***
Битва закончилась разгромом могутичей. Грозномир вынужден был отвести свои полки. Но так просто отказываться от задуманного он не собирался, да и Прияслав догадывался, что одной битвой дело не кончится. Однако пока всё это было ещё впереди, а здесь и теперь Грозномир был в ярости. Второй день они выходят биться с твердичами – и второй день не могут ничего добиться! Ну ладно, накануне волхвы перемудрили. Но сегодня-то!
Расхаживая по гриднице, Грозномир размышлял. Что ни говори, а понять, как твердичам удалось устоять перед ними, никак не получалось. А вот наказать тех, кто не выполнил его приказы…
Грозномир резко повернулся и в упор взглянул на воеводу Крушибора:
– Как так вышло, что засадный полк в битву не вступил?
В отличие от князя, воевода был совершенно спокоен, во всяком случае внешне. Негромко, но твёрдо он откликнулся:
– А вот это, княже, мы у них самих и узнаем.
Он махнул кому-то рукой. В гридницу, склонившись под невысокой притолокой, вошли несколько гридей и ратников. Они держались настороженно и на князя посматривали с опаской. Окинув их взглядом и не увидев сотника, Грозномир нахмурился:
– А Корец где?
– Так это… убили его, – десятник Нежата с виноватым видом развёл руками, словно говоря: я тут ни при чём.
– Как – убили?! – вскинулся Грозномир.
– Так напали на нас. Не ведаю уж, откуда они там взялись – мы ж весь лес обшарили, и лога, и кусты! Не иначе, сам Леший их туда перенёс!
– Сколько их было? – требовательно спросил князь.
Однако Нежата только вновь развёл руками. Ответа на этот простой вопрос он не знал. В сумятице, которую учинило внезапное нападение, никому и в голову не пришло считать противников. К тому же густые кусты, надёжно укрывавшие могутический засадный полк от чужих глаз, на сей раз их же и подвели, спрятав подобравшихся к ним твердичей. После этого боя засадный полк не досчитался по меньшей мере половины. Кого-то подстрелили в самом начале, кто-то позже пал под мечами и топорами твердичей. Скольких положили они сами, никто из могутичей разбираться не стал, самым большим желанием большинства тогда было убраться оттуда. И чем скорее, тем лучше.
Но, как оказалось, Нежата, и сам пару раз раненный, думал не только о бегстве. По его знаку двое гридей вытолкнули вперёд связанного пленника. Плечи его обтягивала кольчуга, а вот шлем с него стащили, и солнечный луч, пробравшийся в окно гридницы, вспыхнул пламенем, коснувшись его волос.
Глава 19
Твердята покусывал губы. Он не знал, как расскажет Молнеславу, а тем паче – Воеславу, что Огнеца нет… Хотя в это он и сам всё ещё не мог поверить. Но Огнеца не оказалось ни среди живых, ни среди убитых.
После того, как уцелевшие могутичи оставили поле боя, твердичи обшарили всю опушку, собирая своих. Раненых наскоро перевязывали, погибших укладывали на сделанные тут же волокуши. Оставлять их здесь не хотелось. Погибших оказалось не так много, как они ждали, хотя ранены были почти все. И только Огнец исчез, казалось, вовсе без следа.
Один из ратников, хмурясь и потирая лоб, проговорил:
– Так вот кого они, стало быть, тащили… Я сквозь ветки-то не разглядел, только и видел, что плечо в кольчуге да вроде шлем. Думал, кого из своих уносят. Да и не до того было, чтобы за ними гоняться.
– Вот оно как… – протянул Твердята. – Видать, оглушили его, а после с собой и увезли…
– Да на что ж он им понадобился? – охнул кто-то.
– А ты как думаешь? – Твердята невесело усмехнулся. – Они, чай, не хуже нас знают: кольчуга, пояс в серебре – стало быть, не из простых ратников… Теперь, небось, так просто не отпустят… Ладно, он там, а мы-то здесь. Давайте-ка всех собирать – и к своим.
