— Слушайте, что они говорят, — зашептал он тётке на ухо. — Я проснулся от их разговора, они считали, сколько дней нам ещё ехать. Помните, мы остались в той гостинице на день и ночь? Они ждали дальнейших указаний от дона Мигеля. Но не дождались и теперь нервничают. Они думают, что какой-то его замысел сорвался, и теперь за нами может быть погоня. Вот, слушайте… — Гарсиласо отстранился, облизнул губы, кивнул в сторону говорунов.
Хенрика прислушалась. Чутьё кричало, что сейчас они с племянничком услышат много лишнего. И опасного.
— … теперь ты просто трусишь! — Голос высокий, как у женщины. Белокурый ангелочек, наверняка способный перерезать горло с лёгкостью остригающего розы садовника.
— Тебе ли обвинять меня в трусости? — А этот голос создан для отпевания покойников. Хенрику вечно бросало в дрожь. Сам висельник напоминал обмороженную цаплю, его огромные голубые глаза были совершенно пусты. — Королевская кровь так же красна, как и наша, да вот цена куда выше.
— Дрожишь за свою шкуру? — хихикнул Ангелочек.
— Теперь да. Ита никогда не проворачивал дел в такой спешке.
— Он вообще таких дел ещё не проворачивал, так что ж? — бахнул басом третий висельник. Хенрика прозвала его «сударь Громила», с ней он держался учтиво, как придворный. — Заткнись и смотри на дорогу. Нас так трясёт, будто по рёбрам скачем.
— Что-то пошло не так, — клекотал Цапля. — Нам следует остановиться и ждать, Ита с нами свяжется.
— Есть ясное указание, — напомнил сударь Громила. — Доставить женщину с ребёнком в Рункл. Прекратить болтовню, я сказал!
— Было и другое не менее ясное указание, — голос Ангелочка сочился мёдом. — Прищёлкнуть одного королевского, ещё двух забросить в замок Клюва.
— Приказы герцога не обсуждаются, — процедил пустоглазый.
— Но ты сам нарушил его приказ, — подметил сударь Громила. — Не дождался гонца и уехал ещё утром.
— Минули сутки. Я не намерен подставляться погоне. Нас втянули в дела королевской семьи, и наши головы полетят первыми.
— На твоих руках кровь лишь одного, — умалил белокурый заслуги подельника.
— Не на моих, — огрызнулся тот. — Им приказали.
— Ита не возьмёт это убийство на себя, — засмеялся Ангелочек. — Или ты надеялся?
— Руки мои мне не служат, — оправдал себя Цапля. — И когда над моей головой сгустятся тучи, руки спасут её.
— Это как же?
— Ита предаст — его подопечных не станет. Нет их — нет преступления. — Подонок! Да ему с такими глазами действительно только младенцев резать.
— Так уж и убьёшь? — усомнился сударь Громила. — В обход приказа герцога?
— Предательство отменяет любые приказы.
— Это один из принцев.
— Уже нет. Это всего-навсего беззащитный мальчишка.
— А женщина? — решительно, Громила сама куртуазность.
— Что «женщина»? — не понял Цапля.
— Она вообще случайно в это ввязалась…
— И именно по её вине, — встрял Ангелочек, — изначальный план Ита полетел к Отверженному. Ну, и рогам его.
— Но её нельзя убивать, — упрямился сударь Громила.
— Почему это? — изумился белокурый.
— Она красивая. Такая славная. Да.
Хенрику передёрнуло. Впрочем, бугай мог и не иметь задних мыслей.
— Короля тоже нельзя было убивать, — гнусаво запричитал ангеломудренный висельник. — Ибо полагается за сие кара Божья. Но Клюв всё ещё жив. Амис, мои отпетые грешники.
— Пока что жив, — клекотнул Цапля.
— Если вы двое сейчас не заткнётесь, — не выдержал сударь Громила, — я перережу глотки всем и скажу герцогу, что так и было. Доедем до города, там будут новости. Будем ждать. И убери свой кинжал, Вестник. Королевская кровь дорого обходится простым смертным, нельзя лить её неосмотрительно. Ждём.
