- Ага, - подбоченясь, задумался Кай. – Заодно завтра и вымоете его в целебной озерной воде. А то… - скривил воруль свой «чуткий нос». – Вас до фургона проводить?
- Не надо! Я – сама…
И долго потом под сопенье ослика и вздохи его лежала в полной темноте. Прислушивалась к голосам у костра… Долго… Очень долго. А потом уснула…
- Хи-а-а! Хи-а-а! Хи-а-а!
- Тебе так больно? Ты…
- Не-е очень.
- Кто здесь?!
- Лин, угомонитесь. Я вам одеяло еще одно занес. И… кажется, ему наступил на хвост… А он меня лягнул.
- Молодец малыш. Молодец…
15. 10. Комплименты стоит принимать с
благодарностью. Однако особо благодарить
за них не стоит.
(пункт из «Пособия для начинающей королевы»)
На десятом курсе пансионного образования среди прочей классической литературы мы изучали и роман «Вымученная честь» Ирмы Ивановой-Шульц. Вслед за героиней Оливией два толстых тома тащились по ступеням ее хронических «мук» и постигали высоты «чести» взамен. Колоритная была героиня. Бескомпромиссная, гордая, красивая и немного неуравновешенная (с такой-то судьбой). И к чему я сейчас ее вспомнила?.. Она отстаивала собственные интересы, не смотря ни на что. Фурией защищала свой дом, семью, а в конце и целый город. От кого? От врагов. Исследователи насчитали таковых целых тридцать шесть, плюс пять – до конца не определившихся. И это лишь в двух томах! Как она успевала?.. И к чему я ее вспомнила то?.. Оливия защищала свой дом… А если у «героини» дома нет? И семьи нет? То есть, они имеются, но не ее? А «враги» табличек на груди с надписью «Явная сволочь» не носят? И вообще, с литературными классическими схожи едва ль?.. Да зачем я ее вспомнила, эту «непобедимую» Оливию?!.. А! За ее традиционную, подходящую к любому случаю фразу: «Не нравится? Рот закрой и отвернись»…
- Не нравится?.. – Кай у фургонной лесенки и Лека в стороне, изобразили монументальное безразличье. Я поправила косынку на макушке и одернула мятое платье. – Ну, так… не смотрите совсем, - и какая из меня «героиня»?
Впрочем, меня и «леди» теперь назвать можно лишь в виде большого одолженья. А кто ж виноват, если три моих платья в двух чемоданах на подобный образ жизни не рассчитаны и волосы давно просят мыла и хорошего гребня? А что просит мое тело? М-м-м… много-много горячей воды.
- Сейчас придется проехаться верхом по горной тропе около трех миль, - поднял Кай ко мне руку.
Я в ответ поддернула обеими свой подол:
- А как быть с… о-ой… я бы и сама прекрасно спустилась.
- С вашим больным? – поставил меня воруль в траву. – Через седло перекинем его… Макс, остаешься здесь, на стоянке. Бала, подводи его Вертихвоста. А мы с Лекой – за клиентом, - и прыгнул мимо лестницы вовнутрь фургона.
Я снаружи навострила уши, но прежних ослиных «приветствий» в адрес Кая так и не дождалась. Лишь пыхтенье и скрип досок с другой стороны тента… А живой ли он там?
- Ма-лыш?
- Хи-а-а!!! Хи-а-а!!! Хи-а-а!!!
- Да что же ты орешь прямо в ухо?
- Кай, это он тебя опознал… Оп-па… Лин?
- Аккуратнее, пожалуйста… Что, Лека?
- А как нам величать то осла? Мы ведь кличку его вчера забыли спросить.
- Кличку? – воззрилась я на ослиную морду, приподнявшуюся с лошадиного седла. Печальные темно-синие глаза. Под ними – бурые дорожки от слез, а нос сухой и опухший. – Я не знаю… А пусть «Малышом» будет. Да, Малыш?
