Плюс к тому, не забывайте, что убийца на руках таскал трупы, довольно сложно ожидать этого от женщины. Ну или женщина должна быть совершенно богатырских статей. Вы знаете подходящую?
— Хм. Нет, пожалуй, среди в?щевичек — нет, — смущённо согласилась девушка и тут же нахмурилась: — А что же вы говорите, что вопрос правильный?
— Правильный он потому, что вы верно подходите к проблеме. Анализируете, сомневаетесь, желаете получить факты, а не только чужие выводы. Привыкаете, — с улыбкой похвалил Натан. — Знаете, а я даже почти соскучился по вашему мотоциклету, — со смешком добавил он, потому что в этот момент сыскари вышли через уже знакомый Натану подъезд в знакомый же дворик.
— Что, уже не боитесь? — весело спросила Брамс.
— Человек ко всему привыкает, — со смешком отозвался он. — А вы умеете ездить верхом?
— Нет, с лошадьми у меня не складывается, — призналась девушка. — А за что вы их так любите? Собаки же умнее.
— Так ведь любят же не только за ум, — улыбнулся Титов, наблюдая, как его спутница облачается в одежду для поездок. — Лошади, они как люди — с разными характерами, с разными вкусами и предпочтениями, и среди них попадаются те, кто способны стать настоящим другом. Может, и в верности, и в уме они уступают собакам, но всяко стоят выше вашего мотоцкилета. А верхом на собаке не поездишь.
— Да, пожалуй, — со смехом согласилась Аэлита, после чего вдруг посерьёзнела и, глянув искоса, спросила: — Натан Ильич, а вы из армии ушли после контузии?
— Ну, с одной только контузией может и остался бы, но ей дело не ограничилось, — пожал плечами Титов.
— А вы правда служили не при штабе? — продолжила расспросы Брамс.
— Это откуда такие выводы?
— Не знаю, это Шерепа сказал, а Машков и остальные согласились. Ещё Адаму попеняли, что он в людях совсем не разбирается.
— А в чём разница, даже если и не при штабе? — весело спросил Натан. — Это было десять лет назад.
— Ну... не знаю. Просто любопытно.
— Поедемте лучше применять ваше любопытство к служебным вопросам, тут оно гораздо нужнее.
— А как вы думаете, Пётр Антонович знает, где именно вы служили? — медленно проговорила Брамс, не спеша заводить «Буцефала», и Титов рассмеялся.
— В уланах я служил. Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни Императрицы Анны Александровны полк. А теперь скажите честно, вам от этого уточнения стало легче? Вы поняли обо мне что-то новое и неожиданное?
— Честно говоря, нет, — смешалась Аэлита.
— Едемте, Брамс, у нас уйма дел! Давайте начнём с Москательной, где жила Дёмина.
На этот раз девушка не стала спорить, завела мотоциклет и кивком разрешила мужчине садиться. «Буцефал» уже почти привычно просел под дополнительным весом, рука поручика легла на талию девушке, тоже не вызывая прежнего смятения. Старательно отгоняя от себя посторонние мысли и не делая больше попыток испугать пассажира, Аэлита плавно тронулась с места.
Увы, определиться с таинственной женской в?щью после визита к Хрищевым и третьего уже посещения Владимирской не удалось. Почти все обитательницы публичного дома пользовались оберегами, помогающими избежать беременности и болезней — заведение Назаровой имело достаточно высокий ранг, чтобы блудницы могли позволить себе подобное. Елена Дёмина тоже не чуралась в?щей и, как почти любая девушка, желала удачно выйти замуж, поэтому носила с собой соответствующий оберег, с которым вместе и пропала. Аэлита же, расспросив свидетелей о внешнем виде в?щей и их происхождении, сообщила, что следы могут принадлежать им. Вот если бы их найти и посмотреть, тогда в?щевичка сказала бы увереннее, но ни один из пропавших с покойницами предметов до сих пор не нашёлся.
А дальше полицейским повезло: Пётр Короб вместе со своей пегой лошадью обнаружился на той самой бирже, откуда начались его поиски.
