- То, что ближе всего ему самому? – открыла рот Алена. – А что, вполне возможно. По крайней мере, у меня, так точно.
- А у меня, видимо, таких запахов нет, - насмешливо развел руками мой начальник.
- Как раз наоборот! – звучно приложилась ладошкой к плечу мужчины Гелия. - Твой мир, Труш, это мыло и только мыло. Вот ты его так прекрасно и чувствуешь. Ведь он один правильно назвал составляющие? – взглянула она на меня.
- Ага… Один.
- А ты сама? Тебе что… привиделось?
- Мне?..
- Тебе, тебе? – нетерпеливо повторила алант. – У тебя ведь свой мир, как ты говоришь, «разноцветный» и…
- Разнопахучий, - обреченно закончила я. – …Сначала жасмин, а потом… - подняла я глаза на стоящего напротив Ветрана. – Мята и горячий хлеб… Это мой мир…… Аргус! Сыграйте что-нибудь… пожалуйста, - в очередной раз пришлось мне брать себя в руки. Потому что это ужасно несправедливо, когда двое с одним общим миром, как упрямые тайрильские мулы прокладывают посредине его глубокую борозду.
- А, давайте, я вам сыграю? – неожиданно предложил Горст. – У нас в Прокурате есть одна незатейливая, но хорошая песня, которую мы раньше часто пели у костра под гитару. Да, и не только под гитару. Она очень четко выражает образ мыслей того, кто привык каждый день рисковать своей жизнью ради… ради тишины вокруг, - вскользь бросил он взгляд на воина духа. – Вы не против?
- Конечно, нет! – ответил за всех, протянувший ему свой инструмент Аргус. – Очень интересно будет послушать.
- Интересно?.. – провел рукой по струнам ветеран, а потом, вдруг, закрыл глаза и тихо начал под музыку. –
Мне нравится утро
За лучик в ладони.
За первые шорохи дня.
Мне нравится полдень
За ветер игривый.
За звонкую песню дождя.
Мне нравится вечер
За синюю речку.
За шорох в притихшем саду.
И хочется, чтобы осталось все вечным,
Когда я тихонько уйду…
Мужчина и дальше перебирал струны и так же тихо пел еще куплеты, а мы молча сидели, в притихшем августовском саду. Вдали от баталий и смерти. Но, мне, вдруг, показалось, что песня эта и про Ветрана тоже. И я впервые ощутила, как он относится к той стране, которую я еще совсем недавно, со злостью называла ненасытной, своей полудремучей, полной опасностей Бередне. И от этого сделалось совсем грустно. Потому что я, наконец, поняла, чем он дорожит, этот высокий сильный человек, с чистой, как бусина из священных четок душой…
- Анастэйс, ты куда? – опомнившись, крикнула мне вслед Гелия.
- Унесу мыло обратно, - обернулась я на ходу, держа в вытянутой руке тяжелую плошку. – Оно у меня… неудачное.
- Рецепт не выкинь! – получила от своего начальника вслед напутствие, а потом, захлопнув за собой дверь избушки, спиной к ней привалилась.
Здесь все так и осталось с того момента, как я ушла на ужин, держа за руку Ветрана. На столе брошенные пузырьки с эфирами, чашки из под настоев, разнокалиберные мерники и раскрытые на нужных страницах книги. Мне тогда было не до порядка – я творила мыло, которое вместило бы в себя весь мой мир. А оказалось, что не только мой. Причем, без всякой магии. Потому что сама я тогда была до краев наполнена настоящим волшебством. А что теперь?..
- Анастэйс... Пусти меня.
- Зачем, Ветран?
- Я прошу тебя… Пусти.
- Хорошо, - распахнула я створку перед заслонившим собой весь дверной проем мужчиной. – Считай, что сегодня – ночь исключений из правил, только предупреждаю, у меня здесь… хаос, - направилась я к столу и, поставив плошку, начала суматошно скидывать в стопку книги, а потом, вдруг, замерла. – А, знаешь, я сама хотела тебе сказать… Извиниться. Сегодня у нас еще и ночь извинений… Ты прости меня за мой эгоизм. Ты говорил, что всему есть своя предельная цена. Значит, ты сам вправе решать, что для тебя всего дороже. Ведь так? – развернулась я от стола и очутилась совсем близко к стоящему за моей спиной мужчине. – Что ты молчишь?
