— Не смущает. Я сам – кот.
— Ну да... Ваш тотем, кажется, пума? — уточнила Шервуд. Я угукнул, опускаясь на диван. — И как... помогает налаживать связь с семейством кошачьих?
— Сами увидите, — заинтриговал я её. Кошки действительно меня любят, при желании я бы мог собрать кошачью армию и повести за собой на любого врага. — Часто ведёте приёмы у себя дома?
— Нечасто, — отозвалась Лоррейн, шагая к креслу. — Лишь с целью соблюдения конфиденциальности. Чай/кофе?
— Нет, спасибо.
Лоррейн обошла кресло и уселась в него, как подобает истинной леди. Стянула со столика заготовленный блокнот – бумажный с ручкой. Тем временем кошка, проснувшись, перевалилась на живот и внимательно воззрилась на меня. Я уверен, что через десять минут она будет сидеть у меня на коленях.
— Ирен сказала, что Вы специализируетесь на работе с сущностями.
— Не совсем так. Я – светлая ведьма, медик и психоаналитик, специализируюсь в различных отраслях, но у меня было немало клиентов, имевших дела с разными сущностями. Мне даже доводилось снимать примитивных сущностей.
Я промычал, косясь на кошку – она поднялась на ноги, потянулась и начала очень аккуратно, грациозно идти в мою сторону.
— Правда, что многие, избавившись от паразита, погружаются в депрессию? — уточнил я, поскольку мне было важно знать, что я не единственный в своём роде.
— Да, правда, — покивала Лоррейн. — Зависит, конечно, от самой сущности, от того, что конкретно она делала, как себя вела и насколько долго она была рядом с жертвой. Многие, избавившись от паразита, попросту не знают, что делать дальше, как жить. Они, либо разучились жить без паразита, либо, подцепив его ещё в детстве или юности, прошли с ним весь путь взросления и оказались неприспособленны к самостоятельной жизни.
Кошка тем временем уже подступила к дивану и стала обнюхивать мои ноги. Лоррейн повела бровью при взгляде на неё и хмыкнула.
— Должна сказать, что Маркиза очень высокомерна и крайне редко реагирует на моих гостей.
— Маркиза? — беззвучно смеясь, переспросил я. Лоррейн важно покивала. — Так она титул чувствует.
— Или самца.
Я хохотнул:
— Или и то, и другое.
Лоррейн улыбнулась, вздёрнув бровями. Тем временем Маркиза, хорошенько обнюхав мои ноги, чихнула, ей это, видимо, понравилось, она потёрлась об меня и запрыгнула на диван. Встав возле меня, положила меховую лапу мне на ногу, запрокинула голову и мяукнула. Я поднял руку, она улеглась мне на ноги – пожалуйста! И десяти минут не прошло.
— Обалдеть, — резюмировала Шервуд. — Она даже меня начала к себе подпускать только через месяц после знакомства.
Я беззвучно поржал, пожимая плечами. Удобно устроившись у меня на ногах, Маркиза начала мыть лапы с мордой.
— Если Вас смущает излишнее внимание... — протянула Лоррейн.
— Да нет, всё нормально. Я давно привык к подобному поведению со стороны кошек.
Лоррейн промычала, задумавшись о чём-то, но озвучивать свои мысли не стала. Однако я догадывался, о чём она подумала – кошки чувствуют тех, кому нужна помощь, у кого что-то болит, и надо бы их подлечить...
— Отношения паразит-жертва абьюзивные, — прокашлявшись, сказала Лоррейн. — Такие же, как и типичные человеческие отношения между абьюзером и жертвой. Не все могут найти в себе силы, чтобы выйти из таких отношений, но если это происходит, то инициатором разрыва всегда выступает жертва абьюза. И затем, несмотря на стойкое понимание того, что эти отношения должны были прекратиться, у жертвы начинается ломка, желание вернуться к абьюзеру, чувство вины, депрессия. Это абсолютно нормальная реакция – Вы жили с другим существом много лет, естественно Вам не по себе от осознания того, что больше его нет.
