Оити делала быстрые успехи в английском языке - оказалось, что он гораздо проще для усвоения, чем грамота Ниппона. Звуки в языке Игирису не расходились с начертанием, что позволяло создавать огромное множество комбинаций из малого числа букв. Поистине, уже одно это давало варварам великое преимущество! Теперь Оити понимала, почему Матико с удовольствием читает гайдзинские книги - и каким образом «старшая сестра» успевает поглощать столько знаний. Мисс Фордж, которая приходила раз в три дня, постоянно привозила новые книги из своей обширной библиотеки.
Матико рассказала, что в некоторых других городах Ниппона - Японии, по-западному, - есть особые иностранные поселения, которые называются «сеттльмент». Например, в Нагасаки: этот город был главным портом, открытым для гайдзинов уже несколько веков. А недавно такой «сеттльмент» появился в Иокогаме. Там, на территории этих поселений, европейцы устраивали все как у себя дома.
В Кагосиме иностранного поселения не имелось. Мисс Фордж жила в обычном японском доме, и с ней двое слуг - китаец и английская служанка Дэйзи, привезенная с родины. Китаец правил коляской учительницы: разумеется, мисс Фордж не признавала «езды на людях».
Матико как-то показывала, где расположен дом их наставницы, - неподалеку от порта и рынка. Они с Оити за эти недели несколько раз ходили гулять, довольно далеко. Конечно же, не одни - девочек сопровождал слуга. Сорокапятилетний повар Мура, как оказалось, мог не только исполнять самую разную работу по дому; прежде он учился искусству драки и мог защитить барышень в случае необходимости.
Комната Оити вскоре тоже очень преобразилась. На двадцатый день там поставили крепкий дубовый стол и стул, сделанные по тому же образцу, что для Матико.
День, когда грузчики принесли мебель, Оити запомнила навсегда: двенадцатое мая 1878 года. Европейская дата. День, с которого начался отсчет ее современной жизни!
Оити долго ходила вокруг изящного бюро на резных ножках, гладила его, открывала и закрывала ящики. Они запирались на ключики, по-настоящему! Потом девочка взобралась на высокий стул и долго сидела, поставив локти на стол и с наслаждением болтая ногами. Мебель была сделана «на вырост», как выразился господин Ватанабэ.
Эти стол со стулом должны будут прослужить хозяйской воспитаннице и два года, и пять лет. С ума сойти! Оити представила себе, что пройдет пять лет - а она все еще будет здесь, этот волшебный сон не кончится.
Матико к этому времени станет взрослой женщиной, наверное, уже выйдет замуж... Как знать? Пять лет - целая вечность!
В начале лета Ватанабэ-сан сводил девочек на свою фарфоровую фабрику. Провел настоящую экскурсию, из цеха в цех. Это оказалось потрясающе интересно: смотреть, как сидящие аккуратными рядами мастера формуют посуду и статуэтки, расписывают их и покрывают глазурью. Производство знаменитого сацумского фарфора было поставлено на поток - но, как выразился гордый владелец предприятия, его изделия «сохраняли свое лицо». Индивидуальность, выражаясь по-европейски.
Напоследок, в упаковочном цеху, Ватанабэ-сан позволил дочери и воспитаннице выбрать себе на память по чашке с блюдцем. Дома, в обычные дни, они из такой посуды не ели, очень уж парадно. Оити с восторгом выбрала синюю чашку и блюдце с тончайшей черно-белой росписью. Она будет доставать эту посуду только по-праздникам...
Вечером Оити, как обычно, села за уроки. Наряду с английским она теперь изучала французский язык, а еще арифметику. Юная Ватанабэ начала учиться на западный манер не так уж давно; а вот Оити предстояло «осовремениться» гораздо раньше.
Потом их позвали ужинать. А перед сном Оити вытащила Юмико. Оити сделала кукле постельку в нижнем ящике письменного стола, где та отдыхала, пока хозяйка училась.
Оити привыкла рассказывать Юмико обо всем новом, что с ней происходило, - делилась самыми потаенными чувствами, и кокэси все понимала. Оити не сомневалась в этом.
