас всё это было ужасно некстати. Он был нужен тут, рядом с Альбой! Хоть бы из дворца не ушёл!
А если не получится с ним, оставалось уповать на терпение генерала Браво де Кастильо и то, что он не рассердится на свою взбалмошную супругу.
Только шансов на это было немного, потому что день у короля не задался с самого начала. Отчасти он, конечно, сам был виноват, потому что не стоило начинать утро с папки Хорхе — понимал же, что ничего хорошего там быть не может. Но решил, что за свою жизнь насмотрелся всякого, и после того, как своих же солдат приходилось вешать за мародёрство и изуверства на захваченной территории, его сложно чем-то всерьёз удивить.
Самонадеянно.
Богатый идальго, который до смерти замучил не меньше десяти молоденьких девушек. Хозяин завода, который покалечил и убил несколько своих работников на глазах десятков людей — кому-то руку засунул под кузнечный пресс, кого-то столкнул с крыши, — наверное, для устрашения. Ещё один фабрикант, превращавший в рабов своих работников и заморивший голодом по меньшей мере двадцать человек.
Сильнее пугали не сами события, а чувство безнаказанности и самоуверенность, с которой они всё это творили, нимало не таясь.
К концу папки и завтрака Рауля едва не трясло от злости и очень хотелось вспомнить традиции давних предков, заменив лёгкую смерть на виселице чем-нибудь вроде четвертования. А ещё в горле появилось холодное и колючее чувство стыда, потому что…
Он бывал в столичном обществе, знал этих троих лично, и пусть знакомство это сводилось к приветствиям при случайных встречах, но он даже предположить не мог, с какими чудовищами раскланивался. И сколько их ещё, интересно, таких вот демонов в человеческой шкуре?..
С этой мыслью он отправил Хорхе просьбу познакомить его с начальником тайной полиции, который мог, пожалуй, точнее всех ответить на вопрос. И радовался в это утро Рауль только одному: что его юная супруга заспалась и не составила компанию за завтраком, потому что сил и желания любезничать с этой девочкой и улыбаться ей у него не было. Нет, он конечно ни в чём её не винил, ну какой спрос с этого тепличного цветка? Но сорвать дурное настроение мог, просто не сдержавшись. А так — королева спала, и с чувством глубокого внутреннего удовлетворения он спустил всю злость на тех, кто гораздо больше этого заслуживал.
Искать виновных среди советников Рауль, впрочем, не пытался, этак можно каждого первого казнить, начиная с себя, а работать кому?
Прода от 18.11.2021, 20:16
Флавио, уже жалеющий, что не озаботился помощниками заранее, был к середине дня так замотан и так завален бумагами, что не успел бы перехватить королеву, даже если бы посмел. Альба влетела в приёмную разъярённым ангелом мщения, и адъютант запоздало выскочил из-за горы бумаг с возгласом: «Ваше величество, прошу, позвольте...» Только ничего она не позволила, толкнула дверь в королевский кабинет и шагнула туда, где её супруг как раз заканчивал разговор с Мануэлем Рамосом де Вегой.
Альбе с трудом, но хватило выдержки, чтобы не устраивать скандал при старике.
— Здравствуйте, — проявила вежливость она, кивнув поднявшимся при её появлении мужчинам. — Ваше величество, мне нужно с вами поговорить. Срочно!
— Как вам будет угодно, ваше величество, — вздохнул Рауль. — Мануэль…
— Договорились, я подумаю над речью для тебя. А ты всё же постарайся успокоиться, чтобы не сорваться на них. Некстати будет. Вспоминай Авгулию и тот разнос, который устроил своим идиотам. Вот тогда было верное настроение.
— Спасибо за совет, — усмехнулся король, кивнул на прощание.
— Что такое Авгулия? — спросила Альба совсем не то, за чем пришла, провожая старого генерала взглядом.
— Город в Бригиде недалеко от нынешней границы, — пояснил супруг и велел насторожённо маячащему в дверях Флавио: — Я занят, если кто появится — пусть ждут в приёмной. — Адъютант поклонился и вышел, прикрыв дверь, а Рауль обратился к жене: — Что-то случилось, ваше величество?
— Да! — встряхнулась и опомнилась она. — Куда делись мои платья?!
— Какие ваши платья? — искренне изумился Рауль.
— Они не совсем мои, но теперь — мои, и мне сказали, будто вы велели…
— Погодите, я ничего не понимаю, — оборвал её король, устало потёр ладонями лицо. — Сядьте и объясните толком, какие платья и что с ними случилось?