Я задумчиво угукнул.
— Мой случай не совсем типичный. Моя сущность из другого мира – не изучена нами, очень умная, с чувством юмора, с человеческим обличием...
Лоррейн покивала, делая какие-то пометки в блокноте.
— Случай редкий, но не уникальный, — удивила она меня. — То есть... мне не доводилось встречаться с сущностями из других миров, в этом смысле Ваш случай не типичен. Но у меня были клиенты, имеющие дела с довольно умными паразитами, способными вести диалог.
— Серьёзно?
— Да. О них мало что известно, поскольку избавиться от них крайне сложно. А если всё же получается, то жертву одолевает чувство вины. Вы считали этого паразита своим другом?
— Да... то есть... я понимаю, что был его кастрюлей супа – он сам меня так называл, но мы общались – порой просто так, ни о чём, как друзья...
— Ясно. Давайте начнём с самого начала? Расскажите о вашем знакомстве.
— А Вы... соблюдаете клятву?
— Разумеется. Тобиас, всё, что Вы расскажите, останется между нами. В дальнейшем я могу приводить в пример Ваш случай, но в общих чертах и без озвучивания имён. Также я могу сказать Ирен, если она будет спрашивать, что мы беседовали, но никаких подробностей даже ей раскрывать не стану. И в базе моих клиентов Вы числиться не будете.
На данный момент меня смущало не это, а то, что я познакомился с Алиусом в день смерти своей матери, и помог избавиться от её тела, хоть и вся Висартия считает её без вести пропавшей...
— А если Вам станут известны государственные тайны?
— Неважно.
— А если Вы узнаете о сокрытии следов преступления?
Лоррейн озадаченно качнула головой.
— Тобиас, проясним сразу. Я могу раскрывать Ваши секреты только в двух случаях – с Вашего позволения и если мне станет ясно, что Вы можете нанести вред себе или кому-либо. Тогда я могу обратиться в правоохранительные органы или к кому-то из Ваших близких – с целью предотвращения катастрофы, не более, но даже тогда я не стану раскрывать все подробности наших разговоров.
Я вздохнул, покивав. И начал свой рассказ.
Честно сказать, особо не верил во всю эту затею, полагал, что всё ограничится единственной беседой, но... этой женщине удалось меня зацепить, и я проходил к ней четыре месяца. Думаю, что влияние на меня оказали три фактора. Во-первых, мне было важно знать, что я не один такой, поэтому и спросил, правда ли, что многие, избавившись от сущности, погружаются в депрессию. Во-вторых, Лоррейн действительно много знала о сущностях разного типа, в том числе и о тех, кто эволюционировал до человекоподобного образа. Ну и третьим решающим фактором стало то, что Лоррейн – врач, давший клятву, я мог рассказать ей обо всём, зная, что она никому об этом не расскажет. Вообще, наверно, мне просто надо было рассказать кому-то обо всём этом, от начала и до конца, включая не очень-то лицеприятные подробности. Почувствовать себя услышанным и понятым, осознать, что моя реакция абсолютно нормальна.
На первых двух сеансах я рассказывал подробности знакомства и развития отношений с Алиусом, в процессе этого действа Лоррейн говорила мало, порой задавала уточняющие вопросы и делала пометки, только с третьего сеанса она начала давать кое-какие советы. Также она порекомендовала мне пропить двухмесячный курс магических препаратов, схожих с витаминным комплексом и лёгкими антидепрессантами. Я прислушался к её рекомендации, начав приём в сентябре и окончив курс в ноябре. В течение двух с половиной месяцев я посещал магического психотерапевта два раза в неделю, а также порой звонил Лоррейн вне графика – она разрешила мне делать это в любое время суток. По истечении этого времени я стал чувствовать себя намного лучше, Лоррейн помогла мне справиться с депрессией и тоской по паразиту, избавиться от чувства вины. Ей удалось убедить меня в том, что я накрутил себя на ровном месте и на самом деле, со мной всё нормально, я в принципе здоров. И я начал возвращаться к жизни, в социум, наша с Ирен сексуальная жизнь возобновилась. Осенью, окончив курс препаратов и явившись на очередной сеанс, я планировал попрощаться с Лоррейн, но она настаивала на закрепляющих встречах, предложив лишь перейти на более щадящий график – раз в неделю. Мы стали обсуждать другие темы, Лоррейн помогла мне немного разобраться в себе, наладить отношения с женой, с детьми, с братом, друзьями и подчинёнными. Так мне удалось пережить всю эту ситуацию, и в две тысячи первый год я вступил обновлённой личностью.