- Скажи мне, как такое может быть? – поднял он на меня полные горечи глаза. – Как такое может быть, чтобы двое были так схожи друг с другом и так далеки?
- Ветран, ты сам знаешь свой ответ. Чего же ты от меня хочешь?
- Чего я хочу?.. Пусть у нас сегодня будет, действительно, ночь исключений, - и коснулся пальцами моей щеки…
- Ветран, я так не хочу… - вопреки словам, накрываю его ладонь своей.
- Почему?.. – нежными губами в висок и совсем рядом с моим его бешено бьющееся сердце.
- Потому что ты прав и потом будет еще больнее… - тело мое, будто отдельно от разума, так и рвется ему навстречу. Руки сами заплетаются на его шее и путаются в волосах.
- Не будет, если ты меня попросишь… - шепотом у самых моих губ, а потом, будто провал и долгое-долгое падение в бездну…
- О чем?.. – едва дыша, нахожу в себе силы оттуда вынырнуть. – О чем я тебя должна попросить?
- Остаться с тобой. Если ты меня попросишь, у меня хватит сил… - его глаза сейчас, как два неба, в каждом из которых отражаются мои.
- Остаться?.. – с трудом пытаюсь я от него оторваться. – Нет… Я очень этого хочу, но, не могу, Ветран.
- Почему? – хоть вопрос им и задан, но по его глазам я понимаю, он уже знает на него ответ.
- Потому что ты – мой ветер. И тебя рано или поздно не удержат взаперти никакие просьбы, лишь только порыв собственной души. И если останешься со мной сейчас, то предашь самого себя, а я буду всю жизнь думать, что ты это сделал лишь из жалости ко мне. Даже если это не так… Я не хочу, чтобы ты улетал, но просить тебя об этом не буду.
- Твой ветер… – повторил он с грустной улыбкой, а потом медленно опустил свои руки. – Ты права… Ты во всем права, voljena moja(10). Но, как же мне не хочется, чтобы ты сейчас была права…
Звук закрывшейся двери рубанул, как захлопнувшийся прямо передо мной желанный мир. Но, теперь, почему то, мне совсем не хочется плакать. Я как воровка, провожу пальцами по своим губам, лицу и шее, будто втирая в кожу на всю оставшуюся жизнь его украденные поцелуи… У нас еще есть время. Хотя, ночи исключений уже не будет никогда…
_____________________________________
1 - Вид легкой четырехколесной пассажирской повозки.
2 - Сошелся для преступных намерений, на сленге наемных воителей.
3 - Личные счеты, из того же неисчерпаемого источника.
4 - Коллективная энергетическая «копилка». Создается как на основе вымышленного персонажа (Ярило, Один…), так и конкретной исторической личности (Иисус Христос, Будда…). Сильный симуляр имеет качества самостоятельной разумной сущности, способной к материализации.
5 - Весьма крупный пес с черной косматой шерстью, большими светящимися глазами и рогами на голове. Близкий родственник хобгоблина… чтоб его.
6 - Многолетнее травянистое растение, применяемое, в народной медицине, мыловарении и в магических целях, однако, действует в третьем случае лишь «изнутри», наполняя организм «солнцем», отпугивающим нечисть, как свет самого светила.
7 - Однолетнее травянистое растение широкого применения, но особенно незаменимо в качестве традиционной кулинарной приправы. В магии используется, как средство, выявляющее «черных» магов, но в одиночку слаб и раскрывается лишь в сочетании с другими антидемоническими травами.
8 - Разновидность слоеного бездрожжевого теста.
9 - Аланты, хоть и относятся к воздушной стихии но, в отличие от магов, при вещании не пользуются заклятиями и знаками, а делают это лишь силой собственной мысли.
10 - «Любимая моя», в переводе с родного языка Ветрана.
- Зигмунд пропал… хо-хозяйка.
- Что? – застыла я, едва переступив порог и перевела взгляд с растерянной домовихи на Ветрана. – Погодите, что значит, пропал?