Малыш лишь вздохнул мне в ответ, окончательно смирившись со своей многострадальной судьбой. Хотя его потом к этому седлу еще и примотали…
Озвученная ранее тропа лично мне за все три мили не внушила никакого доверия. Потому что советы Балы «не смотреть за обрыв вниз» выполнила с точностью до наоборот. И в итоге сползла с его седла, двинув самостоятельно вдоль нависающей каменной стенки… Да толку то? Ведь «что там – внизу за обрывом» я уже знала: одинокие лошадиные скелеты среди высокой травы, остовы разбитых о дно телег, а в одном месте даже холмик из камней с крестом из двух связанных меж собой веток ирги.
- Лин, не трусьте, - Кай, едущий по тропе первым, обернулся назад.
- Я и не трушу, - выдохнула я. - С чего вы такое взяли?
- Это – Анкрим. Он любит сильных, а слабых наказывает.
- Все жители Анкрима «героями» быть не могут. И что, их теперь за это наказывать?
Кай лишь плечами в ответ повел:
- У каждого – своя судьба. Для кого-то и холмы – горы, а реки – океан. Но, он живет и приносит пользу в своем мирке из холмов и рек.
- Роет там свою землю? – уточнила я. – А в чем судьба воруля?
- Быть всегда на гребне. И без разницы, какой он высоты, - вскинул Кай к небу голову. – А вы, кстати, добрались… до своей.
- Что?
Кай снова развернулся:
- Не трусьте, Лин, и посмотрите налево.
А что я там не разглядела еще?.. О-ой… Какая же красота.
- Долина семи озер, - с чувством произнес Бала, встав в стременах. Лека сзади восторженно присвистнул в седле.
И это ведь тоже – Анкрим. Наверное, тот, что открывает себя лишь «героям». А я, значит, «героиня». Все ж, «героиня»…
Страшный обрыв слева незаметно стесался широким каменным выступом, откуда вели теперь вниз, в душистые цветы и травы, две тропы. А прямо впереди, ровно в центре зелено-голубой долины и самого большого здесь озера упиралась в небо серая каменная стела, сильно схожая с дубиной, расширенной кверху. На «дубине» четко темнели выгравированные письмена и схематичный рисунок. И если первое непосвященному прочесть было сложно, то со вторым все оказалось гораздо проще:
- Асгард? Символ Асгарда? – и для достоверности потерла глаза: три тесно соединенных меж собой треугольника остались на месте и прежними.
Бала сбоку от меня хмыкнул:
- Он самый. Святое пристанище для ворулей на Анкриме. Когда то прямо тут все общие сборы и проходили, пока Седой страж, вон он, восточнее, не дал изрядную землевстряску. От нее и перевалы все завалило, и вода из-под земли залила местные впадины.
- А мы данный факт проходили, - воззрилась я на Балу. – Я помню. Вот, значит, почему вы теперь собираетесь у горы Сомсувер [1]
- … с великанами, - встрял в тему Лека. – Они, смердюги, сперли отсюда скалу – каменный молот бога Тора [2]
- Именно седьмым озером? – открыла я рот. - «Ступней великана»?
- Ага, - подтвердили оба воруля дуэтом.
- И далеко они его «сперли»?
- А к себе на Темные острова.
- Погоди, Бала. Дед мне рассказывал, что кусок от молота Тора они по дороге обломили невзначай и забросили на Равитру. Вот с тех пор эта гора и стала святой, потому как кусок божественного молота попал прямо в ее огненную глотку и вылился оттуда лавой по склонам.
- Очень красивая легенда, - подытожила я.
- Это, Лин, не легенда, - оскорбился юный воруль.
Кай прищурился на солнце, держа за повод свою вороную:
- Вы спускаться собираетесь? Лин, давайте обратно к Бале в седло. Времени в обрез.
И дальше все двинули уже гораздо быстрей. Лишь рои желтых бабочек вспархивали из-под лошадиных копыт и местные ленивые пчелы гудением сопровождали нас до нужного места. Оказалось оно, действительно, словно специально спрятанным и нарочно маленьким по сравнению с другими полноводными долинными «сестрами».
«Ступня великана», узкая, продолговато-изогнутой формы. Как будто великан, оставивший след, еще и пальцы поджал, выдавив наружу по береговым кромкам камни. А между этими камнями тянулись к свету высокие пышные ракиты. Тоже здесь странные, не желающие традиционно-депрессивно полоскать серебристые ветви в воде. Возможно, поэтому почти весь прибрежный водный обод «застилали» густые ковры из белых лилий такой небывалой величины, что вместо шляпы каждую и достаточно. Именно они сейчас благоухали приторно-сладко, приглушая собой запахи чистой воды, сочных трав и мокрого серо-розового песка.