Но сегодня...
Девочка поглядела в нежное улыбающееся личико куклы.
- Ты просишь, чтобы я не забывала об Осаке? Да?
Она закрыла глаза и увидела перед собой белые лица с кровавыми губами, которые до сих пор иногда ей снились в пугающих снах. Лица гейш, встреченных на улице. Потом девочка кивнула, принимая решение, и поднялась на ноги.
Оити направилась в комнату Матико. Она никогда еще не нарушала покой «старшей сестры» в столь поздний час. Придерживая одной рукой куколку-кокэси, девочка отодвинула бумажную дверь.
Матико сидела на постели; она только что разобрала свою высокую прическу и теперь водила по волосам гребешком. Оити кашлянула, чтобы привлечь внимание; и девушка повернулась, с удивленной улыбкой.
- Это ты? Что случилось?
Оити подошла к хозяйской дочери с очень серьезным видом и села на колени у ее ног.
- Я хочу кое-что вам рассказать, старшая сестрица. И она тоже хочет, - девочка выставила перед собой куколку.
Матико засмеялась; а потом поняла, что с ней не шутят.
- Ну, говори. Слушаю тебя.
И Оити рассказала про тезку Юмико, живую Юмико. До сих пор она ничего о средней сестре не говорила - лишь вскользь упомянула, что у наложницы отца, Цуру-сан, была дочь и ее увезли в Осаку. Но лишь теперь новоиспеченная воспитанница Ватанабэ решилась поведать, какая судьба постигла эту дочь.
Матико напряженно слушала: она ни разу не перебила. Впрочем, рассказывать Оити было почти нечего - она знала о Юмико лишь то, что удалось подслушать урывками.
Когда Оити замолчала, Матико перекинула через плечо свои густые вороные волосы. А потом произнесла:
- Значит, ты уверена, что твою сестру продали в чайный дом, чтобы выучить на гейшу? Чтобы сделать гейшей, а не ойран?
Оити изумленно распахнула глаза.
- А что значит «ойран»?
Тут Матико покраснела, словно досадуя на себя за болтливый язык.
- Ойран - это дева наслаждений. Но тебе рано такое знать.
Оити вскочила на ноги. Она разозлилась и испугалась сразу. Значит, Юмико ждало что-то ужасное!
- Как это рано? Каких еще наслаждений? Это же моя сестра, скажите мне!..
Оити даже ногой притопнула на старшую. Но тут и Матико рассердилась по-настоящему. Она поднялась во весь рост и сделала шаг к Оити, нависнув над девочкой.
- Тебе рано, слышишь?.. Станешь старше - все узнаешь!
Оити, оцепенев, несколько мгновений глядела в гневное лицо девушки; потом съежилась и всхлипнула. Она ощутила себя такой, какой и была: маленькой и беспомощной.
- Вдруг Юмико там очень страдает, или уже умерла? Я знаю, что отец поступил дурно... даже если это было нужно!
- Да, иногда взрослые делают дурно. Даже наши уважаемые родители, - усмехнулась Матико. Ее гнев утих при виде отчаяния Оити.
Девушка сосредоточенно размышляла некоторое время.
- Вот что... Скоро отец опять собирается в Осаку, это нужно ему для заключения нескольких торговых сделок. Разумеется, он возьмет нас с собой. Я попытаюсь что-нибудь узнать о твоей сестре, но ничего не обещаю.
Оити просияла.
- Домо аригато, Матико-сан! Вы так добры!
Она низко поклонилась.
- Я буду очень ждать!
Девочка убежала, почти счастливая.
Матико покачала головой, грустно улыбаясь. Наивное дитя!
Оити почти сравнялось девять, и она была очень смышленой для своих лет; но знать такие вещи ей было еще нельзя. А когда она рассказала о своей побочной сестре, Матико тотчас подумала о собственной матери.
Теперь уже, без сомнения, покойной...