- Когда я вышел… от тебя, - отвел он глаза, но потом собрался с духом. – гостей уже не было. С ними вместе исчез и Зигмунд и… повозка.
- А-а-а. Ну так… нормально все, - облегченно выдохнула я. – Вернется. Покатается и вернется.
- На чем… покатается? – вскинул брови мужчина.
- На повозке. А чем еще можно объяснить это групповое исчезновение? А вообще, я пошутила… Видимо, неудачно. Объясняю тебе, Ветран и Груше уже в который раз – если с котом будет что-то не так, я это почувствую. Знак на нем, специальный - охранный. Что до повозки… Это или Аргус или Алена, естественно с помощью Гелии и естественно, с согласия самого умника. Они, когда вместе собираются и не такое могут.
- Но, хозяйка, - подхватила Груша угол скатерти. – Он, прежде чем пропасть, сюда сначала зашел. Даже не совсем зашел… - смяла она лапками ткань. – Под куражом он был…сильным.
- Ага, горе свое философское яичным ликером разбавлял… Причем, с моего же разрешения… - нахмурившись, попыталась я хоть приблизительно представить себе ход мыслей пьяного ученого кота с манией великолепия, а потом на все это дело плюнула. – А, давайте спать укладываться. Никуда он не денется. Наверняка к имениннику подался с ответным визитом или с поэтом песни орать. Груш, ты вспомни, исчезал ведь он уже и не раз.
- Так-то в марте, - со знанием темы протянула домовиха. – И в трезвом виде.
- А я говорю, всем спать. Никуда не денется - вернется, - уже начиная закипать, уперла я руки в бока.
Домовихе этого вполне хватило, только освобожденный угол скатерти закачался, а вот воин духа встретил мой насупленный взгляд стойко. Потом пожал плечами и набросил на шею полотенце… Я, провожая его к двери глазами, живо представила Ветрана, по пояс обнаженного, у кадки, плещущего на себя холодную воду… Как капли ее, огибая рельефные мышцы, стекают по телу вниз…
- Мать моя, Ибельмания… Спать… Иначе тоже в кадку - макушкой вниз…
Однако, успокоительный сон, как я его не призывала, старательно жмурив глаза, на мой зов не явился. Заклятие же применять не решилась, потому что после него ныряешь не то что в сон, а в летаргию(1) с отягчающими «похмельными» последствиями. То ли дело, на других и то же самое. Тогда это как то «ажурнее» получается… А, может, просто пострадавшие жаловаться боятся?.. Как бы там ни было, а помаявшись так от кровати к окну и обратно, искренне желая при этом умнику самого настоящего – «кузнечного»(2) похмелья, я набросила на сорочку тетушкину льняную шаль и пошлепала уже вниз.
- Анастэйс, ты куда? – тревожно вскинулся мужской силуэт на гостевой кровати.
- Недалеко. В район дивана. Все равно не сплю.
- С тобой… посидеть? – вопрос прозвучал как-то неуверенно. Еще бы.
- Не надо… Спи, Ветран. Обещаю, по деревне ночью не понесусь, но дома встречу достойно.
- Угу… - рухнул он обратно на подушку. – Если что, буди.
- За хвост подержать?
- … Угу.
- Я тоже могу помочь, хозяйка, - моргнули красным у затухающего очага грушины глаза. Видимо, и у нее накипело.
- Спасибо. Буду иметь вас обоих в виду…
Я вообще, не «ночной житель». Как, впрочем, и подавляющая часть моих магических коллег. Это только фольклорные ведьмы активизируются с выкатыванием на небо луны, а у реальных магов и при солнце полно дел. Поэтому ночью им надо крепко спать… А не сидеть в темноте, подобрав под себя ноги и слушать, как ворочается сейчас наверху воин духа и вздыхает где-то совсем рядом домовиха. А еще тетушкины ходики, по-стариковски переставляющие секунды… Интересно, сколько им лет?.. Раз, два, три, четыре… И что такое с ними эта дама творила, если стрелки теперь с явной кривизной, а кукушка, вместо того, чтобы выпрыгивать из створок, бьется в них металлической башкой… Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ведь предлагал мне отец новые напольные часы с боем. Красивые, в лакированном ореховом корпусе и с латунной табличкой «Джитон». А зачем мне они? Они же без своей истории. Не то, что загадочные тетушкины ходики… Раз, два, три, четыре, пять… шесть… семь… восемь…
- Тише-тише…
- Я стараюсь, Груша… - «бряк»… «звень-звень».