В ответ ругнулись.
— Ждём, я сказал.
Замолчали. Хенрика поняла, что прижимает к себе племянника. Тот вцепился ей в руку, которой она стискивала стилет. И когда вынула? Он был куплен в той же гостинице у проходимца с глазами идеального «несчастненького». Куплен по наитию.
Гарсиласо вскинул к тётке взгляд.
— Папа умер… Дон Мигель его… — Племянник зажал себе рот, глаза блестели слезами.
Хенрика крепче обняла мальчика, саму её забил озноб. Не скоро забудется, как Франциско придавил её — огромный, тяжёлый и мёртвый. Как она хотела закричать, но крик не рождался. Как, леденяя от ужаса, пыталась выбраться из-под монаршей туши, но сил хватило только скинуть его ручищу у себя с живота. Слабая, маленькая королева. Но сейчас нужно быть сильной. Куда сильнее, чем в дни, когда король-отец и дядя пали в бою, и над страной простёрлась тень от крыл линдворма-победителя. Линдворм мог быть снисходителен к жертвенной деве, мог полюбить её. Но к похитительнице принца, к королеве-беглянке никто не проявит сострадания. Ни висельники Мигеля ви Ита, ни её кузен, из слизня сделавшийся зверем, пасынком Изорга. Нужно быть очень сильной.
— Тише, молчи… Тише… Закрой глазки.
— Что теперь будет? — придушенный шёпот. — Они убьют нас…
— Нет. Я не позволю.
— Донмигель на стороне Райнеро, он избавился от меня, он убил папу… А кто второй? Донна Морено? — Гарсиласо снова прикрыл ладошкой рот. Всё верно, не время для слёз.
— Не думай об этом. Быть может, они ничего не знают или знают неправду. Мы живы. Тише, Салисьо. Я тебя не оставлю.
— Вы знали о его планах.
— Нет. Он только просил спасти тебя от брата.
Гарсиласо утёр слёзы, судорожно вздохнул и прикусил большой палец.
— Не думай ни о чём, — Хенрика была готова смозолить язык, повторяя это. — Мы всё узнаем позже. Мы тоже будем ждать. Не показывай висельникам, что боишься, понял? И не отходи от меня.
— Хорошо, — поклялся Салисьо.
— А сейчас закрой глазки. Не думай, забудь. Ты жив, пока я рядом.
— Но тётушка, они хотят вас убить… — Он зажмурился.
— Они не знают, на кого скалятся. — Хенрика расправила плащ, укрыла им племянника.
Через щель между шторами блеснул огнём факел. Один из висельников вернулся на своё место. Кровь королей действительно обходится дорого. Яльте взимали с обидчиков непомерную плату.
Блицард
Хильма
1
Музыканты на дощатом возвышении заиграли аллеманде. Первым закричал тромбон, за ним вполз гобой и подоспел тамбурин. Гости короля Лауритса выстроились в две колонны, поделившись на кавалеров и дам. В почтительной молчаливости они ожидали хозяина бала. С заупокойной службы по Диане Яльте минуло несколько дней, но придворная мода уже претерпевала изменения: мужчины выдернули из волос украшения, а женщины углубили вырезы на платьях. И при этом их наряды сияли, как самоцветы в горсти горных карлов. Райнеро Рекенья-и-Яльте на секунду почувствовал себя не к месту, с ног до головы одетый в излюбленное чёрное, пусть даже это чёрное было блицардской модой. К тому же он промедлил и остался без пары, но по здравом размышлении особой печали в том не увидел. Его Ангел всё равно не могла бы станцевать с ним сейчас.
Взяв у слуги кубок с «гарпиевой» чеканкой, Райнеро покрутился близ одиноких девиц, которых бы в Эскарлоте непременно стерегли драконоподобные дуэньи. Бледнолицые, с выпирающими ключицами и жижицей белесых волос, девы казались и в половину не так хороши собой, как попрыгунья из «Козлячьей горы». Напоминали чахоточных. Поднеси к губам платок — и на него упадет багровая капля. Райнеро передёрнуло. Он торопливо пригубил из кубка, гася призрачную соль крови красным вином с привкусом кахивы, яблока и имбиря. Кроме как чахоточным, партнёров не досталось престарелым кокеткам. Они игрались с вуалями поверх своих морщинистых рожиц, абсолютно не желая брать пример с матушки короля, княгини Я?норе и И?зенборг.