Однако... я начал замечать за собой нечто... странное. Всё чаще меня стало одолевать тотальное равнодушие к тому, что раньше было крайне важным. То, что доставляло удовольствие, вызывало искренний интерес, трогало до глубины души – всё это перестало вызывать какие-либо эмоции в принципе. А то, до чего мне раньше не было никакого дела, вдруг вылезло на первый план. Я вспоминал, как когда-то хотел лишь не чувствовать себя одиноким, хотел любви и семьи, не стремился к власти и богатствам. Но вдруг всё чаще стал желать в корне иного – уважения, власти, денег и роскоши, удовольствий и секса. И, потакая своим желаниям, я сам не заметил, как изменился, стал эгоистичнее, перестал проявлять эмпатию к окружающим. Мои собственные дети поначалу меня раздражали, а потом, когда они подросли, то меня перестали интересовать их нужды. От них и от коллег я жаждал подчинения и уважения, от жены стал хотеть в основном лишь секса, и от других женщин – тоже. Я изменял Ирен, о каких-то моих похождениях она прознала, и сама стала ходить налево, скорее, из мести. Я продолжал питаться чужой жизненной силой, стремился получить как можно больше денег и любыми способами – порой не совсем законными, хотел жить в роскоши, гонялся за удовольствиями. Пустым я себя не чувствовал, но и наполненным, как когда-то давно, тоже не ощущал. Словно бы я – графин, в котором осталось совсем мало воды...
В две тысячи втором году я начал всё чаще ощущать недомогание и физическую боль – она была не острой, не постоянной и в разных местах. Периодически одолевали мигрени, боль в сердце, в желудке и поджелудочной, проблемы с потенцией. Мне приходило в голову, что всё это дело возрастное, но боли участились, и я пошёл по врачам. Прошёл полное обследование, а после озвучивания диагноза двинул по ведьмам и шаманам различных специальностей. В общем, я обошёл всех, кого только можно было, вердикт был неутешительный – в результате неизвестного магического воздействия мои внутренние органы стали разлагаться, а клетки мозга – отмирать. Причём по предположениям врачей всё это происходит уже лет десять навскидку, они не могли понять, почему я раньше не чувствовал болей. Но один шаман мне сказал, что ранее этот процесс был замедлен и обезболен паразитом, от которого я избавился, тем самым ускорив процесс своего разложения. Все, с кем я консультировался по этому поводу, сходились во мнении, что если я ничего не буду делать, то скоро помру и довольно мучительно, буквально сгнив насквозь. Не видя другого выхода, я стал умолять Ирен сказать, где она спрятала бутылку, но она наотрез отказалась возвращать Алиуса, утверждая, что он не единственный, кто может замедлить процесс разложения и, возможно даже, вылечить меня. Так, на протяжении следующих десяти лет мы с Ирен искали способы вылечить меня – мы обошли всех врачей, ведьм, предсказательниц и шаманов, испробовав всевозможные методы лечения, как традиционные, так и альтернативные. Я ежедневно пил разнообразные зелья, воду из Бриллара, принимал другие магические препараты, всё это замедляло процесс разложения, снимало большую часть симптоматики, но полной ремиссии так и не наступило. В конце концов, нам с Ирен пришлось смириться с ситуацией, и думать над тем, как бы поскорее подготовить себе замену, передать трон и хоть немного успеть пожить для себя. Сначала мы насели на Прайса – как раз к тому моменту он окончил университет, встал во главу Гнезда, казалось, что подаёт надежды, но в итоге давления он не выдержал, и ушёл в себя. Пришла очередь Агаты – её в основном обрабатывала Ирен, просто помешавшись на организации частых мероприятий. Бутыль, являющейся тюрьмой Алиуса, я видел дважды в жизни. В первый раз это произошло, когда Ирен заперла в ней Алиуса, а во второй раз, когда его освободили – летом две тысячи двадцатого года...
