Будь на то папина воля, он бы просто тихонечко выполнял свой долг, устроив так, чтобы во дворце и вне вспоминали про Северный Лес и тем более про Северный Прорыв, но матушка цепко следила, чтобы Император не забывал о положенных их семье преференциях и о том, что Прорыв держат люди, и эти люди требуют ресурсов и оплаты.
Лэйли как-то слышала краем уха, что про матушку говорили, что она родилась без гордости. Впрочем, она никогда не видела, чтобы той это как-то мешало, скорее наоборот.
Лэйли вот тоже не видела смысла отказываться от чего-то только из вежливости или стыдиться, что их титул стал наследуемым всего два поколения назад. Дед его кровью и болью заслужил. Достаточно на его шрамы посмотреть.
— Что? Император закатил дочери грандиозную вечеринку, вот и все!
— Не нервничай, — тихо сказал Кайсор Кайссион, осторожно, почти застенчиво, касаясь запястья жены, — ты опять переходишь на наречие Зеленой Лощины.
Вообще-то леди Василь была довольно крупной женщиной, но на фоне своего мужа смотрелась тростиночкой. Во многом потому, что он прикасался к ней так мягко, будто боялся случайно сломать.
Но сейчас это была разъяренная тростиночка.
В таких спорах матушка будто молодела.
— Боже… Боги. Я не понимаю, почему ты против.
— Потому что Император до безумия обожает младшую принцессу. Потому что он никогда не «закатывал» такие «вечеринки» для Сеннелении даже когда она стала выходить в свет. Тут что-то не так. Возможно, он одер…
Матушка прижала ладонь к его губам.
— Тем более я должна сопроводить дочку на ее первый прием и посмотреть, здоров ли самый главный Хранитель Империи. — сказала она серьезно, — да, ты прав, это странно, как странно то, что по слухам принцесса в свои четыре уже освоила основы магии, но не думаю, что что-то страшное может случиться на самом приеме. Если сердце твое успокоится, сходи с нами.
— Ты же знаешь, что мне нужно возвращаться в замок, — сказал отец с досадой, — ладно, идите. Но мне это не нравится. И первое видение в такое время… не к добру.
— Все будет в порядке, пап, — вмешалась Лэйли, — и я очень-очень-очень хочу пойти. И я взяла зачарованный кинжал, так что я ко всему готова, даже если вдруг, ну... — они с отцом никогда не говорили слово «Прорыв» вслух, чтобы не сглазить, поэтому она сжала кулак и тут же резко растопырила пальцы условным жестом, — И брошка со мной. Я буду настороже.
Тот с сомнением качнул головой.
— Прости, милая, с трудом верится… Ладно, хватит так смотреть! Идите. Разрешаю. — он простер руку, — Идите-идите, пока я не передумал.
Он наклонился, чтобы Лэйли могла поцеловать его в колючую щеку, распрямился, как старая складная линейка, неуклюже, у него в последнее время немного побаливала спина. Неловко взъерошил короткий седой ежик волос и замер было в задумчивости, за что и поплатился: тут же был захвачен врасплох коварно защекочен собственной женой. Леди Василь терпеть не могла хмурых прощаний, и отлично знала, как прогнать со лба мужа тревожные складки.
В карете Лэйли мысленно похвалила себя за то, что не рассказала родителям про принцессу. Тогда она подумала, что это не ее секрет. Сейчас понимала, что еще одного подозрительного факта об императорской семье отцу вполне хватило бы, чтобы отправить жену и дочь домой порталом немедленно.
Иногда матушка шутливо называла мужа «параноиком императорского масштаба». Ему везде чудились создания Прорывов. Даже матушка когда-то…
Впрочем, у Лэйли было что обдумать и без старых семейных историй.
Она никогда раньше не была в столице, и поэтому совсем неаристократично прилипла носом к окну, рассматривая проплывающие улицы. Они были шире, чище, люди были одеты чуть-чуть неправильно, непривычно, предпочитали серому цвету зеленый, и обносили дома заборами розоватого камня вместо чугунных оград, к которым она привыкла дома.