Эта особа чинно сидела в походившем на трон кресле. Цвета ядовитой зелени эннин на её голове почти подцеплял балдахин кончиками рогов. Райнеро не застал ни одну из своих бабушек, эта была первой и, оказывается, он встречал её раньше. В книжках с картинками, изображавших дам западного Полукруга. Предположительно, блаутурок или монжуа начала 15 века. Изредка она поворачивала плоское, на удивление гладкое лицо с ниточками бровей к дверям, распахнутым в ожидании Лауритса Яльте, и, казалось, собиралась погрозить пальцем. Вокруг неё выстроилась небольшая свита. Свитские рядились в одежду поновее и поярче, но держались так же отстранённо, с превосходством, поглядывая на двери вслед за бабушкой. Опоздание короля — это в некотором роде скандал, говорили они своим видом. Сколько бы Райнеро ни высматривал, молоденьких красоток среди свитских не обнаружил, и поклонился издали лично княгине. Та с благосклонностью моргнула ему блёклыми ресницами. Честное слово, Райнеро бы из проказливости добился танца с ней, немедля, в обход её опаздывающего отпрыска. Но в углу, у стола с закусками, раздался взрыв хохота, тут же заглушённый стыдливым покашливанием. Тридцать, почти сорок «барсят», офицерский состав, что вместе с королём прошёл Мирокану! Парой дней ранее Райнеро с огромным интересом следил за солдатами на галерее барбакана, выпить сейчас с офицерами почёл бы за честь. Однако опоздал, замер на полпути, опалённый досадой.
Музыка зазвучала пронзительней, «барсята» как по команде развернулись к дверям и коснулись рукоятей сабель, а затем груди. Райнеро же склонился как можно ниже. Войдя в зал под руку с Ангелом, король тотчас повёл её в величавом танце по широкому проходу между колонной кавалеров и колонной дам. Лауритс Яльте и Юлиана форн Боон открывали этот бал королём и королевой. У Райнеро свело челюсти. Гнев начал пожирать его изнутри. В груди даже немного засаднило от озлобленных, жадных укусов.
Не помня, как избавился от кубка, он последовал за «королевской парой», ступая по узкой дощечке соснового пола — между белой стеной и спинами тех, кто не танцевал, но приобщался к этому действу комментариями. О ноябре и мае. О барсе и лани. О мужестве и нежности. Сегодня король выглядел по-светски. Насколько это вообще возможно при здешних расхлябанных фасонах и серой с синим замше, которая затрётся и потускнеет, если придворные полезут к нему с объятиями и хлопками по широким плечам. Юлиана же… Оказывается, можно слепнуть, глядя на розу. На багряную розу.
Райнеро запустил руку в кошель у пояса, поплутав среди складок непривычно широких штанов. В кошеле он хранил милостыню от Ангела и бумажный прямоугольник — приглашение на имя Рагнара Агне, подписанное её рукой. Во что бы то ни стало следовало добавить к ним лепесток розы с края юбок Ангела.
Юлиана чудилась духом позднего лета, который облюбовал себе царство серебряных колокольцев и зимней хвои.
Резные балки под потолком были украшены волнами хвойных лап вперемешку с гирляндами из колокольчиков и ярких лент. Всё это новогоднее великолепие отвлекало взгляд от трёх свечных люстр, отлитых в форме крылатого, свивающегося в десятки колец змея. Мама рассказывала, как наследный принц Блаутура увел невесту у Лауритса, в ту пору — только князя Изенборг и Яноре. Ну что за насмешка. Племянник и дядюшка совсем не знакомы, но так похожи, что выбрали одну и ту же женщину. И на сей раз победителем, змеем вышел Лауритс. Племяннику же, видимо, надлежало сходить в Пески, подчинить себе оставшиеся земли и возвратиться, чтобы гордо примкнуть к стае «барсят». Они наблюдали за танцем своего короля, а женщины из «танцевальной» колонны наблюдали за ними.