Ватанабэ Матико, как все японцы, - особенно женщины, - сызмальства училась искусству скрытности. В свои четырнадцать с половиной лет она понимала намного больше, чем думал отец. Ее, конечно, давно глодало желание выяснить, кто была ее мать, при каких обстоятельствах ее родители встретились - и почему расстались. Задача облегчалась тем, что Матико пользовалась большей свободой, чем рядовые девицы из хороших семей.
И недавно ей удалось выяснить... не в точности, но почти наверняка... что ее мать Амэ, чье имя значило «Дождь», принадлежала к Плывущему Миру: миру продажной любви и мужских удовольствий.
Вряд ли она была проституткой низкого разбора; и едва ли гейшей, обученной лишь утонченным искусствам.* Скорее всего, Ватанабэ-сан сошелся с высококлассной куртизанкой-ойран. Такие женщины умели возбуждать сумасшедшую страсть.
Почему они с отцом расстались? И как умерла Амэ Дождь? Конечно же, дамы Плывущего Мира не могли себе позволить иметь детей. Существовали особые травы, чтобы избавляться от плода, и продажные женщины регулярно делали это.
Возможно, именно отказ избавиться от ребенка и привел к гибели Амэ. Мама-сан*, всемогущая владелица чайного дома, не простила ей этого!
А может, возлюбленную Рюхэя Ватанабэ убил прежний ревнивый клиент. Или она погибла в стычке с гайдзинами; или пала жертвой какой-нибудь из банд якудза*, которые тогда хозяйничали в Кагосиме. Если, конечно, не брать в расчет более прозаическую причину вроде внезапной болезни или несчастного случая... Или она могла умереть при родах...
Но если все было так обыкновенно, тогда зачем столь упорно замалчивать прошлое? Разумеется, выйдя из невинного детского возраста, Матико уже не спросила бы отца напрямую. Однако она понимала, что мужчина будет любить и в одиночку воспитывать дочь, только если любил мать!
Девушка достала дорогое ручное зеркальце и вгляделась в него. Похожа ли она, Матико, на свою мать Амэ - прекрасную даму Плывущего Мира?.. И какая жизнь ждет ее саму, когда она освободится от отцовской опеки?
Уже так скоро!
Она отбросила зеркальце и нахмурилась. В этом мужском мире женщинам остается надеяться только друг на друга. Матико мысленно пообещала себе, что поможет Оити в поисках «вычеркнутой» сестры. Даже с риском попасться отцу.
* Один из видов японской слоговой азбуки.
* Проституция в феодальной Японии (и позднее) была хорошо организована и легализована. В крупных городах существовали «веселые кварталы», где мужчины могли получить сексуальные услуги любого уровня и заключить контракт с понравившейся женщиной на длительный срок. Это очень привлекало иностранцев. Гейши не являлись куртизанками, и теоретически не торговали телом, занимаясь только утонченными искусствами (беседа, стихосложение, игра на музыкальных инструментах, танцы). Ценителями гейш являлись в основном сами японцы, иностранцы отдавали предпочтение продажной любви.
* Владелица чайного дома или элитного публичного дома; вообще «мама-сан» - женщина, наделенная властью.
* Якудза - традиционная форма организованной преступности в Японии, мафия.
До Осаки прошло еще целых два месяца. В середине лета Оити исполнилось девять.
В гайдзинском мире было принято торжественно праздновать день рождения, даже у детей. И дарить детям подарки.*
Ватанабэ-сан подарил Оити английскую книгу про девочку Алису, которая попала в страну чудес. Ее первую собственную книгу! На отличной бумаге, с картинками!
Живя в доме своего покровителя, Оити ощущала себя так, точно сама угодила в такую страну чудес. И книга ей очень понравилась.
Оити к этому времени узнала многое о жизни в Англии. И овладела языком игирису достаточно, чтобы прочесть книжку про Алису самостоятельно, с помощью словаря. Она долго разглядывала красочные иллюстрации и вспоминала, как давным-давно впервые открыла гайдзинский альбом.