Хранителю Севера достались покои не в самом дворце, а в одном из поместий Императора за городом. Император и правда пригласил невероятно много людей, и далеко не все аристократы имели собственную резиденцию в столице.
Наверное, размещение в Императорском Дворце считается самым статусным, решила Лэйли. Дочери таких семейств на пикнике держались своей собственной компанией и не спешили знакомиться с новенькими девочками, обсуждая что-то в своем тесном кругу. И расстояние, которое Лэйли пришлось бы преодолеть, чтобы с ними подружиться, казалось таким же длинным, как и дорога в карете до дворца.
Под конец Лэйли даже немного заскучала, твердо решив, что, когда Лес подарит ей магию, она обязательно попробует освоить телепорты. Они избавляли от многих проблем.
У их семьи был телепортист, но ему надо было переправить отца.
Впрочем, скука в дороге не шла ни в какое сравнение со скукой на приеме. После часа протокольного подношения даров принцессе Лэйли искренне пожалела, что не послушалась и не уехала домой с отцом, оставив подарок и наилучшие пожелания. Если матушка давно уединилась в комнатах отдыха с другими дамами, то в девочках, видимо, решили воспитать стойкость и послушание.
От скуки она рассматривала фрески на потолке, пузатых мраморных божков на колоннах и даже мозаику в виде солнца за троном. На солнце дремал трехглавый змей, хранитель покоя страны и королевского рода. Пока в стране мир и покой, змей спит, но, если что-то случится, вцепится во врага всеми тремя головами.
Тело змея извивалось золотистыми кольцами, хвост будто бы выходил из стены и поддерживал трон, обвивая толстые кривые ножки в виде стволов деревьев.
А на троне восседал Император.
Император, статный блондин, стриженный по-армейски коротко, и одетый хоть и светски, но без излишеств, был еще довольно молод, ему еще не исполнилось и сорока. Престол он унаследовал в шестнадцать, после трагической гибели основной ветви Императорской семьи во время очередного Прорыва в столице. Рядом Императором как всегда находился его огромный двуручный меч в простых кожаных ножнах, небрежно прислоненный к спинке трона, напоминая о его статусе Хранителя Империи.
Кто бы мог подумать, что в нынешнем Императоре было так мало императорской крови, что когда-то даже опасались, что Лес Ганаи его не примет.
Но обошлось.
Глаза у него, впрочем, как и положено линии Императорской крови, были янтарные. Из-за этого даже слухи ходили, что никакая он не седьмая вода на киселе покойному Императору, а самый что ни на есть бастард… но ходили очень тихо. Перебежками от придворной дамы к придворной даме. Император был нравом крут и зело вспыльчив.
Как-то он страну завоевал в приступе ярости. Взял там принцессу в жены, и с тех пор вроде остепенился… И с тех пор завоевывал соседей исключительно по геополитическим соображениям.
Но почти сразу после рождения Амелаиллы Императрица умерла от обострения хронической болезни, и с тех пор буйный нрав отца, видимо, сдерживал младенец, и справлялся с этим куда лучше матери. По крайней мере, ничего нового за эти четыре года Император не завоевал и даже не женился.
Принцесса сидела не на специальном троне, а у Императора на коленях: можно понять, если помнить, что речь шла о четырехлетней малышке, которой трудно было бы столько высидеть одной даже на мягчайшей подушечке. Но грубейшее нарушение протокола по сути.
Как и весь этот прием, впрочем.
Младших девочек сюда не пригласили, ограничившись ровесницами Лэйли, тринадцатилетками, которым дебютировать в следующем году, но отец был прав: такое им не по возрасту.
Наверное, она просто слишком юна еще, чтобы полтора часа простоять без движения. Наверное, в этом дело.
Лэйли было стыдно за свои затекшие ноги, и она старалась переминаться как можно незаметнее.
