Глава 14.10 Херк и Чайду 7: У меня нет психического заболевания, я просто сумасшедший
Херк поступила как храбрая женщина, которая полностью отвечает за свои поступки: сутки она просто не выходила из своих комнат.
Не то чтобы это было сложно. Предлог для такого поведения у нее был просто шикарный. У нее очень болела от выпитого голова, ее тошнило, стоило ей слегка приподняться с кровати. Переезд в подготовленный для нее мэром дом пришлось отложить, после того как она, усилием воли встав и даже почти одевшись, резко позеленела и минут десять позорилась перед горничной в очень вовремя подставленное опытной женщиной ведерко для зонтиков.
После этого она решительно выгнала всех из комнаты и вернулась в кровать с холодным компрессом на голове, который раз в пару часов приходила менять младшая горничная, маленькая серьезная дварфка с не по-гномьи тихими шагами и аккуратно заплетенной в две симпатичные косички пшеничной бородой.
Девушка совсем юная, почти еще девочка, она с беспокойством смотрела на то, как Херк выворачивает в тазик. К третьему подходу она нахмурила густые брови и не удержалась, спросила, прямолинейная, как все дварфы:
— Миледи, неужели вы в тягости?
И вдруг смешалась, испугалась, отступила. Похоже, Херк не смогла скрыть, какой невероятный энтузиазм вызывает у нее это предположение.
В первые годы ее брака ее постоянно спрашивали об этом. Спрашивали сестры герцога. Спрашивали жены из избранного круга знатных дам, приближенных к королю, в котором Херк надлежало вращаться.
Только лекарь не спрашивал.
Мудрый старик, он отлично знал, что живот женщине не надувает ветром и умел молчать, когда в ситуации ничем не мог помочь его медицинский совет.
И с каждым годом после короткого «нет» Херк видела в лицах окружающих все больше осуждения. Как будто она породистая племенная кобыла, за которую отвалили уйму денег, но которая все простаивает в стойле, не принося хозяину ожидаемого дохода.
Как будто это только ее вина.
— Нет. — резко ответила Херк этой девчонке, которая, наверное, и вовсе не сможет понять: как это, от такого прекрасного мужа — и не в тягости!
— Ох, ну и слава бо… — девушка осеклась, поспешно отвернулась, — простите меня, дуру подземную, я не должна была так говорить…
— Не должна была, — вздохнула Херк, с сомнением принимая от юной горничной кружку с водой, — почему же сказала?
— Так ежели поначалу так тяжело, так разве ж вы переживете? Вы маленькая, миледи, я так рассуждаю, плод выйдет крупный. Не иначе как по живому резать придется. Страшно… А вы хорошая хозяйка, миледи. И за юным господином смотрите, и за хозяйством. Герцогу-то что? Он раньше как ускачет на свои дальние границы, так и вовсе забудет приказать замок протопить. А вы как уезжали обо всем позаботились, людей оставили: вы уйдете, мы как сироты без вашего пригляда будем.
— Какая… сладкая лесть, — сказала Херк и снова склонилась над тазиком, вода в ней удерживаться отказалась, — сделаем вид, что я ничего сегодня не слышала. Почему вообще сегодня ты мне прислуживаешь, а не кто-то из старших?
— Старшие заняты переездом, миледи. А еще… — дварфка понизила голос, — госпожа главная горничная сама сказала, что следит за перевозом платьев, а на самом деле пошла на почту давать письмо.
— Какое письмо?
— Так про… — дворфка оглянулась по сторонам, будто кто-то мог притаиться в углу.
Быстро посеменила к двери, резко ее распахнула, осмотрела коридор, закрыла и живо вернулась к кровати. Приподнялась на цыпочки, чтобы приблизить губы к самому уху Херк.
— Так про гувернера, господина Чайду. Вас охрана вчера искала-искала, с ног сбились, в пивнушке осели, пена бестолковая, найти не смогли. А господин Чайду вас в гостиницу на руках принес… Вот и пишет злыдня на вас писульки всем, кто купит, что у вас с господином Чайду шашни!..