Это был рослый, плечистый светловолосый парень лет двадцати с простым, но по-своему красивым лицом — детские голубые глаза, добродушная улыбка, подбородок с ямочкой. Такого легко было представить в прежние времена любовником скучающей помещицы, переживающей вторую молодость.
Интерес полиции к себе он воспринял с удивлённым спокойствием человека с кристально чистой совестью, напрочь лишённого не только серьёзных грехов, но заодно подозрительности и мнительности.
— Аглая? Знакомы, да, — спокойно согласился он. — Земляки всё же.
— И давно знакомы? — полюбопытствовал Натан.
— Почитай с детства, речка подле деревень одна, и школа одна. Только там дела друг до друга не было, а тут, в чужом краю, какая-никакая — поддержка.
— И кто кого поддерживал? — продолжил потихоньку подводить к нужному, вопросу Титов, внимательно наблюдая за Коробом.
— Да кому помощь надобна. Она девка гордая, даром что эта, ну... — замялся здоровяк, неуверенно поглядывая на скучающую рядом Брамс. То ли её стеснялся, а то ли не хотел называть землячку дурным словом.
— Дама полусвета, — сдерживая улыбку, подсказал поручик.
— Во-во! Точно. Такая вся из себя дама в последнее время стала, фу-ты ну-ты! Но Аглая девка хорошая, нос не задирает, здоровается даже. А что вам за дело до неё? Нешто думаете, упёрла что у благородного клиента? Так это наговаривают, она бы не стала!
— Такая честная?
— В тюрьму не хочет, — просто и здраво ответил Короб. — Она терпеливая, ждать умеет, никогда за быстрыми деньгами не кинется. Да что с ней приключилось-то?
— Её убили, — ровно проговорил Натан.
— Батюшки... за что же?! — потрясённо ахнул извозчик и, стянув шляпу, пробормотал что-то про упокой души, перекрестившись на купола стоящего у площади храма.
— Это мы и пытаемся выяснить — с вашей помощью. Вы пока единственный человек, с кем она была хоть немного близка и откровенна, поэтому мы, собственно, вас и искали. Не припомните, в последнее время в её окружении не появлялся кто-то новый? Может, она упоминала, что жизнь её скоро изменится к лучшему? Или, например, стала посещать какие-то новые для себя места? Одна из женщин, с которыми вместе... работала Навалова, видела, что вы подвозили её в её выходной день. Это, правда, было с месяц назад, но, может, и после случалось?
Думал Короб долго и основательно, скрёб макушку, жевал губами, вздыхал — в общем, всячески давал понять, что мысль не стоит на месте. После такого введения Натан не ожидал услышать от извозчика хоть что-то полезное, однако тот не зря устраивал пантомиму.
— Ну, раньше она редко далеко куда-то ездила, а тут повадилась, — вздохнув особенно тяжко, поделился он. — Я её несколько раз к одному дому неприметному привозил, ну и стоял, ждал кого-нибудь обратно везти, так Аглая там задерживалась долго, я не дожидался никогда.
— А четырнадцатого случайно не вы её отвозили? — подобрался Титов.
— Четырнадцатого? — извозчик вновь задумался, пожевал губами, а после спросил: — А сегодня-то какое?
— Восемнадцатое, — отозвался поручик.
— Стало быть, я! — обрадовался Короб. — Как раз утром туда и отвёз, а после домой поехал, сестрица моя замуж выходила, надо было...
— Адрес помните? — пресёк Натан ненужные подробности.
— Да зачем мне, я же не присматривался, — пробормотал он неуверенно, переминаясь с ноги на ногу.
Титов бросил задумчивый взгляд на скисшую при этих словах в?щевичку и обратился к извозчику уже заметно прохладнее:
— Как проехать знаете?
— Это да, это я мигом домчу! — тут же оживился извозчик.
— Мчать не надо, объясните.
— Ну... как же... Я, это... — забормотал неуверенно Короб, но Натан оборвал его мучения:
— Я заплачу столько, сколько стоила бы дорога туда.
Извозчик растерялся, но почти сразу просиял и принялся за объяснения. Кажется, адрес он знал прекрасно, но называть его после того, как расписался в собственном неведении, не позволяли остатки совести.