От пестрых подарков болели глаза, и она снова обратила внимание на императорскую семью, для которой боги использовали приятную золотисто-серебристую гамму.
Амелаилла, кстати, унаследовала янтарные глаза. И кронпринц унаследовал. В отличие от старшей принцессы. Близнецы в той или иной степени пошли в мать своей «серой» мастью, но взяли разное: если принцесса была сероглаза и златоволоса, то принц щеголял волосами цвета пепла. И, по-видимому, от матери же близнецы унаследовали некоторую нескладность.
Амелаилла-то была очаровательна, как может быть очарователен четырехлетний карапуз. Пухлые щечки, облачко золотистых волос… Ее будто лепили с божков на колоннах, настолько миленькая. Интересно, какой она вырастет? Вряд ли гадким утенком…
Кстати, а вот старшей принцессы почему-то не было… Кронпринц покорно замер за троном отца, и, кажется, спал с открытыми глазами, иногда качая головой на особенно громкие приветствия, а вот настоящего Гадкого Утенка что-то не видно…
Старшая принцесса в опале? Может, заболела? Выказывает обиду, ведь в ее честь «не закатывали таких вечеринок»? Лэйли не знала, какой вариант правильный, но широта трактовки позволяла быть уверенной, что завтра об этом точно будут шептаться. Жаль, что она не узнает продолжения, на Север такие мелочи доходят редко, тем более в их дальний замок на границе Леса…
Лэйли похлопали по плечу.
— Закуски? — предложил… слуга.
Все-таки принцесса не носит парика, заключила Лэйли, глядя на выбившуюся из-под форменного берета золотистую прядь. Матушка на такое говорила, что генетика иногда интересные финты выкидывает.
Надо же. А Лэйли была уверена, что это парик. Да и не только Лэйли. Все девчонки так говорили. Не может быть у Гадкого Утенка таких шикарных волос.
— Да, пожалуй, — кивнула она, делая вид, что не узнала, и потянулась за кусочком сыра на шпажке.
Может, у принцессы просто страсть к переодеванию? Лэйли не собиралась осуждать или портить ему игру.
Принцесса дернул подносом, подставляя вовсе не ту шпажку, которую Лэйли хотела взять. Это ей не понравилось, и она потянулась за своей, а принцесса снова крутанул поднос. Стоящие рядом девочки тоже начали хищно принюхиваться, но, похоже, пока воспитание еще побеждало голод, и они удерживались от того, чтобы трескать сыр, пока виновнице торжества все вручают воистину бесконечные подарки.
Лэйли поняла, что еще немного, и на поднос устремится добрая сотня голодных взглядов — и, кто знает, не окажется ли там достаточно внимательной пары глаз, чтобы узнать в слуге если не принцессу, то двойника кронпринца? Не только у Лэйли в роду были пророчицы. Подставлять принцессу не хотелось, и она смирилась и взяла «правильный» кусочек сыра.
Ну конечно же, там была записка, аккуратно наколотая на шпажку между двумя кусочками сыра вместо соуса.
Слишком замудрено, чтобы быть хорошим планом, но такое случается с самоучками. Возможно, у него так долго получалось быть незамеченным, или его так долго не замечали, что он решил, что он и правда хорош.
Довольный принцесса прошествовал дальше, искушая девочек сырным запахом, и удаляя от Лэйли фокус внимания. Лэйли фыркнула. Не все коту масленица, не всегда ему будет так вести.
Лэйли стоило съесть записку не читая.
Стоило.
Правда, стоило.
Прочитать ее — значило ввязаться в историю.
Матушка частенько предупреждала ее, что значит — ввязаться в историю. Это значит — приключения, и если окажешься вдруг не на той стороне, или не главной героиней, или еще что-то не так пойдет, то и увечья, и смерть, смерть, смерть, которая перечеркнет всю ее спокойную будущность и счастливую старость. Матушка в юности попробовала приключения, и горячо их дочери не советовала. Она показывала страшный шрам от стрелы под ключицей и рассказывала всяческие ужасы.