Погибших укладывали по двое-трое, тяжело раненных – поодиночке. Близость болота в кои-то веки выручала. Потому что белёсый болотный мох, прижатый к ранам, хорошо запирал кровь. А это для многих оказалось серьёзной подмогой.
Убитых могутичей оставили лежать там, где их застигла смерть. А вот троих обнаружившихся раненых (один из них, судя по кольчуге и богатому поясу, был из гридей Прияслава) перевязали и прихватили с собой. Если и впрямь Огнец в плену, они наверняка лишними не будут.
Отдалённый шум подсказывал, что там, в долине битва ещё не закончилась. Потому идти решили пока под прикрытием леса. Правда, густой подлесок изрядно затруднял движение. Налегке они пробрались бы здесь без труда, но сейчас приходилось тащить за собой волокуши. Потому шли небыстро, и Твердята, обеспокоенный этим, приказал нескольким ратникам, кто пострадал меньше других, держаться позади и приглядывать, чтобы на них не напали.
Временами полоса деревьев и кустов сужалась всего до пары саженей. По одну сторону была открытая луговина, по другую – болото-верховка. Это и делало лес таким удобным для засадных полков: подобраться к ним было слишком сложно. Кабы не помощь Сварожьего знака, едва ли им удалось бы подойти вплотную к могутичам…
Солнце, изредка прорывавшееся в разрывы туч, уже клонилось к закату, когда они вы-брались из леса и в обход долины двинулись к своему лагерю. Говорить не хотелось. Все понимали, что разговор с князьями лёгким не будет.
* * *
Грозномир смотрел на пленника, не скрывая гнева. Из-за какого-то мальчишки пошла прахом затея с засадным полком! Именно мальчишки – едва ли ему было больше двадцати. Но кольчуга, пояс с серебряными накладками и хороший меч (его подал князю один из гридей, сопровождавших пленника) явно не могли принадлежать простому гридю. Да и держался он уверенно, даже горделиво, словно и не был связан. Окажись вдруг здесь Молнеслав, он бы наверняка увидел в его поведении что-то очень знакомое.
Переведя взгляд на пояс с мечом, Грозномир нахмурился. Наворопники Крушибора не ошиблись, когда говорили, что вместе с твердичами пришли войнаричи. Потому что узор на поясных накладках явственно выдавал гридя из войнарической дружины.
Вообще-то по-хорошему следовало бы забрать у пленника и кольчугу – вещь дорогая, глядишь, и пригодилась бы кому. Но там, в лесу, у могутичей не было на это времени: они спешили унести ноги, да и оглушённый гридь в любой момент мог прийти в себя. А теперь пришлось бы для этого развязывать его. На это решились бы немногие. По крайней мере, сей-час. Потому пока решили оставить всё как есть.
Однако все попытки расспрашивать пленника остались безуспешными. Парень либо молчал, либо на все вопросы отвечал насмешками, которые ещё больше выводили Грозномира из равновесия. Наконец, убедившись в бесполезности этих попыток, Грозномир обвёл взглядом своих гридей и окликнул:
– Любомил!
Один из гридей подошёл к князю. Грозномир испытующе взглянул на него:
– Знаешь его?
– Нет, – хрипловато, но спокойно проронил тот.
– Так ли? – Грозномир прищурился. – Он ведь, как и ты, из войнаричей.
– Видеть его я и впрямь видел, – пожал плечами гридь, – но и только. Мало ли их там в дружине!
– Да, это верно… – князь ненадолго задумался, а потом протянул гридю пояс и меч пленника. – Возьми себе.
Любомил поклонился, принимая этот дар, и отошёл. А Грозномир взглянул на пленника и коротко приказал:
– Запереть его в какую-нибудь клеть. После подумаем, что с ним делать. Сторожить по-крепче! Да смотрите – мне он живым нужен!
Пленника увели, а князь, отослав гридей и прочих любопытствующих, подозвал воевод и ближних бояр. Требовалось решить, как быть дальше.