- Тарелки готовы. Сейчас кружки домою, а ты пока уже чистое - в буфет, - тем же писклявым шепотом…
«Ну, надо же. С утра в трудах, а я до сих пор дрыхну… А где дрыхну то?… И чем это так несет?.. Тиной?», - разлепила я, наконец, глаза и тут же уперлась ими в волосатые закругленные уши. Уши дернулись и вздохнули. – «А теперь еще и перегарищем… Да что здесь, вообще…» - попыталась скосить взгляд ниже и вбок и с изумлением обнаружила себя, лежащей все там же, только уже головой на диванной подушке, укрытую пледом и… со спящим котом в обнимку. Весь воспитательный момент насмарку!
- Доброе утро, Анастэйс, - остановился Ветран по дороге к буфету со вчерашней стопкой тарелок в руках. От стола же сейчас на меня смотрела домовиха, водруженная на скамеечку, но все равно видная лишь на треть из-за большого таза:
- Хозяйка, просыпайся… - по привычке выдала она, а потом смущенно расплылась, потерев нос лапкой с зажатой в ней посудной мочалкой.
- Как же я рада вас видеть, дорогие мои. И какие же вы чудесные… А этот блудня почему у меня под боком?
- Он пришел на рассвете, - доложила домовиха. – Весь грязный, молчаливый и такой… печальный. Ветран его встретил и накормил, а я почистила. А потом он сам к тебе под бок… умостился.
- Ну-ну, - оперлась я на локоть и с пристрастием осмотрела старательно сопящего умника. – Не печальный, Груша, а похмельный. Интересно где его всю ночь носило?.. Может, он сам нам расскажет? Все равно ведь не спит, а симулирует.
Кот дернул лапами и через мгновенье приоткрыл один глаз:
- О-ох…
- И чувствует себя вполне нормально, если, конечно не брать в расчет головной боли. Так это справедливая кара.
- Жестокий век, жестокие сердца… - открыл Зигмунд и второй глаз. – Я так понимаю, валерьяночки мне ждать не стоит? Так же, как и сочувствия?
- Валерьяночки? – ошалело глянула я на не менее удивленных такой наглостью Ветрана и Грушу. – И за какие такие заслуги перед Отечеством?
- Да, в общем-то, ничего особенного… Просто, я вчера призрака нашего повстречал.
- Что?!
- Зигмунд, повтори еще раз, какого призрака ты имеешь в виду? – навис над диваном воин духа.
- Я?.. – ненароком прижал уши умник. – А что, в Мэзонруже призраки целыми семьями проживают?
- Зеня, ты не ёрничай, а рассказывай внятно, - пришлось мне настоятельно, впрочем, без всякого доверия порекомендовать.
- Значит, валерьяночки…
- Рассказывай! – оглушило кота сразу с трех сторон.
- Ну тогда… Рассказываю… - с трудом выбрался тот из под пледа и принял соответствующую повествователю позу. – Как вы все знаете, вчера я слегка перебрал. Потому что у каждого философа в жизни наступают моменты, когда несправедливость судьбы накрывает его неотвратимо и…
- Зеня, я тебя сейчас точно чем-нибудь накрою!
- Ой, только не кричи так, - скривил морду похмельный философ, однако, угрозу к сведению принял. – В общем, выпил я обильно и решил проводить наших гостей… Чтобы самому развеяться по дороге.
- Ну и как, развеялся? С ветерком то оно быстрее, – вновь не удержалась я.
- Развеялся… Это ты насчет повозки так вуально намекаешь?
- Естественно, но, о том, куда делось тетушкино наследство, и кто в него вместо коня впрягался, мы потом выясним. Надеюсь только, это были не вы, светоч ладменской мудрос… Зеня… – уставилась я на вдруг смутившегося кота. – Мать моя, Ибельмания.