Бала и Лека, отвязав осла от седла Вертихвоста, подтащили его к самой кромке. Малыш, будто обалдел – застыл, вздернув уши. И лишь покачивался на дрожащих больных ногах. Сами же ворули, скинув с себя всю свою одежду (я лишь зажмуриться успела), радостно рванули в вожделенное озеро.
- Что дальше? – Кай с сумкой в руке стоял рядом с ослом.
Я сначала растерялась… немножко. Потом поправила сползшую с макушки косынку и решительно сбросила туфли:
- Буду Малыша мыть. А-а…
- Лошадиное мыло и мочало есть, - кивнул воруль. – Только сначала бы…
- Угу. Повязки с колен размотать, - и бухнулась перед ослом. Тот вздохнул, повернув ко мне морду. – Ничего-ничего, - подмигнула я воодушевленно животному. - Всегда нужно надеяться на лучшее и тогда оно обязательно придет. И ты обязательно поправишься. И будешь бегать по… нет-нет, не по манежу, по травке будешь бегать. Угу. И есть начнешь. У меня такое вкусное яблоко в фургоне, м-м-м. Специально для тебя приберегла. Правда, их сначала три было. Но, это – самое большое и самое вкусное… И жить ты будешь не в вонючей клетке, а в просторном загоне, как и положено уважаемому ослу. Там всегда будет свежее сено в подстилке и чистая вода в ведре. И что там еще положено всем уважаемым ослам?.. Почему ты молчишь, Малыш?.. А я уже закончила, - и отбросила в сторону последнюю вонючую полоску. – Теперь пошли лечиться и мыться… Малыш?
Осел даже с места не сдвинулся. Я взглянула на Кая. Тот снисходительно повел плечами:
- Да, эти животные воды боятся.
- А что же делать?.. Малыш? – легонько потянула я осла за шею. – Малыш, ну пойдем. Ну, пожалуйста.
- Хи-а-а! – уперся тот с риском вовсе завалиться на бок.
- Малыш?
- Р-р-р-р!!!
- Ма-мочка моя! – и шлепнулась в воду сама.
Осел, сбивший меня, остановился лишь по грудь в озере. Воруль, вполне довольный результатом, поддернул рукава:
- Может, его еще раз пугануть, для закрепления? – и поставил меня на ноги.
Я мужественно скосилась вниз на вмиг отяжелевшее, насквозь мокрое платье:
- Не надо. Ну, где ваше мочало и мыло?..
И работа закипела, точнее запенилась. Вокруг Малыша мутно-серыми пузырями. Осел же вновь решил принять злодейскую судьбу с достоинством, всего раз внимательно оглянувшись на разлегшегося неподалеку, в кучерявой береговой травке, Кая.
Работа кипела, я пыхтела и даже не заметила, как на берег выбрались Бала с Лекой. А когда вода вокруг осла перестала мутиться, впервые распрямила спину:
- Уф-ф… Кажется, всё… Ой!
Осел, подхваченный голыми ворулями, вознесся высоко над водой.
- Лин, а сами теперь?
Пришлось глаза разлеплять:
- С удовольствием.
- Хорошо. В сумке и ваше мыло с расческой. Те, что купили. А еще полотенце и моя чистая рубаха. Можете запахнуться в нее, пока ваше платье просохнет.
- А где вы будете в это время?
- Я? – оскалился воруль, подскакивая из травы, – Неподалеку. Зовите, если что.