С тех пор, кроме учительницы, девочка видела и других иностранцев: пару раз Ватанабэ-сан с дочерью и воспитанницей заходили в гости к мисс Фордж на «файф-о-клок», куда были приглашены ее английские знакомые, гайдзинская супружеская пара. Девочки под присмотром Ватанабэ-сана наведывались и в порт, где смотрели на огромные железные пароходы, разгрузку судов, морских офицеров и матросов. До сих пор гайдзины в глазах Оити выглядели чуждо, а большинство из них - отталкивающе; но она привыкла к их внешности и манерам.
Вечером, в день рождения, устроили праздничный ужин. Мура приготовил сладкое печенье, апельсиновый мармелад, а еще основное мясное блюдо - тэмпура. Это было сложное японо-португальское кушанье. Есть мясо Оити тоже приучилась; на столе у Ватанабэ оно появлялось не чаще раза в неделю, но для уроженцев Ниппона это было уже очень много. В первый раз, увидев на тарелке рагу из телятины с овощами, Оити была потрясена. А от запаха кушанья ей стало дурно.
Разумеется, она не позволила себе ничего сказать по этому поводу; но хозяин все понял и сам. Ватанабэ-сан рассказал девочке, что в Нагасаки едят много мяса, а гайдзины в основном так и питаются. Когда Оити попадет на иностранный прием, как Матико, ей придется сесть за стол; и там ей нельзя будет осрамиться!
Этот довод сэнсэя оказался самым сильным. Оити научилась пользоваться и гайдзинскими столовыми приборами, ножом и вилкой. Тоже - время от времени, в качестве практики.
Мудрый Будда и боддхисатвы, конечно, понимают, в каком положении они все оказались! Если боги прощают кожаную обувь, простят и мясную еду! Тем более, что Ватанабэ-сан сказал - от этого дети вырастают высокими и сильными...
Перед сном Матико позвала «младшую сестру» к себе. И там вручила свой подарок: самое нарядное кимоно, которое носила в девять лет.
- Отец разрешил, - сказала она, улыбаясь.
Оити горячо поблагодарила и примерила наряд: сиреневого шелка, затканный цветами сакуры. Как на празднике цветения вишен, когда вся Япония одевалась в розовую дымку. На вид - совершенно новое платье. Хотя такой дорогой шелк почти не снашивался и не линял.
- Возможно, скоро появится повод куда-нибудь пойти в этом, - строго прибавила Матико. - Или встретиться с важными людьми.
Оити сглотнула и уставилась на нее во все глаза.
- Правда?..
- Правда. Хонто ни*, - подтвердила Матико.
Ее взгляд сказал Оити, что «старшая сестра» не забыла об их тайном соглашении.
Перед сном Оити достала Юмико и долго с ней разговаривала.
А ночью Юмико в первый раз заговорила со своей хозяйкой.
Оити не могла понять, сон это или явь. Она разметалась на мягком футоне, покрывшись испариной, - ночь была жаркая и влажная. А потом почувствовала, будто встала на ноги, но при этом осталась лежать. Такое раздвоение девочку совсем не удивило.
Оити подошла к своему письменному столу и открыла нижний ящик. И Юмико сама выплыла оттуда... выплыла, она же не могла ходить! У нее не было ножек, как у спеленутых младенцев и у привидений*! Юмико поклонилась хозяйке и выпрямилась. Она улыбалась, как всегда.
Оити почти не испугалась... нет, испугалась, конечно; но радостное изумление было сильнее.
- Оити-сан! О-тян! - услышала она голос.
- Юмико-тян! - ахнула Оити. - Ты умеешь говорить, я так и знала!
В этом сне Юмико умела не только говорить, но и летать. Она выпорхнула на середину комнаты и закружилась, будто в танце. Потом опять поклонилась.
- Я только игрушка, только деревяшка! Я ничего не значу, прошу прощения! Есть вещи поважнее!
Когда Юмико говорила, ее улыбающийся рот оставался неподвижным. Мелодичный голосок звучал прямо у Оити в голове.
Это было жутковато, хотя Оити знала, что кокэси не причинит ей вреда.
- Не бойся меня! Ищи Дом Ирисов, Дом Ирисов!