- Зигмунд, ты что… скакал по деревне? – недоуменно пропищала Груша с боковушки дивана.
- А у меня, видимо, таких запахов нет, - насмешливо развел руками мой начальник.
- Как раз наоборот! – звучно приложилась ладошкой к плечу мужчины Гелия. - Твой мир, Труш, это мыло и только мыло. Вот ты его так прекрасно и чувствуешь. Ведь он один правильно назвал составляющие? – взглянула она на меня.
- Ага… Один.
- А ты сама? Тебе что… привиделось?
- Мне?..
- Тебе, тебе? – нетерпеливо повторила алант. – У тебя ведь свой мир, как ты говоришь, «разноцветный» и…
- Разнопахучий, - обреченно закончила я. – …Сначала жасмин, а потом… - подняла я глаза на стоящего напротив Ветрана. – Мята и горячий хлеб… Это мой мир…… Аргус! Сыграйте что-нибудь… пожалуйста, - в очередной раз пришлось мне брать себя в руки. Потому что это ужасно несправедливо, когда двое с одним общим миром, как упрямые тайрильские мулы прокладывают посредине его глубокую борозду.
- А, давайте, я вам сыграю? – неожиданно предложил Горст. – У нас в Прокурате есть одна незатейливая, но хорошая песня, которую мы раньше часто пели у костра под гитару. Да, и не только под гитару. Она очень четко выражает образ мыслей того, кто привык каждый день рисковать своей жизнью ради… ради тишины вокруг, - вскользь бросил он взгляд на воина духа. – Вы не против?
- Конечно, нет! – ответил за всех, протянувший ему свой инструмент Аргус. – Очень интересно будет послушать.
- Интересно?.. – провел рукой по струнам ветеран, а потом, вдруг, закрыл глаза и тихо начал под музыку. –
Мне нравится утро
За лучик в ладони.
За первые шорохи дня.
Мне нравится полдень
За ветер игривый.
За звонкую песню дождя.
Мне нравится вечер
За синюю речку.
За шорох в притихшем саду.
И хочется, чтобы осталось все вечным,
Когда я тихонько уйду…
Мужчина и дальше перебирал струны и так же тихо пел еще куплеты, а мы молча сидели, в притихшем августовском саду. Вдали от баталий и смерти. Но, мне, вдруг, показалось, что песня эта и про Ветрана тоже. И я впервые ощутила, как он относится к той стране, которую я еще совсем недавно, со злостью называла ненасытной, своей полудремучей, полной опасностей Бередне. И от этого сделалось совсем грустно. Потому что я, наконец, поняла, чем он дорожит, этот высокий сильный человек, с чистой, как бусина из священных четок душой…
- Анастэйс, ты куда? – опомнившись, крикнула мне вслед Гелия.
- Унесу мыло обратно, - обернулась я на ходу, держа в вытянутой руке тяжелую плошку. – Оно у меня… неудачное.
- Рецепт не выкинь! – получила от своего начальника вслед напутствие, а потом, захлопнув за собой дверь избушки, спиной к ней привалилась.
Здесь все так и осталось с того момента, как я ушла на ужин, держа за руку Ветрана. На столе брошенные пузырьки с эфирами, чашки из под настоев, разнокалиберные мерники и раскрытые на нужных страницах книги. Мне тогда было не до порядка – я творила мыло, которое вместило бы в себя весь мой мир. А оказалось, что не только мой. Причем, без всякой магии. Потому что сама я тогда была до краев наполнена настоящим волшебством. А что теперь?..
- Анастэйс... Пусти меня.
- Зачем, Ветран?
- Я прошу тебя… Пусти.
- Хорошо, - распахнула я створку перед заслонившим собой весь дверной проем мужчиной. – Считай, что сегодня – ночь исключений из правил, только предупреждаю, у меня здесь… хаос, - направилась я к столу и, поставив плошку, начала суматошно скидывать в стопку книги, а потом, вдруг, замерла. – А, знаешь, я сама хотела тебе сказать… Извиниться. Сегодня у нас еще и ночь извинений… Ты прости меня за мой эгоизм. Ты говорил, что всему есть своя предельная цена. Значит, ты сам вправе решать, что для тебя всего дороже. Ведь так? – развернулась я от стола и очутилась совсем близко к стоящему за моей спиной мужчине. – Что ты молчишь?
