- Эйзалур, отец распорядился об обеде. Желает, чтобы вся семья в кои-то веки собралась вместе за столом. Ждать нашего Дня рождения он отчего-то не желает.
- Он волнуется за вас, - добавила феникс. - Проявите внимание в ответ.
- Да, конечно, я понимаю, - запальчиво заговорил Ямито, не желая показаться жестоким, - правда, с нами теперь Защита Первопредка…
Отец объявил об этом, когда после завтрака вызвал детей к себе в кабинет. Тогда ему и пришла в голову мысль о совместном обеде.
- Присоединяйся к нам, - попросил грифон и, видя, что Эйзалур собирается возразить ему, тут же добавил: - Гатала не просидит с нами и половины часа, а ты ее хоть немного удержишь.
Взгляд феникса преисполнился сомнением. Ее особое положение в этом доме предполагало почти полное погружение в чужую семью, она становилась их частью на весь период. И все же, Эйзалур не считала нужным вмешиваться в самое личное. Огасту сейчас нелегко, никто не знает, что еще может случиться, он хочет почувствовать, что в его собственном доме все в порядке. Естественное желание для отца. И феникс наяву видела, как хорошее настроение, демонстрируемое Гаталой с утра, к нынешнему часу уже развеялось. Насколько хватит терпения Глaвы, если все дойдет до скандала? В этом свете слова Ямито представлялось трудным оспорить.
- Хорошо, - смиренно произнесла Эйзалур, и настала очередь молодого грифона радоваться. – Я переоденусь и помогу накрыть на стол.
Младший сын Глaвы довольно кивнул, дух проскочила мимо него, желая ненадолго спрятаться у себя. Застав в своей спальне служанку, настойчиво наводившую порядок среди вещей хозяйки комнаты, дух почувствовала свою вину за учиненный ранее бардак. Никакие убеждения не помогли Эйзалур вытолкать девушку за порог и самой взяться за это дело. Юная особа хихикала в ответ, а ее руки быстро и ловко развешивали и раскладывали наряды. Феникс извинилась перед ней, получила очередную беззлобную насмешку в ответ и скрылась в ванной на несколько минут. Пыль Подземелья вызывала зуд и нестерпимое желание помыться. Когда дух вернулась в спальню, грифона там уже не было.
Эйзалур подошла к висевшему на стене зеркалу и, сбросив тонкий длиннополый халат, оценила свой вид со стороны. Дух с довольством отметила, что и сзади, и спереди все очень красиво. Поняв, что именно делает, стыдливо прикрыла ладонью лицо и тихо рассмеялась. Ее расе было присуще самолюбование. Самая острая его форма настигала фениксов в подростковом возрасте. Там любая отражающая поверхность могла заставить замереть перед собой на долгие минуты. Юные фениксы со временем учились это контролировать, да и желание смотреть на самого себя с годами воспринималось как глупость. Разве что иногда, вот так, украдкой, оно проявлялось.
Эйзалур обратилась к своему огню, и он разлился по темно-медной копне волос, высушив их. Феникс коснулась пальцами длинных полыхающих прядей. Пламя было послушным и покорным, частью ее естества, точно таким, каким дух его знала с момента рождения. И теперь казалось странным, что оно повело себя так в Подземелье, потянулось к мистику всей своей сущностью, прежде чем Эйзалур что-либо успела осознать.
Маг сказал, что есть разница между огнем и пламенем. Разница, о которой все забыли. Мистик был первым, от кого феникс услышала нечто подобное. Что бы сказал отец на слова человека? Согласился?
Оставив бесполезные размышления, Эйзалур принялась одеваться. Затем привычно и ловко сплела тугую косу, набросила на волосы покров и обхватила крест-накрест красной лентой по всей длине.
Феникс вновь вернулась на первый этаж. Слуги суетились в обеденном зале, расставляя тарелки, приборы и перенося блюда с закусками на широкий стол, занимавший центр комнаты. Феникс обошла его вокруг, привычно касаясь кончиками пальцев посеребренных каемок тарелок. В общей суматохе легкого звона никто не слышал. Магия слегка изменит вкус еды, сделает его насыщеннее обычного. По собственным заметкам Эйзалур, когда увлечен и доволен вкусом, желание ругаться особо не возникает.