- Спасибо. Я как-нибудь справлюсь сама, - и погребла ногами к берегу в сторону брошенной в траве сумки…
Кое-как стащив с себя прилипшее к телу платье и оставшись в одной короткой нательной сорочке, я на несколько минут замерла. Стояла на теплом песке, медленно расплетая потрепанную косу, и всё прислушивалась к далеким мужским голосам за спиной по другую сторону береговых камней. Потом на цыпочках подошла к лежащему в траве ослику – спит. Постояла над ним, силясь найти «чудодейственные изменения», и только потом так же медленно направилась назад к озеру. Оно встретило меня тишиной и покоем. Лишь ветер шумел в ракитах и лилии качались на водной ветреной ряби, будто я сейчас одна в этом мире, совсем-совсем одна… И вдруг, впервые в своей короткой и полной ограничений жизни, ощутила свободу. Ни одиночество, ни страх перед туманным будущим, а именно свободу. Это состояние накрыло меня, как проливной дождь - с головой и так сильно, что я хватила воздух ртом и распахнула глаза. Ничем не объяснимое и не логичное, оно заполнило собою все мое существо, да так, что я, не раздумывая ни секунды, понеслась в воду и с разбега нырнула в нее, вмиг исчезнув с поверхности земли.
По еще детской привычке сразу же открыла глаза. И, отталкиваясь руками, поплыла в глубине над самым песочным дном. Кое-где попадались и камни с плоскими зелеными водорослями. Мелкие золотистые рыбки скользили мимо, не обращая на меня никакого внимания, а вода была прозрачной до невидимости и теплой. Однако ярда через три меня ощутимо обволок холодок и, напоследок оттолкнувшись, я неожиданно зависла над сумрачным донным обрывом. Попыталась всмотреться в открывшуюся подо мной глубину и разглядела чернеющий скальный осколок, местами заросший и от этого плохо видимый. И от этого камня вверх волной шло тепло. Оно обволокло меня целиком и ударило по глазам яркой вспышкой, схожей с молнией, только лишь золотой молнией - четким солнечным зигзагом. А еще через миг я услышала женскую тихую песню. Она зазвучала у меня в голове и показалась знакомой. Я надула щеки, собирая остатки воздуха в легких, пытаясь прислушаться… тщетно – слов мне не разобрать… и, уже на грани сил, рванула прямиком на поверхность, долгожданно вдохнув над водой… Середина озера… И поплыла к мутно-знакомым камням. С пеленой на глазах едва выбралась на песочный берег и упала на колени, пытаясь отдышаться, прийти в себя после донных странных «картин», а когда вновь открыла глаза…
- Ма-ма… Мамочка моя! – и во весь свой голос завыла.
Не знаю, сколько времени прошло, но опомнилась я лишь от сочетания звуков собственного же имени:
- Лин?.. Лин?! Лин?! – Кай, сидящий рядом на коленях, откинул мои мокрые пряди. – Что случилось с вами?
Я вдохнула поглубже и заблажила с новой силой:
- Всё пропало! Всё! Меня жестоко обманули! Как мне жить теперь?!
- Кто обманул? Что пропало?
Вот – слепой!
- Вы сами не видите? – воруль внимательно прищурился, пытаясь вглядеться. – О-о, да вот же! Мои во-олосы!
- Что, ваши «волосы»? – выдохнул он. Потом неожиданно замер. – Хвост мой накрути… Да вы же теперь…
- Рыжая! Я теперь – рыжая и кудрявая! Замечательное средство! «От магички Стаси»! Полгода гарантии! И за что мне всё это?!
Воруль от потрясения сел на песок:
- Так вы поэтому… пропали?
- Ага-а, - шмыгнула я носом, разглядывая сквозь пелену из слез «первородные» кудри. – Я теперь снова уродина. Как мне их осветлить и распрямить?
- Рыжая, - потер свой лоб Кай. – Вы теперь рыжая и кудрявая. И глаза у вас… зеленые… как лучший камень изумруд. Уф-ф…
- А какие они раньше были? – хмуро удивилась я.
Кай вгляделся еще раз:
- Я не замечал. А теперь – вижу, - и, подскочив с песка, пошел за сумкой. – Вот – полотенце, оботритесь… Нет, лучше я сам… И… перестаньте реветь, наконец.
- Ага…
- Лин?
- Что?
Воруль, вдруг, замер, обхватив мое лицо полотенцем:
- А вы там, в воде ничего больше…
- В каком смысле? – через его руку потерла я нос.
- Ничего… странного вы там не ощущали?
- А-а… немного было. На самой глубине. Но, по сравнению с моими волосами - ничто.
- Не надо! Я – сама…
И долго потом под сопенье ослика и вздохи его лежала в полной темноте. Прислушивалась к голосам у костра… Долго… Очень долго. А потом уснула…
- Хи-а-а! Хи-а-а! Хи-а-а!