- Скажи мне, как такое может быть? – поднял он на меня полные горечи глаза. – Как такое может быть, чтобы двое были так схожи друг с другом и так далеки?
- Ветран, ты сам знаешь свой ответ. Чего же ты от меня хочешь?
- Чего я хочу?.. Пусть у нас сегодня будет, действительно, ночь исключений, - и коснулся пальцами моей щеки…
- Ветран, я так не хочу… - вопреки словам, накрываю его ладонь своей.
- Почему?.. – нежными губами в висок и совсем рядом с моим его бешено бьющееся сердце.
- Потому что ты прав и потом будет еще больнее… - тело мое, будто отдельно от разума, так и рвется ему навстречу. Руки сами заплетаются на его шее и путаются в волосах.
- Не будет, если ты меня попросишь… - шепотом у самых моих губ, а потом, будто провал и долгое-долгое падение в бездну…
- О чем?.. – едва дыша, нахожу в себе силы оттуда вынырнуть. – О чем я тебя должна попросить?
- Остаться с тобой. Если ты меня попросишь, у меня хватит сил… - его глаза сейчас, как два неба, в каждом из которых отражаются мои.
- Остаться?.. – с трудом пытаюсь я от него оторваться. – Нет… Я очень этого хочу, но, не могу, Ветран.
- Почему? – хоть вопрос им и задан, но по его глазам я понимаю, он уже знает на него ответ.
- Потому что ты – мой ветер. И тебя рано или поздно не удержат взаперти никакие просьбы, лишь только порыв собственной души. И если останешься со мной сейчас, то предашь самого себя, а я буду всю жизнь думать, что ты это сделал лишь из жалости ко мне. Даже если это не так… Я не хочу, чтобы ты улетал, но просить тебя об этом не буду.
- Твой ветер… – повторил он с грустной улыбкой, а потом медленно опустил свои руки. – Ты права… Ты во всем права, voljena moja(10). Но, как же мне не хочется, чтобы ты сейчас была права…
Звук закрывшейся двери рубанул, как захлопнувшийся прямо передо мной желанный мир. Но, теперь, почему то, мне совсем не хочется плакать. Я как воровка, провожу пальцами по своим губам, лицу и шее, будто втирая в кожу на всю оставшуюся жизнь его украденные поцелуи… У нас еще есть время. Хотя, ночи исключений уже не будет никогда…
_____________________________________
1 - Вид легкой четырехколесной пассажирской повозки.
2 - Сошелся для преступных намерений, на сленге наемных воителей.
3 - Личные счеты, из того же неисчерпаемого источника.
4 - Коллективная энергетическая «копилка». Создается как на основе вымышленного персонажа (Ярило, Один…), так и конкретной исторической личности (Иисус Христос, Будда…). Сильный симуляр имеет качества самостоятельной разумной сущности, способной к материализации.
5 - Весьма крупный пес с черной косматой шерстью, большими светящимися глазами и рогами на голове. Близкий родственник хобгоблина… чтоб его.
6 - Многолетнее травянистое растение, применяемое, в народной медицине, мыловарении и в магических целях, однако, действует в третьем случае лишь «изнутри», наполняя организм «солнцем», отпугивающим нечисть, как свет самого светила.
7 - Однолетнее травянистое растение широкого применения, но особенно незаменимо в качестве традиционной кулинарной приправы. В магии используется, как средство, выявляющее «черных» магов, но в одиночку слаб и раскрывается лишь в сочетании с другими антидемоническими травами.
8 - Разновидность слоеного бездрожжевого теста.
9 - Аланты, хоть и относятся к воздушной стихии но, в отличие от магов, при вещании не пользуются заклятиями и знаками, а делают это лишь силой собственной мысли.
10 - «Любимая моя», в переводе с родного языка Ветрана.
Глава 7
- Зигмунд пропал… хо-хозяйка.
- Что? – застыла я, едва переступив порог и перевела взгляд с растерянной домовихи на Ветрана. – Погодите, что значит, пропал?