Дети Глaвы появились все вместе. Братья замерли у дверей, о чем-то переговариваясь. Гатала сразу же прошла к столу и, резко отодвинув стул, села. Обустроившись и окинув взглядом обстановку, грифон издала неопределенный смешок. Ее забавляло, что второй раз за день она, как настоящая леди, проводит в столовой. Ей уже долгое время куда привычнее собственные комнаты. Следить за собой и своими манерами она отвыкла.
Эйзалур покосилась на подругу детства, та в ответ растянула губы в улыбке, в которой не было никакой искренности. Светло-серые глаза грифона остались холодными.
Один из слуг вновь вернулся в зал, неся поднос с напитками. Эйзалур отошла, чтобы ему не пришлось огибать ее. Слуга поставил поднос на край стола и взялся за ручку хрустального кувшина, желая переставить его. В тот же миг раздался хруст - от красиво загнутой ручки пошли трещины, и в следующее мгновение кувшин разлетелся осколками. Наружу хлынула алая жидкость.
- Ты совсем из ума выжил?! – заорала Гатала, резко отодвигаясь от стола, хотя его ширины хватило на то, чтобы ни один брызг даже не долетел до нее.
- П-простите, - растерянно проговорил слуга, застыв в нелепой позе: его пальцы сжимали пресловутую ручку – единственное, что осталось целым.
Стол оказался безнадежно испорчен, посуда - запачканной, близстоящие закуски - залитыми.
Эйзалур поднесла перепачканные руки ко рту и слизала с тыльной стороны ладони капельки. Вишневый сок. Выглядит, как кровь… Она тряхнула головой.
- Вы не поранились? – спросила она участливо.
- Нет, я…
Мужчина повел себя странно. Обернулся по сторонам, но ни один из его взглядов не принадлежал присутствующим здесь.
- Что вы уже успели натворить? – загремел голос Глaвы. Широкоплечая фигура Огаста показалась в дверном проеме. Грифон бросил укоризненный взгляд на всех сразу, не желая разбираться, кто виновник.
- Мы сейчас все уберем, - произнесла феникс, думая, как лучше всего смахнуть осколки со стола. Нужно убрать все блюда, что оказались рядом с кувшином. Придется выкинуть еду. – Гатала, помоги мне.
- Еще чего! – воскликнула грифон, демонстративно сложила руки на груди и отвернула голову.
Дети Глaвы с пеленок жили в окружении слуг, при этом их никогда не отстраняли от всей работы. Огаст считал необходимым пунктом в воспитании труд. Поэтому тройня вполне могла о себе позаботиться при желании и поддержать порядок в доме собственными силами. Сейчас Гатала просто решила упрямиться.
Ямито подошел к столу.
- Не трогай, - он перехватил руку Эйзалур, потянувшуюся за самыми крупными осколками. – Поранишься.
Феникс послушно отстранилась.
- А вы идите, - кинул на слугу недоброжелательный взгляд грифон.
Мужчина ему не ответил. Он отчего-то замер на месте и спросил полушепотом:
- Вы слышите?
- О чем вы? – Ямито начинал чувствовать раздражение.
Слуга вдруг резко разжал пальцы, ручка кувшина упала на пол и раскололась. Мужчина зажал ладонями уши.
- Прекратите, - процедил сквозь зубы младший сын Глaвы. – Вас никто не убьет за такую оплошность.
Грифон его не слышал. Эйзалур встревоженно присмотрелась к слуге. Он не просто боялся, он весь наполнился ужасом, настолько осязаемым, что феникс сделала шаг назад. Как будто чужой страх мог добраться до нее.
- В чем дело? Эй! – вмешался Нэрм, подходя ближе.
Слуга дернулся и без всякого предупреждения ударил наследника обеими руками, отняв их от своей головы. Молодой грифон покачнулся на ногах, придя в полное недоумение.
- Прочь, - процедил сквозь зубы слуга, - прочь от меня.