- Тебе так больно? Ты…
- Не-е очень.
- Кто здесь?!
- Лин, угомонитесь. Я вам одеяло еще одно занес. И… кажется, ему наступил на хвост… А он меня лягнул.
- Молодец малыш. Молодец…
ГЛАВА ПЯТАЯ
15. 10. Комплименты стоит принимать с
благодарностью. Однако особо благодарить
за них не стоит.
(пункт из «Пособия для начинающей королевы»)
На десятом курсе пансионного образования среди прочей классической литературы мы изучали и роман «Вымученная честь» Ирмы Ивановой-Шульц. Вслед за героиней Оливией два толстых тома тащились по ступеням ее хронических «мук» и постигали высоты «чести» взамен. Колоритная была героиня. Бескомпромиссная, гордая, красивая и немного неуравновешенная (с такой-то судьбой). И к чему я сейчас ее вспомнила?.. Она отстаивала собственные интересы, не смотря ни на что. Фурией защищала свой дом, семью, а в конце и целый город. От кого? От врагов. Исследователи насчитали таковых целых тридцать шесть, плюс пять – до конца не определившихся. И это лишь в двух томах! Как она успевала?.. И к чему я ее вспомнила то?.. Оливия защищала свой дом… А если у «героини» дома нет? И семьи нет? То есть, они имеются, но не ее? А «враги» табличек на груди с надписью «Явная сволочь» не носят? И вообще, с литературными классическими схожи едва ль?.. Да зачем я ее вспомнила, эту «непобедимую» Оливию?!.. А! За ее традиционную, подходящую к любому случаю фразу: «Не нравится? Рот закрой и отвернись»…
- Не нравится?.. – Кай у фургонной лесенки и Лека в стороне, изобразили монументальное безразличье. Я поправила косынку на макушке и одернула мятое платье. – Ну, так… не смотрите совсем, - и какая из меня «героиня»?
Впрочем, меня и «леди» теперь назвать можно лишь в виде большого одолженья. А кто ж виноват, если три моих платья в двух чемоданах на подобный образ жизни не рассчитаны и волосы давно просят мыла и хорошего гребня? А что просит мое тело? М-м-м… много-много горячей воды.
- Сейчас придется проехаться верхом по горной тропе около трех миль, - поднял Кай ко мне руку.
Я в ответ поддернула обеими свой подол:
- А как быть с… о-ой… я бы и сама прекрасно спустилась.
- С вашим больным? – поставил меня воруль в траву. – Через седло перекинем его… Макс, остаешься здесь, на стоянке. Бала, подводи его Вертихвоста. А мы с Лекой – за клиентом, - и прыгнул мимо лестницы вовнутрь фургона.
Я снаружи навострила уши, но прежних ослиных «приветствий» в адрес Кая так и не дождалась. Лишь пыхтенье и скрип досок с другой стороны тента… А живой ли он там?
- Ма-лыш?
- Хи-а-а!!! Хи-а-а!!! Хи-а-а!!!
- Да что же ты орешь прямо в ухо?
- Кай, это он тебя опознал… Оп-па… Лин?
- Аккуратнее, пожалуйста… Что, Лека?
- А как нам величать то осла? Мы ведь кличку его вчера забыли спросить.
- Кличку? – воззрилась я на ослиную морду, приподнявшуюся с лошадиного седла. Печальные темно-синие глаза. Под ними – бурые дорожки от слез, а нос сухой и опухший. – Я не знаю… А пусть «Малышом» будет. Да, Малыш?
Малыш лишь вздохнул мне в ответ, окончательно смирившись со своей многострадальной судьбой. Хотя его потом к этому седлу еще и примотали…
Озвученная ранее тропа лично мне за все три мили не внушила никакого доверия. Потому что советы Балы «не смотреть за обрыв вниз» выполнила с точностью до наоборот. И в итоге сползла с его седла, двинув самостоятельно вдоль нависающей каменной стенки… Да толку то? Ведь «что там – внизу за обрывом» я уже знала: одинокие лошадиные скелеты среди высокой травы, остовы разбитых о дно телег, а в одном месте даже холмик из камней с крестом из двух связанных меж собой веток ирги.