— Да, вот ещё... Во что она была одета, имела ли с собой какие-то вещи?
— Ну, сумочку махонькую, — опять изобразив натужную работу мысли, изрёк Короб. — Платье такое... Прямое, коричневое, вот ровно как у моей Пеструхи шкура, — он кивнул на кобылу. — Ну чисто мешок мешком. Говорила, нынче такое модно. Бусики красные. Ну и на голове вот такая... тоже красная, — он приставил к голове растопыренную пятерню, изобразив нечто вроде одинокого лосиного рога.
— Шляпка, что ли? — хмыкнул Титов.
— Да пёс её знает... Может, и шляпка, — развёл руками извозчик.
— Запомнили дорогу, Брамс? — спросил поручик у девушки, доставая деньги.
— Запомнила, — подтвердила Аэлита с сосредоточенным видом. И потом, когда сыскари немного отдалились от извозчика, тихо спросила: — Натан Ильич, а он ведь знает адрес, да? И специально ничего не сказал?
— Полагаю, да.
— И солгал, чтобы вы дали ему денег?
— Вероятно, — чуть улыбнулся Натан.
— И если бы вы не дали денег — не догадались или ещё по какой причине, — он бы так и промолчал? Зная, что вы ищете убийцу?
— Судить не берусь, — развёл руками Титов, отмечая про себя, что девушка делает явные успехи в понимании окружающего мира.
А может, не такая уж она на деле и странная, просто прежде никто не потрудился познакомить её с особенностями всего того, что лежит за пределами уютного дома и не менее уютного института?
Или всё ещё проще и в?щевичка раньше сама не интересовалась подобными мелочами?
— Но почему? Он ведь так тепло относился к этой женщине, неужели так сложно было сказать несколько слов? — непонимающе нахмурилась Аэлита. С таким искренним недоумением и недовольством, словно маленький ребёнок, не понимающий и отказывающийся принять существование смерти.
Поручик не сразу нашёлся с ответом, лишь опять развёл руками и после долгой паузы сказал:
— Знаете, как говорят, своя рубашка ближе к телу. Они ведь даже не родственники, просто знакомые. С тем же успехом он мог ничего и не знать...
— Вы что, его оправдываете? — Брамс уставилась на спутника с изумлением.
— Нет, — Натан даже поморщился. — Я просто не имею права его судить.
— Я этого никогда не пойму, — сокрушённо вздохнула Аэлита и качнула головой. — И вас тоже не пойму. Почему Валентинова за правду, просто высказанную витиевато, вы ударили и вообще чуть не убили, а вот этого не корите за откровенную ложь?
— Потому что полуправда гораздо дряннее лжи, — неожиданно легко подобрал нужные слова мужчина. — Грубая, глупая ложь — она как чирей, вроде и зараза, и гниль, но её легко заметить и вывести несложно. А когда правду изворачивают, искажают и перекручивают в угоду своим желаниям — это куда хуже. Потому что сложно понять и ещё сложнее объяснить, что с этой правдой не так.
— А что с ней было не так? — живо поинтересовалась Аэлита и тут же поспешила добавить: — Вы только не сердитесь, но я правда не очень всё это знаю. Коленька вот на войну тогда рвался очень, чуть из училища не удрал, он бы вас, наверное, хорошо понял. Да даже Ярик, на него глядя, тоже всё в военные стремился, только передумал быстро...
— Коленька и Ярик — это?.. — поинтересовался Натан, впрочем, примерно догадываясь, о ком идёт речь.
— Братья. Николай меня старше на год, а Ярослав — он младший, — пояснила девушка, легко уловив невысказанный вопрос. — И всё-таки, что не так сказал Валентинов?
— Давайте мы с вами доберёмся теперь до места, которое нам Короб указал, а пока будем осматриваться, я всё расскажу? — предложил Натан, и Брамс нехотя согласилась.
От дороги нужный дом отделяли, мешая рассмотреть, достаточно ветхий, но вполне целый высокий забор и несколько старых развесистых елей, невесть зачем посаженных в городе и не пойми почему до сих пор не спиленных.