- Вы с ума сошли? – опешившим тоном спросил Нэрм.
- Его… нужно увести, - пробормотала Эйзалур, предчувствуя нечто дурное. Взгляд феникса отчетливо выхватил кроваво-красное из-за пролитого сока пятно на столе, его брызги на паркете... Горло сдавил спазм.
Нэрм и Ямито на слова девушки не обратили внимания, Огаст что-то кричал в коридоре, желая призвать к уборке работников особняка. А Гатала в эту секунду ответила подруге детства тем же отчаянным взглядом. Девушки без слов поняли друг друга, и оттого им стало еще страшнее.
Слуга в мгновение ока рухнул на пол, весь скованный страшной судорогой. Из его горла вырвался протяжный сип, будто ему перебили горло. Нэрм и Ямито отпрыгнули от него, как от гадюки.
- О, нет, - жалобно всхлипнула Гатала и медленно сползла со стула прямо на пол. – Нет…
- Что за… - протянул Нэрм, с брезгливостью глядя на сумасшедшего.
- Отойдите, - перебарывая собственный ужас, проговорила Эйзалур, вцепляясь пальцами в руку Ямито - он стоял к ней ближе. – Отойдите от него…
Грифон очумело оглянулся на феникса. За эту долю секунду произошло страшное: слуга, корчившийся на полу, вдруг дернулся всем телом и разбросал руки-ноги в стороны, будто желал занять как можно больше места. Его растянуло как на пыточном инструменте, что использовали в древние времена в каких-то дикарских странах. Послышался хруст костей. Кисть на правой руке оторвало, потекла алая кровь...
В обеденном зале тишина длилась два удара сердца. Ее уничтожили истошный крик Гаталы и возобладавший над всем рев пламени. Оно возникло сразу и отовсюду, полностью наполнило собой комнату. Ямито, схватив Эйзалур поперек талии, повалил ее на пол, спасая от огненной волны. Феникс увидела, как та лизнула кончик взметнувшейся косы.
Мистик ворвался в зал демоном. Пламя обернулось смерчем, замкнуло круг. Мистик с обреченным оказались в самом его центре. Маг видел цепи. Он видел кару на фоне собственного пламени. Та очень крепко вцепилась в собственную жертву. Асарт воткнул посох внутрь звена одной из цепей, та задергалась змеей, не в силах вырваться. Коснувшись посоха снова, мистик призвал одного из шакалов. Тот, повинуясь приказу хозяина, бросился на кару со всей звериной яростью. Лапами он прижал одну из цепей, еще одну перехватил зубами и принялся ее грызть. Цепи рвались и дергались, желая освободиться, кара не уступала своему противнику.
Асарт увеличил накал пламени. Привычный цвет огня посветлел на пару тонов, как светлеет металл при накалке. У каждой кары свой предел прочности. Ее можно переломить, сотворив более сильную магию, чем та, которую кара собой воплощает. Мистик начал приближаться к обреченному. Одна из цепей плотно обвила горло слуги, отнимая у него дыхание. Они спешили покончить со своей жертвой. Огонь мешал каре, и она огрызалась в ответ. Цепи взвивались вверх и кидались в стороны в поисках своего противника, Асарту пришлось проявить цирковую ловкость, чтобы уйти от этих выпадов.
Маг почувствовал, что шакал пропал. Лишь на миг на лицо человека легла тень, он тут же отринул от себя лишние мысли. Пламя ревело, гудело, сжирало воздух и само пространство. Асарт чувствовал, как мало у него осталось сил, и что их может вовсе не хватить, если противостояние затянется. Огонь начал становиться ослепительно-белым. Особняк затрясся. Мистик сосредоточился на том, чтобы огненный смерч, обретший огромную силу, оставался на своем месте. Любая ошибка, и все, кто застрял в этом зале, исчезнут. После такого огненного потока не останется даже пепла.