— Это вы мне объясните, что с ними случилось! — возмущённо огрызнулась она, но всё-таки недовольно плюхнулась на стул, освобождённый минуту назад Рамосом де Вегой. — Платья королевы Луизы, они были в Малом дворце, а теперь их нет!
— А зачем они вам? — озадачился Рауль, который зарылся в принесённую утром гофмейстером папку. Какие-то наряды там попадались, это верно, но он глубоко не вникал. — Они же старые и сейчас, насколько знаю, так не носят.
— Неважно! Это память о матери! — недовольно отозвалась Альба. Не признаваться же, для чего они ей на самом деле…
— Хм. Память? Сто двенадцать старых нарядов плюс нижнее бельё? — уточнил он, наконец найдя нужное. — Дались вам эти платья….
— Да это вам дались мои платья! — вспыхнула королева, опять вскочила в негодовании. — Верните мне их немедленно, вы…
— Ничем не могу помочь, их больше не существует, — хмуро отозвался Рауль. Он вскакивать не стал, смотрел на бушующую жену снизу вверх и отчаянно боролся с собой. Глупый каприз девчонки был сейчас настолько некстати, что вся его выдержка уходила на одно: говорить вежливо. — Они переданы на благотворительность.
— То есть как не существуют?! Да как вы смели?! Нельзя было на благотворительность отдать деньги?! Мало того что меня выдали замуж абы за кого, так ещё…
Альба осеклась, когда ножки кресла скрежетнули по полу — Рауль резко поднялся. Она едва поборола порыв отпрянуть и втянуть голову в плечи: мрачный генерал с сурово сжатыми губами пугал, таким она его ещё не видела. Холодным, злым, жёстким, ещё более чужим, чем тогда, когда он явился делать ей предложение. Но тут же одёрнула себя и попыталась опять скопировать выражение лица королевы Луизы, пусть без портрета это было сложнее.
— Верните мне мои вещи! — потребовала она. — Я не понимаю, зачем...
— Не понимаете? — с какой-то непонятной мстительной ухмылкой спросил король пугающе негромким, замораживающим голосом. — Ну что ж, давайте я вам на пальцах объясню, коль уж вы сами за этим явились. — Он вышел из-за стола и велел, кивнув на своё место: — Садитесь.
— Вы не…
— Сядьте, ваше величество! — резко перебил Рауль. С таким лицом и таким тоном, что Альба невольно прикусила язык: оказывается, её муж со своей выразительной мимикой и злился тоже очень выразительно. — Вот бумага, вот карандаш. Какое там платье вы хотели? — спросил, рывком забрав со стола папку.
— Тёмно-зелёное, шёлковое, вечернее, — тихо, дрогнувшим голосом ответила юная королева, окончательно перестав понимать, что происходит и чего от неё хотят. Если бы генерал начал упрекать, даже оскорблять — это ещё как-то уложилось бы в её картину мира, и там бы она знала, что ответить, а сейчас…
— С золотыми кистями и отделкой золотом? — спросил король через несколько мгновений, зацепившись скользившим по страницам пальцем за нужную строчку.
— Да, — неуверенно ответила Альба. Она не помнила, было ли в том гардеробе что-то ещё похожее, но перечить сейчас не рискнула.
— Прекрасно. Пишите. Платье — одна штука. Сто двадцать дублонов минимум. Жалование рабочего на Горелой мануфактуре — два дублона в месяц. Жалование прачки — половина дублона в месяц…
— Погодите, я не успеваю! — взмолилась Альба. — Какая прачка, какой рабочий?!
— Ваши подданные, ваше величество, — едко выцедил Рауль. — Обычная пара. Он четырнадцать часов в сутки работает на заводе, его жена — стирает за деньги. Доход этой семьи — два с половиной дублона в месяц. На которые живут они двое и несколько детей. Тех, кто выживет, ну пусть их будет пять. А теперь поделите стоимость вашего платья на этот доход, и мы узнаем, сколько месяцев на эти деньги может жить семья, отец которой был убит хозяином мануфактуры!
— Погодите, я ничего не понимаю! Сорок восемь получается? Как — убит?! К чему это всё? Я… почему всего два с половиной? — Альба растерянно уставилась на мужа. — Разве на такие деньги можно жить?! И… четырнадцать часов? Но как же…
— Это ещё сравнительно неплохой доход, — пробурчал король, бросил папку на стол. Почти испуганный взгляд этой девочки, снизу вверх, отрезвил и позволил совладать с поднявшейся внутри яростью.
Ну на кого он тут рычит, в самом деле? Нашёл виноватую. Чудо, что она вообще знает, как выглядят деньги!