«Дом Ирисов?..»
Юмико снова подплыла к ящику стола и улеглась на место. Ящик так и остался открытым - Оити не решилась притронуться к нему. Ноги у нее подкосились, и девочка села на пол; а потом окружающие предметы померкли.
Матико рассказала, что в некоторых других городах Ниппона - Японии, по-западному, - есть особые иностранные поселения, которые называются «сеттльмент». Например, в Нагасаки: этот город был главным портом, открытым для гайдзинов уже несколько веков. А недавно такой «сеттльмент» появился в Иокогаме. Там, на территории этих поселений, европейцы устраивали все как у себя дома.
В Кагосиме иностранного поселения не имелось. Мисс Фордж жила в обычном японском доме, и с ней двое слуг - китаец и английская служанка Дэйзи, привезенная с родины. Китаец правил коляской учительницы: разумеется, мисс Фордж не признавала «езды на людях».
Матико как-то показывала, где расположен дом их наставницы, - неподалеку от порта и рынка. Они с Оити за эти недели несколько раз ходили гулять, довольно далеко. Конечно же, не одни - девочек сопровождал слуга. Сорокапятилетний повар Мура, как оказалось, мог не только исполнять самую разную работу по дому; прежде он учился искусству драки и мог защитить барышень в случае необходимости.
Комната Оити вскоре тоже очень преобразилась. На двадцатый день там поставили крепкий дубовый стол и стул, сделанные по тому же образцу, что для Матико.
День, когда грузчики принесли мебель, Оити запомнила навсегда: двенадцатое мая 1878 года. Европейская дата. День, с которого начался отсчет ее современной жизни!
Оити долго ходила вокруг изящного бюро на резных ножках, гладила его, открывала и закрывала ящики. Они запирались на ключики, по-настоящему! Потом девочка взобралась на высокий стул и долго сидела, поставив локти на стол и с наслаждением болтая ногами. Мебель была сделана «на вырост», как выразился господин Ватанабэ.
Эти стол со стулом должны будут прослужить хозяйской воспитаннице и два года, и пять лет. С ума сойти! Оити представила себе, что пройдет пять лет - а она все еще будет здесь, этот волшебный сон не кончится.
Матико к этому времени станет взрослой женщиной, наверное, уже выйдет замуж... Как знать? Пять лет - целая вечность!
В начале лета Ватанабэ-сан сводил девочек на свою фарфоровую фабрику. Провел настоящую экскурсию, из цеха в цех. Это оказалось потрясающе интересно: смотреть, как сидящие аккуратными рядами мастера формуют посуду и статуэтки, расписывают их и покрывают глазурью. Производство знаменитого сацумского фарфора было поставлено на поток - но, как выразился гордый владелец предприятия, его изделия «сохраняли свое лицо». Индивидуальность, выражаясь по-европейски.
Напоследок, в упаковочном цеху, Ватанабэ-сан позволил дочери и воспитаннице выбрать себе на память по чашке с блюдцем. Дома, в обычные дни, они из такой посуды не ели, очень уж парадно. Оити с восторгом выбрала синюю чашку и блюдце с тончайшей черно-белой росписью. Она будет доставать эту посуду только по-праздникам...
Вечером Оити, как обычно, села за уроки. Наряду с английским она теперь изучала французский язык, а еще арифметику. Юная Ватанабэ начала учиться на западный манер не так уж давно; а вот Оити предстояло «осовремениться» гораздо раньше.
Потом их позвали ужинать. А перед сном Оити вытащила Юмико. Оити сделала кукле постельку в нижнем ящике письменного стола, где та отдыхала, пока хозяйка училась.
Оити привыкла рассказывать Юмико обо всем новом, что с ней происходило, - делилась самыми потаенными чувствами, и кокэси все понимала. Оити не сомневалась в этом.
Но сегодня...
Девочка поглядела в нежное улыбающееся личико куклы.
- Ты просишь, чтобы я не забывала об Осаке? Да?
