Что ж. Самое правильное — взобраться по стене со стороны дальнего павильона. Я бы точно выбрал ее, если бы собирался штурмовать храм — в ограде, как и рядом с главными воротами, имелись удобные для подъема резные щели. Вот только улица была значительно темнее других, а к полуночи должна стать безлюдной.
Оставалось самое сложное — привести того, кто сможет выкрасть Сюин, придумать адекватную легенду, зачем мне это нужно, и объяснить ему, как из сотен девушек найти одну!.. Я зарычал, с трудом сдерживая гнев.
— Демонова старуха, — шипел себе под нос, — чтоб тебя обожаемое Небо прибрало! Да побыстрее! Императорское письмо, говоришь? Будет письмо…
И тут я услышал тихий плаксивый голос:
— Небо и Киую, пожалуйста, защити Матушку...
Мне показалось это интересным. Я подошел к ограде и пригляделся — под деревом сидела девочка и, держа над головой руки, смотрела в вышину и плакала так, будто кто-то умер.
«Мое пожелание услышали?» — невольно подумал, вслушиваясь в молитву. Или просто совпадение?
Движимый любопытством я спросил:
— Эй, что случилось?
Ученица вздрогнула и, испугавшись, вскочила на ноги, но не убежала.
— Простите, господин, я... — сказала девочка, поспешно вытирая глаза. — Я не хотела потревожить вас своими слезами.
— Ты не потревожила, — ответил как можно снисходительнее. — Я просто... Бродил здесь. Думал зайти.
— Храм откроется утром, — заметила ученица, явно пытаясь подражать нравоучительному голосу наставницы.
— Точно, — поспешил согласиться я. — Никак не могу привыкнуть. В столице храмы не закрываются на ночь. Так что случилось?
— Матушке стало плохо, — наконец призналась послушница. — И я... И я... Я испугалась. Простите. Понимаете, я здесь недавно. Дядя привёл меня после смерти мамы. Я только привыкла, только освоилась, а тут… Я боюсь. Вдруг с настоятельницей что-то случится? Вдруг меня выгонят на улицу?
Девочка закрыла лицо руками и вновь разревелась. В нее не успели вдолбить все правила поведения, и она еще не умела себя контролировать.
— Как тебя зовут? — спросил я, как можно мягче.
— Меймей.
— Меймей, — начал я, радуясь тому, что мне, кажется, улыбнулась удача, — знаешь, я могу прислать к Матушке лучшего доктора...
— Правда? — перебила меня девочка, не давая договорить условия. — Вы не врете?
— Нет. Но…
— Спасибо, господин! Само Небо послало вас! Ой… — спохватилась девочка, подбегая к ограде и улыбаясь. — Вы, наверное, друг Сюин? Она просила меня дождаться вас и передать, что ее отправили в монастырь Киую.
Ошеломленный услышанным, я старался улыбаться, хотя это было непросто. Друг? Дождаться? Монастырь? Мне захотелось, позабыв обо всем, обернуться и сорваться с места, растворяясь в ночи.
— Спасибо, Меймей, — выдавил из себя.
А затем достал из кошелька монетку.
— Ты молодец, — сказал, вручая ее девочке. — Вот только… Давай сохраним этот секрет в тайне? Она будет только моя, твоя и Сюин? Хорошо?
— Хорошо, — согласилась ученица. — А вы точно пришлете доктора?
Я кивнул, а затем поспешил к нищему.
— Когда ушли паломники Киую? — спросил старика.
— Что-то около часа Козы, господин, — пролепетал тот, подобострастно заглядывая мне в глаза.
Я выругался про себя, но полез за кошельком и дал ему обещанные деньги.
Значит, Киую! Что ж, Матушка, признаю — хороший ход, если бы не некоторые «но»! Зверь недовольно зашипел, стоило вспомнить про «друзей» Сюин. Надо спешить, если я не хочу, чтобы девушка оказалась потерянной для меня.
Спрятав печать, я поспешил в гарнизон. Людей на улице было слишком много. Они не успевали расступаться, а потому временами мне приходилось расталкивать их руками, а одного зазевавшегося я отпихнул в сторону, но здоровяк не полез в драку — он был еще трезвым и не потерял инстинкт самосохранения.