- Лин, не трусьте, - Кай, едущий по тропе первым, обернулся назад.
- Я и не трушу, - выдохнула я. - С чего вы такое взяли?
- Это – Анкрим. Он любит сильных, а слабых наказывает.
- Все жители Анкрима «героями» быть не могут. И что, их теперь за это наказывать?
Кай лишь плечами в ответ повел:
- У каждого – своя судьба. Для кого-то и холмы – горы, а реки – океан. Но, он живет и приносит пользу в своем мирке из холмов и рек.
- Роет там свою землю? – уточнила я. – А в чем судьба воруля?
- Быть всегда на гребне. И без разницы, какой он высоты, - вскинул Кай к небу голову. – А вы, кстати, добрались… до своей.
- Что?
Кай снова развернулся:
- Не трусьте, Лин, и посмотрите налево.
А что я там не разглядела еще?.. О-ой… Какая же красота.
- Долина семи озер, - с чувством произнес Бала, встав в стременах. Лека сзади восторженно присвистнул в седле.
И это ведь тоже – Анкрим. Наверное, тот, что открывает себя лишь «героям». А я, значит, «героиня». Все ж, «героиня»…
Страшный обрыв слева незаметно стесался широким каменным выступом, откуда вели теперь вниз, в душистые цветы и травы, две тропы. А прямо впереди, ровно в центре зелено-голубой долины и самого большого здесь озера упиралась в небо серая каменная стела, сильно схожая с дубиной, расширенной кверху. На «дубине» четко темнели выгравированные письмена и схематичный рисунок. И если первое непосвященному прочесть было сложно, то со вторым все оказалось гораздо проще:
- Асгард? Символ Асгарда? – и для достоверности потерла глаза: три тесно соединенных меж собой треугольника остались на месте и прежними.
Бала сбоку от меня хмыкнул:
- Он самый. Святое пристанище для ворулей на Анкриме. Когда то прямо тут все общие сборы и проходили, пока Седой страж, вон он, восточнее, не дал изрядную землевстряску. От нее и перевалы все завалило, и вода из-под земли залила местные впадины.
- А мы данный факт проходили, - воззрилась я на Балу. – Я помню. Вот, значит, почему вы теперь собираетесь у горы Сомсувер [1]
Закрыть
. Там еще легенда была…Гора в центральных землях Анкрима на территории клана Асир. Одинаково почитаема и у христиан-«землероев» и у язычников-ворулей. Однако первыми (и на всех картах) она именуется Сомсувер, тогда как вторые называют эту гору Равитрой (что в обоих переводах звучит, как «Священная»)
- … с великанами, - встрял в тему Лека. – Они, смердюги, сперли отсюда скалу – каменный молот бога Тора [2]
Закрыть
. Мне дед рассказывал. Сперли, разгневав наших богов и явив все последствия. Но и сами наследили.Бог грома и бури, защищающий от великанов и чудищ
- Именно седьмым озером? – открыла я рот. - «Ступней великана»?
- Ага, - подтвердили оба воруля дуэтом.
- И далеко они его «сперли»?
- А к себе на Темные острова.
- Погоди, Бала. Дед мне рассказывал, что кусок от молота Тора они по дороге обломили невзначай и забросили на Равитру. Вот с тех пор эта гора и стала святой, потому как кусок божественного молота попал прямо в ее огненную глотку и вылился оттуда лавой по склонам.
- Очень красивая легенда, - подытожила я.
- Это, Лин, не легенда, - оскорбился юный воруль.
Кай прищурился на солнце, держа за повод свою вороную:
- Вы спускаться собираетесь? Лин, давайте обратно к Бале в седло. Времени в обрез.
И дальше все двинули уже гораздо быстрей. Лишь рои желтых бабочек вспархивали из-под лошадиных копыт и местные ленивые пчелы гудением сопровождали нас до нужного места. Оказалось оно, действительно, словно специально спрятанным и нарочно маленьким по сравнению с другими полноводными долинными «сестрами».