«Не влезай, убьет», — говорила матушка.
Записку стоило проглотить — будто она была так голодна, что и не заметила клочка бумаги.
Но Лэйли снова вдруг ощутила запах крови и нечистот, вспомнила грязный эшафот. Не ей в случае чего туда подниматься.
Этого еще не случалось, но она это уже увидела. И ей показалось, что сейчас она и правда делает выбор — позволить этому случиться или нет. Хотя это было зыбко и нереально.
Самым главным же было то, что ей было интересно.
Дома, в замке, она знала всех и каждого, и, по правда говоря, жизнь текла довольно скучно. Тренировки и подготовка к походу в Лес с отцом, медитации и садовничество с матушкой, этикет, история и управление землями с Енглаей: в этом плотном расписании было не так-то много времени на всяческую романтику, игры и приключения. Поездка на день рождения младшей принцессы сама по себе стала почти самым захватывающим приключением в ее жизни. Лэйли увидела телепорт, а потом впервые куда-то переправилась телепортом, а потом увидела столицу, а потом Императорский сад и дворец, и пообщалась с бесчисленным количеством других девочек ее круга и возраста, и, и, и! И вообще!
А тут еще и оказалась замешана в тайну. Что за арбалет отец теперь хранит в своем арсенале? Из него на кого-то покушались? Из него собирались покушаться? Принцесса захотел пострелять тайком ворон в Императорском парке?
И может, от нее зависит жизнь принца! И судьба страны! И она просто съест эту записку? И вернется домой? И до конца жизни будет думать, что могло бы случиться — но не случилось?
И мучиться?
Да она от любопытства умрет быстрее, чем от приключений!
И она сделала глупость.
Она прочитала записку.
А потом прочитала еще раз, чтобы точно-точно все запомнить.
А потом, конечно, съела. И сыр съела. Она уже давно тут стояла, и была очень голодная.
Лэйли в который раз подумала, что это все, конечно, было очень таинственно и захватывающе, но при этом еще и невероятно глупо.
После приема, перед самым балом, она вышла в указанный коридорчик, надеясь, что правильно поняла коряво нацарапанную схему, и начала ждать.
Ждать пришлось долго. Она бы ушла: на бал в качестве кавалеров были приглашены лучшие курсанты императорского гвардейского и еще нескольких столичных офицерских заведений, в которых Лэйлин двоюродный дядя не имел чести преподавать, и чьих парадных мундиров она не узнавала. Еще утром она думала, что это отличный повод для разговора: мальчики обожают рассказывать о знаках отличия, и вопросами вроде «а почему у вас погон фиолетовенький, а у вашего друга синенький, а на другом плече и еще аксельбант?» можно спасти самого безнадежного заику. Хотя она надеялась, что ей попадется вовсе не заика, а кто-нибудь шикарный, и дальше там случатся всякие развлечения и романтика (Лэйли никогда еще не была на балах и развлечения и романтика представлялись ей довольно смутными, но приятными штуками), и отказываться от этой вполне исполнимой мечты было бы обидно… Если бы мечта не эволюционировала.
Теперь где-то в глубине души она смутно надеялась, что принцесса оценит, что она предпочла его мутные делишки красивым мальчикам в форме, и подарит ей всякие политические перспективы. Конечно, врожденная практичность приземляла все эти мечтания обратно: принцесса не выглядел как человек, у которого есть хоть какие-то политические перспективы, а уж тем более вряд ли у него была парочка лишних, чтобы их раздаривать всяким Лэйли. Но мечтания парировали неизменным «а вдруг» и продолжали всячески воспарять.
Она уже почти дошла до мысли, что если представить принцессу в форме, — этакий Шанналан, только золотистый, — то тоже будет вполне себе ничего, потанцевать можно, но тут принцесса наконец явился.