Хотелось обернуться, но разум вновь взял верх — без лошади я не смогу увезти Сюин. Не посажу же я ее себе на спину? Хотя… Я поспешил отбросить странную мысль.
Однако прежде чем отправиться за паломниками, я написал письмо. Мне было плевать на здоровье старой карги, но невыполненное обещание жгло изнутри, не давая сосредоточиться на других задачах.
— Найди лучшего доктора в Гондаге, — приказал я своему подчиненному, вручая свиток с печатью, — и незамедлительно отправь в храм Неба!
И только потом бросился в погоню.
Я нагнал повозку утром нового дня, когда она была у подножия горы, опередил ее, соскочил с лошади и перегородил дорогу.
— Где девушка? — спросил, разглядывая паломников. Они смотрели на меня с недоумением и осуждением. Небо вас всех прибери с вашим обетом молчания!
Сердце дрогнуло, уловив тонкий аромат. И мне показалось, что я чувствую что-то незнакомое, чего прежде никогда не ощущал. А в следующий миг уши уловили настораживающие звуки — топот копыт, звон упряжи. И они становились все громче и громче, пока не показались всадники в лохмотьях, с закрытыми наполовину лицами. Я ловил каждое движение незнакомцев, а потому заметил и оружие, и то, как оно выскочило из ножен.
Отряд остановился. Один из них спешился и подбежал к повозке. Наемник стал срывать капюшоны с перепуганных странников и рассматривать женские лица.
— Паломников запрещено трогать, если нет соответствующего указа императора, — напомнил я, выходя вперед.
Незнакомец, лицо которого было на половину прикрыто платком, направил на меня острие короткого меча и крикнул своим:
— Ее здесь нет! — а затем протянул мне: — Ты не похож на паломника. Говори — куда подевалась девчонка?!
— Понятия не имею, — признался, глядя в глаза противнику.
— Эти люди умрут, если не скажешь, — прошипел наемник, собираясь приблизиться ко мне, вот только я слышал, как участилось его сердцебиение, и видел капли выступившей на лбу испарины. Незнакомец явно был не из трусов и с трудом справлялся с внезапно охватившей его эмоцией.
Я же подумал, что такими серьезными угрозами просто так не бросаются. Воспользовавшись замешательством, я схватил разбойника за горло. Тот засипел, кинул оружие и вцепился пальцами в мою руку, пытаясь избавиться от нее.
В этот же миг я заметил, что в меня летит нож. Я мгновенно увернулся, бросая пленника, который, судорожно хватая ртом воздух, не заметил второго кинжала и упал на дорогу. От него потянулся тонкий пряный запах свежей крови. Я же выхватил меч, но обнаружил, что на месте всадников осталось только облако пыли.
— Идите в монастырь! — приказал испуганным путникам, спрятавшимся под повозкой. И те покорно отправились путь.
А я поспешил найти Сюин, которая, скорее всего, скрылась в лесу — это радовало и беспокоило одновременно.
— Стой здесь! — повелел, глядя лошади в глаза, проверяя — достаточно ли подавлена ее воля, а затем ободряюще погладил по морде.
Уверенный, что животное никуда не убежит, я шагнул под густые кроны, где между стволов до сих пор пряталась тьма.
Лес притуплял запах пиона, который так и норовил смешаться с ароматами трав, мха и хвои. Но я видел все поломанные ветки и притоптанные стебли.
«Вот же быстрая!» — ворчал, преследуя «добычу». Но вскоре во мне проснулся охотничий инстинкт, а вместе с ним — азарт, потому что от таких, как я, нельзя убегать. Я знал, что поймаю Сюин во что бы то ни стало, и эта мысль будоражила кровь, временно вытесняя думы о наемниках.
Наконец я увидел девчонку, которая спряталась за широким стволом дуба. Если бы не розоватое свечение и запах — не заметил бы. Я крался до ствола, бесшумно ступая по зарослям папоротника, не желая спугнуть беглянку. Однако когда я вышел к ней, девушка тихо вскрикнула.
