Так прежде сотрудничали все союзники долгих древних веков – улыбались, посылали дорогие дары, но держали меч, яд и шпионов поближе. Это был новый навык, которому следовало обучиться, если он хотел остаться в живых. Как оказалось, вскоре в императорскую крепость в Повисе должны были нагрянуть важные гости.
– Я говорил тебе, Полу-бритт. Те, кого ты видишь здесь, в крепости, с кем сражался возле вашей стены – это все крохи. Проходимцы, которые много не требуют. Но через пару дней ко мне заявятся Хенгист и Хорса. Тебе придется быть полюбезнее с ними.
Хенгист и Хорса были саксами, как и все новые прихвостни Вортигерна. Тот ждал этой встречи и с каждым прошедшим днем становился все мрачнее и раздражительнее, ему нужен был этот союз. Он бредил им ежечасно, тот для него был подобен выросшему из земли нереальному оловянному царству, что увековечит его, краеугольным камнем всех его честолюбивых мечтаний. Две сотни разбойников в рубище не чета двум саксонским бретвальдам1, их силе и власти.
– У Хенгиста и Хорсы есть сестра, Полу-бритт, – говорил ему император. – Это мне на руку. Мы заключаем мир, они отдают мне в жены Ровену, и я становлюсь силой на острове, с которой придется считаться. Вот чем хорош мир без твоего Рима, Амброзий. Ты выбираешь любую дорогу, если достаточно смел.
За прошедшие годы центурион ни дня не вспоминал о жизни, оставшейся за спиной.
– Говорят, Ровена красива, – продолжал Вортигерн. – В общем-то, больше ничего и не нужно. Если вдобавок будет хоть на мизинец добра, я осыплю ее шелком и золотом, я не враг женщинам. А как давно ты, мой друг, встречался с красотками?
– В моей жизни пока и без того довольно проблем, чтобы ненароком пускать в нее женщин.
Совершенно не стоило все рассказывать Вортигерну. Амброзий не доверял императору ни на миг, горячая еда, чистая одежда и комната – это прекрасно, но через мгновение ветер может перемениться. К счастью, доверия для их дела пока что не требовалось.
На мгновение слова Вортигерна ввели его в замешательство.
– Добра? Не пойми меня, конечно, неправильно… Люди, подобные тебе, редко ищут в женщине что-то помимо денег и недурного лица.
Вортигерн усмехнулся.
– Ах да, Полу-бритт, – негромко ответил он. – Пожалуй, я еще не все тебе рассказал. Что ж, иди за мной, может, тебе будет интересно это увидеть.
Он недолго вел его коридорами, и вскоре остановился у приоткрытой двери. Из щели доносились приглушенные голоса. Император кивнул ему. Голос его стих почти что до шепота.
– Ну же. Ты можешь заглянуть, посмотреть.
Амброзий встал напротив двери. На большом резном стуле посреди комнаты сидел тот, кого он совсем не ожидал здесь увидеть. Ребенок, девочка лет восьми. Крохотная и тощая, с целой копной спутанных иссиня-черных волос, она вжималась в спинку стула, точно загнанный зверек, но лицо ее, обращенное к окну, было, спокойным, расслабленным и безразличным. Возле нее на полу, к изумлению центуриона, сидел тот самый дерзкий слуга, которого он прогнал из своих покоев несколько дней назад. Уголком рта он пережевывал длинную сухую травинку и бормотал под нос что-то бессмысленное и певучее. Девочка на него не глядела. Казалось, каждый из них был сам по себе. Амброзий бросил на Вортигерна вопросительный взгляд.
– Это моя дочь, – ответил император и притворил дверь так, чтобы его не услышали. – Моргауза.
– Я смотрю, за девять лет ты не терял время даром. Ты был женат? Иначе ты бы вряд ли оставил ребенка себе.
– Да, наверное, был. Моргауза сейчас сирота, как ты понял.
Амброзий замялся.
– Мне… жаль, – по привычке ответил он.