Он все еще был одет как слуга, что немного расстраивало. Лэйли хотела поздороваться, но он прижал палец к губам, без предупреждения и больно ухватил ее за запястье и куда-то потащил.
Лэйли как-то слышала краем уха, что про матушку говорили, что она родилась без гордости. Впрочем, она никогда не видела, чтобы той это как-то мешало, скорее наоборот.
Лэйли вот тоже не видела смысла отказываться от чего-то только из вежливости или стыдиться, что их титул стал наследуемым всего два поколения назад. Дед его кровью и болью заслужил. Достаточно на его шрамы посмотреть.
— Что? Император закатил дочери грандиозную вечеринку, вот и все!
— Не нервничай, — тихо сказал Кайсор Кайссион, осторожно, почти застенчиво, касаясь запястья жены, — ты опять переходишь на наречие Зеленой Лощины.
Вообще-то леди Василь была довольно крупной женщиной, но на фоне своего мужа смотрелась тростиночкой. Во многом потому, что он прикасался к ней так мягко, будто боялся случайно сломать.
Но сейчас это была разъяренная тростиночка.
В таких спорах матушка будто молодела.
— Боже… Боги. Я не понимаю, почему ты против.
— Потому что Император до безумия обожает младшую принцессу. Потому что он никогда не «закатывал» такие «вечеринки» для Сеннелении даже когда она стала выходить в свет. Тут что-то не так. Возможно, он одер…
Матушка прижала ладонь к его губам.
— Тем более я должна сопроводить дочку на ее первый прием и посмотреть, здоров ли самый главный Хранитель Империи. — сказала она серьезно, — да, ты прав, это странно, как странно то, что по слухам принцесса в свои четыре уже освоила основы магии, но не думаю, что что-то страшное может случиться на самом приеме. Если сердце твое успокоится, сходи с нами.
— Ты же знаешь, что мне нужно возвращаться в замок, — сказал отец с досадой, — ладно, идите. Но мне это не нравится. И первое видение в такое время… не к добру.
— Все будет в порядке, пап, — вмешалась Лэйли, — и я очень-очень-очень хочу пойти. И я взяла зачарованный кинжал, так что я ко всему готова, даже если вдруг, ну... — они с отцом никогда не говорили слово «Прорыв» вслух, чтобы не сглазить, поэтому она сжала кулак и тут же резко растопырила пальцы условным жестом, — И брошка со мной. Я буду настороже.
Тот с сомнением качнул головой.
— Прости, милая, с трудом верится… Ладно, хватит так смотреть! Идите. Разрешаю. — он простер руку, — Идите-идите, пока я не передумал.
Он наклонился, чтобы Лэйли могла поцеловать его в колючую щеку, распрямился, как старая складная линейка, неуклюже, у него в последнее время немного побаливала спина. Неловко взъерошил короткий седой ежик волос и замер было в задумчивости, за что и поплатился: тут же был захвачен врасплох коварно защекочен собственной женой. Леди Василь терпеть не могла хмурых прощаний, и отлично знала, как прогнать со лба мужа тревожные складки.
В карете Лэйли мысленно похвалила себя за то, что не рассказала родителям про принцессу. Тогда она подумала, что это не ее секрет. Сейчас понимала, что еще одного подозрительного факта об императорской семье отцу вполне хватило бы, чтобы отправить жену и дочь домой порталом немедленно.
Иногда матушка шутливо называла мужа «параноиком императорского масштаба». Ему везде чудились создания Прорывов. Даже матушка когда-то…
Впрочем, у Лэйли было что обдумать и без старых семейных историй.
Она никогда раньше не была в столице, и поэтому совсем неаристократично прилипла носом к окну, рассматривая проплывающие улицы. Они были шире, чище, люди были одеты чуть-чуть неправильно, непривычно, предпочитали серому цвету зеленый, и обносили дома заборами розоватого камня вместо чугунных оград, к которым она привыкла дома.