— Я не виновата! — затараторила Сюин. — Я просто шла в аптеку! Случайно задела его! А потом он хотел меня ударить, а я пыталась защищаться! Неужели это такое страшное преступление? Вам заняться больше нечем, как бегать за мной по лесам? Что, нет преступников пострашнее?!
Она продолжала нести какую-то околесицу, а я приближался к ней, желая прикоснуться. Мне надо было убедиться, что она настоящая, а не мираж и не злая шутка богов. Запах пиона сводил с ума, и я хотел притянуть опешившую девушку, смотревшую на меня как кролик на удава, к себе, когда она неожиданно спросила:
— Вы казните меня?
В голову вернулась ясность, так как я вспомнил, что на дороге остался лежать мертвый наемник, которому зачем-то понадобилась Сюин. Я насторожился, когда в вышине что-то треснуло — из-за ветра сломалась ветка и стремительно полетела вниз. Еще вчера я бы даже внимания на нее не обратил, а сейчас подхватил девушку и отошел в сторону, под зеленый кленовый дождь.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался, убирая лист с волос, а затем ставя Сюин на землю и беря за руку.
— Вы преследовали меня, — уточнила беглянка, неуверенно пытаясь освободиться.
— Нет, Сюин, я не собираюсь казнить тебя, — ответил, усмехаясь, и повел ее к лошади.
— Накажете? Отдадите под суд? Посадите в темницу? Высеките? Отправите на каторгу? — продолжала допытываться девушка, пока мы шли к дороге. — Просто не похоже, чтобы вам была нужна служанка. Или работа у вас и каторга — это одно и то же?
Удивленный неожиданной дерзостью, я остановился и посмотрел на Сюин — та поспешила потупиться и некоторое время покорно следовала за мной.
Лес остался позади. Однако перед тем, как выйти, я внимательно осмотрелся и прислушался. Убедившись, что ничего в окружающем мире не внушает опасения, мы направились к ожидавшему нас животному.
— Садись, — приказал, указывая на коня.
Сюин же скрестила на груди руки, вздернула подбородок и возразила:
— Не сяду! Матушка всегда говорила, что порядочная девушка и хорошая служанка никогда не залезет на лошадь незнакомого человека! А я даже не знаю, как вас зовут, значит, вы незнакомый! А еще я имею право взглянуть на контракт, который вы заключили с монастырем, потому что без контракта я никуда не поеду.
— Меня зовут Вэйдун, — сдался я под напором ее эмоций, принюхиваясь к дуновениям ветра. Неужели просто уехали и даже не попытались устроить засаду? — Сюин, пожалуйста, садись на лошадь.
Она же продолжила переминаться с ноги на ногу.
— А контракт?
— Сюин… ты уже знаешь, как меня зовут… Насчет договора поговорим в другом месте.
Однако девушка не спешила выполнять мою просьбу, лишь бросила растерянный взгляд на стремена. И тут я догадался:
— Ты не умеешь.
— Ах, простите, господин! Нас, служанок, каждый день обучают ездить верхом да вести светские беседы!.. — Она зажала рот ладонью. — Умоляю, не рассказывайте Матушке, что я перечила вам! Больше этого не повторится — обещаю!
Я усмехнулся, подумав, что методы воспитания Матушки внушают уважение. Решив, пусть лучше боится настоятельницу, чем меня, я подошел, взял Сюин за талию и усадил в седло. Сам же пошел рядом.
— Давай договоримся, в следующий раз, если ты чего-то не умеешь, скажешь мне об этом прямо, — попросил я и поднял голову, чтобы увидеть, как девушка кивает.
Я вслушивался в каждый шорох, в любое подобие дыхания, свиста, опасаясь пропустить стрелу или летящий кинжал. Хотелось вскочить в седло и незамедлительно убраться подальше из этого глухого места, но мне надо было осмотреть убитого.
— Закрой глаза, — приказал Сюин, когда мы подходили к наемнику.
— Небо, что это? — услышал ошеломленный шепот.
— Я же попросил! — прорычал, глядя на побледневшую девушку, а затем поспешил объяснить: — Разбойник, хотел поживиться деньгами…
— А где паломники? — спросила Сюин, озираясь.