— Неплохой?! — потрясённо пробормотала королева, глядя сквозь лист бумаги с двумя неполными строками, написанными её мягким округлым почерком. Пальцы, в которых она сжимала карандаш, задрожали, и Альба поспешила положить его и сцепить руки на коленях. — То есть денег, вырученных от продажи одного старого платья, хватит целой семье, чтобы четыре года… — под конец дрогнул и голос, и она умолкла.
— Ступайте к себе, ваше величество, — после короткой паузы проговорил Рауль мягко, негромко — так, как разговаривал с ней обычно. — Или куда вы планировали пойти, в зверинец? С платьем мы, смею надеяться, разобрались, а всё остальное подождёт до вечера. Если что-то ещё захотите спросить, я смогу объяснить подробнее, но — не сейчас. К сожалению, сейчас у меня назначена аудиенция с народными политическими силами, невежливо заставлять их ждать.
— Да, конечно, — пробормотала Альба, рассеянно ухватилась за предложенную мужем ладонь и воспользовалась его помощью, чтобы подняться из-за стола. — Простите за это вторжение! — вспомнила она о вежливости, когда супруг провожал к двери.
— Ничего страшного, — формально ответил он.
Говорить о том, что это пустяки и он был рад её видеть, не стал. Альба это отметила, и это ей понравилось: он не пытался врать в глаза. Совершенно очевидно, что рад он ей не был, особенно поначалу, и если сейчас взял себя в руки, то это ничего не значило.
— Хорошего дня, ваше величество, — Рауль склонился, чтобы поцеловать ей руку. Королева вздрогнула, когда тёплые губы коснулись беззащитной чувствительной кожи.
— Хорошего дня, — эхом откликнулась она, встряхнулась, заставила себя отвести взгляд от мужа и шагнуть за порог, когда король сам открыл ей дверь. Но тут же Альба опомнилась, обернулась прямо в проходе и спросила: — Ваше величество, а кто его убил? Вы ведь не придумали этот пример, верно?
— Не придумал, — кивнул тот, слегка озадаченный. Этого вопроса он не ждал и не сразу понял, о чём вообще речь. — Зачем вам?..
— Его поймали? — хмурясь, спросила она.
— Он понесёт заслуженное наказание, я об этом позабочусь, — ответил Рауль, не вдаваясь в подробности.
— Хорошо, — задумчиво кивнула Альба, скользнула взглядом по двум незнакомым мужчинам, ожидавшим аудиенции у короля.
Странным мужчинам. Один — могучий и волосатый, одет аккуратно, но очень просто, грубо даже, в такой одежде работники зверинца занимались грязной работой; он неловко мял в руках какую-то тряпку, в которой королеве не хватило опыта опознать кепку. Второй — среднего роста и очень привлекательной наружности, смотрел прямо и с вызовом, одет был как мелкий служащий, но небрежно и со странностями вроде ярко-красного шейного платка.
— Хорошего дня, сеньоры, — кивнула она. «Как там король сказал, «народные политические силы»? Надо будет спросить вечером, что он имел в виду...»
«Народные силы» вразнобой ответили, провожая королеву странными взглядами.
— Прошу, сеньоры, — окликнул их Рауль и отступил от двери, приглашая войти.
Прода от 22.11.2021, 19:05
ГЛАВА 8. Результаты рекогносцировки
В свои покои после короткого разговора с мужем Альба шагала медленно, погружённая в мысли, невпопад отвечая на приветствия встречных людей и ясно давая понять, что на разговор не настроена. Чем больше она думала о случившемся, чем больше несказанного прибавлялось к сказанному. Тем сильнее её жёг стыд — сильный, едкий, непривычный. Похожее чувство она испытывала, когда ошибалась в госпитале, но никогда — так остро. Наверное, потому, что там всегда рядом был наставник, готовый исправить оплошность. А сейчас...
Альба немногое знала о мире за пределами Малого дворца. Дворец, госпиталь, зверинец — ей этого вполне хватало, а всё остальное располагалось где-то далеко-далеко и было совсем не интересно. Она не задумывалась о том, что происходит там, в этом большом мире, а наставники не спешили разубеждать. Оттого нынешнее столкновение с действительностью оказалось особенно болезненным.
Она хотела не поверить генералу, поспорить с ним, услышать что-нибудь совсем другое об этом большом мире. Хотела бы, чтобы супруг обманул её и придумал всё это, чтобы прогнать, чтобы она не мешалась ему под ногами.
Хотела, но не могла. Он говорил правду, она чувствовала это и прекрасно понимала. Не выдумал из обиды и злости, а из той же самой злости сказал правду и не попытался её чем-то прикрыть. Мол, хочешь — получай. От этого было ещё горше и обидней.