Хранителю Севера достались покои не в самом дворце, а в одном из поместий Императора за городом. Император и правда пригласил невероятно много людей, и далеко не все аристократы имели собственную резиденцию в столице.
Наверное, размещение в Императорском Дворце считается самым статусным, решила Лэйли. Дочери таких семейств на пикнике держались своей собственной компанией и не спешили знакомиться с новенькими девочками, обсуждая что-то в своем тесном кругу. И расстояние, которое Лэйли пришлось бы преодолеть, чтобы с ними подружиться, казалось таким же длинным, как и дорога в карете до дворца.
Под конец Лэйли даже немного заскучала, твердо решив, что, когда Лес подарит ей магию, она обязательно попробует освоить телепорты. Они избавляли от многих проблем.
У их семьи был телепортист, но ему надо было переправить отца.
Впрочем, скука в дороге не шла ни в какое сравнение со скукой на приеме. После часа протокольного подношения даров принцессе Лэйли искренне пожалела, что не послушалась и не уехала домой с отцом, оставив подарок и наилучшие пожелания. Если матушка давно уединилась в комнатах отдыха с другими дамами, то в девочках, видимо, решили воспитать стойкость и послушание.
От скуки она рассматривала фрески на потолке, пузатых мраморных божков на колоннах и даже мозаику в виде солнца за троном. На солнце дремал трехглавый змей, хранитель покоя страны и королевского рода. Пока в стране мир и покой, змей спит, но, если что-то случится, вцепится во врага всеми тремя головами.
Тело змея извивалось золотистыми кольцами, хвост будто бы выходил из стены и поддерживал трон, обвивая толстые кривые ножки в виде стволов деревьев.
А на троне восседал Император.
Император, статный блондин, стриженный по-армейски коротко, и одетый хоть и светски, но без излишеств, был еще довольно молод, ему еще не исполнилось и сорока. Престол он унаследовал в шестнадцать, после трагической гибели основной ветви Императорской семьи во время очередного Прорыва в столице. Рядом Императором как всегда находился его огромный двуручный меч в простых кожаных ножнах, небрежно прислоненный к спинке трона, напоминая о его статусе Хранителя Империи.
Кто бы мог подумать, что в нынешнем Императоре было так мало императорской крови, что когда-то даже опасались, что Лес Ганаи его не примет.
Но обошлось.
Глаза у него, впрочем, как и положено линии Императорской крови, были янтарные. Из-за этого даже слухи ходили, что никакая он не седьмая вода на киселе покойному Императору, а самый что ни на есть бастард… но ходили очень тихо. Перебежками от придворной дамы к придворной даме. Император был нравом крут и зело вспыльчив.
Как-то он страну завоевал в приступе ярости. Взял там принцессу в жены, и с тех пор вроде остепенился… И с тех пор завоевывал соседей исключительно по геополитическим соображениям.
Но почти сразу после рождения Амелаиллы Императрица умерла от обострения хронической болезни, и с тех пор буйный нрав отца, видимо, сдерживал младенец, и справлялся с этим куда лучше матери. По крайней мере, ничего нового за эти четыре года Император не завоевал и даже не женился.
Принцесса сидела не на специальном троне, а у Императора на коленях: можно понять, если помнить, что речь шла о четырехлетней малышке, которой трудно было бы столько высидеть одной даже на мягчайшей подушечке. Но грубейшее нарушение протокола по сути.
Как и весь этот прием, впрочем.
Младших девочек сюда не пригласили, ограничившись ровесницами Лэйли, тринадцатилетками, которым дебютировать в следующем году, но отец был прав: такое им не по возрасту.
Наверное, она просто слишком юна еще, чтобы полтора часа простоять без движения. Наверное, в этом дело.
Лэйли было стыдно за свои затекшие ноги, и она старалась переминаться как можно незаметнее.
От пестрых подарков болели глаза, и она снова обратила внимание на императорскую семью, для которой боги использовали приятную золотисто-серебристую гамму.