— Ушли в монастырь.
— Вы спасли их?
— Да.
— Клянетесь?
Кивнул.
Убедившись, что на одежде и на теле наемника не было никаких опознавательных знаков, я забрался в седло, прижимаясь грудью к девушке, которая никак не могла устроиться.
— Как люди сидят, — забормотала она, едва мы тронулись в путь.
— Помолчи, пожалуйста, — попросил, нуждаясь в сосредоточенности и тишине.
Всю дорогу я был напряжен, опасаясь засады, нападения или брошенного из укрытия оружия. Слух и зрение были обострены до предела, чтобы в случае опасности я мог заслонить собой девушку. Я гнал лошадь, прижимая Сюин к себе, не задумываясь о ее комфорте. Расслабился, только когда оказался на принадлежащей мне в Гондаге территории. Сюин же едва держалась в седле, потому что мы мчались целый день без остановки.
Оказавшись дома далеко за полночь, я взял сонную, непривыкшую к длительным переездам девушку на руки и отнес к себе. Сам я тоже порядком измотался и с удовольствием упал бы рядом, но надо было срочно написать несколько писем.
Управившись с делами и приказав незамедлительно доставить почту адресатам, я заполз в комнату. Хотелось незамедлительно лечь на кровать, но зверь помнил о нападении, а потому, несмотря на чудовищную усталость, я подошел к окну и с высоты всмотрелся в тихую облачную ночь. Разглядев недремлющую стражу, я успокоился и растянулся рядом с уже уснувшей Сюин.
— Настоящая, — проговорил я, по-прежнему с трудом веря, что столкнулся со своей избранницей, бредя по улицам Гондаге.
И, окутанный дурманящим ароматом пиона, провалился в сон.
Висевший над крыльцом противоположного дома фонарь раскачивался на цепочке маятником, издавая звуки, подозрительно напоминавшие писк. Влево-вправо, пи-ви…
Скрип, скрип — вторила ему ставня, которую постоялец не хотел закрывать на ночь, и теперь она не без помощи ветра подпевала ночному оркестру. Это раздражало.
Опираясь на трость, мужчина поднялся из кресла, стоявшего рядом с окном, и поспешил закрыть створки, чтобы воцарилась вожделенная тишина.
Красноватый свет заключенного в лампу пламени то становился ярким, точно костер, стремящийся поглотить не только дом, но весь город, то тускнел, грозя кануть в небытие. Табачный дым, проникавший из всех щелей и теперь ничем не выветривавшийся, мгновенно заполнил комнату, так что начало резать глаза. С первого этажа долетел громкий, неестественно задорный смех.
— Клянусь, малышка, ни один хорсиец не сравнится с форгардцем! — послышался пьяный хрипловатый голос.
Скрип — плакали половицы под тяжелыми шагами. Резкий мужской хохот. Несвязное женское бормотание.
Скрип — дверь соседней комнаты открылась.
И снова смех. Скрип. Смех. Кто-то упал на кровать. Скрип. Смех. Стон. Скрип. Опять стон — протяжный, умоляющий.
Постоялец усмехнулся. Чего еще можно было ожидать от Дома Жу?
— Еще партия! Еще партия! — донесся снизу визг девчонки. Ее поддержали нетрезвые клиенты.
Скрип-скрип. Тук-тук.
Мужчина вздрогнул, понимая, что последние звуки были адресованы ему.
— Да! — отозвался он.
— Господин, — проговорила статная красивая хорсийка средних лет, входя в комнату и низко кланяясь. — Вас желают видеть.
Ну наконец-то! С трудом преодолевая дискомфорт — демоны раздери и отжарь тех партолийцев, что раздробили ему кости! — гость встал, опираясь на трость, и поковылял на первый этаж.
Здесь помимо обычного зала со столами, за которыми сидели лишь капитаны кораблей — в основном нитторийцы и лишь несколько форгардцев, — да их помощники, окруженные самыми дорогими девочками Гондаге, находились кабинеты, закрытые резными дверцами от любопытных взглядов.