— Что, прямо так и пишет? «У герцогини шашни»? — развеселилась Херк, — Ну и пусть ее!.. Куда лучше, чем когда у герцогини шашней нет, согласна… Как тебя?
— Има…
— Има? Согласна, Има? Если у герцогини шашней нет, то это с герцогиней что-то не в порядке, а?
Дворфка нахмурилась и сказала строго:
— Если у герцогини шашни, то что-то не в порядке с герцогом!
Херк рассмеялась.
— Вижу, ты умеешь выбирать стороны потеплее, девочка из подземелья.
Има совсем уж насупилась.
— Просто вы мне нравитесь, миледи. А вот милорд Дарифэйнэ нет.
— Странная ты. Я думала, милорд Дарифэйнэ нравится всем женщинам без исключения. Юные девушки по нему с ума сходят.
Даже саму Херк с первого взгляда на него бросило в жар. Герцог Дарифэйнэ был невероятно, почти по-эльфийски красивый человек. Когда Херк впервые увидела будущего мужа, ему едва сравнялось тридцать. Белое лицо, будто вырезанное из самого лучшего на свете мрамора твердой рукой гениального скульптора и раскрашенное величайшим художником: глубоко посаженные сапфировые глаза, чей пронзительный взгляд оценил Херк с ног и до головы так внимательно, что, она готова была побиться об заклад: муж понял про нее больше, чем способен был придворный маг-чтец аур… ровный нос, по-мужски пухлые, алые как кровь губы, волевой подбородок человека храброго и решительного... Шея с в меру выступающим адамовым яблоком, широкие плечи, на которые ниспадают иссиня-черные кудри.
Мощный торс, литой зад, красивые ноги; мускулистые руки, большие кисти, способные удержать и меч, и щит.
В его предка была влюблена фея… что же, в это вовсе нетрудно поверить!
Если сравнивать с Чайду… Хотя с чего бы вдруг Херк пришло в голову сравнивать их с Чайду? Глупость какая! И все-таки Чайду на полголовы ниже ее мужа, хрупкая и гибкая тростинка рядом с мощным дубом; откуда только у него нашлись силы так легко поднять ее на руки?
И кисти у него изящные, пальцы тонкие, на руках выступают вены — так легко вскрыть мечом, стоит Чайду неосторожно подставиться. Боевой доспех мужа Чайду, пожалуй, просто раздавил бы. В тени его щита он мог бы поселиться, и Херк не уверена была, что толще: рукоять меча мужа или талия гувернера.
Таким, как Чайду, больше подходит острое жало шпаги.
Херк попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь гувернера при оружии. Получалось — нет, никак не могла видеть.
И все же рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.
— Милорд Дарифэйнэ холодный, — буркнула дварфка, упрямо задрав подбородок. — Камень, а не человек, ледяной бесплодный камень! Чтобы по такому с ума сходить, надо и верно быть на голову больной, а я не больная! Кто бы ни говорил, что я просто сумасшедшая, что так думаю… А вы теплая! И рядом с ним замерзли совсем, виданное ли дело, герцогиня одна к вулкану греться уезжает!
А девчонка-то права, удивленно подумала Херк. Может, рядом с Чайду и спокойно так, потому что в его зеленых глазах вовсе нет холода, только тепло весенней степи; может, она, как и сказала эта дворфийская девочка, просто хочет согреться.
— Ты много говоришь, Има, — вздохнула Херк.
— Да, я знаю, — вздохнула дварфка, — мне не стоило. Простите меня, миледи. Но я не могла не предупредить…
— Что старшая горничная рассылает письма в желтые газетенки? — улыбнулась Херк, — Не она, так кто-то другой, мне все равно…
— Что один из адресатов — ваш муж, миледи.
— И что с того?
Херк снова рассмеялась. В присутствии этой девочки ей вообще внезапно полегчало: может, потому что она как-то удивительно искренне, хоть и слегка неуклюже о своей герцогине заботилась. Ей наверняка пришлось приложить немало усилий, чтобы оказаться подле Херк сегодня и поделиться этой несомненно важной информацией.
Не следовало бы смеяться над порывом невинности, жаждущей помочь своей госпоже. Только вот сама мысль, что муж не смахнет письмо про интрижку Херк в корзину для растопки, была так нелепа, что вызывала лишь истерический хохот.