Амелаилла, кстати, унаследовала янтарные глаза. И кронпринц унаследовал. В отличие от старшей принцессы. Близнецы в той или иной степени пошли в мать своей «серой» мастью, но взяли разное: если принцесса была сероглаза и златоволоса, то принц щеголял волосами цвета пепла. И, по-видимому, от матери же близнецы унаследовали некоторую нескладность.
Амелаилла-то была очаровательна, как может быть очарователен четырехлетний карапуз. Пухлые щечки, облачко золотистых волос… Ее будто лепили с божков на колоннах, настолько миленькая. Интересно, какой она вырастет? Вряд ли гадким утенком…
Кстати, а вот старшей принцессы почему-то не было… Кронпринц покорно замер за троном отца, и, кажется, спал с открытыми глазами, иногда качая головой на особенно громкие приветствия, а вот настоящего Гадкого Утенка что-то не видно…
Старшая принцесса в опале? Может, заболела? Выказывает обиду, ведь в ее честь «не закатывали таких вечеринок»? Лэйли не знала, какой вариант правильный, но широта трактовки позволяла быть уверенной, что завтра об этом точно будут шептаться. Жаль, что она не узнает продолжения, на Север такие мелочи доходят редко, тем более в их дальний замок на границе Леса…
Лэйли похлопали по плечу.
— Закуски? — предложил… слуга.
Все-таки принцесса не носит парика, заключила Лэйли, глядя на выбившуюся из-под форменного берета золотистую прядь. Матушка на такое говорила, что генетика иногда интересные финты выкидывает.
Надо же. А Лэйли была уверена, что это парик. Да и не только Лэйли. Все девчонки так говорили. Не может быть у Гадкого Утенка таких шикарных волос.
— Да, пожалуй, — кивнула она, делая вид, что не узнала, и потянулась за кусочком сыра на шпажке.
Может, у принцессы просто страсть к переодеванию? Лэйли не собиралась осуждать или портить ему игру.
Принцесса дернул подносом, подставляя вовсе не ту шпажку, которую Лэйли хотела взять. Это ей не понравилось, и она потянулась за своей, а принцесса снова крутанул поднос. Стоящие рядом девочки тоже начали хищно принюхиваться, но, похоже, пока воспитание еще побеждало голод, и они удерживались от того, чтобы трескать сыр, пока виновнице торжества все вручают воистину бесконечные подарки.
Лэйли поняла, что еще немного, и на поднос устремится добрая сотня голодных взглядов — и, кто знает, не окажется ли там достаточно внимательной пары глаз, чтобы узнать в слуге если не принцессу, то двойника кронпринца? Не только у Лэйли в роду были пророчицы. Подставлять принцессу не хотелось, и она смирилась и взяла «правильный» кусочек сыра.
Ну конечно же, там была записка, аккуратно наколотая на шпажку между двумя кусочками сыра вместо соуса.
Слишком замудрено, чтобы быть хорошим планом, но такое случается с самоучками. Возможно, у него так долго получалось быть незамеченным, или его так долго не замечали, что он решил, что он и правда хорош.
Довольный принцесса прошествовал дальше, искушая девочек сырным запахом, и удаляя от Лэйли фокус внимания. Лэйли фыркнула. Не все коту масленица, не всегда ему будет так вести.
Лэйли стоило съесть записку не читая.
Стоило.
Правда, стоило.
Прочитать ее — значило ввязаться в историю.
Матушка частенько предупреждала ее, что значит — ввязаться в историю. Это значит — приключения, и если окажешься вдруг не на той стороне, или не главной героиней, или еще что-то не так пойдет, то и увечья, и смерть, смерть, смерть, которая перечеркнет всю ее спокойную будущность и счастливую старость. Матушка в юности попробовала приключения, и горячо их дочери не советовала. Она показывала страшный шрам от стрелы под ключицей и рассказывала всяческие ужасы.
«Не влезай, убьет», — говорила матушка.