Поручик заподозрил неладное ещё при виде приоткрытой калитки, а когда полицейские миновали её и по засыпанной старой хвоей мощёной дорожке подошли к самому дому, замер в нерешительности.
Тот выглядел... неожиданно. Старый, ветхий уже, он до сих пор стоял, кажется, на одном честном слове. Подгнившие брёвна, просевшая крыша, слепые, заколоченные окна. На вид совершенно трухлявое крыльцо совсем не располагало к тому, чтобы зайти в гости, хотя дверь забита, кажется, не была.
— Как думаете, Брамс, здесь может быть водопровод? — полюбопытствовал он.
— Нет, конечно! — уверенно отмахнулась Аэлита, с неприязнью разглядывая развалюху.
— Вот и мне так кажется, — пробормотал поручик. — И как-то совершенно не тянет это жилище на место встречи с дорогой проституткой. Хотя, может, у убийцы и в этом вкусы... своеобразные? Давайте всё же попробуем осмотреться, — решил он и, поправив фуражку, двинулся к крыльцу.
Брамс замешкалась, но неуверенно поплелась следом.
Дом ей не нравился, как порой с первого взгляда не нравятся совершенно незнакомые, ничем не примечательные люди. Мерещилось, что он зверь, затаившийся перед прыжком. Что слепые глаза его щурятся в предвкушении того мгновения, когда откроется беззубая пасть и проглотит неосторожных гостей. Навсегда. Не убьёт, отпустив душу к Богу, а сожрёт без остатка, так, что и памяти не останется, словно и не было никогда ни поручика с его белой фуражкой, ни самой Брамс.
Девушка не отличалась суеверностью и не обладала развитым чутьём, поэтому не привыкла на него полагаться, но сейчас всё в ней яростно противилось не только тому, чтобы зайти внутрь, но вообще нахождению поблизости от этого места. Столь острое и совсем необъяснимое логически желание было для Аэлиты внове, и она не понимала пока, как следует на него реагировать.
С каждым шагом паника нарастала всё больше, и когда Титов уже ступил осторожно, пробуя, на крыльцо, Аэлита не выдержала:
— Натан Ильич, стойте!
— Что случилось? — растерянно обернулся он к замершей в сажени позади в?щевичке, глядящей не на мужчину, а на окна.
— Натан Ильич, давайте мы для начала соседей опросим, а? Пожалуйста!
— Да что с вами стряслось? — подивился мужчина, глянул через плечо на дверь. — Ну старый дом. Не знал, что вы их боитесь.
— Не их, его, — жалобно ответила Аэлита, тряхнув головой. — Натан Ильич, уйдём отсюда, пожалуйста!
— Ну постойте тогда снаружи, я хоть проверю. Может, тут вовсе дверь не открывается, — пожал плечами Титов, которому старый дом был неприятен, но не более того. Вновь развернулся, сделал ещё один нетвёрдый шаг — крыльцо хоть и скрипело, и стонало под ногами, но пока держало.
За мгновение до того, как ладонь его накрыла дверную ручку, позади раздался резкий, пронзительный свист, и мужчина отдёрнул руку, оборачиваясь. Брамс стояла на том же месте, зажав губами мундштук флейты, и опять смотрела не на поручика, а на дом.
— Аэлита Львовна, ну что за ребячество? — устало вздохнул Натан.
Но в?щевичка не ответила, вместо неё вновь заголосила флейта. Да так мерзко, что давешний вой по покойницам казался ангельским пением; Титов и не представлял, что благородный инструмент вообще способен издавать подобные звуки.
Поручик поморщился — от этого прерывистого, резкого, похожего на скрежет железа по стеклу «пения» сводило зубы — и вновь потянулся к дверной ручке, но тут уже передумал сам, отвёл ладонь, даже отступил на шаг.
С домом что-то происходило. Внутри него словно кто-то ворочался — большой, неуклюжий, для которого старые стены были тесны.
Натан непроизвольно отступил опять, спустился с крыльца на ступеньку ниже, ещё, не отводя взгляда от вдруг ожившего строения. Посеревшие от времени брёвна его словно бы шли волнами, дом дышал и шевелился, и всё это — в могильной тишине.