Она закрыла глаза и увидела перед собой белые лица с кровавыми губами, которые до сих пор иногда ей снились в пугающих снах. Лица гейш, встреченных на улице. Потом девочка кивнула, принимая решение, и поднялась на ноги.
Оити направилась в комнату Матико. Она никогда еще не нарушала покой «старшей сестры» в столь поздний час. Придерживая одной рукой куколку-кокэси, девочка отодвинула бумажную дверь.
Матико сидела на постели; она только что разобрала свою высокую прическу и теперь водила по волосам гребешком. Оити кашлянула, чтобы привлечь внимание; и девушка повернулась, с удивленной улыбкой.
- Это ты? Что случилось?
Оити подошла к хозяйской дочери с очень серьезным видом и села на колени у ее ног.
- Я хочу кое-что вам рассказать, старшая сестрица. И она тоже хочет, - девочка выставила перед собой куколку.
Матико засмеялась; а потом поняла, что с ней не шутят.
- Ну, говори. Слушаю тебя.
И Оити рассказала про тезку Юмико, живую Юмико. До сих пор она ничего о средней сестре не говорила - лишь вскользь упомянула, что у наложницы отца, Цуру-сан, была дочь и ее увезли в Осаку. Но лишь теперь новоиспеченная воспитанница Ватанабэ решилась поведать, какая судьба постигла эту дочь.
Матико напряженно слушала: она ни разу не перебила. Впрочем, рассказывать Оити было почти нечего - она знала о Юмико лишь то, что удалось подслушать урывками.
Когда Оити замолчала, Матико перекинула через плечо свои густые вороные волосы. А потом произнесла:
- Значит, ты уверена, что твою сестру продали в чайный дом, чтобы выучить на гейшу? Чтобы сделать гейшей, а не ойран?
Оити изумленно распахнула глаза.
- А что значит «ойран»?
Тут Матико покраснела, словно досадуя на себя за болтливый язык.
- Ойран - это дева наслаждений. Но тебе рано такое знать.
Оити вскочила на ноги. Она разозлилась и испугалась сразу. Значит, Юмико ждало что-то ужасное!
- Как это рано? Каких еще наслаждений? Это же моя сестра, скажите мне!..
Оити даже ногой притопнула на старшую. Но тут и Матико рассердилась по-настоящему. Она поднялась во весь рост и сделала шаг к Оити, нависнув над девочкой.
- Тебе рано, слышишь?.. Станешь старше - все узнаешь!
Оити, оцепенев, несколько мгновений глядела в гневное лицо девушки; потом съежилась и всхлипнула. Она ощутила себя такой, какой и была: маленькой и беспомощной.
- Вдруг Юмико там очень страдает, или уже умерла? Я знаю, что отец поступил дурно... даже если это было нужно!
- Да, иногда взрослые делают дурно. Даже наши уважаемые родители, - усмехнулась Матико. Ее гнев утих при виде отчаяния Оити.
Девушка сосредоточенно размышляла некоторое время.
- Вот что... Скоро отец опять собирается в Осаку, это нужно ему для заключения нескольких торговых сделок. Разумеется, он возьмет нас с собой. Я попытаюсь что-нибудь узнать о твоей сестре, но ничего не обещаю.
Оити просияла.
- Домо аригато, Матико-сан! Вы так добры!
Она низко поклонилась.
- Я буду очень ждать!
Девочка убежала, почти счастливая.
Матико покачала головой, грустно улыбаясь. Наивное дитя!
Оити почти сравнялось девять, и она была очень смышленой для своих лет; но знать такие вещи ей было еще нельзя. А когда она рассказала о своей побочной сестре, Матико тотчас подумала о собственной матери.
Теперь уже, без сомнения, покойной...
Ватанабэ Матико, как все японцы, - особенно женщины, - сызмальства училась искусству скрытности. В свои четырнадцать с половиной лет она понимала намного больше, чем думал отец. Ее, конечно, давно глодало желание выяснить, кто была ее мать, при каких обстоятельствах ее родители встретились - и почему расстались. Задача облегчалась тем, что Матико пользовалась большей свободой, чем рядовые девицы из хороших семей.