Записку стоило проглотить — будто она была так голодна, что и не заметила клочка бумаги.
Но Лэйли снова вдруг ощутила запах крови и нечистот, вспомнила грязный эшафот. Не ей в случае чего туда подниматься.
Этого еще не случалось, но она это уже увидела. И ей показалось, что сейчас она и правда делает выбор — позволить этому случиться или нет. Хотя это было зыбко и нереально.
Самым главным же было то, что ей было интересно.
Дома, в замке, она знала всех и каждого, и, по правда говоря, жизнь текла довольно скучно. Тренировки и подготовка к походу в Лес с отцом, медитации и садовничество с матушкой, этикет, история и управление землями с Енглаей: в этом плотном расписании было не так-то много времени на всяческую романтику, игры и приключения. Поездка на день рождения младшей принцессы сама по себе стала почти самым захватывающим приключением в ее жизни. Лэйли увидела телепорт, а потом впервые куда-то переправилась телепортом, а потом увидела столицу, а потом Императорский сад и дворец, и пообщалась с бесчисленным количеством других девочек ее круга и возраста, и, и, и! И вообще!
А тут еще и оказалась замешана в тайну. Что за арбалет отец теперь хранит в своем арсенале? Из него на кого-то покушались? Из него собирались покушаться? Принцесса захотел пострелять тайком ворон в Императорском парке?
И может, от нее зависит жизнь принца! И судьба страны! И она просто съест эту записку? И вернется домой? И до конца жизни будет думать, что могло бы случиться — но не случилось?
И мучиться?
Да она от любопытства умрет быстрее, чем от приключений!
И она сделала глупость.
Она прочитала записку.
А потом прочитала еще раз, чтобы точно-точно все запомнить.
А потом, конечно, съела. И сыр съела. Она уже давно тут стояла, и была очень голодная.
Глава 3
Лэйли в который раз подумала, что это все, конечно, было очень таинственно и захватывающе, но при этом еще и невероятно глупо.
После приема, перед самым балом, она вышла в указанный коридорчик, надеясь, что правильно поняла коряво нацарапанную схему, и начала ждать.
Ждать пришлось долго. Она бы ушла: на бал в качестве кавалеров были приглашены лучшие курсанты императорского гвардейского и еще нескольких столичных офицерских заведений, в которых Лэйлин двоюродный дядя не имел чести преподавать, и чьих парадных мундиров она не узнавала. Еще утром она думала, что это отличный повод для разговора: мальчики обожают рассказывать о знаках отличия, и вопросами вроде «а почему у вас погон фиолетовенький, а у вашего друга синенький, а на другом плече и еще аксельбант?» можно спасти самого безнадежного заику. Хотя она надеялась, что ей попадется вовсе не заика, а кто-нибудь шикарный, и дальше там случатся всякие развлечения и романтика (Лэйли никогда еще не была на балах и развлечения и романтика представлялись ей довольно смутными, но приятными штуками), и отказываться от этой вполне исполнимой мечты было бы обидно… Если бы мечта не эволюционировала.
Теперь где-то в глубине души она смутно надеялась, что принцесса оценит, что она предпочла его мутные делишки красивым мальчикам в форме, и подарит ей всякие политические перспективы. Конечно, врожденная практичность приземляла все эти мечтания обратно: принцесса не выглядел как человек, у которого есть хоть какие-то политические перспективы, а уж тем более вряд ли у него была парочка лишних, чтобы их раздаривать всяким Лэйли. Но мечтания парировали неизменным «а вдруг» и продолжали всячески воспарять.
Она уже почти дошла до мысли, что если представить принцессу в форме, — этакий Шанналан, только золотистый, — то тоже будет вполне себе ничего, потанцевать можно, но тут принцесса наконец явился.
Он все еще был одет как слуга, что немного расстраивало. Лэйли хотела поздороваться, но он прижал палец к губам, без предупреждения и больно ухватил ее за запястье и куда-то потащил.