Веселей прежнего запели гобой и тромбон, участился стук тамбурина. Лауритс Яльте довёл Юлиану форн Боон до круглого витражного окна, куда непрошенным гостем стучался снег, и изнуряюще долго, почти вечность они делали шаги вперёд, в стороны, назад, смыкали и — с неохотой — размыкали руки. Он улыбался почему-то в усы, она не поднимала глаз, словно удерживаемых долу тяжёлыми, густыми ресницами. Райнеро стиснул складки на штанах. Закусил губу. Пустил взгляд как можно дальше от них, затаённо счастливых. Влюблённых. Его бы отвлекло внимание дам, ожидавших минуты, когда можно будет вступить в танец. Но ни одна на него не взглянула. Это было странно. Неправильно. Раньше он никогда не оставался без заигрывающего девичьего взгляда, нечаянного прикосновения, томного вздоха у шеи. Рагнар Агне, провинциальчик, «несчастненький», он не представлял интереса. Ни для женщин — похоже, блицардская мода скрывала его достоинства. Ни для «барсят» — его военный опыт так жалок, что они не учуют в нём даже сносного собеседника. Ни даже для посланников и послов — принц Рекенья или мёртв, или сидит под замком где-нибудь в башне св. Эухении.
Сглотнув комок — сожаления ли? гнева? — Райнеро двинулся назад. Король и Ангел проделали поворот на месте и продолжили танец в обратном направлении. Близилась минута, в которую племянник будет представлен дядюшке. Юлиана форн Боон, конечно, ангел, а среди теоретиков дипломатического искусства нынче бытует мнение, что именно ангелы и были первыми дипломатами, посланниками между землёй и небесами. Но его посланник, его Ангел видит принца Рекенья-и-Яльте провинциальчиком, Рагнаром Агне. Странная пустота поглотила его сердце. Сейчас не назвать его огненным. Почует ли один Яльте другого Яльте? Поверит ли один Яльте другому Яльте?
Райнеро покосился на дядюшку. Мама заговаривала о нём нечасто. Тренировал певчих птиц, выращивал цветы и овощи, пропадал на фермах у арендаторов. А потом вдруг принял из рук королевы Хенрики меч Рагнара и ушёл в Святой поход по землям Восточной Петли, где заболел войной. Так вот, в чём зацепка? Пустота ушла из груди. Занялось огнём сердце.
Райнеро поощрил себя довольной улыбкой, которая тут же исчезла. Лауритс Яльте игриво оскалился прямо в личико Юлианы форн Боон и обеими руками схватил её за зад. Райнеро ожгло внутри гневом, гнев забился даже в кончиках пальцев. Танец оборвался. Райнеро сдавил рукоять змеистого кинжала в ножнах, тот скучает в них слишком уж долго. Юлиана осталась к нему спиной, но как не понять её испуга — по жилке, затрепетавшей на обнажённой шее. Не будь Лауритс Яльте королём, родичем, не будь он так нужен, Райнеро бы бросился на него. Изрезал бы руки, посягнувшие на святость Ангела. Изрезал бы так, чтобы кровь заливала лепестки юбок. Всё равно её не различить на багрянце!
Танец возобновился. Дядюшка вернул свои руки на место, то есть взял в них руки Ангела, на лице же изобразил удивление пополам с раскаянием. Пара сделала поворот: Юлиана, побледневшая, держала глаза опущенными, но у неё нервно подрагивал уголок губ. Райнеро выпустил рукоять. Уловил краем глаза, как, оскорблённая, выплывает из зала старая княгиня, и две придворные дамы несут трен её ядовито-зелёного платья. Придворные проявили к королю больше снисхождения, чем родная матушка, и притворились, что ничего не случилось. Ну, шалит его милость, чуток одичал там в Песках…
Музыка смолкла. Король глубоко поклонился, Ангел сложила юбки в реверансе, и они разошлись по разным колоннам. Райнеро из середины поспешил к началу дамского «построения», рассчитывая выкрасть Юлиану хотя бы из танца. Музыканты заиграли нечто незнакомое, весёлое и дикое. Колонны расстроились. Танцующие сбились в парочки и закружились по залу, не соблюдая в плясе никакого рисунка. Райнеро ощутил себя ещё большим чужаком и увальнем, чем тогда, в «Козлячьей горе». Его встряхнуло от испуга. Вдруг он не найдёт своей розы в горстях самоцветов, ведь он уже упустил её из виду!