И недавно ей удалось выяснить... не в точности, но почти наверняка... что ее мать Амэ, чье имя значило «Дождь», принадлежала к Плывущему Миру: миру продажной любви и мужских удовольствий.
Вряд ли она была проституткой низкого разбора; и едва ли гейшей, обученной лишь утонченным искусствам.* Скорее всего, Ватанабэ-сан сошелся с высококлассной куртизанкой-ойран. Такие женщины умели возбуждать сумасшедшую страсть.
Почему они с отцом расстались? И как умерла Амэ Дождь? Конечно же, дамы Плывущего Мира не могли себе позволить иметь детей. Существовали особые травы, чтобы избавляться от плода, и продажные женщины регулярно делали это.
Возможно, именно отказ избавиться от ребенка и привел к гибели Амэ. Мама-сан*, всемогущая владелица чайного дома, не простила ей этого!
А может, возлюбленную Рюхэя Ватанабэ убил прежний ревнивый клиент. Или она погибла в стычке с гайдзинами; или пала жертвой какой-нибудь из банд якудза*, которые тогда хозяйничали в Кагосиме. Если, конечно, не брать в расчет более прозаическую причину вроде внезапной болезни или несчастного случая... Или она могла умереть при родах...
Но если все было так обыкновенно, тогда зачем столь упорно замалчивать прошлое? Разумеется, выйдя из невинного детского возраста, Матико уже не спросила бы отца напрямую. Однако она понимала, что мужчина будет любить и в одиночку воспитывать дочь, только если любил мать!
Девушка достала дорогое ручное зеркальце и вгляделась в него. Похожа ли она, Матико, на свою мать Амэ - прекрасную даму Плывущего Мира?.. И какая жизнь ждет ее саму, когда она освободится от отцовской опеки?
Уже так скоро!
Она отбросила зеркальце и нахмурилась. В этом мужском мире женщинам остается надеяться только друг на друга. Матико мысленно пообещала себе, что поможет Оити в поисках «вычеркнутой» сестры. Даже с риском попасться отцу.
* Один из видов японской слоговой азбуки.
* Проституция в феодальной Японии (и позднее) была хорошо организована и легализована. В крупных городах существовали «веселые кварталы», где мужчины могли получить сексуальные услуги любого уровня и заключить контракт с понравившейся женщиной на длительный срок. Это очень привлекало иностранцев. Гейши не являлись куртизанками, и теоретически не торговали телом, занимаясь только утонченными искусствами (беседа, стихосложение, игра на музыкальных инструментах, танцы). Ценителями гейш являлись в основном сами японцы, иностранцы отдавали предпочтение продажной любви.
* Владелица чайного дома или элитного публичного дома; вообще «мама-сан» - женщина, наделенная властью.
* Якудза - традиционная форма организованной преступности в Японии, мафия.
Глава 8
До Осаки прошло еще целых два месяца. В середине лета Оити исполнилось девять.
В гайдзинском мире было принято торжественно праздновать день рождения, даже у детей. И дарить детям подарки.*
Ватанабэ-сан подарил Оити английскую книгу про девочку Алису, которая попала в страну чудес. Ее первую собственную книгу! На отличной бумаге, с картинками!
Живя в доме своего покровителя, Оити ощущала себя так, точно сама угодила в такую страну чудес. И книга ей очень понравилась.
Оити к этому времени узнала многое о жизни в Англии. И овладела языком игирису достаточно, чтобы прочесть книжку про Алису самостоятельно, с помощью словаря. Она долго разглядывала красочные иллюстрации и вспоминала, как давным-давно впервые открыла гайдзинский альбом.
С тех пор, кроме учительницы, девочка видела и других иностранцев: пару раз Ватанабэ-сан с дочерью и воспитанницей заходили в гости к мисс Фордж на «файф-о-клок», куда были приглашены ее английские знакомые, гайдзинская супружеская пара. Девочки под присмотром Ватанабэ-сана наведывались и в порт, где смотрели на огромные железные пароходы, разгрузку судов, морских офицеров и матросов. До сих пор гайдзины в глазах Оити выглядели чуждо, а большинство из них - отталкивающе; но она привыкла к их внешности и манерам.