– Не стоит, Полу-бритт, – отмахнулся император. – Прошло много лет, но я понимаю, что дочери нужен хоть кто-то, похожий на мать. Если эта Ровена будет изредка подле Моргаузы, она разрешит еще одну из моих проблем. Признаю, я не умею общаться с детьми. Должно быть, ей одиноко.
Взгляд этой маленькой девочки не походил на взгляд одинокой, заморенной сироты, но Амброзий не произнес этого вслух.
– Почему этот юноша рядом с ней? Один из самых отвратительных твоих слуг, Вортигерн. И да, я помню про твоих саксов.
Вортигерн расхохотался и поспешно отошел от двери, чтобы дочь не заметила, что за ней наблюдают. На его лице не было недовольства и гнева, что немало удивляло Амброзия. Всего неделю назад бывший солдат и нынешний император предстал перед ним, как могущественнейший из местных владык, весь в шелке и золоте, с дорогими маслами в набитых доверху кладовых и сокровищницах – а теперь он оставляет свою дочь, наследницу, которую он признал, не в окружении верных слуг и охраны, а в компании самого бестолкового и глупого из юнцов. Вдобавок раба. Может, он раб этой девочки? Может, он просто подарок запутавшегося отца, хотя та предпочла бы расшитую куклу и новое платье?
– Он не так плох, – наконец объявил ему Вортигерн, когда они отошли в конец коридора. – Да, он дерзкий мальчишка, но он не дурак. Как ты помнишь, я ценю это в людях.
– Дерзость?
– Нет. То, что они не полные идиоты. Считай меня старомодным, но мне это нравится, – император явно насмехался над ним, но беззлобно. – Именно поэтому и твоя дружба мне была интересна, Амброзий.
– Кто он?
– Раб. Год назад его прислали мне в дар Хенгист и Хорса. Надо сказать, с мальчишкой они хорошо обращались, лучше все прочих хозяев, лучше, чем, скажем, трижды обращались со мной… За последнее время он единственный, кто поладил с Моргаузой. Придумал, как сохранить посевы, когда в прошлом мае лед сковал землю. Если он будет мне исправно служить, лет через пять я может даже дам ему вольную. За весь год он ни разу не пытался бежать. Да и с подарком бретвальд следует обращаться… с почтением, Полу-бритт.
Амброзий все еще недоверчиво смотрел на него и чувствовал в улыбке Вортигерна спокойную снисходительность к его римскому прошлому. Где-то в закоулке сознания еще жила мысль, что раб – это вовсе не человек. Даром, что в рабах может оказаться любой, даже он сам.
– Я не стал его бить, когда он был дерзок со мной, – проговорил он наконец. – Можешь не сомневаться, твоим саксам будет не в чем меня упрекнуть.
– Я скажу ему, чтобы не докучал тебе больше. Но я уверен, что вам удастся поладить.
Он рассеянно кивнул на слова Вортигерна, но знал, что даже не будет думать о них. Рабы саксов и чьи-то забытые дочери. Его жизнь начинала походить на очень дурную трагедию с пропитыми актерами-попрошайками. Он долгое время и не чувствовал ее даже своей.
– Помни, – повторил Вортигерн, когда он уже уходил. – Они приедут под вечер. Выполни свою часть нашего плана, Амброзий. И нам обоим станет чуть проще жить.
Амброзий ему не ответил. Нынешнее бриттско-саксонское царство Повис, в которое теперь входили Дивед и северный Гвинедд, схваченные крепкой рукой императора, представляло собой диковинного и нереального зверя. Там была жестокость и кровожадность разбойных отрядов нанятых саксов и рядом же люди доброго царя Вортигерна, выходца из низов, испытавшего на себе все тяготы жизни простого народа, строили безопасные охраняемые дороги, прокладывали мосты и настилы через болота, прогоняли с западного побережья пиратов и назначали не самую высокую дань. В тех деревнях и домах, что он был, Амброзий не видел той всепоглощающей и одичавшей нищеты, что встречала его каждый раз в родных деревнях возле стены Адриана. У них была крепкая одежда, чтобы трудиться. У девиц – красивое платье для праздника, пусть и от матери и десять раз перешитое. Теплая обувь на долгую зиму. Связка поленьев у очага, тюк шерсти, зерно для себя и зерно для посевов. Хмельное пиво и лошадь одна на два дома. В эту эпоху междуцарствия и вседозволенности, что так прославлял их собственный господин им повезло значительно больше, чем соседним землям, утонувшим в голоде и печалях. И все же Вортигерн был его недругом. И Амброзий не видел пути примирения. Предательство незнакомца перенести было проще, чем предательство того, кого хотел назвать своим другом. И все же от него сегодня ждали лишь одного: хвалебной песни, лжи, лести, заступничества, называние императора преемником Рима и поручительства. По словам Вортигерна, ему это было под силу. Амброзий же колебался.