Меня разбудило нечто... неизвестное. Предчувствие скорее, ведь я так и не понял, что именно меня разбудило – проснулся в темноте и в тишине, в наших с Ирен покоях. Я огляделся, задержался взглядом на спящей жене, сверился с часами – 3:01 ночи, ведьмин час. Надев спортивки с футболкой, я обулся в тапки и пошёл куда-то, незнамо куда – меня просто повело. Спустился в самый низ – в подвал, в ту часть, что не идёт под цокольный этаж, при спуске с каменной лестницы в обе стороны стелился коридор, справа размещались винные погреба и кладовки, а слева комнаты для хранения стройматериалов. Эти комнаты имели дверные проёмы, но самими дверьми оборудованы не были, в них хранились различные доски, арматуры, каркасные конструкции – то, что используется крайне редко, для капитального ремонта или же сооружения пристройки.
Спустившись в подвал, я посмотрел в обе стороны коридора – он не был освещён, но слева вдалеке в одной из комнат горел свет, что меня и привлекло. Я тихо подступил к проходу: в небольшой комнатке вдоль стен размещались доски стопками, в центре висела голая лампочка, а под ней вскрыт бетонный пол. Возле дыры валялась кувалда, которой, видимо, и раздолбали бетон, но кто это сделал – неизвестно, в комнате никого не было или я его не увидел. Моё внимание захватила та самая бутыль, стоявшая на стопке досок справа от входа. Сердце бешено заколотилось, я машинально подскочил к ней, взял в руки, ощупав и осмотрев. Она была вся в бетонной пыли, должно быть, Ирен залила её бетоном под пол, но кто-то её нашёл...
— Кто это был? — раздался мужской голос за спиной.
Я шугано обернулся с бутылкой в руках. Дэмиен выплыл из-за угла и припал плечом к стене. На его чёрной одежде была хорошо видна бетонная пыль – это он вскрыл пол. Я напряжённо сглотнул:
— Где он?
— Кто? — вздёрнув бровями, вопросительно кивнул мне брат.
— Дэмиен! — я машинально ступил на него, нервничая. — Ты освободил его?
Брат ехидно усмехнулся и окинул меня взглядом. Словно бы узнал нечто новое обо мне и то, что от него давно скрывали, всё это вызывало у него смешанные чувства – от разочарования и злости до ликования.
— Кого?
Я раздражённо выдохнул:
— Послушай, то, что было в бутылке очень опасно!
— Так, а что там было-то? — допытывался брат. Если не знает, значит, не освободил...? Но, тогда почему он так себя ведёт? Проверяет меня, даёт шанс очистить совесть?
— Ты зачитывал надписи на бутылке? — спросил я.
— Возможно, — уклончиво отозвался Дэмиен.
— Ты его освободил или нет!? — вспылив, прорычал я.
Брат хохотнул с закрытым ртом.
— Ну, освободил.
Я заикнулся, озираясь:
— И... г-где он?
Брат похихикал почти про себя, мне даже на мгновение подумалось, что Алиус внутри него хихикает, но лишь на мгновение. В прошлый раз я сразу понял, что передо мной не Дэмиен, несмотря на то, что был намного слабее, чем сейчас и не имел никакой связи с паразитом. Нет, если бы он сейчас сидел внутри брата, то я бы это точно понял.
— Дэмиен! Что произошло? Где он???
Брат шумно выдохнул, осуждающе покачав головой.
— Нигде, — сказал он. Я непонимающе потемнел. — Его больше не существует, я его съел.
Моргнув, я опешил ненадолго, заикнулся:
— Ч-что ты... сделал?