Вечером, в день рождения, устроили праздничный ужин. Мура приготовил сладкое печенье, апельсиновый мармелад, а еще основное мясное блюдо - тэмпура. Это было сложное японо-португальское кушанье. Есть мясо Оити тоже приучилась; на столе у Ватанабэ оно появлялось не чаще раза в неделю, но для уроженцев Ниппона это было уже очень много. В первый раз, увидев на тарелке рагу из телятины с овощами, Оити была потрясена. А от запаха кушанья ей стало дурно.
Разумеется, она не позволила себе ничего сказать по этому поводу; но хозяин все понял и сам. Ватанабэ-сан рассказал девочке, что в Нагасаки едят много мяса, а гайдзины в основном так и питаются. Когда Оити попадет на иностранный прием, как Матико, ей придется сесть за стол; и там ей нельзя будет осрамиться!
Этот довод сэнсэя оказался самым сильным. Оити научилась пользоваться и гайдзинскими столовыми приборами, ножом и вилкой. Тоже - время от времени, в качестве практики.
Мудрый Будда и боддхисатвы, конечно, понимают, в каком положении они все оказались! Если боги прощают кожаную обувь, простят и мясную еду! Тем более, что Ватанабэ-сан сказал - от этого дети вырастают высокими и сильными...
Перед сном Матико позвала «младшую сестру» к себе. И там вручила свой подарок: самое нарядное кимоно, которое носила в девять лет.
- Отец разрешил, - сказала она, улыбаясь.
Оити горячо поблагодарила и примерила наряд: сиреневого шелка, затканный цветами сакуры. Как на празднике цветения вишен, когда вся Япония одевалась в розовую дымку. На вид - совершенно новое платье. Хотя такой дорогой шелк почти не снашивался и не линял.
- Возможно, скоро появится повод куда-нибудь пойти в этом, - строго прибавила Матико. - Или встретиться с важными людьми.
Оити сглотнула и уставилась на нее во все глаза.
- Правда?..
- Правда. Хонто ни*, - подтвердила Матико.
Ее взгляд сказал Оити, что «старшая сестра» не забыла об их тайном соглашении.
Перед сном Оити достала Юмико и долго с ней разговаривала.
А ночью Юмико в первый раз заговорила со своей хозяйкой.
Оити не могла понять, сон это или явь. Она разметалась на мягком футоне, покрывшись испариной, - ночь была жаркая и влажная. А потом почувствовала, будто встала на ноги, но при этом осталась лежать. Такое раздвоение девочку совсем не удивило.
Оити подошла к своему письменному столу и открыла нижний ящик. И Юмико сама выплыла оттуда... выплыла, она же не могла ходить! У нее не было ножек, как у спеленутых младенцев и у привидений*! Юмико поклонилась хозяйке и выпрямилась. Она улыбалась, как всегда.
Оити почти не испугалась... нет, испугалась, конечно; но радостное изумление было сильнее.
- Оити-сан! О-тян! - услышала она голос.
- Юмико-тян! - ахнула Оити. - Ты умеешь говорить, я так и знала!
В этом сне Юмико умела не только говорить, но и летать. Она выпорхнула на середину комнаты и закружилась, будто в танце. Потом опять поклонилась.
- Я только игрушка, только деревяшка! Я ничего не значу, прошу прощения! Есть вещи поважнее!
Когда Юмико говорила, ее улыбающийся рот оставался неподвижным. Мелодичный голосок звучал прямо у Оити в голове.
Это было жутковато, хотя Оити знала, что кокэси не причинит ей вреда.
- Не бойся меня! Ищи Дом Ирисов, Дом Ирисов!
«Дом Ирисов?..»
Юмико снова подплыла к ящику стола и улеглась на место. Ящик так и остался открытым - Оити не решилась притронуться к нему. Ноги у нее подкосились, и девочка села на пол; а потом окружающие предметы померкли.