Хотел он или же нет, его дом был теперь здесь. Все тот же Повис. Он оглядел двор, дал пару мелких распоряжений – Вортигерн дошел до того, что во всеуслышанье объявил, будто бывший пленник и воин стены – теперь его главный поверенный. Пятая часть людей возмущаться не стала. Это были все еще люди его легиона.
– Знатный господин чем-то обеспокоен? – послышался над ним насмешливый голос. – Господин не знает, как еще себя пожалеть?
Амброзий скрипнул зубами и поднял голову вверх. На повороте каменной лестницы свесив вниз ноги сидел тот же юноша, которого он видел в комнате дочери Вортигерна. Центурион промолчал. Спорить с дерзким рабом было дурацкой затеей.
– Ладно Вортигерн думал, что его не заметят, – лениво продолжил мальчишка. – Он слишком заигрался в царя. Но ты-то, центурион. Ты вроде воин. Вас заметила даже молодая царевна, не говоря уже обо мне.
– А ты, я смотрю, как верный пес, встречаешь и ждешь своих прошлых хозяев. Сделай милость, забрось свой длинный язык себе на плечо.
Тот спрыгнул вниз, затем отряхнулся от дорожной пыли. Он был старше, чем Амброзию показалось вначале. Да, его можно было назвать еще глупым юнцом, но это был почти уже взрослый мужчина, только худой, высокий, бледный, заморенный и с заостренными чертами лица, оттого и казался мальчишкой. Как и многие из рабов. Слишком тщедушное тело и слишком яростный взгляд. Непонятно, в чем там держалась жизнь.
– Сколько тебе?
– Девятнадцать.
Ответ Амброзия слегка удивил – рабы редко умеют считать и еще реже знают точное время, когда они родились, их часто отдают новым хозяевам еще в раннем детстве.
– Что же до первого твоего вопроса, мой господин… – спокойно ответил юноша. – … не вижу стыда хранить верность тем, кто был к тебе добр. Так что да, я встречаю прошлых хозяев. А ты, Амброзий Аврелиан – своих будущих, – он насмешливо поклонился.
Амброзий вздрогнул от звука этого прозвища. Значит, слухи о нем дошли и до здешних земель. Похвала, которая может обернуться многими бедами, так же, как с Утером. Это слово не должно здесь больше звучать.
– Не называй меня так.
– Мне все равно, как тебя называть, господин. Должно быть, ты думаешь, зачем ты вообще со мной говоришь… Но пока ты еще не ушел, послушай совета, – он понизил голос до сиплого шепота. – Видишь того рослого сакса у кузни?
Амброзий повернулся в том направлении и увидел разбойника, который взял его в плен и которого Вортигерн избил при всех во дворе за жадность и непочтительность.
– И?
– Он хочет тебя убить, господин, – будничным тоном ответил слуга. – И поверь, не в честном бою. На твоем бы месте я прятал нож под подушкой. Покровительство Вортигерна тебе не поможет, если это отребье захочет с тобой поквитаться.
Один раз в темноте схватки Амброзию удалось одержать победу лишь левой рукой. Но от убийцы калеке увернуться труднее.
– Он ведь тоже слуга твоих бывших хозяев, – заметил Амброзий. – Саксонских бретвальд. Считается… считается, что я на их стороне сейчас – их и Вортигерна, – его передернуло, когда он произнёс это вслух, но ничего другого не оставалось. – Зачем ему убивать меня? Это не принесет ему выгоды.