* * *
Не зря Твердята боялся разговора с побратимами. Узнав, что Огнец скорее всего в плену, все трое переменились в лице. Воеслав побледнел и некоторое время молчал, только судорожно дышал через стиснутые зубы. Однако, когда заговорил, голос его прозвучал почти спокойно, лишь чуть хрипловато:
– Мы все знали, на что идём…
Но все, кто был рядом, поняли: этого он Грозномиру точно не простит. А уж если с Огнецом в самом деле что-то случится… впрочем, об этом предпочли даже не задумываться.
Громобой слегка сжал плечо побратима:
– Пленника освободить можно. Только подумать, как.
Воеслав благодарно кивнул.
На пленных могутичей он даже не глянул, отдал их полностью на волю Прияслава. На удивлённые взгляды воевод пояснил:
– Эти так… мелкая сошка. Грозномир, поди, и имён-то их не знает – ни к чему.
– Ну, двое и впрямь из воев, а третий-то гридь, – возразил Молнеслав. – Глядишь, и удалось бы Грозномира на обмен уговорить.
Однако Воеслав покачал головой:
– Вот как раз этого делать нельзя. Коли Грозномир поймёт, что мы хотим его пленника вызволить, кто ведает, чего он удумает… Может ведь потребовать, чтобы мы в следующей битве не участвовали, пригрозит, что иначе Огнецу не жить…
Побратимам сделалось не по себе. Оба чувствовали боль Воеслава и бессилие перед этой ситуацией – и его, и своё собственное. Нужно было придумать что-то иное, вот только что? Потому что перед ними был слишком тяжёлый, даже страшный выбор: отказаться от обещания помочь Прияславу, разорвать едва утверждённые докончания, либо обречь Огнеца, воз-можно, на гибель. И пока они не представляли, как быть.
* * *
Боярич Любомил стоял на забороле и невидяще смотрел в синий сумрак летней ночи. Происходящее нравилось ему всё меньше.
Вскоре после неудачи с ближней дружиной Воеслава боярин Милован объявил всем домочадцам, что они уезжают из Еловца. Любомилу тогда казалось, что ничего плохого в этом нет. К тому же боярин выбрал новым местом для обустройства земли могутичей. А это означало, что в частых распрях войнаричей с соседями им не придётся поднимать оружие против своих соотчичей.
С самого начала всё пошло на удивление хорошо. Даже, пожалуй, слишком хорошо. Мало того, что Грозномир охотно принял их, он ещё и исполнил давнюю мечту боярина Милована и взял Любомила в свою ближнюю дружину. Правда, его ближняя дружина предназначалась не «для дела» – на это была большая славиградская дружина, а «для почёту». Гриди ближней дружины сопровождали князя в поездках да несли стражу в гриднице и тереме. И даже теперь, когда прочие гриди и простые ратники сходились в битвах, оставались при князе. Но Любомил понимал: если всё и дальше пойдёт так же, как нынче, встречи с войнаричами, может, даже и в бою, ему не миновать.
За эти пару лет Любомил успел понять, что судьба, которую отец считал самой лучшей для него, его самого вовсе не привлекает. Выполнять приказы князя, даже те, с которыми был не согласен, оказалось совсем непросто. И хоть отец убеждал, что это только поначалу трудно, а потом он привыкнет, Любомил знал совершенно точно: ему вовсе не хочется вот так про-жить всю жизнь. А ещё ему не хотелось и дальше жить среди могутичей. Там, дома, в Еловце всё было как-то иначе. Нет, дело даже не в том, что там он просто жил как живётся, а теперь стал гридем. Сам себя Любомил ощущал деревом, которое вырвали из земли, воткнули в сухой песок и ждут, что оно вот-вот зацветёт…
Он не признался князю, что знает его пленника. И имя, и то, что этот парень принадлежит к ближнему кругу нынешнего войнарического князя. Пока боярин Милован был занят, пытаясь пристроить сына в ближнюю дружину Воеслава, сам Любомил исподволь присматривался к тем, кто мог в будущем стать его товарищами. И, хотя затея боярина не удалась, Любомил об отношениях между Воеславом и его гридями успел узнать немало. И то, что ближняя дружина по-настоящему была единым целым, даже если кто-то из гридей обзаводился семьёй. И то, что Огнеца и сам Воеслав, и большинство гридей воспринимают как меньшого братишку. Но Любомил почему-то был уверен: Грозномиру лучше не знать об этом. Больше того – всерьёз раздумывал, как бы вытащить Огнеца. Вот только управиться с этим в одиночку будет непросто…
Любомилу вспомнился недавний разговор с одним из гридей, которых воевода Круши-бор отправлял в навороп туда, где стояли твердичи и их союзники. С ним у Любомила за два года сложились приятельские отношения, и случалось, что они подолгу говорили – если разобраться, вовсе ни о чём. Так, о каких-то пустяках – о ловах, конях, чьих-то успехах или, напротив, неудачах… В этот раз Переслег как-то очень сосредоточенно наблюдал за одним из челядинов, словно силился что-то вспомнить. На вопрос Любомила он лишь повёл плечом:
– Да ну, глупости в голову лезут… Помстилось, что я этого парня там, у твердичей видел. А на самом-то деле мало ли таких?