Цепи схлестнулись между собой, переплелись друг с другом и с новой силой ударили в ту сторону, где стоял мистик. Асарт оказался сметен волной, и только опыт предыдущего боя с карой позволил ему сгруппироваться и двигаться правильно, чтобы не упасть и кубарем не отлететь к одной из стен. Маг обратил пол у себя под ногами в пепел и упал в него, скрывшись почти полностью. Волна силы прошла у него над головой, чиркнув по макушке. Тут же вынырнув, Асарт ударил огненными жгутами по цепям, те ответили яростно. Мистик увидел в этом хороший знак. Белоснежные цепи накалились, в некоторых местах оплавились и обуглились. Кара становилась неуправляемой. Силы ее Истока тратились, уходили на бой. Грифон, все так же распятый на полу, не издавал даже сипа.
Асарт прыгнул ближе к посоху и обеими руками схватил магический предмет. Если постараться, если добавить еще чуть-чуть, может получиться… У мага подкосились ноги, он рухнул на колени, сбившись, и пламя, удерживаемое лишь его неимоверным усилием, океанической волной плеснуло в стороны. Асарт схватил его в последний момент, в последний момент одернул, погасив. Иначе предотвратить гибель духов было нельзя. Цепи, подняв себя в воздух медленно и с трудом, уже не имели сил на полноценный удар. Их усилие пошло на то, чтобы вырвать часть себя из-под посоха. Раскаленные звенья разорвались. Освобожденная цепь, обрубленная, короткая, метнулась в сторону обреченного, следуя направлению кары. Она расколола череп грифона сухим резким щелчком. В стороны брызнули кости, мозг и кровь. Все обратилось прахом вместе с телом самого духа, над которым кара свершила свой суд.
Все закончилось. Не осталось обеденного стола и стульев, половина зала стала пустотой. Паркет оказался сожжен дотла, мистик сидел на голом камне. Он ожесточенно потер одной рукой лицо, другой по-прежнему сжимал посох. Асарт мысленно прокручивал эту последнюю секунду, которая все решила. Он никогда не терял равновесия на ровном месте. Что случилось сейчас?
Маг вырвал посох из пола и вынул из-под него кончик цепи. Кара поступила, как поступают ящерицы: предпочла оторвать от себя кусок, чтобы освободиться. Асарт рассмотрел цепь и забросил ее в кольцеобразную вершину магического атрибута. Там она и пропала. Совершив все эти нехитрые действия, он принялся подниматься на ноги, кляня весь свет за испытания, что выпадают на его долю. Второе столкновение, и именно тогда, когда растратил себя. Что ж такое…
Вокруг царила тишина. Плотная, тяжелая: самым громким звуком в ней оставалось дыхание мистика. Ее разбил вдребезги рухнувший на бок стул, за который мертвой хваткой держалась Гатала все это время. Огонь зацепил предмет меблировки, и ножки подломились. Эффект оказался равен взорвавшемуся над головой снаряду. Грифон завизжала, окна зала угрожающе зазвенели в ответ. Разразился проклятиями Нэрм, лежавший в другой стороне на полу в позе зародыша. У самой двери сползший по стенке Огаст беззвучно шевелил губами, вознося все известные ему молитвы к Первопредку, отчего духовная сила медленно и верно затопляла разрушенный зал. Взгляд у Глaвы остекленел и уперся в одну точку перед собой.
- Оно убило его, да? Оно его убило, - вцепившись себе в волосы, выла Гатала.
Асарт сплюнул на пол окрашенную кровью слюну. Каждая мышца мелко дрожала, а кости ныли. Все шансы, чтобы грохнуться в обморок. Мистик запретил своему телу думать об этом.
- Оно нас всех убьет! Всех уничтожит! За каким чертом вы нам нужны, если не можете спасти нас?! – бросалась словами Гатала, не помня себя от ужаса. – Да будьте вы прокля…
- Не смей!
Даже Асарт вздрогнул от громового окрика феникса. Грифон подавилась своими словами.
- Хватит с вашей семьи бед, - яростно прошипела Эйзалур. Черный взгляд духа напоминал саму бездну.
Девушка выглядела бледной, ее заметно трясло, и она судорожно сжимала пальцами туго сплетенную косу. Феникс испытала не меньший страх, чем все остальные. Ямито рядом с ней выглядел изваянием. Он лишь поводил по сторонам широко распахнутыми глазами. Гатала опустила голову и громко заревела.