Губы юноши кривила усмешка. Он встал рядом с центурионом, скрестил на груди руки и с вызовом посмотрел на косматого Лодегранса. Тот встретился с ним взглядом и перестал зубоскалить. Ещё мгновение – и он отошёл от света улицы в темный полумрак кузни.
– Запомни, центурион, – как равному сказал ему раб. – Здесь сторон нет и не было. Каждый лишь на своей собственной. Это полезно помнить, если хочешь покоптить небо ещё пару лет.
Ему скоро сорок. По меркам Рима это было немного. Да, он хочет ещё покоптить.
– Ты ведь не родился рабом, – наконец ответил Амброзий. Страха внезапные новости не принесли, этот сакс просто займет место в очереди вслед за Утером. – Ты говоришь не как раб, и что более важно – ты и думаешь не как он.
– И что с того?
– Ничего, – он пожал плечами. Это и вправду ничего не значило, ни сейчас, ни потом. – Как тебя зовут, парень?
– Мать назвала меня Мирддин. Мы жили тогда в Каэр-Венте. После того, как меня забрали к себе Хенгист и Хорса, мое имя зазвучало у них на другом языке. Теперь здесь зовут меня Мерлин.
– И почему ты помогаешь мне Мерлин?
– Его лицо, господин, нравится мне еще меньше, чем даже твое.
– Спасибо за честность.
Он не любил слушать это слово – «Каэр-Вент» – в последние месяцы. После того, как он слышал его, прошлое настигало его волной и смущало его. Шалфей и дикая мята в ее волосах. Ее сестра Уна с крепким луком и точно таким же голосом, не отличишь. Есть такие вопросы, на которые знаешь, что не хочешь ответа. И вещи такие, которые лучше не знать, но слова все равно срываются поспешно и опрометчиво, будто нарочно тревожишь старую рану. Он хотел спросить этого юношу: «Видел ли ты в Каэр-Венте ее? Слышал ли имя?» Он чувствовал, что эти вопросы снова приведут его к неразрешимой загадке, но не видел смысла противиться.
Низкий гул трубы заглушил слова центуриона и будто выдернул его из глубокого сна. Под стенами крепости Вортигерна стояли вожди саксов со свитой и войском.
– Пора встречать званых гостей, господин, – сказал ему Мерлин. – Прикажи открывать ворота.
Амброзий Полу-бритт рассеянно кивнул этому тщедушному, странному юноше, стараясь не думать о том, что перед ним может быть его плоть и кровь.
1 Англосаксонский термин, применявшийся к некоторым владыкам
Великие вожди саксонских племен – братья-бретвальды Хенгист и Хорса – предстали в замке императора Вортигерна во всей силе и блеске варварского победившего мира. Утера хватил бы удар, подумал Амброзий, когда тот стоял подле властителя Повиса в главном зале его огромного замка. Гражданин Рима и сын претора с почтением и дружелюбием приветствует людей, несведущих ни в дипломатии, ни в науках, ни в философии, ни в политике, ни в единой крупице того, из чего состоял цивилизованный мир в представлении золотого орла. Амброзий как правая рука императора выступил вперед, чтобы поприветствовать саксов. Те были огромными и широкоплечими, выше его на полторы головы, хотя и сам центурион был отнюдь не хилым и низкорослым. Их косматые волосы были скручены в причудливые косы с узлами. В груди Амброзия взыграла какая-то нелепая мальчишеская злая весёлость. Безумная дерзость, как у того юноши Мерлина. Все происходящее так не вязалось с его прошлой жизнью, он представил на миг лицо Утера, если бы тот оказался рядом, смех задушил его, и он почтительно поклонился. Вортигерн будет доволен, он даже не просил его о таком.
– Я приветствую вас в Повисе, мужи достойные и храбрейшие, – начал Амброзий. – Будьте же желанными гостями в доме императора Вортигерна. Вы и ваши бесстрашные воины.