— Хм. Нет, пожалуй, среди в?щевичек — нет, — смущённо согласилась девушка и тут же нахмурилась: — А что же вы говорите, что вопрос правильный?
— Правильный он потому, что вы верно подходите к проблеме. Анализируете, сомневаетесь, желаете получить факты, а не только чужие выводы. Привыкаете, — с улыбкой похвалил Натан. — Знаете, а я даже почти соскучился по вашему мотоциклету, — со смешком добавил он, потому что в этот момент сыскари вышли через уже знакомый Натану подъезд в знакомый же дворик.
— Что, уже не боитесь? — весело спросила Брамс.
— Человек ко всему привыкает, — со смешком отозвался он. — А вы умеете ездить верхом?
— Нет, с лошадьми у меня не складывается, — призналась девушка. — А за что вы их так любите? Собаки же умнее.
— Так ведь любят же не только за ум, — улыбнулся Титов, наблюдая, как его спутница облачается в одежду для поездок. — Лошади, они как люди — с разными характерами, с разными вкусами и предпочтениями, и среди них попадаются те, кто способны стать настоящим другом. Может, и в верности, и в уме они уступают собакам, но всяко стоят выше вашего мотоцкилета. А верхом на собаке не поездишь.
— Да, пожалуй, — со смехом согласилась Аэлита, после чего вдруг посерьёзнела и, глянув искоса, спросила: — Натан Ильич, а вы из армии ушли после контузии?
— Ну, с одной только контузией может и остался бы, но ей дело не ограничилось, — пожал плечами Титов.
— А вы правда служили не при штабе? — продолжила расспросы Брамс.
— Это откуда такие выводы?
— Не знаю, это Шерепа сказал, а Машков и остальные согласились. Ещё Адаму попеняли, что он в людях совсем не разбирается.
— А в чём разница, даже если и не при штабе? — весело спросил Натан. — Это было десять лет назад.
— Ну... не знаю. Просто любопытно.
— Поедемте лучше применять ваше любопытство к служебным вопросам, тут оно гораздо нужнее.
— А как вы думаете, Пётр Антонович знает, где именно вы служили? — медленно проговорила Брамс, не спеша заводить «Буцефала», и Титов рассмеялся.
— В уланах я служил. Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни Императрицы Анны Александровны полк. А теперь скажите честно, вам от этого уточнения стало легче? Вы поняли обо мне что-то новое и неожиданное?
— Честно говоря, нет, — смешалась Аэлита.
— Едемте, Брамс, у нас уйма дел! Давайте начнём с Москательной, где жила Дёмина.
На этот раз девушка не стала спорить, завела мотоциклет и кивком разрешила мужчине садиться. «Буцефал» уже почти привычно просел под дополнительным весом, рука поручика легла на талию девушке, тоже не вызывая прежнего смятения. Старательно отгоняя от себя посторонние мысли и не делая больше попыток испугать пассажира, Аэлита плавно тронулась с места.
Увы, определиться с таинственной женской в?щью после визита к Хрищевым и третьего уже посещения Владимирской не удалось. Почти все обитательницы публичного дома пользовались оберегами, помогающими избежать беременности и болезней — заведение Назаровой имело достаточно высокий ранг, чтобы блудницы могли позволить себе подобное. Елена Дёмина тоже не чуралась в?щей и, как почти любая девушка, желала удачно выйти замуж, поэтому носила с собой соответствующий оберег, с которым вместе и пропала. Аэлита же, расспросив свидетелей о внешнем виде в?щей и их происхождении, сообщила, что следы могут принадлежать им. Вот если бы их найти и посмотреть, тогда в?щевичка сказала бы увереннее, но ни один из пропавших с покойницами предметов до сих пор не нашёлся.
А дальше полицейским повезло: Пётр Короб вместе со своей пегой лошадью обнаружился на той самой бирже, откуда начались его поиски.
Это был рослый, плечистый светловолосый парень лет двадцати с простым, но по-своему красивым лицом — детские голубые глаза, добродушная улыбка, подбородок с ямочкой. Такого легко было представить в прежние времена любовником скучающей помещицы, переживающей вторую молодость.