- Он волнуется за вас, - добавила феникс. - Проявите внимание в ответ.
- Да, конечно, я понимаю, - запальчиво заговорил Ямито, не желая показаться жестоким, - правда, с нами теперь Защита Первопредка…
Отец объявил об этом, когда после завтрака вызвал детей к себе в кабинет. Тогда ему и пришла в голову мысль о совместном обеде.
- Присоединяйся к нам, - попросил грифон и, видя, что Эйзалур собирается возразить ему, тут же добавил: - Гатала не просидит с нами и половины часа, а ты ее хоть немного удержишь.
Взгляд феникса преисполнился сомнением. Ее особое положение в этом доме предполагало почти полное погружение в чужую семью, она становилась их частью на весь период. И все же, Эйзалур не считала нужным вмешиваться в самое личное. Огасту сейчас нелегко, никто не знает, что еще может случиться, он хочет почувствовать, что в его собственном доме все в порядке. Естественное желание для отца. И феникс наяву видела, как хорошее настроение, демонстрируемое Гаталой с утра, к нынешнему часу уже развеялось. Насколько хватит терпения Глaвы, если все дойдет до скандала? В этом свете слова Ямито представлялось трудным оспорить.
- Хорошо, - смиренно произнесла Эйзалур, и настала очередь молодого грифона радоваться. – Я переоденусь и помогу накрыть на стол.
Младший сын Глaвы довольно кивнул, дух проскочила мимо него, желая ненадолго спрятаться у себя. Застав в своей спальне служанку, настойчиво наводившую порядок среди вещей хозяйки комнаты, дух почувствовала свою вину за учиненный ранее бардак. Никакие убеждения не помогли Эйзалур вытолкать девушку за порог и самой взяться за это дело. Юная особа хихикала в ответ, а ее руки быстро и ловко развешивали и раскладывали наряды. Феникс извинилась перед ней, получила очередную беззлобную насмешку в ответ и скрылась в ванной на несколько минут. Пыль Подземелья вызывала зуд и нестерпимое желание помыться. Когда дух вернулась в спальню, грифона там уже не было.
Эйзалур подошла к висевшему на стене зеркалу и, сбросив тонкий длиннополый халат, оценила свой вид со стороны. Дух с довольством отметила, что и сзади, и спереди все очень красиво. Поняв, что именно делает, стыдливо прикрыла ладонью лицо и тихо рассмеялась. Ее расе было присуще самолюбование. Самая острая его форма настигала фениксов в подростковом возрасте. Там любая отражающая поверхность могла заставить замереть перед собой на долгие минуты. Юные фениксы со временем учились это контролировать, да и желание смотреть на самого себя с годами воспринималось как глупость. Разве что иногда, вот так, украдкой, оно проявлялось.
Эйзалур обратилась к своему огню, и он разлился по темно-медной копне волос, высушив их. Феникс коснулась пальцами длинных полыхающих прядей. Пламя было послушным и покорным, частью ее естества, точно таким, каким дух его знала с момента рождения. И теперь казалось странным, что оно повело себя так в Подземелье, потянулось к мистику всей своей сущностью, прежде чем Эйзалур что-либо успела осознать.
Маг сказал, что есть разница между огнем и пламенем. Разница, о которой все забыли. Мистик был первым, от кого феникс услышала нечто подобное. Что бы сказал отец на слова человека? Согласился?
Оставив бесполезные размышления, Эйзалур принялась одеваться. Затем привычно и ловко сплела тугую косу, набросила на волосы покров и обхватила крест-накрест красной лентой по всей длине.
Феникс вновь вернулась на первый этаж. Слуги суетились в обеденном зале, расставляя тарелки, приборы и перенося блюда с закусками на широкий стол, занимавший центр комнаты. Феникс обошла его вокруг, привычно касаясь кончиками пальцев посеребренных каемок тарелок. В общей суматохе легкого звона никто не слышал. Магия слегка изменит вкус еды, сделает его насыщеннее обычного. По собственным заметкам Эйзалур, когда увлечен и доволен вкусом, желание ругаться особо не возникает.