Хенрика прислушалась. Чутьё кричало, что сейчас они с племянничком услышат много лишнего. И опасного.
— … теперь ты просто трусишь! — Голос высокий, как у женщины. Белокурый ангелочек, наверняка способный перерезать горло с лёгкостью остригающего розы садовника.
— Тебе ли обвинять меня в трусости? — А этот голос создан для отпевания покойников. Хенрику вечно бросало в дрожь. Сам висельник напоминал обмороженную цаплю, его огромные голубые глаза были совершенно пусты. — Королевская кровь так же красна, как и наша, да вот цена куда выше.
— Дрожишь за свою шкуру? — хихикнул Ангелочек.
— Теперь да. Ита никогда не проворачивал дел в такой спешке.
— Он вообще таких дел ещё не проворачивал, так что ж? — бахнул басом третий висельник. Хенрика прозвала его «сударь Громила», с ней он держался учтиво, как придворный. — Заткнись и смотри на дорогу. Нас так трясёт, будто по рёбрам скачем.
— Что-то пошло не так, — клекотал Цапля. — Нам следует остановиться и ждать, Ита с нами свяжется.
— Есть ясное указание, — напомнил сударь Громила. — Доставить женщину с ребёнком в Рункл. Прекратить болтовню, я сказал!
— Было и другое не менее ясное указание, — голос Ангелочка сочился мёдом. — Прищёлкнуть одного королевского, ещё двух забросить в замок Клюва.
— Приказы герцога не обсуждаются, — процедил пустоглазый.
— Но ты сам нарушил его приказ, — подметил сударь Громила. — Не дождался гонца и уехал ещё утром.
— Минули сутки. Я не намерен подставляться погоне. Нас втянули в дела королевской семьи, и наши головы полетят первыми.
— На твоих руках кровь лишь одного, — умалил белокурый заслуги подельника.
— Не на моих, — огрызнулся тот. — Им приказали.
— Ита не возьмёт это убийство на себя, — засмеялся Ангелочек. — Или ты надеялся?
— Руки мои мне не служат, — оправдал себя Цапля. — И когда над моей головой сгустятся тучи, руки спасут её.
— Это как же?
— Ита предаст — его подопечных не станет. Нет их — нет преступления. — Подонок! Да ему с такими глазами действительно только младенцев резать.
— Так уж и убьёшь? — усомнился сударь Громила. — В обход приказа герцога?
— Предательство отменяет любые приказы.
— Это один из принцев.
— Уже нет. Это всего-навсего беззащитный мальчишка.
— А женщина? — решительно, Громила сама куртуазность.
— Что «женщина»? — не понял Цапля.
— Она вообще случайно в это ввязалась…
— И именно по её вине, — встрял Ангелочек, — изначальный план Ита полетел к Отверженному. Ну, и рогам его.
— Но её нельзя убивать, — упрямился сударь Громила.
— Почему это? — изумился белокурый.
— Она красивая. Такая славная. Да.
Хенрику передёрнуло. Впрочем, бугай мог и не иметь задних мыслей.
— Короля тоже нельзя было убивать, — гнусаво запричитал ангеломудренный висельник. — Ибо полагается за сие кара Божья. Но Клюв всё ещё жив. Амис, мои отпетые грешники.
— Пока что жив, — клекотнул Цапля.
— Если вы двое сейчас не заткнётесь, — не выдержал сударь Громила, — я перережу глотки всем и скажу герцогу, что так и было. Доедем до города, там будут новости. Будем ждать. И убери свой кинжал, Вестник. Королевская кровь дорого обходится простым смертным, нельзя лить её неосмотрительно. Ждём.