- Когда я вышел… от тебя, - отвел он глаза, но потом собрался с духом. – гостей уже не было. С ними вместе исчез и Зигмунд и… повозка.
- А-а-а. Ну так… нормально все, - облегченно выдохнула я. – Вернется. Покатается и вернется.
- На чем… покатается? – вскинул брови мужчина.
- На повозке. А чем еще можно объяснить это групповое исчезновение? А вообще, я пошутила… Видимо, неудачно. Объясняю тебе, Ветран и Груше уже в который раз – если с котом будет что-то не так, я это почувствую. Знак на нем, специальный - охранный. Что до повозки… Это или Аргус или Алена, естественно с помощью Гелии и естественно, с согласия самого умника. Они, когда вместе собираются и не такое могут.
- Но, хозяйка, - подхватила Груша угол скатерти. – Он, прежде чем пропасть, сюда сначала зашел. Даже не совсем зашел… - смяла она лапками ткань. – Под куражом он был…сильным.
- Ага, горе свое философское яичным ликером разбавлял… Причем, с моего же разрешения… - нахмурившись, попыталась я хоть приблизительно представить себе ход мыслей пьяного ученого кота с манией великолепия, а потом на все это дело плюнула. – А, давайте спать укладываться. Никуда он не денется. Наверняка к имениннику подался с ответным визитом или с поэтом песни орать. Груш, ты вспомни, исчезал ведь он уже и не раз.
- Так-то в марте, - со знанием темы протянула домовиха. – И в трезвом виде.
- А я говорю, всем спать. Никуда не денется - вернется, - уже начиная закипать, уперла я руки в бока.
Домовихе этого вполне хватило, только освобожденный угол скатерти закачался, а вот воин духа встретил мой насупленный взгляд стойко. Потом пожал плечами и набросил на шею полотенце… Я, провожая его к двери глазами, живо представила Ветрана, по пояс обнаженного, у кадки, плещущего на себя холодную воду… Как капли ее, огибая рельефные мышцы, стекают по телу вниз…
- Мать моя, Ибельмания… Спать… Иначе тоже в кадку - макушкой вниз…
Однако, успокоительный сон, как я его не призывала, старательно жмурив глаза, на мой зов не явился. Заклятие же применять не решилась, потому что после него ныряешь не то что в сон, а в летаргию(1) с отягчающими «похмельными» последствиями. То ли дело, на других и то же самое. Тогда это как то «ажурнее» получается… А, может, просто пострадавшие жаловаться боятся?.. Как бы там ни было, а помаявшись так от кровати к окну и обратно, искренне желая при этом умнику самого настоящего – «кузнечного»(2) похмелья, я набросила на сорочку тетушкину льняную шаль и пошлепала уже вниз.
- Анастэйс, ты куда? – тревожно вскинулся мужской силуэт на гостевой кровати.
- Недалеко. В район дивана. Все равно не сплю.
- С тобой… посидеть? – вопрос прозвучал как-то неуверенно. Еще бы.
- Не надо… Спи, Ветран. Обещаю, по деревне ночью не понесусь, но дома встречу достойно.
- Угу… - рухнул он обратно на подушку. – Если что, буди.
- За хвост подержать?
- … Угу.
- Я тоже могу помочь, хозяйка, - моргнули красным у затухающего очага грушины глаза. Видимо, и у нее накипело.
- Спасибо. Буду иметь вас обоих в виду…
Я вообще, не «ночной житель». Как, впрочем, и подавляющая часть моих магических коллег. Это только фольклорные ведьмы активизируются с выкатыванием на небо луны, а у реальных магов и при солнце полно дел. Поэтому ночью им надо крепко спать… А не сидеть в темноте, подобрав под себя ноги и слушать, как ворочается сейчас наверху воин духа и вздыхает где-то совсем рядом домовиха. А еще тетушкины ходики, по-стариковски переставляющие секунды… Интересно, сколько им лет?.. Раз, два, три, четыре… И что такое с ними эта дама творила, если стрелки теперь с явной кривизной, а кукушка, вместо того, чтобы выпрыгивать из створок, бьется в них металлической башкой… Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ведь предлагал мне отец новые напольные часы с боем. Красивые, в лакированном ореховом корпусе и с латунной табличкой «Джитон». А зачем мне они? Они же без своей истории. Не то, что загадочные тетушкины ходики… Раз, два, три, четыре, пять… шесть… семь… восемь…
- Тише-тише…
- Я стараюсь, Груша… - «бряк»… «звень-звень».