Интерес полиции к себе он воспринял с удивлённым спокойствием человека с кристально чистой совестью, напрочь лишённого не только серьёзных грехов, но заодно подозрительности и мнительности.
— Аглая? Знакомы, да, — спокойно согласился он. — Земляки всё же.
— И давно знакомы? — полюбопытствовал Натан.
— Почитай с детства, речка подле деревень одна, и школа одна. Только там дела друг до друга не было, а тут, в чужом краю, какая-никакая — поддержка.
— И кто кого поддерживал? — продолжил потихоньку подводить к нужному, вопросу Титов, внимательно наблюдая за Коробом.
— Да кому помощь надобна. Она девка гордая, даром что эта, ну... — замялся здоровяк, неуверенно поглядывая на скучающую рядом Брамс. То ли её стеснялся, а то ли не хотел называть землячку дурным словом.
— Дама полусвета, — сдерживая улыбку, подсказал поручик.
— Во-во! Точно. Такая вся из себя дама в последнее время стала, фу-ты ну-ты! Но Аглая девка хорошая, нос не задирает, здоровается даже. А что вам за дело до неё? Нешто думаете, упёрла что у благородного клиента? Так это наговаривают, она бы не стала!
— Такая честная?
— В тюрьму не хочет, — просто и здраво ответил Короб. — Она терпеливая, ждать умеет, никогда за быстрыми деньгами не кинется. Да что с ней приключилось-то?
— Её убили, — ровно проговорил Натан.
— Батюшки... за что же?! — потрясённо ахнул извозчик и, стянув шляпу, пробормотал что-то про упокой души, перекрестившись на купола стоящего у площади храма.
— Это мы и пытаемся выяснить — с вашей помощью. Вы пока единственный человек, с кем она была хоть немного близка и откровенна, поэтому мы, собственно, вас и искали. Не припомните, в последнее время в её окружении не появлялся кто-то новый? Может, она упоминала, что жизнь её скоро изменится к лучшему? Или, например, стала посещать какие-то новые для себя места? Одна из женщин, с которыми вместе... работала Навалова, видела, что вы подвозили её в её выходной день. Это, правда, было с месяц назад, но, может, и после случалось?
Думал Короб долго и основательно, скрёб макушку, жевал губами, вздыхал — в общем, всячески давал понять, что мысль не стоит на месте. После такого введения Натан не ожидал услышать от извозчика хоть что-то полезное, однако тот не зря устраивал пантомиму.
— Ну, раньше она редко далеко куда-то ездила, а тут повадилась, — вздохнув особенно тяжко, поделился он. — Я её несколько раз к одному дому неприметному привозил, ну и стоял, ждал кого-нибудь обратно везти, так Аглая там задерживалась долго, я не дожидался никогда.
— А четырнадцатого случайно не вы её отвозили? — подобрался Титов.
— Четырнадцатого? — извозчик вновь задумался, пожевал губами, а после спросил: — А сегодня-то какое?
— Восемнадцатое, — отозвался поручик.
— Стало быть, я! — обрадовался Короб. — Как раз утром туда и отвёз, а после домой поехал, сестрица моя замуж выходила, надо было...
— Адрес помните? — пресёк Натан ненужные подробности.
— Да зачем мне, я же не присматривался, — пробормотал он неуверенно, переминаясь с ноги на ногу.
Титов бросил задумчивый взгляд на скисшую при этих словах в?щевичку и обратился к извозчику уже заметно прохладнее:
— Как проехать знаете?
— Это да, это я мигом домчу! — тут же оживился извозчик.
— Мчать не надо, объясните.
— Ну... как же... Я, это... — забормотал неуверенно Короб, но Натан оборвал его мучения:
— Я заплачу столько, сколько стоила бы дорога туда.
Извозчик растерялся, но почти сразу просиял и принялся за объяснения. Кажется, адрес он знал прекрасно, но называть его после того, как расписался в собственном неведении, не позволяли остатки совести.