Дети Глaвы появились все вместе. Братья замерли у дверей, о чем-то переговариваясь. Гатала сразу же прошла к столу и, резко отодвинув стул, села. Обустроившись и окинув взглядом обстановку, грифон издала неопределенный смешок. Ее забавляло, что второй раз за день она, как настоящая леди, проводит в столовой. Ей уже долгое время куда привычнее собственные комнаты. Следить за собой и своими манерами она отвыкла.
Эйзалур покосилась на подругу детства, та в ответ растянула губы в улыбке, в которой не было никакой искренности. Светло-серые глаза грифона остались холодными.
Один из слуг вновь вернулся в зал, неся поднос с напитками. Эйзалур отошла, чтобы ему не пришлось огибать ее. Слуга поставил поднос на край стола и взялся за ручку хрустального кувшина, желая переставить его. В тот же миг раздался хруст - от красиво загнутой ручки пошли трещины, и в следующее мгновение кувшин разлетелся осколками. Наружу хлынула алая жидкость.
- Ты совсем из ума выжил?! – заорала Гатала, резко отодвигаясь от стола, хотя его ширины хватило на то, чтобы ни один брызг даже не долетел до нее.
- П-простите, - растерянно проговорил слуга, застыв в нелепой позе: его пальцы сжимали пресловутую ручку – единственное, что осталось целым.
Стол оказался безнадежно испорчен, посуда - запачканной, близстоящие закуски - залитыми.
Эйзалур поднесла перепачканные руки ко рту и слизала с тыльной стороны ладони капельки. Вишневый сок. Выглядит, как кровь… Она тряхнула головой.
- Вы не поранились? – спросила она участливо.
- Нет, я…
Мужчина повел себя странно. Обернулся по сторонам, но ни один из его взглядов не принадлежал присутствующим здесь.
- Что вы уже успели натворить? – загремел голос Глaвы. Широкоплечая фигура Огаста показалась в дверном проеме. Грифон бросил укоризненный взгляд на всех сразу, не желая разбираться, кто виновник.
- Мы сейчас все уберем, - произнесла феникс, думая, как лучше всего смахнуть осколки со стола. Нужно убрать все блюда, что оказались рядом с кувшином. Придется выкинуть еду. – Гатала, помоги мне.
- Еще чего! – воскликнула грифон, демонстративно сложила руки на груди и отвернула голову.
Дети Глaвы с пеленок жили в окружении слуг, при этом их никогда не отстраняли от всей работы. Огаст считал необходимым пунктом в воспитании труд. Поэтому тройня вполне могла о себе позаботиться при желании и поддержать порядок в доме собственными силами. Сейчас Гатала просто решила упрямиться.
Ямито подошел к столу.
- Не трогай, - он перехватил руку Эйзалур, потянувшуюся за самыми крупными осколками. – Поранишься.
Феникс послушно отстранилась.
- А вы идите, - кинул на слугу недоброжелательный взгляд грифон.
Мужчина ему не ответил. Он отчего-то замер на месте и спросил полушепотом:
- Вы слышите?
- О чем вы? – Ямито начинал чувствовать раздражение.
Слуга вдруг резко разжал пальцы, ручка кувшина упала на пол и раскололась. Мужчина зажал ладонями уши.
- Прекратите, - процедил сквозь зубы младший сын Глaвы. – Вас никто не убьет за такую оплошность.
Грифон его не слышал. Эйзалур встревоженно присмотрелась к слуге. Он не просто боялся, он весь наполнился ужасом, настолько осязаемым, что феникс сделала шаг назад. Как будто чужой страх мог добраться до нее.
- В чем дело? Эй! – вмешался Нэрм, подходя ближе.
Слуга дернулся и без всякого предупреждения ударил наследника обеими руками, отняв их от своей головы. Молодой грифон покачнулся на ногах, придя в полное недоумение.
- Прочь, - процедил сквозь зубы слуга, - прочь от меня.
- Вы с ума сошли? – опешившим тоном спросил Нэрм.