В ответ ругнулись.
— Ждём, я сказал.
Замолчали. Хенрика поняла, что прижимает к себе племянника. Тот вцепился ей в руку, которой она стискивала стилет. И когда вынула? Он был куплен в той же гостинице у проходимца с глазами идеального «несчастненького». Куплен по наитию.
Гарсиласо вскинул к тётке взгляд.
— Папа умер… Дон Мигель его… — Племянник зажал себе рот, глаза блестели слезами.
Хенрика крепче обняла мальчика, саму её забил озноб. Не скоро забудется, как Франциско придавил её — огромный, тяжёлый и мёртвый. Как она хотела закричать, но крик не рождался. Как, леденяя от ужаса, пыталась выбраться из-под монаршей туши, но сил хватило только скинуть его ручищу у себя с живота. Слабая, маленькая королева. Но сейчас нужно быть сильной. Куда сильнее, чем в дни, когда король-отец и дядя пали в бою, и над страной простёрлась тень от крыл линдворма-победителя. Линдворм мог быть снисходителен к жертвенной деве, мог полюбить её. Но к похитительнице принца, к королеве-беглянке никто не проявит сострадания. Ни висельники Мигеля ви Ита, ни её кузен, из слизня сделавшийся зверем, пасынком Изорга. Нужно быть очень сильной.
— Тише, молчи… Тише… Закрой глазки.
— Что теперь будет? — придушенный шёпот. — Они убьют нас…
— Нет. Я не позволю.
— Донмигель на стороне Райнеро, он избавился от меня, он убил папу… А кто второй? Донна Морено? — Гарсиласо снова прикрыл ладошкой рот. Всё верно, не время для слёз.
— Не думай об этом. Быть может, они ничего не знают или знают неправду. Мы живы. Тише, Салисьо. Я тебя не оставлю.
— Вы знали о его планах.
— Нет. Он только просил спасти тебя от брата.
Гарсиласо утёр слёзы, судорожно вздохнул и прикусил большой палец.
— Не думай ни о чём, — Хенрика была готова смозолить язык, повторяя это. — Мы всё узнаем позже. Мы тоже будем ждать. Не показывай висельникам, что боишься, понял? И не отходи от меня.
— Хорошо, — поклялся Салисьо.
— А сейчас закрой глазки. Не думай, забудь. Ты жив, пока я рядом.
— Но тётушка, они хотят вас убить… — Он зажмурился.
— Они не знают, на кого скалятся. — Хенрика расправила плащ, укрыла им племянника.
Через щель между шторами блеснул огнём факел. Один из висельников вернулся на своё место. Кровь королей действительно обходится дорого. Яльте взимали с обидчиков непомерную плату.
Глава 35
Блицард
Хильма
1
Музыканты на дощатом возвышении заиграли аллеманде. Первым закричал тромбон, за ним вполз гобой и подоспел тамбурин. Гости короля Лауритса выстроились в две колонны, поделившись на кавалеров и дам. В почтительной молчаливости они ожидали хозяина бала. С заупокойной службы по Диане Яльте минуло несколько дней, но придворная мода уже претерпевала изменения: мужчины выдернули из волос украшения, а женщины углубили вырезы на платьях. И при этом их наряды сияли, как самоцветы в горсти горных карлов. Райнеро Рекенья-и-Яльте на секунду почувствовал себя не к месту, с ног до головы одетый в излюбленное чёрное, пусть даже это чёрное было блицардской модой. К тому же он промедлил и остался без пары, но по здравом размышлении особой печали в том не увидел. Его Ангел всё равно не могла бы станцевать с ним сейчас.