В одно из таких помещений вошел постоялец, подволакивая ногу, разболевшуюся видимо на погоду, из-за чего настроение мужчины испортилось. Внутри кабинета его уже ожидал хорсиец. Веер в руке гостя неустанно открывался и закрывался, ни на мгновение не останавливаясь.
Оставалось самое сложное — привести того, кто сможет выкрасть Сюин, придумать адекватную легенду, зачем мне это нужно, и объяснить ему, как из сотен девушек найти одну!.. Я зарычал, с трудом сдерживая гнев.
— Демонова старуха, — шипел себе под нос, — чтоб тебя обожаемое Небо прибрало! Да побыстрее! Императорское письмо, говоришь? Будет письмо…
И тут я услышал тихий плаксивый голос:
— Небо и Киую, пожалуйста, защити Матушку...
Мне показалось это интересным. Я подошел к ограде и пригляделся — под деревом сидела девочка и, держа над головой руки, смотрела в вышину и плакала так, будто кто-то умер.
«Мое пожелание услышали?» — невольно подумал, вслушиваясь в молитву. Или просто совпадение?
Движимый любопытством я спросил:
— Эй, что случилось?
Ученица вздрогнула и, испугавшись, вскочила на ноги, но не убежала.
— Простите, господин, я... — сказала девочка, поспешно вытирая глаза. — Я не хотела потревожить вас своими слезами.
— Ты не потревожила, — ответил как можно снисходительнее. — Я просто... Бродил здесь. Думал зайти.
— Храм откроется утром, — заметила ученица, явно пытаясь подражать нравоучительному голосу наставницы.
— Точно, — поспешил согласиться я. — Никак не могу привыкнуть. В столице храмы не закрываются на ночь. Так что случилось?
— Матушке стало плохо, — наконец призналась послушница. — И я... И я... Я испугалась. Простите. Понимаете, я здесь недавно. Дядя привёл меня после смерти мамы. Я только привыкла, только освоилась, а тут… Я боюсь. Вдруг с настоятельницей что-то случится? Вдруг меня выгонят на улицу?
Девочка закрыла лицо руками и вновь разревелась. В нее не успели вдолбить все правила поведения, и она еще не умела себя контролировать.
— Как тебя зовут? — спросил я, как можно мягче.
— Меймей.
— Меймей, — начал я, радуясь тому, что мне, кажется, улыбнулась удача, — знаешь, я могу прислать к Матушке лучшего доктора...
— Правда? — перебила меня девочка, не давая договорить условия. — Вы не врете?
— Нет. Но…
— Спасибо, господин! Само Небо послало вас! Ой… — спохватилась девочка, подбегая к ограде и улыбаясь. — Вы, наверное, друг Сюин? Она просила меня дождаться вас и передать, что ее отправили в монастырь Киую.
Ошеломленный услышанным, я старался улыбаться, хотя это было непросто. Друг? Дождаться? Монастырь? Мне захотелось, позабыв обо всем, обернуться и сорваться с места, растворяясь в ночи.
— Спасибо, Меймей, — выдавил из себя.
А затем достал из кошелька монетку.
— Ты молодец, — сказал, вручая ее девочке. — Вот только… Давай сохраним этот секрет в тайне? Она будет только моя, твоя и Сюин? Хорошо?
— Хорошо, — согласилась ученица. — А вы точно пришлете доктора?
Я кивнул, а затем поспешил к нищему.
— Когда ушли паломники Киую? — спросил старика.
— Что-то около часа Козы, господин, — пролепетал тот, подобострастно заглядывая мне в глаза.
Я выругался про себя, но полез за кошельком и дал ему обещанные деньги.
Значит, Киую! Что ж, Матушка, признаю — хороший ход, если бы не некоторые «но»! Зверь недовольно зашипел, стоило вспомнить про «друзей» Сюин. Надо спешить, если я не хочу, чтобы девушка оказалась потерянной для меня.
Спрятав печать, я поспешил в гарнизон. Людей на улице было слишком много. Они не успевали расступаться, а потому временами мне приходилось расталкивать их руками, а одного зазевавшегося я отпихнул в сторону, но здоровяк не полез в драку — он был еще трезвым и не потерял инстинкт самосохранения.