— Ну, поглотил.
— Ну да... Ваш тотем, кажется, пума? — уточнила Шервуд. Я угукнул, опускаясь на диван. — И как... помогает налаживать связь с семейством кошачьих?
— Сами увидите, — заинтриговал я её. Кошки действительно меня любят, при желании я бы мог собрать кошачью армию и повести за собой на любого врага. — Часто ведёте приёмы у себя дома?
— Нечасто, — отозвалась Лоррейн, шагая к креслу. — Лишь с целью соблюдения конфиденциальности. Чай/кофе?
— Нет, спасибо.
Лоррейн обошла кресло и уселась в него, как подобает истинной леди. Стянула со столика заготовленный блокнот – бумажный с ручкой. Тем временем кошка, проснувшись, перевалилась на живот и внимательно воззрилась на меня. Я уверен, что через десять минут она будет сидеть у меня на коленях.
— Ирен сказала, что Вы специализируетесь на работе с сущностями.
— Не совсем так. Я – светлая ведьма, медик и психоаналитик, специализируюсь в различных отраслях, но у меня было немало клиентов, имевших дела с разными сущностями. Мне даже доводилось снимать примитивных сущностей.
Я промычал, косясь на кошку – она поднялась на ноги, потянулась и начала очень аккуратно, грациозно идти в мою сторону.
— Правда, что многие, избавившись от паразита, погружаются в депрессию? — уточнил я, поскольку мне было важно знать, что я не единственный в своём роде.
— Да, правда, — покивала Лоррейн. — Зависит, конечно, от самой сущности, от того, что конкретно она делала, как себя вела и насколько долго она была рядом с жертвой. Многие, избавившись от паразита, попросту не знают, что делать дальше, как жить. Они, либо разучились жить без паразита, либо, подцепив его ещё в детстве или юности, прошли с ним весь путь взросления и оказались неприспособленны к самостоятельной жизни.
Кошка тем временем уже подступила к дивану и стала обнюхивать мои ноги. Лоррейн повела бровью при взгляде на неё и хмыкнула.
— Должна сказать, что Маркиза очень высокомерна и крайне редко реагирует на моих гостей.
— Маркиза? — беззвучно смеясь, переспросил я. Лоррейн важно покивала. — Так она титул чувствует.
— Или самца.
Я хохотнул:
— Или и то, и другое.
Лоррейн улыбнулась, вздёрнув бровями. Тем временем Маркиза, хорошенько обнюхав мои ноги, чихнула, ей это, видимо, понравилось, она потёрлась об меня и запрыгнула на диван. Встав возле меня, положила меховую лапу мне на ногу, запрокинула голову и мяукнула. Я поднял руку, она улеглась мне на ноги – пожалуйста! И десяти минут не прошло.
— Обалдеть, — резюмировала Шервуд. — Она даже меня начала к себе подпускать только через месяц после знакомства.
Я беззвучно поржал, пожимая плечами. Удобно устроившись у меня на ногах, Маркиза начала мыть лапы с мордой.
— Если Вас смущает излишнее внимание... — протянула Лоррейн.
— Да нет, всё нормально. Я давно привык к подобному поведению со стороны кошек.
Лоррейн промычала, задумавшись о чём-то, но озвучивать свои мысли не стала. Однако я догадывался, о чём она подумала – кошки чувствуют тех, кому нужна помощь, у кого что-то болит, и надо бы их подлечить...
— Отношения паразит-жертва абьюзивные, — прокашлявшись, сказала Лоррейн. — Такие же, как и типичные человеческие отношения между абьюзером и жертвой. Не все могут найти в себе силы, чтобы выйти из таких отношений, но если это происходит, то инициатором разрыва всегда выступает жертва абьюза. И затем, несмотря на стойкое понимание того, что эти отношения должны были прекратиться, у жертвы начинается ломка, желание вернуться к абьюзеру, чувство вины, депрессия. Это абсолютно нормальная реакция – Вы жили с другим существом много лет, естественно Вам не по себе от осознания того, что больше его нет.