«Ступня великана», узкая, продолговато-изогнутой формы. Как будто великан, оставивший след, еще и пальцы поджал, выдавив наружу по береговым кромкам камни. А между этими камнями тянулись к свету высокие пышные ракиты. Тоже здесь странные, не желающие традиционно-депрессивно полоскать серебристые ветви в воде. Возможно, поэтому почти весь прибрежный водный обод «застилали» густые ковры из белых лилий такой небывалой величины, что вместо шляпы каждую и достаточно. Именно они сейчас благоухали приторно-сладко, приглушая собой запахи чистой воды, сочных трав и мокрого серо-розового песка.
Бала и Лека, отвязав осла от седла Вертихвоста, подтащили его к самой кромке. Малыш, будто обалдел – застыл, вздернув уши. И лишь покачивался на дрожащих больных ногах. Сами же ворули, скинув с себя всю свою одежду (я лишь зажмуриться успела), радостно рванули в вожделенное озеро.
- Что дальше? – Кай с сумкой в руке стоял рядом с ослом.
Я сначала растерялась… немножко. Потом поправила сползшую с макушки косынку и решительно сбросила туфли:
- Буду Малыша мыть. А-а…
- Лошадиное мыло и мочало есть, - кивнул воруль. – Только сначала бы…
- Угу. Повязки с колен размотать, - и бухнулась перед ослом. Тот вздохнул, повернув ко мне морду. – Ничего-ничего, - подмигнула я воодушевленно животному. - Всегда нужно надеяться на лучшее и тогда оно обязательно придет. И ты обязательно поправишься. И будешь бегать по… нет-нет, не по манежу, по травке будешь бегать. Угу. И есть начнешь. У меня такое вкусное яблоко в фургоне, м-м-м. Специально для тебя приберегла. Правда, их сначала три было. Но, это – самое большое и самое вкусное… И жить ты будешь не в вонючей клетке, а в просторном загоне, как и положено уважаемому ослу. Там всегда будет свежее сено в подстилке и чистая вода в ведре. И что там еще положено всем уважаемым ослам?.. Почему ты молчишь, Малыш?.. А я уже закончила, - и отбросила в сторону последнюю вонючую полоску. – Теперь пошли лечиться и мыться… Малыш?
Осел даже с места не сдвинулся. Я взглянула на Кая. Тот снисходительно повел плечами:
- Да, эти животные воды боятся.
- А что же делать?.. Малыш? – легонько потянула я осла за шею. – Малыш, ну пойдем. Ну, пожалуйста.
- Хи-а-а! – уперся тот с риском вовсе завалиться на бок.
- Малыш?
- Р-р-р-р!!!
- Ма-мочка моя! – и шлепнулась в воду сама.
Осел, сбивший меня, остановился лишь по грудь в озере. Воруль, вполне довольный результатом, поддернул рукава:
- Может, его еще раз пугануть, для закрепления? – и поставил меня на ноги.
Я мужественно скосилась вниз на вмиг отяжелевшее, насквозь мокрое платье:
- Не надо. Ну, где ваше мочало и мыло?..
И работа закипела, точнее запенилась. Вокруг Малыша мутно-серыми пузырями. Осел же вновь решил принять злодейскую судьбу с достоинством, всего раз внимательно оглянувшись на разлегшегося неподалеку, в кучерявой береговой травке, Кая.
Работа кипела, я пыхтела и даже не заметила, как на берег выбрались Бала с Лекой. А когда вода вокруг осла перестала мутиться, впервые распрямила спину:
- Уф-ф… Кажется, всё… Ой!
Осел, подхваченный голыми ворулями, вознесся высоко над водой.
- Лин, а сами теперь?
Пришлось глаза разлеплять:
- С удовольствием.
- Хорошо. В сумке и ваше мыло с расческой. Те, что купили. А еще полотенце и моя чистая рубаха. Можете запахнуться в нее, пока ваше платье просохнет.
- А где вы будете в это время?
- Я? – оскалился воруль, подскакивая из травы, – Неподалеку. Зовите, если что.