- Его… нужно увести, - пробормотала Эйзалур, предчувствуя нечто дурное. Взгляд феникса отчетливо выхватил кроваво-красное из-за пролитого сока пятно на столе, его брызги на паркете... Горло сдавил спазм.
Нэрм и Ямито на слова девушки не обратили внимания, Огаст что-то кричал в коридоре, желая призвать к уборке работников особняка. А Гатала в эту секунду ответила подруге детства тем же отчаянным взглядом. Девушки без слов поняли друг друга, и оттого им стало еще страшнее.
Слуга в мгновение ока рухнул на пол, весь скованный страшной судорогой. Из его горла вырвался протяжный сип, будто ему перебили горло. Нэрм и Ямито отпрыгнули от него, как от гадюки.
- О, нет, - жалобно всхлипнула Гатала и медленно сползла со стула прямо на пол. – Нет…
- Что за… - протянул Нэрм, с брезгливостью глядя на сумасшедшего.
- Отойдите, - перебарывая собственный ужас, проговорила Эйзалур, вцепляясь пальцами в руку Ямито - он стоял к ней ближе. – Отойдите от него…
Грифон очумело оглянулся на феникса. За эту долю секунду произошло страшное: слуга, корчившийся на полу, вдруг дернулся всем телом и разбросал руки-ноги в стороны, будто желал занять как можно больше места. Его растянуло как на пыточном инструменте, что использовали в древние времена в каких-то дикарских странах. Послышался хруст костей. Кисть на правой руке оторвало, потекла алая кровь...
В обеденном зале тишина длилась два удара сердца. Ее уничтожили истошный крик Гаталы и возобладавший над всем рев пламени. Оно возникло сразу и отовсюду, полностью наполнило собой комнату. Ямито, схватив Эйзалур поперек талии, повалил ее на пол, спасая от огненной волны. Феникс увидела, как та лизнула кончик взметнувшейся косы.
Мистик ворвался в зал демоном. Пламя обернулось смерчем, замкнуло круг. Мистик с обреченным оказались в самом его центре. Маг видел цепи. Он видел кару на фоне собственного пламени. Та очень крепко вцепилась в собственную жертву. Асарт воткнул посох внутрь звена одной из цепей, та задергалась змеей, не в силах вырваться. Коснувшись посоха снова, мистик призвал одного из шакалов. Тот, повинуясь приказу хозяина, бросился на кару со всей звериной яростью. Лапами он прижал одну из цепей, еще одну перехватил зубами и принялся ее грызть. Цепи рвались и дергались, желая освободиться, кара не уступала своему противнику.
Асарт увеличил накал пламени. Привычный цвет огня посветлел на пару тонов, как светлеет металл при накалке. У каждой кары свой предел прочности. Ее можно переломить, сотворив более сильную магию, чем та, которую кара собой воплощает. Мистик начал приближаться к обреченному. Одна из цепей плотно обвила горло слуги, отнимая у него дыхание. Они спешили покончить со своей жертвой. Огонь мешал каре, и она огрызалась в ответ. Цепи взвивались вверх и кидались в стороны в поисках своего противника, Асарту пришлось проявить цирковую ловкость, чтобы уйти от этих выпадов.
Маг почувствовал, что шакал пропал. Лишь на миг на лицо человека легла тень, он тут же отринул от себя лишние мысли. Пламя ревело, гудело, сжирало воздух и само пространство. Асарт чувствовал, как мало у него осталось сил, и что их может вовсе не хватить, если противостояние затянется. Огонь начал становиться ослепительно-белым. Особняк затрясся. Мистик сосредоточился на том, чтобы огненный смерч, обретший огромную силу, оставался на своем месте. Любая ошибка, и все, кто застрял в этом зале, исчезнут. После такого огненного потока не останется даже пепла.