Этим было хорошо классическое образование римского гражданина. У него с юности был прекрасно подвешен язык.
На мгновение ему показалось, что саксы опешили от такого приема.
– Я говорил тебе, Полу-бритт. Те, кого ты видишь здесь, в крепости, с кем сражался возле вашей стены – это все крохи. Проходимцы, которые много не требуют. Но через пару дней ко мне заявятся Хенгист и Хорса. Тебе придется быть полюбезнее с ними.
Хенгист и Хорса были саксами, как и все новые прихвостни Вортигерна. Тот ждал этой встречи и с каждым прошедшим днем становился все мрачнее и раздражительнее, ему нужен был этот союз. Он бредил им ежечасно, тот для него был подобен выросшему из земли нереальному оловянному царству, что увековечит его, краеугольным камнем всех его честолюбивых мечтаний. Две сотни разбойников в рубище не чета двум саксонским бретвальдам1, их силе и власти.
– У Хенгиста и Хорсы есть сестра, Полу-бритт, – говорил ему император. – Это мне на руку. Мы заключаем мир, они отдают мне в жены Ровену, и я становлюсь силой на острове, с которой придется считаться. Вот чем хорош мир без твоего Рима, Амброзий. Ты выбираешь любую дорогу, если достаточно смел.
За прошедшие годы центурион ни дня не вспоминал о жизни, оставшейся за спиной.
– Говорят, Ровена красива, – продолжал Вортигерн. – В общем-то, больше ничего и не нужно. Если вдобавок будет хоть на мизинец добра, я осыплю ее шелком и золотом, я не враг женщинам. А как давно ты, мой друг, встречался с красотками?
– В моей жизни пока и без того довольно проблем, чтобы ненароком пускать в нее женщин.
Совершенно не стоило все рассказывать Вортигерну. Амброзий не доверял императору ни на миг, горячая еда, чистая одежда и комната – это прекрасно, но через мгновение ветер может перемениться. К счастью, доверия для их дела пока что не требовалось.
На мгновение слова Вортигерна ввели его в замешательство.
– Добра? Не пойми меня, конечно, неправильно… Люди, подобные тебе, редко ищут в женщине что-то помимо денег и недурного лица.
Вортигерн усмехнулся.
– Ах да, Полу-бритт, – негромко ответил он. – Пожалуй, я еще не все тебе рассказал. Что ж, иди за мной, может, тебе будет интересно это увидеть.
Он недолго вел его коридорами, и вскоре остановился у приоткрытой двери. Из щели доносились приглушенные голоса. Император кивнул ему. Голос его стих почти что до шепота.
– Ну же. Ты можешь заглянуть, посмотреть.
Амброзий встал напротив двери. На большом резном стуле посреди комнаты сидел тот, кого он совсем не ожидал здесь увидеть. Ребенок, девочка лет восьми. Крохотная и тощая, с целой копной спутанных иссиня-черных волос, она вжималась в спинку стула, точно загнанный зверек, но лицо ее, обращенное к окну, было, спокойным, расслабленным и безразличным. Возле нее на полу, к изумлению центуриона, сидел тот самый дерзкий слуга, которого он прогнал из своих покоев несколько дней назад. Уголком рта он пережевывал длинную сухую травинку и бормотал под нос что-то бессмысленное и певучее. Девочка на него не глядела. Казалось, каждый из них был сам по себе. Амброзий бросил на Вортигерна вопросительный взгляд.
– Это моя дочь, – ответил император и притворил дверь так, чтобы его не услышали. – Моргауза.
– Я смотрю, за девять лет ты не терял время даром. Ты был женат? Иначе ты бы вряд ли оставил ребенка себе.
– Да, наверное, был. Моргауза сейчас сирота, как ты понял.
Амброзий замялся.
– Мне… жаль, – по привычке ответил он.
– Не стоит, Полу-бритт, – отмахнулся император. – Прошло много лет, но я понимаю, что дочери нужен хоть кто-то, похожий на мать. Если эта Ровена будет изредка подле Моргаузы, она разрешит еще одну из моих проблем. Признаю, я не умею общаться с детьми. Должно быть, ей одиноко.