- Спасибо. Я как-нибудь справлюсь сама, - и погребла ногами к берегу в сторону брошенной в траве сумки…
Кое-как стащив с себя прилипшее к телу платье и оставшись в одной короткой нательной сорочке, я на несколько минут замерла. Стояла на теплом песке, медленно расплетая потрепанную косу, и всё прислушивалась к далеким мужским голосам за спиной по другую сторону береговых камней. Потом на цыпочках подошла к лежащему в траве ослику – спит. Постояла над ним, силясь найти «чудодейственные изменения», и только потом так же медленно направилась назад к озеру. Оно встретило меня тишиной и покоем. Лишь ветер шумел в ракитах и лилии качались на водной ветреной ряби, будто я сейчас одна в этом мире, совсем-совсем одна… И вдруг, впервые в своей короткой и полной ограничений жизни, ощутила свободу. Ни одиночество, ни страх перед туманным будущим, а именно свободу. Это состояние накрыло меня, как проливной дождь - с головой и так сильно, что я хватила воздух ртом и распахнула глаза. Ничем не объяснимое и не логичное, оно заполнило собою все мое существо, да так, что я, не раздумывая ни секунды, понеслась в воду и с разбега нырнула в нее, вмиг исчезнув с поверхности земли.
По еще детской привычке сразу же открыла глаза. И, отталкиваясь руками, поплыла в глубине над самым песочным дном. Кое-где попадались и камни с плоскими зелеными водорослями. Мелкие золотистые рыбки скользили мимо, не обращая на меня никакого внимания, а вода была прозрачной до невидимости и теплой. Однако ярда через три меня ощутимо обволок холодок и, напоследок оттолкнувшись, я неожиданно зависла над сумрачным донным обрывом. Попыталась всмотреться в открывшуюся подо мной глубину и разглядела чернеющий скальный осколок, местами заросший и от этого плохо видимый. И от этого камня вверх волной шло тепло. Оно обволокло меня целиком и ударило по глазам яркой вспышкой, схожей с молнией, только лишь золотой молнией - четким солнечным зигзагом. А еще через миг я услышала женскую тихую песню. Она зазвучала у меня в голове и показалась знакомой. Я надула щеки, собирая остатки воздуха в легких, пытаясь прислушаться… тщетно – слов мне не разобрать… и, уже на грани сил, рванула прямиком на поверхность, долгожданно вдохнув над водой… Середина озера… И поплыла к мутно-знакомым камням. С пеленой на глазах едва выбралась на песочный берег и упала на колени, пытаясь отдышаться, прийти в себя после донных странных «картин», а когда вновь открыла глаза…
- Ма-ма… Мамочка моя! – и во весь свой голос завыла.
Не знаю, сколько времени прошло, но опомнилась я лишь от сочетания звуков собственного же имени:
- Лин?.. Лин?! Лин?! – Кай, сидящий рядом на коленях, откинул мои мокрые пряди. – Что случилось с вами?
Я вдохнула поглубже и заблажила с новой силой:
- Всё пропало! Всё! Меня жестоко обманули! Как мне жить теперь?!
- Кто обманул? Что пропало?
Вот – слепой!
- Вы сами не видите? – воруль внимательно прищурился, пытаясь вглядеться. – О-о, да вот же! Мои во-олосы!
- Что, ваши «волосы»? – выдохнул он. Потом неожиданно замер. – Хвост мой накрути… Да вы же теперь…
- Рыжая! Я теперь – рыжая и кудрявая! Замечательное средство! «От магички Стаси»! Полгода гарантии! И за что мне всё это?!
Воруль от потрясения сел на песок:
- Так вы поэтому… пропали?
- Ага-а, - шмыгнула я носом, разглядывая сквозь пелену из слез «первородные» кудри. – Я теперь снова уродина. Как мне их осветлить и распрямить?
- Рыжая, - потер свой лоб Кай. – Вы теперь рыжая и кудрявая. И глаза у вас… зеленые… как лучший камень изумруд. Уф-ф…
- А какие они раньше были? – хмуро удивилась я.
Кай вгляделся еще раз:
- Я не замечал. А теперь – вижу, - и, подскочив с песка, пошел за сумкой. – Вот – полотенце, оботритесь… Нет, лучше я сам… И… перестаньте реветь, наконец.
- Ага…
- Лин?
- Что?
Воруль, вдруг, замер, обхватив мое лицо полотенцем:
- А вы там, в воде ничего больше…
- В каком смысле? – через его руку потерла я нос.
- Ничего… странного вы там не ощущали?
- А-а… немного было. На самой глубине. Но, по сравнению с моими волосами - ничто.