Взяв у слуги кубок с «гарпиевой» чеканкой, Райнеро покрутился близ одиноких девиц, которых бы в Эскарлоте непременно стерегли драконоподобные дуэньи. Бледнолицые, с выпирающими ключицами и жижицей белесых волос, девы казались и в половину не так хороши собой, как попрыгунья из «Козлячьей горы». Напоминали чахоточных. Поднеси к губам платок — и на него упадет багровая капля. Райнеро передёрнуло. Он торопливо пригубил из кубка, гася призрачную соль крови красным вином с привкусом кахивы, яблока и имбиря. Кроме как чахоточным, партнёров не досталось престарелым кокеткам. Они игрались с вуалями поверх своих морщинистых рожиц, абсолютно не желая брать пример с матушки короля, княгини Я?норе и И?зенборг.
Эта особа чинно сидела в походившем на трон кресле. Цвета ядовитой зелени эннин на её голове почти подцеплял балдахин кончиками рогов. Райнеро не застал ни одну из своих бабушек, эта была первой и, оказывается, он встречал её раньше. В книжках с картинками, изображавших дам западного Полукруга. Предположительно, блаутурок или монжуа начала 15 века. Изредка она поворачивала плоское, на удивление гладкое лицо с ниточками бровей к дверям, распахнутым в ожидании Лауритса Яльте, и, казалось, собиралась погрозить пальцем. Вокруг неё выстроилась небольшая свита. Свитские рядились в одежду поновее и поярче, но держались так же отстранённо, с превосходством, поглядывая на двери вслед за бабушкой. Опоздание короля — это в некотором роде скандал, говорили они своим видом. Сколько бы Райнеро ни высматривал, молоденьких красоток среди свитских не обнаружил, и поклонился издали лично княгине. Та с благосклонностью моргнула ему блёклыми ресницами. Честное слово, Райнеро бы из проказливости добился танца с ней, немедля, в обход её опаздывающего отпрыска. Но в углу, у стола с закусками, раздался взрыв хохота, тут же заглушённый стыдливым покашливанием. Тридцать, почти сорок «барсят», офицерский состав, что вместе с королём прошёл Мирокану! Парой дней ранее Райнеро с огромным интересом следил за солдатами на галерее барбакана, выпить сейчас с офицерами почёл бы за честь. Однако опоздал, замер на полпути, опалённый досадой.
Музыка зазвучала пронзительней, «барсята» как по команде развернулись к дверям и коснулись рукоятей сабель, а затем груди. Райнеро же склонился как можно ниже. Войдя в зал под руку с Ангелом, король тотчас повёл её в величавом танце по широкому проходу между колонной кавалеров и колонной дам. Лауритс Яльте и Юлиана форн Боон открывали этот бал королём и королевой. У Райнеро свело челюсти. Гнев начал пожирать его изнутри. В груди даже немного засаднило от озлобленных, жадных укусов.
Не помня, как избавился от кубка, он последовал за «королевской парой», ступая по узкой дощечке соснового пола — между белой стеной и спинами тех, кто не танцевал, но приобщался к этому действу комментариями. О ноябре и мае. О барсе и лани. О мужестве и нежности. Сегодня король выглядел по-светски. Насколько это вообще возможно при здешних расхлябанных фасонах и серой с синим замше, которая затрётся и потускнеет, если придворные полезут к нему с объятиями и хлопками по широким плечам. Юлиана же… Оказывается, можно слепнуть, глядя на розу. На багряную розу.
Райнеро запустил руку в кошель у пояса, поплутав среди складок непривычно широких штанов. В кошеле он хранил милостыню от Ангела и бумажный прямоугольник — приглашение на имя Рагнара Агне, подписанное её рукой. Во что бы то ни стало следовало добавить к ним лепесток розы с края юбок Ангела.
Юлиана чудилась духом позднего лета, который облюбовал себе царство серебряных колокольцев и зимней хвои.
Резные балки под потолком были украшены волнами хвойных лап вперемешку с гирляндами из колокольчиков и ярких лент. Всё это новогоднее великолепие отвлекало взгляд от трёх свечных люстр, отлитых в форме крылатого, свивающегося в десятки колец змея. Мама рассказывала, как наследный принц Блаутура увел невесту у Лауритса, в ту пору — только князя Изенборг и Яноре. Ну что за насмешка. Племянник и дядюшка совсем не знакомы, но так похожи, что выбрали одну и ту же женщину. И на сей раз победителем, змеем вышел Лауритс. Племяннику же, видимо, надлежало сходить в Пески, подчинить себе оставшиеся земли и возвратиться, чтобы гордо примкнуть к стае «барсят». Они наблюдали за танцем своего короля, а женщины из «танцевальной» колонны наблюдали за ними.