Взгляд этой маленькой девочки не походил на взгляд одинокой, заморенной сироты, но Амброзий не произнес этого вслух.
– Почему этот юноша рядом с ней? Один из самых отвратительных твоих слуг, Вортигерн. И да, я помню про твоих саксов.
Вортигерн расхохотался и поспешно отошел от двери, чтобы дочь не заметила, что за ней наблюдают. На его лице не было недовольства и гнева, что немало удивляло Амброзия. Всего неделю назад бывший солдат и нынешний император предстал перед ним, как могущественнейший из местных владык, весь в шелке и золоте, с дорогими маслами в набитых доверху кладовых и сокровищницах – а теперь он оставляет свою дочь, наследницу, которую он признал, не в окружении верных слуг и охраны, а в компании самого бестолкового и глупого из юнцов. Вдобавок раба. Может, он раб этой девочки? Может, он просто подарок запутавшегося отца, хотя та предпочла бы расшитую куклу и новое платье?
– Он не так плох, – наконец объявил ему Вортигерн, когда они отошли в конец коридора. – Да, он дерзкий мальчишка, но он не дурак. Как ты помнишь, я ценю это в людях.
– Дерзость?
– Нет. То, что они не полные идиоты. Считай меня старомодным, но мне это нравится, – император явно насмехался над ним, но беззлобно. – Именно поэтому и твоя дружба мне была интересна, Амброзий.
– Кто он?
– Раб. Год назад его прислали мне в дар Хенгист и Хорса. Надо сказать, с мальчишкой они хорошо обращались, лучше все прочих хозяев, лучше, чем, скажем, трижды обращались со мной… За последнее время он единственный, кто поладил с Моргаузой. Придумал, как сохранить посевы, когда в прошлом мае лед сковал землю. Если он будет мне исправно служить, лет через пять я может даже дам ему вольную. За весь год он ни разу не пытался бежать. Да и с подарком бретвальд следует обращаться… с почтением, Полу-бритт.
Амброзий все еще недоверчиво смотрел на него и чувствовал в улыбке Вортигерна спокойную снисходительность к его римскому прошлому. Где-то в закоулке сознания еще жила мысль, что раб – это вовсе не человек. Даром, что в рабах может оказаться любой, даже он сам.
– Я не стал его бить, когда он был дерзок со мной, – проговорил он наконец. – Можешь не сомневаться, твоим саксам будет не в чем меня упрекнуть.
– Я скажу ему, чтобы не докучал тебе больше. Но я уверен, что вам удастся поладить.
Он рассеянно кивнул на слова Вортигерна, но знал, что даже не будет думать о них. Рабы саксов и чьи-то забытые дочери. Его жизнь начинала походить на очень дурную трагедию с пропитыми актерами-попрошайками. Он долгое время и не чувствовал ее даже своей.
– Помни, – повторил Вортигерн, когда он уже уходил. – Они приедут под вечер. Выполни свою часть нашего плана, Амброзий. И нам обоим станет чуть проще жить.
Амброзий ему не ответил. Нынешнее бриттско-саксонское царство Повис, в которое теперь входили Дивед и северный Гвинедд, схваченные крепкой рукой императора, представляло собой диковинного и нереального зверя. Там была жестокость и кровожадность разбойных отрядов нанятых саксов и рядом же люди доброго царя Вортигерна, выходца из низов, испытавшего на себе все тяготы жизни простого народа, строили безопасные охраняемые дороги, прокладывали мосты и настилы через болота, прогоняли с западного побережья пиратов и назначали не самую высокую дань. В тех деревнях и домах, что он был, Амброзий не видел той всепоглощающей и одичавшей нищеты, что встречала его каждый раз в родных деревнях возле стены Адриана. У них была крепкая одежда, чтобы трудиться. У девиц – красивое платье для праздника, пусть и от матери и десять раз перешитое. Теплая обувь на долгую зиму. Связка поленьев у очага, тюк шерсти, зерно для себя и зерно для посевов. Хмельное пиво и лошадь одна на два дома. В эту эпоху междуцарствия и вседозволенности, что так прославлял их собственный господин им повезло значительно больше, чем соседним землям, утонувшим в голоде и печалях. И все же Вортигерн был его недругом. И Амброзий не видел пути примирения. Предательство незнакомца перенести было проще, чем предательство того, кого хотел назвать своим другом. И все же от него сегодня ждали лишь одного: хвалебной песни, лжи, лести, заступничества, называние императора преемником Рима и поручительства. По словам Вортигерна, ему это было под силу. Амброзий же колебался.