Хотелось обернуться, но разум вновь взял верх — без лошади я не смогу увезти Сюин. Не посажу же я ее себе на спину? Хотя… Я поспешил отбросить странную мысль.
Однако прежде чем отправиться за паломниками, я написал письмо. Мне было плевать на здоровье старой карги, но невыполненное обещание жгло изнутри, не давая сосредоточиться на других задачах.
— Найди лучшего доктора в Гондаге, — приказал я своему подчиненному, вручая свиток с печатью, — и незамедлительно отправь в храм Неба!
И только потом бросился в погоню.
Я нагнал повозку утром нового дня, когда она была у подножия горы, опередил ее, соскочил с лошади и перегородил дорогу.
— Где девушка? — спросил, разглядывая паломников. Они смотрели на меня с недоумением и осуждением. Небо вас всех прибери с вашим обетом молчания!
Сердце дрогнуло, уловив тонкий аромат. И мне показалось, что я чувствую что-то незнакомое, чего прежде никогда не ощущал. А в следующий миг уши уловили настораживающие звуки — топот копыт, звон упряжи. И они становились все громче и громче, пока не показались всадники в лохмотьях, с закрытыми наполовину лицами. Я ловил каждое движение незнакомцев, а потому заметил и оружие, и то, как оно выскочило из ножен.
Отряд остановился. Один из них спешился и подбежал к повозке. Наемник стал срывать капюшоны с перепуганных странников и рассматривать женские лица.
— Паломников запрещено трогать, если нет соответствующего указа императора, — напомнил я, выходя вперед.
Незнакомец, лицо которого было на половину прикрыто платком, направил на меня острие короткого меча и крикнул своим:
— Ее здесь нет! — а затем протянул мне: — Ты не похож на паломника. Говори — куда подевалась девчонка?!
— Понятия не имею, — признался, глядя в глаза противнику.
— Эти люди умрут, если не скажешь, — прошипел наемник, собираясь приблизиться ко мне, вот только я слышал, как участилось его сердцебиение, и видел капли выступившей на лбу испарины. Незнакомец явно был не из трусов и с трудом справлялся с внезапно охватившей его эмоцией.
Я же подумал, что такими серьезными угрозами просто так не бросаются. Воспользовавшись замешательством, я схватил разбойника за горло. Тот засипел, кинул оружие и вцепился пальцами в мою руку, пытаясь избавиться от нее.
В этот же миг я заметил, что в меня летит нож. Я мгновенно увернулся, бросая пленника, который, судорожно хватая ртом воздух, не заметил второго кинжала и упал на дорогу. От него потянулся тонкий пряный запах свежей крови. Я же выхватил меч, но обнаружил, что на месте всадников осталось только облако пыли.
— Идите в монастырь! — приказал испуганным путникам, спрятавшимся под повозкой. И те покорно отправились путь.
А я поспешил найти Сюин, которая, скорее всего, скрылась в лесу — это радовало и беспокоило одновременно.
— Стой здесь! — повелел, глядя лошади в глаза, проверяя — достаточно ли подавлена ее воля, а затем ободряюще погладил по морде.
Уверенный, что животное никуда не убежит, я шагнул под густые кроны, где между стволов до сих пор пряталась тьма.
Лес притуплял запах пиона, который так и норовил смешаться с ароматами трав, мха и хвои. Но я видел все поломанные ветки и притоптанные стебли.
«Вот же быстрая!» — ворчал, преследуя «добычу». Но вскоре во мне проснулся охотничий инстинкт, а вместе с ним — азарт, потому что от таких, как я, нельзя убегать. Я знал, что поймаю Сюин во что бы то ни стало, и эта мысль будоражила кровь, временно вытесняя думы о наемниках.
Наконец я увидел девчонку, которая спряталась за широким стволом дуба. Если бы не розоватое свечение и запах — не заметил бы. Я крался до ствола, бесшумно ступая по зарослям папоротника, не желая спугнуть беглянку. Однако когда я вышел к ней, девушка тихо вскрикнула.
— Я не виновата! — затараторила Сюин. — Я просто шла в аптеку! Случайно задела его! А потом он хотел меня ударить, а я пыталась защищаться! Неужели это такое страшное преступление? Вам заняться больше нечем, как бегать за мной по лесам? Что, нет преступников пострашнее?!