Я задумчиво угукнул.
— Мой случай не совсем типичный. Моя сущность из другого мира – не изучена нами, очень умная, с чувством юмора, с человеческим обличием...
Лоррейн покивала, делая какие-то пометки в блокноте.
— Случай редкий, но не уникальный, — удивила она меня. — То есть... мне не доводилось встречаться с сущностями из других миров, в этом смысле Ваш случай не типичен. Но у меня были клиенты, имеющие дела с довольно умными паразитами, способными вести диалог.
— Серьёзно?
— Да. О них мало что известно, поскольку избавиться от них крайне сложно. А если всё же получается, то жертву одолевает чувство вины. Вы считали этого паразита своим другом?
— Да... то есть... я понимаю, что был его кастрюлей супа – он сам меня так называл, но мы общались – порой просто так, ни о чём, как друзья...
— Ясно. Давайте начнём с самого начала? Расскажите о вашем знакомстве.
— А Вы... соблюдаете клятву?
— Разумеется. Тобиас, всё, что Вы расскажите, останется между нами. В дальнейшем я могу приводить в пример Ваш случай, но в общих чертах и без озвучивания имён. Также я могу сказать Ирен, если она будет спрашивать, что мы беседовали, но никаких подробностей даже ей раскрывать не стану. И в базе моих клиентов Вы числиться не будете.
На данный момент меня смущало не это, а то, что я познакомился с Алиусом в день смерти своей матери, и помог избавиться от её тела, хоть и вся Висартия считает её без вести пропавшей...
— А если Вам станут известны государственные тайны?
— Неважно.
— А если Вы узнаете о сокрытии следов преступления?
Лоррейн озадаченно качнула головой.
— Тобиас, проясним сразу. Я могу раскрывать Ваши секреты только в двух случаях – с Вашего позволения и если мне станет ясно, что Вы можете нанести вред себе или кому-либо. Тогда я могу обратиться в правоохранительные органы или к кому-то из Ваших близких – с целью предотвращения катастрофы, не более, но даже тогда я не стану раскрывать все подробности наших разговоров.
Я вздохнул, покивав. И начал свой рассказ.
Честно сказать, особо не верил во всю эту затею, полагал, что всё ограничится единственной беседой, но... этой женщине удалось меня зацепить, и я проходил к ней четыре месяца. Думаю, что влияние на меня оказали три фактора. Во-первых, мне было важно знать, что я не один такой, поэтому и спросил, правда ли, что многие, избавившись от сущности, погружаются в депрессию. Во-вторых, Лоррейн действительно много знала о сущностях разного типа, в том числе и о тех, кто эволюционировал до человекоподобного образа. Ну и третьим решающим фактором стало то, что Лоррейн – врач, давший клятву, я мог рассказать ей обо всём, зная, что она никому об этом не расскажет. Вообще, наверно, мне просто надо было рассказать кому-то обо всём этом, от начала и до конца, включая не очень-то лицеприятные подробности. Почувствовать себя услышанным и понятым, осознать, что моя реакция абсолютно нормальна.
На первых двух сеансах я рассказывал подробности знакомства и развития отношений с Алиусом, в процессе этого действа Лоррейн говорила мало, порой задавала уточняющие вопросы и делала пометки, только с третьего сеанса она начала давать кое-какие советы. Также она порекомендовала мне пропить двухмесячный курс магических препаратов, схожих с витаминным комплексом и лёгкими антидепрессантами. Я прислушался к её рекомендации, начав приём в сентябре и окончив курс в ноябре. В течение двух с половиной месяцев я посещал магического психотерапевта два раза в неделю, а также порой звонил Лоррейн вне графика – она разрешила мне делать это в любое время суток. По истечении этого времени я стал чувствовать себя намного лучше, Лоррейн помогла мне справиться с депрессией и тоской по паразиту, избавиться от чувства вины. Ей удалось убедить меня в том, что я накрутил себя на ровном месте и на самом деле, со мной всё нормально, я в принципе здоров. И я начал возвращаться к жизни, в социум, наша с Ирен сексуальная жизнь возобновилась. Осенью, окончив курс препаратов и явившись на очередной сеанс, я планировал попрощаться с Лоррейн, но она настаивала на закрепляющих встречах, предложив лишь перейти на более щадящий график – раз в неделю. Мы стали обсуждать другие темы, Лоррейн помогла мне немного разобраться в себе, наладить отношения с женой, с детьми, с братом, друзьями и подчинёнными. Так мне удалось пережить всю эту ситуацию, и в две тысячи первый год я вступил обновлённой личностью.