— Вы плохо знаете своего мужа, миледи, — дварфка карие округлила глаза и перешла на заговорщицкий шепот, — говорят, он уморил пятерых телохранителей своей первой жены, потому что они как-то не так на нее посмотрели… Она потому и ушла от него в эльфийские леса — не могла больше.
Херк протянула руку за кружку, отпила теплой воды.
— Не смеши меня, девочка, — хмыкнула она, — первую жену Его Светлость герцог Дарифэйнэ любил…
— А вы — женщина, которой он обладает, — покачала головой Има, — а герцог не любит одалживать другим свое имущество… Не будьте так легкомысленны, пожалуйста, не смейтесь…
— А что мне, плакать? Или уволить Чайду, прогнать прочь, подальше, чтобы спасти его от страшной участи? — резко спросила Херк.
— Ну что вы, что вы! — Има с громким стуком поставила кружку на столик, вовсе не заботясь о лаковой поверхности, — Нельзя увольнять Чайду! Сейчас нельзя! Тогда все сразу решат, что что-то было! Поверьте, миледи! Сейчас все девушки спорят — он вас просто нашел, или что-то было, а если уволите, мигом решат, что рыльце в пуш… Ой. Ну, то есть…
Она смешалась и потупила взгляд.
— Ты свободна, Има. — строго сказала Херк.
— Совсем свободна? — почти шепотом спросила Има, и в ее голосе послышалось эхо будущих рыданий.
— Нет, через пару часов сменишь компресс и принесешь мне новый тазик, — вздохнула Херк, — иди уже. Я хочу спать.
Има понуро поплелась к двери.
— Эй, — сказала Херк в ее квадратную спину, — спасибо за совет.
И с удовольствием проследила, как девушка расправила плечи.
Она хорошо потрудилась, чтобы дать госпоже этот совет, чтобы предупредить ее о предательстве, о котором Херк давно уже знала, и, когда была чуть младше и наивнее, на которое даже порой надеялась, излишне дерзко флиртуя с кавалерами на глазах у старшей горничной.
Има спасала ее от опасности, которую считала реальной, готовая пожертвовать теплым местом, которое так ценила.
Такое всегда стоит благодарности.
А Херк… С Чайду Херк поступит как храбрая женщина, готовая отвечать за содеянное. Поговорит прямо и обозначит границы.
Да.
Обязательно.
Только вот голова пройдет…
Глава 15.10 Херк и Чайду 8: Большое пиво не может не победить человека
— Спасибо, Има, — хмыкнул Чайду.
Маленькая дворфка потеребила кончик левой из двух косичек, в которые заплетала свою светлую бороду. Кажется, она уже пожалела, что разыскала Чайду, чтобы передать свой с хозяйкой разговор.
— Не ради твоей благодарности я это делаю, скользкая ты водоросль! — вспылила она.
— А что, я был не прав? И ты не заслужила моим советом благодарности госпожи? — вкрадчиво спросил Чайду, — У тебя был один шанс ей запомниться, и как бы ты ни дулась, но подарил его тебе я.
Он сидел на пуфике подле рояля. Музыкальная комната — последнее место, куда заглянет воспитанник. Только когда совсем уж заскучает и отчается. А значит, здесь можно было безопасно поговорить.
Хотя бы минут десять. А потом воспитанник все-таки заскучает достаточно, чтобы рискнуть нарваться на урок музыки.
— Ты просто не хотел, чтобы тебя уволили за твои поползновения, а не о миледи заботился! Ты мерзкий. И чары твои мерзкие. И весь ты мерзкий. — насупилась Има, — Мерзкий, но умный. Я вот все никак понять не могу — как охрана-то такой промах дала?
— Прикрыл герцогиню отводом глаз, когда сбегала. — легко сознался Чайду, девочка умная, все равно она его в чем-то таком подозревала, а так, может, и сойдет за искренность, — Потом пошел искать госпожу вместе с ними, и наслал жажду подле пивнушки. А дальше… Большое пиво не может не победить человека. Особенно если к нему свиную рульку подают за счет… — он два раза щелкнул средним пальцем по вставленному в кончик уха серебряному колечку, с удовольствием слушая мелодичное звяканье, ничуть не испортившееся после того, как из трех осталось одно, — заведения. И плата по этому счету, даю свое мерзкое слово, не обратилась по утру в листья. Есть ли у тебя еще вопросы? Я всегда рад ответить моей маленькой добровольной сообщнице.