Хотел он или же нет, его дом был теперь здесь. Все тот же Повис. Он оглядел двор, дал пару мелких распоряжений – Вортигерн дошел до того, что во всеуслышанье объявил, будто бывший пленник и воин стены – теперь его главный поверенный. Пятая часть людей возмущаться не стала. Это были все еще люди его легиона.
– Знатный господин чем-то обеспокоен? – послышался над ним насмешливый голос. – Господин не знает, как еще себя пожалеть?
Амброзий скрипнул зубами и поднял голову вверх. На повороте каменной лестницы свесив вниз ноги сидел тот же юноша, которого он видел в комнате дочери Вортигерна. Центурион промолчал. Спорить с дерзким рабом было дурацкой затеей.
– Ладно Вортигерн думал, что его не заметят, – лениво продолжил мальчишка. – Он слишком заигрался в царя. Но ты-то, центурион. Ты вроде воин. Вас заметила даже молодая царевна, не говоря уже обо мне.
– А ты, я смотрю, как верный пес, встречаешь и ждешь своих прошлых хозяев. Сделай милость, забрось свой длинный язык себе на плечо.
Тот спрыгнул вниз, затем отряхнулся от дорожной пыли. Он был старше, чем Амброзию показалось вначале. Да, его можно было назвать еще глупым юнцом, но это был почти уже взрослый мужчина, только худой, высокий, бледный, заморенный и с заостренными чертами лица, оттого и казался мальчишкой. Как и многие из рабов. Слишком тщедушное тело и слишком яростный взгляд. Непонятно, в чем там держалась жизнь.
– Сколько тебе?
– Девятнадцать.
Ответ Амброзия слегка удивил – рабы редко умеют считать и еще реже знают точное время, когда они родились, их часто отдают новым хозяевам еще в раннем детстве.
– Что же до первого твоего вопроса, мой господин… – спокойно ответил юноша. – … не вижу стыда хранить верность тем, кто был к тебе добр. Так что да, я встречаю прошлых хозяев. А ты, Амброзий Аврелиан – своих будущих, – он насмешливо поклонился.
Амброзий вздрогнул от звука этого прозвища. Значит, слухи о нем дошли и до здешних земель. Похвала, которая может обернуться многими бедами, так же, как с Утером. Это слово не должно здесь больше звучать.
– Не называй меня так.
– Мне все равно, как тебя называть, господин. Должно быть, ты думаешь, зачем ты вообще со мной говоришь… Но пока ты еще не ушел, послушай совета, – он понизил голос до сиплого шепота. – Видишь того рослого сакса у кузни?
Амброзий повернулся в том направлении и увидел разбойника, который взял его в плен и которого Вортигерн избил при всех во дворе за жадность и непочтительность.
– И?
– Он хочет тебя убить, господин, – будничным тоном ответил слуга. – И поверь, не в честном бою. На твоем бы месте я прятал нож под подушкой. Покровительство Вортигерна тебе не поможет, если это отребье захочет с тобой поквитаться.
Один раз в темноте схватки Амброзию удалось одержать победу лишь левой рукой. Но от убийцы калеке увернуться труднее.
– Он ведь тоже слуга твоих бывших хозяев, – заметил Амброзий. – Саксонских бретвальд. Считается… считается, что я на их стороне сейчас – их и Вортигерна, – его передернуло, когда он произнёс это вслух, но ничего другого не оставалось. – Зачем ему убивать меня? Это не принесет ему выгоды.