Она продолжала нести какую-то околесицу, а я приближался к ней, желая прикоснуться. Мне надо было убедиться, что она настоящая, а не мираж и не злая шутка богов. Запах пиона сводил с ума, и я хотел притянуть опешившую девушку, смотревшую на меня как кролик на удава, к себе, когда она неожиданно спросила:
— Вы казните меня?
В голову вернулась ясность, так как я вспомнил, что на дороге остался лежать мертвый наемник, которому зачем-то понадобилась Сюин. Я насторожился, когда в вышине что-то треснуло — из-за ветра сломалась ветка и стремительно полетела вниз. Еще вчера я бы даже внимания на нее не обратил, а сейчас подхватил девушку и отошел в сторону, под зеленый кленовый дождь.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался, убирая лист с волос, а затем ставя Сюин на землю и беря за руку.
— Вы преследовали меня, — уточнила беглянка, неуверенно пытаясь освободиться.
— Нет, Сюин, я не собираюсь казнить тебя, — ответил, усмехаясь, и повел ее к лошади.
— Накажете? Отдадите под суд? Посадите в темницу? Высеките? Отправите на каторгу? — продолжала допытываться девушка, пока мы шли к дороге. — Просто не похоже, чтобы вам была нужна служанка. Или работа у вас и каторга — это одно и то же?
Удивленный неожиданной дерзостью, я остановился и посмотрел на Сюин — та поспешила потупиться и некоторое время покорно следовала за мной.
Лес остался позади. Однако перед тем, как выйти, я внимательно осмотрелся и прислушался. Убедившись, что ничего в окружающем мире не внушает опасения, мы направились к ожидавшему нас животному.
— Садись, — приказал, указывая на коня.
Сюин же скрестила на груди руки, вздернула подбородок и возразила:
— Не сяду! Матушка всегда говорила, что порядочная девушка и хорошая служанка никогда не залезет на лошадь незнакомого человека! А я даже не знаю, как вас зовут, значит, вы незнакомый! А еще я имею право взглянуть на контракт, который вы заключили с монастырем, потому что без контракта я никуда не поеду.
— Меня зовут Вэйдун, — сдался я под напором ее эмоций, принюхиваясь к дуновениям ветра. Неужели просто уехали и даже не попытались устроить засаду? — Сюин, пожалуйста, садись на лошадь.
Она же продолжила переминаться с ноги на ногу.
— А контракт?
— Сюин… ты уже знаешь, как меня зовут… Насчет договора поговорим в другом месте.
Однако девушка не спешила выполнять мою просьбу, лишь бросила растерянный взгляд на стремена. И тут я догадался:
— Ты не умеешь.
— Ах, простите, господин! Нас, служанок, каждый день обучают ездить верхом да вести светские беседы!.. — Она зажала рот ладонью. — Умоляю, не рассказывайте Матушке, что я перечила вам! Больше этого не повторится — обещаю!
Я усмехнулся, подумав, что методы воспитания Матушки внушают уважение. Решив, пусть лучше боится настоятельницу, чем меня, я подошел, взял Сюин за талию и усадил в седло. Сам же пошел рядом.
— Давай договоримся, в следующий раз, если ты чего-то не умеешь, скажешь мне об этом прямо, — попросил я и поднял голову, чтобы увидеть, как девушка кивает.
Я вслушивался в каждый шорох, в любое подобие дыхания, свиста, опасаясь пропустить стрелу или летящий кинжал. Хотелось вскочить в седло и незамедлительно убраться подальше из этого глухого места, но мне надо было осмотреть убитого.
— Закрой глаза, — приказал Сюин, когда мы подходили к наемнику.
— Небо, что это? — услышал ошеломленный шепот.
— Я же попросил! — прорычал, глядя на побледневшую девушку, а затем поспешил объяснить: — Разбойник, хотел поживиться деньгами…
— А где паломники? — спросила Сюин, озираясь.
— Ушли в монастырь.
— Вы спасли их?
— Да.
— Клянетесь?
Кивнул.