Цепи схлестнулись между собой, переплелись друг с другом и с новой силой ударили в ту сторону, где стоял мистик. Асарт оказался сметен волной, и только опыт предыдущего боя с карой позволил ему сгруппироваться и двигаться правильно, чтобы не упасть и кубарем не отлететь к одной из стен. Маг обратил пол у себя под ногами в пепел и упал в него, скрывшись почти полностью. Волна силы прошла у него над головой, чиркнув по макушке. Тут же вынырнув, Асарт ударил огненными жгутами по цепям, те ответили яростно. Мистик увидел в этом хороший знак. Белоснежные цепи накалились, в некоторых местах оплавились и обуглились. Кара становилась неуправляемой. Силы ее Истока тратились, уходили на бой. Грифон, все так же распятый на полу, не издавал даже сипа.
Асарт прыгнул ближе к посоху и обеими руками схватил магический предмет. Если постараться, если добавить еще чуть-чуть, может получиться… У мага подкосились ноги, он рухнул на колени, сбившись, и пламя, удерживаемое лишь его неимоверным усилием, океанической волной плеснуло в стороны. Асарт схватил его в последний момент, в последний момент одернул, погасив. Иначе предотвратить гибель духов было нельзя. Цепи, подняв себя в воздух медленно и с трудом, уже не имели сил на полноценный удар. Их усилие пошло на то, чтобы вырвать часть себя из-под посоха. Раскаленные звенья разорвались. Освобожденная цепь, обрубленная, короткая, метнулась в сторону обреченного, следуя направлению кары. Она расколола череп грифона сухим резким щелчком. В стороны брызнули кости, мозг и кровь. Все обратилось прахом вместе с телом самого духа, над которым кара свершила свой суд.
Все закончилось. Не осталось обеденного стола и стульев, половина зала стала пустотой. Паркет оказался сожжен дотла, мистик сидел на голом камне. Он ожесточенно потер одной рукой лицо, другой по-прежнему сжимал посох. Асарт мысленно прокручивал эту последнюю секунду, которая все решила. Он никогда не терял равновесия на ровном месте. Что случилось сейчас?
Маг вырвал посох из пола и вынул из-под него кончик цепи. Кара поступила, как поступают ящерицы: предпочла оторвать от себя кусок, чтобы освободиться. Асарт рассмотрел цепь и забросил ее в кольцеобразную вершину магического атрибута. Там она и пропала. Совершив все эти нехитрые действия, он принялся подниматься на ноги, кляня весь свет за испытания, что выпадают на его долю. Второе столкновение, и именно тогда, когда растратил себя. Что ж такое…
Вокруг царила тишина. Плотная, тяжелая: самым громким звуком в ней оставалось дыхание мистика. Ее разбил вдребезги рухнувший на бок стул, за который мертвой хваткой держалась Гатала все это время. Огонь зацепил предмет меблировки, и ножки подломились. Эффект оказался равен взорвавшемуся над головой снаряду. Грифон завизжала, окна зала угрожающе зазвенели в ответ. Разразился проклятиями Нэрм, лежавший в другой стороне на полу в позе зародыша. У самой двери сползший по стенке Огаст беззвучно шевелил губами, вознося все известные ему молитвы к Первопредку, отчего духовная сила медленно и верно затопляла разрушенный зал. Взгляд у Глaвы остекленел и уперся в одну точку перед собой.
- Оно убило его, да? Оно его убило, - вцепившись себе в волосы, выла Гатала.
Асарт сплюнул на пол окрашенную кровью слюну. Каждая мышца мелко дрожала, а кости ныли. Все шансы, чтобы грохнуться в обморок. Мистик запретил своему телу думать об этом.
- Оно нас всех убьет! Всех уничтожит! За каким чертом вы нам нужны, если не можете спасти нас?! – бросалась словами Гатала, не помня себя от ужаса. – Да будьте вы прокля…
- Не смей!
Даже Асарт вздрогнул от громового окрика феникса. Грифон подавилась своими словами.
- Хватит с вашей семьи бед, - яростно прошипела Эйзалур. Черный взгляд духа напоминал саму бездну.
Девушка выглядела бледной, ее заметно трясло, и она судорожно сжимала пальцами туго сплетенную косу. Феникс испытала не меньший страх, чем все остальные. Ямито рядом с ней выглядел изваянием. Он лишь поводил по сторонам широко распахнутыми глазами. Гатала опустила голову и громко заревела.