Любомил согласился с ним, но паренька, на которого указал Переслег, на всякий случай запомнил. Хотя, правду сказать, парень был совсем неприметный.
Вспомнив об этом, он задумался. Для начала надо узнать точно, прав Переслег в своих подозрениях или ему и впрямь помстилось. Если прав – тогда… В голове у Любомила начал складываться план, как помочь Огнецу. А заодно и себе, потому что оставаться у могутичей ему было уже невмоготу.
* * *
Боевые дреки шли широким косяком, словно диковинные рыбы или птицы. Войнаричи с тревогой наблюдали за ними. Плохо было то, что полки из Велегостья добраться сюда ещё не успели, хоть и были на подходе. Впрочем, несколько дружин бояр и посадников, земли которых лежали между здешними межами и Велегостьем, уже присоединились к защитникам.
Кто-то из бояр заметил:
– А говорили вроде, что их князья с нашими в родстве…
– Те, которые в родстве, не тут живут – к восходу от Змеицы их земли начинаются, – откликнулся Чистец. Он пристально наблюдал за непрошенными гостями, пытаясь угадать, к какому берегу залива направятся корабли. Но то ли они сами ещё не решили, то ли хотели сперва подойти ближе, а может, думали ударить сразу в обе стороны. Во всяком случае, пока все корабли шли прямиком к горловине залива.
– Эх, гром их разрази! – досадливо обронил кто-то.
Чистец обернулся:
– Гром, говоришь? А что, может, и разразит! – он взглянул на побратимов. – Может, и впрямь?..
Темнята и Прозор переглянулись и решительно шагнули к нему. Остальные, повинуясь властному жесту воеводы, отошли, оставив их втроём на высоком мысу.
Им не требовалось ничего говорить – они просто обнажили мечи и встали рядом. Дела-лось это не впервые, и слова заговоров привычно срывались с губ. Гриди и простые ратники, стоявшие поодаль, не могли разобрать, что они говорят. Расслышали лишь последние слова:
– Сила Перуна с нами!
Пробуждение силы, которую призывали трое побратимов, почувствовали все. Налетевший ветер рванул плащи и свиты. Сгустившиеся над мысом тучи сначала медленно, а потом всё быстрее поползли в сторону моря. Ветер, надувавший паруса кораблей, не мог обратить их вспять – тучи шли выше. И наконец ярко сверкнула молния, соединяя небо и море.
Гроза неумолимо приближалась к кораблям. С берега было видно, как там засуетились, пытаясь развернуть их и увести от грозы. Тем, кто был дальше от берега, это даже удалось. А вот нескольким ближним не повезло. Длинная разветвлённая молния ударила так, что зацепила мачту одного дреки и борт другого. Все, кто оказался поблизости, оказались сбиты с ног. Разобрать, кто из них оглушён, а кто убит на месте, с берега, понятно, не могли. А вот дерево, хоть и сырое и просолённое, загорелось неожиданно легко. Тушить пламя никто даже не пытался – ясно было, что ничего не получится. Те, кто ещё был жив и способен хоть что-то делать, выпрыгивали за борт и пытались плыть – кто к недалёкому уже берегу, кто к другим кораблям.