Губы юноши кривила усмешка. Он встал рядом с центурионом, скрестил на груди руки и с вызовом посмотрел на косматого Лодегранса. Тот встретился с ним взглядом и перестал зубоскалить. Ещё мгновение – и он отошёл от света улицы в темный полумрак кузни.
– Запомни, центурион, – как равному сказал ему раб. – Здесь сторон нет и не было. Каждый лишь на своей собственной. Это полезно помнить, если хочешь покоптить небо ещё пару лет.
Ему скоро сорок. По меркам Рима это было немного. Да, он хочет ещё покоптить.
– Ты ведь не родился рабом, – наконец ответил Амброзий. Страха внезапные новости не принесли, этот сакс просто займет место в очереди вслед за Утером. – Ты говоришь не как раб, и что более важно – ты и думаешь не как он.
– И что с того?
– Ничего, – он пожал плечами. Это и вправду ничего не значило, ни сейчас, ни потом. – Как тебя зовут, парень?
– Мать назвала меня Мирддин. Мы жили тогда в Каэр-Венте. После того, как меня забрали к себе Хенгист и Хорса, мое имя зазвучало у них на другом языке. Теперь здесь зовут меня Мерлин.
– И почему ты помогаешь мне Мерлин?
– Его лицо, господин, нравится мне еще меньше, чем даже твое.
– Спасибо за честность.
Он не любил слушать это слово – «Каэр-Вент» – в последние месяцы. После того, как он слышал его, прошлое настигало его волной и смущало его. Шалфей и дикая мята в ее волосах. Ее сестра Уна с крепким луком и точно таким же голосом, не отличишь. Есть такие вопросы, на которые знаешь, что не хочешь ответа. И вещи такие, которые лучше не знать, но слова все равно срываются поспешно и опрометчиво, будто нарочно тревожишь старую рану. Он хотел спросить этого юношу: «Видел ли ты в Каэр-Венте ее? Слышал ли имя?» Он чувствовал, что эти вопросы снова приведут его к неразрешимой загадке, но не видел смысла противиться.
Низкий гул трубы заглушил слова центуриона и будто выдернул его из глубокого сна. Под стенами крепости Вортигерна стояли вожди саксов со свитой и войском.
– Пора встречать званых гостей, господин, – сказал ему Мерлин. – Прикажи открывать ворота.
Амброзий Полу-бритт рассеянно кивнул этому тщедушному, странному юноше, стараясь не думать о том, что перед ним может быть его плоть и кровь.
1 Англосаксонский термин, применявшийся к некоторым владыкам
Глава 8. Новые союзы
Великие вожди саксонских племен – братья-бретвальды Хенгист и Хорса – предстали в замке императора Вортигерна во всей силе и блеске варварского победившего мира. Утера хватил бы удар, подумал Амброзий, когда тот стоял подле властителя Повиса в главном зале его огромного замка. Гражданин Рима и сын претора с почтением и дружелюбием приветствует людей, несведущих ни в дипломатии, ни в науках, ни в философии, ни в политике, ни в единой крупице того, из чего состоял цивилизованный мир в представлении золотого орла. Амброзий как правая рука императора выступил вперед, чтобы поприветствовать саксов. Те были огромными и широкоплечими, выше его на полторы головы, хотя и сам центурион был отнюдь не хилым и низкорослым. Их косматые волосы были скручены в причудливые косы с узлами. В груди Амброзия взыграла какая-то нелепая мальчишеская злая весёлость. Безумная дерзость, как у того юноши Мерлина. Все происходящее так не вязалось с его прошлой жизнью, он представил на миг лицо Утера, если бы тот оказался рядом, смех задушил его, и он почтительно поклонился. Вортигерн будет доволен, он даже не просил его о таком.
– Я приветствую вас в Повисе, мужи достойные и храбрейшие, – начал Амброзий. – Будьте же желанными гостями в доме императора Вортигерна. Вы и ваши бесстрашные воины.
Этим было хорошо классическое образование римского гражданина. У него с юности был прекрасно подвешен язык.
На мгновение ему показалось, что саксы опешили от такого приема.