Однако... я начал замечать за собой нечто... странное. Всё чаще меня стало одолевать тотальное равнодушие к тому, что раньше было крайне важным. То, что доставляло удовольствие, вызывало искренний интерес, трогало до глубины души – всё это перестало вызывать какие-либо эмоции в принципе. А то, до чего мне раньше не было никакого дела, вдруг вылезло на первый план. Я вспоминал, как когда-то хотел лишь не чувствовать себя одиноким, хотел любви и семьи, не стремился к власти и богатствам. Но вдруг всё чаще стал желать в корне иного – уважения, власти, денег и роскоши, удовольствий и секса. И, потакая своим желаниям, я сам не заметил, как изменился, стал эгоистичнее, перестал проявлять эмпатию к окружающим. Мои собственные дети поначалу меня раздражали, а потом, когда они подросли, то меня перестали интересовать их нужды. От них и от коллег я жаждал подчинения и уважения, от жены стал хотеть в основном лишь секса, и от других женщин – тоже. Я изменял Ирен, о каких-то моих похождениях она прознала, и сама стала ходить налево, скорее, из мести. Я продолжал питаться чужой жизненной силой, стремился получить как можно больше денег и любыми способами – порой не совсем законными, хотел жить в роскоши, гонялся за удовольствиями. Пустым я себя не чувствовал, но и наполненным, как когда-то давно, тоже не ощущал. Словно бы я – графин, в котором осталось совсем мало воды...
В две тысячи втором году я начал всё чаще ощущать недомогание и физическую боль – она была не острой, не постоянной и в разных местах. Периодически одолевали мигрени, боль в сердце, в желудке и поджелудочной, проблемы с потенцией. Мне приходило в голову, что всё это дело возрастное, но боли участились, и я пошёл по врачам. Прошёл полное обследование, а после озвучивания диагноза двинул по ведьмам и шаманам различных специальностей. В общем, я обошёл всех, кого только можно было, вердикт был неутешительный – в результате неизвестного магического воздействия мои внутренние органы стали разлагаться, а клетки мозга – отмирать. Причём по предположениям врачей всё это происходит уже лет десять навскидку, они не могли понять, почему я раньше не чувствовал болей. Но один шаман мне сказал, что ранее этот процесс был замедлен и обезболен паразитом, от которого я избавился, тем самым ускорив процесс своего разложения. Все, с кем я консультировался по этому поводу, сходились во мнении, что если я ничего не буду делать, то скоро помру и довольно мучительно, буквально сгнив насквозь. Не видя другого выхода, я стал умолять Ирен сказать, где она спрятала бутылку, но она наотрез отказалась возвращать Алиуса, утверждая, что он не единственный, кто может замедлить процесс разложения и, возможно даже, вылечить меня. Так, на протяжении следующих десяти лет мы с Ирен искали способы вылечить меня – мы обошли всех врачей, ведьм, предсказательниц и шаманов, испробовав всевозможные методы лечения, как традиционные, так и альтернативные. Я ежедневно пил разнообразные зелья, воду из Бриллара, принимал другие магические препараты, всё это замедляло процесс разложения, снимало большую часть симптоматики, но полной ремиссии так и не наступило. В конце концов, нам с Ирен пришлось смириться с ситуацией, и думать над тем, как бы поскорее подготовить себе замену, передать трон и хоть немного успеть пожить для себя. Сначала мы насели на Прайса – как раз к тому моменту он окончил университет, встал во главу Гнезда, казалось, что подаёт надежды, но в итоге давления он не выдержал, и ушёл в себя. Пришла очередь Агаты – её в основном обрабатывала Ирен, просто помешавшись на организации частых мероприятий. Бутыль, являющейся тюрьмой Алиуса, я видел дважды в жизни. В первый раз это произошло, когда Ирен заперла в ней Алиуса, а во второй раз, когда его освободили – летом две тысячи двадцатого года...