- Тарелки готовы. Сейчас кружки домою, а ты пока уже чистое - в буфет, - тем же писклявым шепотом…
«Ну, надо же. С утра в трудах, а я до сих пор дрыхну… А где дрыхну то?… И чем это так несет?.. Тиной?», - разлепила я, наконец, глаза и тут же уперлась ими в волосатые закругленные уши. Уши дернулись и вздохнули. – «А теперь еще и перегарищем… Да что здесь, вообще…» - попыталась скосить взгляд ниже и вбок и с изумлением обнаружила себя, лежащей все там же, только уже головой на диванной подушке, укрытую пледом и… со спящим котом в обнимку. Весь воспитательный момент насмарку!
- Доброе утро, Анастэйс, - остановился Ветран по дороге к буфету со вчерашней стопкой тарелок в руках. От стола же сейчас на меня смотрела домовиха, водруженная на скамеечку, но все равно видная лишь на треть из-за большого таза:
- Хозяйка, просыпайся… - по привычке выдала она, а потом смущенно расплылась, потерев нос лапкой с зажатой в ней посудной мочалкой.
- Как же я рада вас видеть, дорогие мои. И какие же вы чудесные… А этот блудня почему у меня под боком?
- Он пришел на рассвете, - доложила домовиха. – Весь грязный, молчаливый и такой… печальный. Ветран его встретил и накормил, а я почистила. А потом он сам к тебе под бок… умостился.
- Ну-ну, - оперлась я на локоть и с пристрастием осмотрела старательно сопящего умника. – Не печальный, Груша, а похмельный. Интересно где его всю ночь носило?.. Может, он сам нам расскажет? Все равно ведь не спит, а симулирует.
Кот дернул лапами и через мгновенье приоткрыл один глаз:
- О-ох…
- И чувствует себя вполне нормально, если, конечно не брать в расчет головной боли. Так это справедливая кара.
- Жестокий век, жестокие сердца… - открыл Зигмунд и второй глаз. – Я так понимаю, валерьяночки мне ждать не стоит? Так же, как и сочувствия?
- Валерьяночки? – ошалело глянула я на не менее удивленных такой наглостью Ветрана и Грушу. – И за какие такие заслуги перед Отечеством?
- Да, в общем-то, ничего особенного… Просто, я вчера призрака нашего повстречал.
- Что?!
- Зигмунд, повтори еще раз, какого призрака ты имеешь в виду? – навис над диваном воин духа.
- Я?.. – ненароком прижал уши умник. – А что, в Мэзонруже призраки целыми семьями проживают?
- Зеня, ты не ёрничай, а рассказывай внятно, - пришлось мне настоятельно, впрочем, без всякого доверия порекомендовать.
- Значит, валерьяночки…
- Рассказывай! – оглушило кота сразу с трех сторон.
- Ну тогда… Рассказываю… - с трудом выбрался тот из под пледа и принял соответствующую повествователю позу. – Как вы все знаете, вчера я слегка перебрал. Потому что у каждого философа в жизни наступают моменты, когда несправедливость судьбы накрывает его неотвратимо и…
- Зеня, я тебя сейчас точно чем-нибудь накрою!
- Ой, только не кричи так, - скривил морду похмельный философ, однако, угрозу к сведению принял. – В общем, выпил я обильно и решил проводить наших гостей… Чтобы самому развеяться по дороге.
- Ну и как, развеялся? С ветерком то оно быстрее, – вновь не удержалась я.
- Развеялся… Это ты насчет повозки так вуально намекаешь?
- Естественно, но, о том, куда делось тетушкино наследство, и кто в него вместо коня впрягался, мы потом выясним. Надеюсь только, это были не вы, светоч ладменской мудрос… Зеня… – уставилась я на вдруг смутившегося кота. – Мать моя, Ибельмания.
- Зигмунд, ты что… скакал по деревне? – недоуменно пропищала Груша с боковушки дивана.