Има обиженно засопела.
Чайду всегда хорошо ладил с детьми. А Има во многом была сущим ребенком. Открытая, честная, сочувствующая — Чайду с первого взгляда на нее уже знал, какую из горничных он выберет поверенной его любви к герцогине.
Пусть она не считала его достойным кандидатом, но муж герцогини ее бесил еще больше. В ее девичьих мыслях, порядком затуманенных излишним количеством прочитанных книг, прекрасная герцогиня играла роль несчастной птички в клетке, которую она, Има, простая девушка из подземелий! Обязательно сможет спасти.
Чайду не имел ничего против. Он всегда считал, что с детьми проще работать в игровой форме. Нравится девчонке игра в защитницу угнетенных герцогинь — почему бы не поиграть с ней вместе?
Чайду отвернулся к роялю, рассеянно пробежался пальцами по клавишам.
«О, наивная девушка Има», — развязно пел рояль под его руками, — «твоя герцогиня вовсе не так невинна, как тебе хочется верить; вчера она напилась вина и одним поцелуем вновь похитила у феи душу, наивная девушка Има; а твою душу она похитила одним «спасибо»».
— И музыка твоя мерзкая, — поморщилась Има, — и вообще, пойду я — пора компресс готовить. Споил ее, гадкая ты водоросль!.. А ей теперь плохо!..
Чайду даже головы к ней не повернул, пока она уходила. Только грустно дернул уголком рта.
Споил…
Нет.
Она сама.
Она сама сбежала, и не нужна ей вовсе была его помощь, он напрасно укрывал ее пологом, она кралась тихо и мимо охраны проскользнула и вовсе незаметно. Она сама вливала в себя вино, коктейли, а потом бесконечные ряды шотов. Алкоголь неплохо помогает людям заполнить сосущую пустоту в сердце, сквозную рану от чужого предательства. Правда, совсем ненадолго, и потом люди чувствуют себя еще хуже.
Но они готовы платить эту цену за мгновение облегчения.
Его сестрица использует для этого медвяную росу и души влюбленных в нее юнош, а также зацепившиеся за камыши, запутавшиеся в метелках рогоза клочки чужого счастья, ради которых она и приманивает на свое озеро влюбленных.
Но сколько бы сестрица так ни делала, она все равно остается несчастна, потому что нельзя несчастье внутреннее залечить, просто заткнув дыру чем попало снаружи.
Вчера, уютно свернувшись у него на руках, герцогиня почти заснула, пока у самой гостиницы не вскинула вдруг голову, не подняла руку и не притянула его к себе за подбородок.
Поцелуй этот был стремительный, жгучий, как укус, и все кончилось прежде, чем Чайду успел распробовать ее сухие губы.
Герцогиня, может, и не вспомнит его, решит, что это обрывок сна; как сестрица не помнит старика, который все ходит на берег озера и ждет, и ждет обещанного легкомысленной феей свидания.
Возможно, привычка питаться душами влюбленных юнош, чтобы заткнуть дыру в сердце, это не свойство фей, а свойство женщин.
Чайду не знал.
Но вставать в один ряд с пузатой винной бутылкой он не мог. Не хотел. Он хрупче стекла, он разобьется от такого обращения, разобьется и станет по-настоящему мерзким, каким только может стать фея.
Он слишком много усилий приложил к тому, чтобы научиться быть человеком.
Чайду облизнул пересохшие губы, неосознанно потревожил маленькую ранку в уголке рта, оставленную острыми зубками.
Нет.
Он никогда не был и никогда не будет для Херк чьей-то заменой.
Глава 16.10 Херк и Чайду: Вы не осознаете Хаос, вам нужен кот
Все, Чайду знал о человеческих детях, он знал от монахов, которые когда-то решились взять бродячего артиста учителем музыки в свой сиротский приют.