Убедившись, что на одежде и на теле наемника не было никаких опознавательных знаков, я забрался в седло, прижимаясь грудью к девушке, которая никак не могла устроиться.
— Как люди сидят, — забормотала она, едва мы тронулись в путь.
— Помолчи, пожалуйста, — попросил, нуждаясь в сосредоточенности и тишине.
Всю дорогу я был напряжен, опасаясь засады, нападения или брошенного из укрытия оружия. Слух и зрение были обострены до предела, чтобы в случае опасности я мог заслонить собой девушку. Я гнал лошадь, прижимая Сюин к себе, не задумываясь о ее комфорте. Расслабился, только когда оказался на принадлежащей мне в Гондаге территории. Сюин же едва держалась в седле, потому что мы мчались целый день без остановки.
Оказавшись дома далеко за полночь, я взял сонную, непривыкшую к длительным переездам девушку на руки и отнес к себе. Сам я тоже порядком измотался и с удовольствием упал бы рядом, но надо было срочно написать несколько писем.
Управившись с делами и приказав незамедлительно доставить почту адресатам, я заполз в комнату. Хотелось незамедлительно лечь на кровать, но зверь помнил о нападении, а потому, несмотря на чудовищную усталость, я подошел к окну и с высоты всмотрелся в тихую облачную ночь. Разглядев недремлющую стражу, я успокоился и растянулся рядом с уже уснувшей Сюин.
— Настоящая, — проговорил я, по-прежнему с трудом веря, что столкнулся со своей избранницей, бредя по улицам Гондаге.
И, окутанный дурманящим ароматом пиона, провалился в сон.
***
Висевший над крыльцом противоположного дома фонарь раскачивался на цепочке маятником, издавая звуки, подозрительно напоминавшие писк. Влево-вправо, пи-ви…
Скрип, скрип — вторила ему ставня, которую постоялец не хотел закрывать на ночь, и теперь она не без помощи ветра подпевала ночному оркестру. Это раздражало.
Опираясь на трость, мужчина поднялся из кресла, стоявшего рядом с окном, и поспешил закрыть створки, чтобы воцарилась вожделенная тишина.
Красноватый свет заключенного в лампу пламени то становился ярким, точно костер, стремящийся поглотить не только дом, но весь город, то тускнел, грозя кануть в небытие. Табачный дым, проникавший из всех щелей и теперь ничем не выветривавшийся, мгновенно заполнил комнату, так что начало резать глаза. С первого этажа долетел громкий, неестественно задорный смех.
— Клянусь, малышка, ни один хорсиец не сравнится с форгардцем! — послышался пьяный хрипловатый голос.
Скрип — плакали половицы под тяжелыми шагами. Резкий мужской хохот. Несвязное женское бормотание.
Скрип — дверь соседней комнаты открылась.
И снова смех. Скрип. Смех. Кто-то упал на кровать. Скрип. Смех. Стон. Скрип. Опять стон — протяжный, умоляющий.
Постоялец усмехнулся. Чего еще можно было ожидать от Дома Жу?
— Еще партия! Еще партия! — донесся снизу визг девчонки. Ее поддержали нетрезвые клиенты.
Скрип-скрип. Тук-тук.
Мужчина вздрогнул, понимая, что последние звуки были адресованы ему.
— Да! — отозвался он.
— Господин, — проговорила статная красивая хорсийка средних лет, входя в комнату и низко кланяясь. — Вас желают видеть.
Ну наконец-то! С трудом преодолевая дискомфорт — демоны раздери и отжарь тех партолийцев, что раздробили ему кости! — гость встал, опираясь на трость, и поковылял на первый этаж.
Здесь помимо обычного зала со столами, за которыми сидели лишь капитаны кораблей — в основном нитторийцы и лишь несколько форгардцев, — да их помощники, окруженные самыми дорогими девочками Гондаге, находились кабинеты, закрытые резными дверцами от любопытных взглядов.
В одно из таких помещений вошел постоялец, подволакивая ногу, разболевшуюся видимо на погоду, из-за чего настроение мужчины испортилось. Внутри кабинета его уже ожидал хорсиец. Веер в руке гостя неустанно открывался и закрывался, ни на мгновение не останавливаясь.