— Да, вот ещё... Во что она была одета, имела ли с собой какие-то вещи?
— Ну, сумочку махонькую, — опять изобразив натужную работу мысли, изрёк Короб. — Платье такое... Прямое, коричневое, вот ровно как у моей Пеструхи шкура, — он кивнул на кобылу. — Ну чисто мешок мешком. Говорила, нынче такое модно. Бусики красные. Ну и на голове вот такая... тоже красная, — он приставил к голове растопыренную пятерню, изобразив нечто вроде одинокого лосиного рога.
— Шляпка, что ли? — хмыкнул Титов.
— Да пёс её знает... Может, и шляпка, — развёл руками извозчик.
— Запомнили дорогу, Брамс? — спросил поручик у девушки, доставая деньги.
— Запомнила, — подтвердила Аэлита с сосредоточенным видом. И потом, когда сыскари немного отдалились от извозчика, тихо спросила: — Натан Ильич, а он ведь знает адрес, да? И специально ничего не сказал?
— Полагаю, да.
— И солгал, чтобы вы дали ему денег?
— Вероятно, — чуть улыбнулся Натан.
— И если бы вы не дали денег — не догадались или ещё по какой причине, — он бы так и промолчал? Зная, что вы ищете убийцу?
— Судить не берусь, — развёл руками Титов, отмечая про себя, что девушка делает явные успехи в понимании окружающего мира.
А может, не такая уж она на деле и странная, просто прежде никто не потрудился познакомить её с особенностями всего того, что лежит за пределами уютного дома и не менее уютного института?
Или всё ещё проще и в?щевичка раньше сама не интересовалась подобными мелочами?
— Но почему? Он ведь так тепло относился к этой женщине, неужели так сложно было сказать несколько слов? — непонимающе нахмурилась Аэлита. С таким искренним недоумением и недовольством, словно маленький ребёнок, не понимающий и отказывающийся принять существование смерти.
Поручик не сразу нашёлся с ответом, лишь опять развёл руками и после долгой паузы сказал:
— Знаете, как говорят, своя рубашка ближе к телу. Они ведь даже не родственники, просто знакомые. С тем же успехом он мог ничего и не знать...
— Вы что, его оправдываете? — Брамс уставилась на спутника с изумлением.
— Нет, — Натан даже поморщился. — Я просто не имею права его судить.
— Я этого никогда не пойму, — сокрушённо вздохнула Аэлита и качнула головой. — И вас тоже не пойму. Почему Валентинова за правду, просто высказанную витиевато, вы ударили и вообще чуть не убили, а вот этого не корите за откровенную ложь?
— Потому что полуправда гораздо дряннее лжи, — неожиданно легко подобрал нужные слова мужчина. — Грубая, глупая ложь — она как чирей, вроде и зараза, и гниль, но её легко заметить и вывести несложно. А когда правду изворачивают, искажают и перекручивают в угоду своим желаниям — это куда хуже. Потому что сложно понять и ещё сложнее объяснить, что с этой правдой не так.
— А что с ней было не так? — живо поинтересовалась Аэлита и тут же поспешила добавить: — Вы только не сердитесь, но я правда не очень всё это знаю. Коленька вот на войну тогда рвался очень, чуть из училища не удрал, он бы вас, наверное, хорошо понял. Да даже Ярик, на него глядя, тоже всё в военные стремился, только передумал быстро...
— Коленька и Ярик — это?.. — поинтересовался Натан, впрочем, примерно догадываясь, о ком идёт речь.
— Братья. Николай меня старше на год, а Ярослав — он младший, — пояснила девушка, легко уловив невысказанный вопрос. — И всё-таки, что не так сказал Валентинов?
— Давайте мы с вами доберёмся теперь до места, которое нам Короб указал, а пока будем осматриваться, я всё расскажу? — предложил Натан, и Брамс нехотя согласилась.
От дороги нужный дом отделяли, мешая рассмотреть, достаточно ветхий, но вполне целый высокий забор и несколько старых развесистых елей, невесть зачем посаженных в городе и не пойми почему до сих пор не спиленных.