Меня разбудило нечто... неизвестное. Предчувствие скорее, ведь я так и не понял, что именно меня разбудило – проснулся в темноте и в тишине, в наших с Ирен покоях. Я огляделся, задержался взглядом на спящей жене, сверился с часами – 3:01 ночи, ведьмин час. Надев спортивки с футболкой, я обулся в тапки и пошёл куда-то, незнамо куда – меня просто повело. Спустился в самый низ – в подвал, в ту часть, что не идёт под цокольный этаж, при спуске с каменной лестницы в обе стороны стелился коридор, справа размещались винные погреба и кладовки, а слева комнаты для хранения стройматериалов. Эти комнаты имели дверные проёмы, но самими дверьми оборудованы не были, в них хранились различные доски, арматуры, каркасные конструкции – то, что используется крайне редко, для капитального ремонта или же сооружения пристройки.
Спустившись в подвал, я посмотрел в обе стороны коридора – он не был освещён, но слева вдалеке в одной из комнат горел свет, что меня и привлекло. Я тихо подступил к проходу: в небольшой комнатке вдоль стен размещались доски стопками, в центре висела голая лампочка, а под ней вскрыт бетонный пол. Возле дыры валялась кувалда, которой, видимо, и раздолбали бетон, но кто это сделал – неизвестно, в комнате никого не было или я его не увидел. Моё внимание захватила та самая бутыль, стоявшая на стопке досок справа от входа. Сердце бешено заколотилось, я машинально подскочил к ней, взял в руки, ощупав и осмотрев. Она была вся в бетонной пыли, должно быть, Ирен залила её бетоном под пол, но кто-то её нашёл...
— Кто это был? — раздался мужской голос за спиной.
Я шугано обернулся с бутылкой в руках. Дэмиен выплыл из-за угла и припал плечом к стене. На его чёрной одежде была хорошо видна бетонная пыль – это он вскрыл пол. Я напряжённо сглотнул:
— Где он?
— Кто? — вздёрнув бровями, вопросительно кивнул мне брат.
— Дэмиен! — я машинально ступил на него, нервничая. — Ты освободил его?
Брат ехидно усмехнулся и окинул меня взглядом. Словно бы узнал нечто новое обо мне и то, что от него давно скрывали, всё это вызывало у него смешанные чувства – от разочарования и злости до ликования.
— Кого?
Я раздражённо выдохнул:
— Послушай, то, что было в бутылке очень опасно!
— Так, а что там было-то? — допытывался брат. Если не знает, значит, не освободил...? Но, тогда почему он так себя ведёт? Проверяет меня, даёт шанс очистить совесть?
— Ты зачитывал надписи на бутылке? — спросил я.
— Возможно, — уклончиво отозвался Дэмиен.
— Ты его освободил или нет!? — вспылив, прорычал я.
Брат хохотнул с закрытым ртом.
— Ну, освободил.
Я заикнулся, озираясь:
— И... г-где он?
Брат похихикал почти про себя, мне даже на мгновение подумалось, что Алиус внутри него хихикает, но лишь на мгновение. В прошлый раз я сразу понял, что передо мной не Дэмиен, несмотря на то, что был намного слабее, чем сейчас и не имел никакой связи с паразитом. Нет, если бы он сейчас сидел внутри брата, то я бы это точно понял.
— Дэмиен! Что произошло? Где он???
Брат шумно выдохнул, осуждающе покачав головой.
— Нигде, — сказал он. Я непонимающе потемнел. — Его больше не существует, я его съел.
Моргнув, я опешил ненадолго, заикнулся:
— Ч-что ты... сделал?
— Ну, поглотил.