Поручик заподозрил неладное ещё при виде приоткрытой калитки, а когда полицейские миновали её и по засыпанной старой хвоей мощёной дорожке подошли к самому дому, замер в нерешительности.
Тот выглядел... неожиданно. Старый, ветхий уже, он до сих пор стоял, кажется, на одном честном слове. Подгнившие брёвна, просевшая крыша, слепые, заколоченные окна. На вид совершенно трухлявое крыльцо совсем не располагало к тому, чтобы зайти в гости, хотя дверь забита, кажется, не была.
— Как думаете, Брамс, здесь может быть водопровод? — полюбопытствовал он.
— Нет, конечно! — уверенно отмахнулась Аэлита, с неприязнью разглядывая развалюху.
— Вот и мне так кажется, — пробормотал поручик. — И как-то совершенно не тянет это жилище на место встречи с дорогой проституткой. Хотя, может, у убийцы и в этом вкусы... своеобразные? Давайте всё же попробуем осмотреться, — решил он и, поправив фуражку, двинулся к крыльцу.
Брамс замешкалась, но неуверенно поплелась следом.
Дом ей не нравился, как порой с первого взгляда не нравятся совершенно незнакомые, ничем не примечательные люди. Мерещилось, что он зверь, затаившийся перед прыжком. Что слепые глаза его щурятся в предвкушении того мгновения, когда откроется беззубая пасть и проглотит неосторожных гостей. Навсегда. Не убьёт, отпустив душу к Богу, а сожрёт без остатка, так, что и памяти не останется, словно и не было никогда ни поручика с его белой фуражкой, ни самой Брамс.
Девушка не отличалась суеверностью и не обладала развитым чутьём, поэтому не привыкла на него полагаться, но сейчас всё в ней яростно противилось не только тому, чтобы зайти внутрь, но вообще нахождению поблизости от этого места. Столь острое и совсем необъяснимое логически желание было для Аэлиты внове, и она не понимала пока, как следует на него реагировать.
С каждым шагом паника нарастала всё больше, и когда Титов уже ступил осторожно, пробуя, на крыльцо, Аэлита не выдержала:
— Натан Ильич, стойте!
— Что случилось? — растерянно обернулся он к замершей в сажени позади в?щевичке, глядящей не на мужчину, а на окна.
— Натан Ильич, давайте мы для начала соседей опросим, а? Пожалуйста!
— Да что с вами стряслось? — подивился мужчина, глянул через плечо на дверь. — Ну старый дом. Не знал, что вы их боитесь.
— Не их, его, — жалобно ответила Аэлита, тряхнув головой. — Натан Ильич, уйдём отсюда, пожалуйста!
— Ну постойте тогда снаружи, я хоть проверю. Может, тут вовсе дверь не открывается, — пожал плечами Титов, которому старый дом был неприятен, но не более того. Вновь развернулся, сделал ещё один нетвёрдый шаг — крыльцо хоть и скрипело, и стонало под ногами, но пока держало.
За мгновение до того, как ладонь его накрыла дверную ручку, позади раздался резкий, пронзительный свист, и мужчина отдёрнул руку, оборачиваясь. Брамс стояла на том же месте, зажав губами мундштук флейты, и опять смотрела не на поручика, а на дом.
— Аэлита Львовна, ну что за ребячество? — устало вздохнул Натан.
Но в?щевичка не ответила, вместо неё вновь заголосила флейта. Да так мерзко, что давешний вой по покойницам казался ангельским пением; Титов и не представлял, что благородный инструмент вообще способен издавать подобные звуки.
Поручик поморщился — от этого прерывистого, резкого, похожего на скрежет железа по стеклу «пения» сводило зубы — и вновь потянулся к дверной ручке, но тут уже передумал сам, отвёл ладонь, даже отступил на шаг.
С домом что-то происходило. Внутри него словно кто-то ворочался — большой, неуклюжий, для которого старые стены были тесны.
Натан непроизвольно отступил опять, спустился с крыльца на ступеньку ниже, ещё, не отводя взгляда от вдруг ожившего строения. Посеревшие от времени брёвна его словно бы шли волнами, дом дышал и шевелился, и всё это — в могильной тишине.