Веселей прежнего запели гобой и тромбон, участился стук тамбурина. Лауритс Яльте довёл Юлиану форн Боон до круглого витражного окна, куда непрошенным гостем стучался снег, и изнуряюще долго, почти вечность они делали шаги вперёд, в стороны, назад, смыкали и — с неохотой — размыкали руки. Он улыбался почему-то в усы, она не поднимала глаз, словно удерживаемых долу тяжёлыми, густыми ресницами. Райнеро стиснул складки на штанах. Закусил губу. Пустил взгляд как можно дальше от них, затаённо счастливых. Влюблённых. Его бы отвлекло внимание дам, ожидавших минуты, когда можно будет вступить в танец. Но ни одна на него не взглянула. Это было странно. Неправильно. Раньше он никогда не оставался без заигрывающего девичьего взгляда, нечаянного прикосновения, томного вздоха у шеи. Рагнар Агне, провинциальчик, «несчастненький», он не представлял интереса. Ни для женщин — похоже, блицардская мода скрывала его достоинства. Ни для «барсят» — его военный опыт так жалок, что они не учуют в нём даже сносного собеседника. Ни даже для посланников и послов — принц Рекенья или мёртв, или сидит под замком где-нибудь в башне св. Эухении.
Сглотнув комок — сожаления ли? гнева? — Райнеро двинулся назад. Король и Ангел проделали поворот на месте и продолжили танец в обратном направлении. Близилась минута, в которую племянник будет представлен дядюшке. Юлиана форн Боон, конечно, ангел, а среди теоретиков дипломатического искусства нынче бытует мнение, что именно ангелы и были первыми дипломатами, посланниками между землёй и небесами. Но его посланник, его Ангел видит принца Рекенья-и-Яльте провинциальчиком, Рагнаром Агне. Странная пустота поглотила его сердце. Сейчас не назвать его огненным. Почует ли один Яльте другого Яльте? Поверит ли один Яльте другому Яльте?
Райнеро покосился на дядюшку. Мама заговаривала о нём нечасто. Тренировал певчих птиц, выращивал цветы и овощи, пропадал на фермах у арендаторов. А потом вдруг принял из рук королевы Хенрики меч Рагнара и ушёл в Святой поход по землям Восточной Петли, где заболел войной. Так вот, в чём зацепка? Пустота ушла из груди. Занялось огнём сердце.
Райнеро поощрил себя довольной улыбкой, которая тут же исчезла. Лауритс Яльте игриво оскалился прямо в личико Юлианы форн Боон и обеими руками схватил её за зад. Райнеро ожгло внутри гневом, гнев забился даже в кончиках пальцев. Танец оборвался. Райнеро сдавил рукоять змеистого кинжала в ножнах, тот скучает в них слишком уж долго. Юлиана осталась к нему спиной, но как не понять её испуга — по жилке, затрепетавшей на обнажённой шее. Не будь Лауритс Яльте королём, родичем, не будь он так нужен, Райнеро бы бросился на него. Изрезал бы руки, посягнувшие на святость Ангела. Изрезал бы так, чтобы кровь заливала лепестки юбок. Всё равно её не различить на багрянце!
Танец возобновился. Дядюшка вернул свои руки на место, то есть взял в них руки Ангела, на лице же изобразил удивление пополам с раскаянием. Пара сделала поворот: Юлиана, побледневшая, держала глаза опущенными, но у неё нервно подрагивал уголок губ. Райнеро выпустил рукоять. Уловил краем глаза, как, оскорблённая, выплывает из зала старая княгиня, и две придворные дамы несут трен её ядовито-зелёного платья. Придворные проявили к королю больше снисхождения, чем родная матушка, и притворились, что ничего не случилось. Ну, шалит его милость, чуток одичал там в Песках…
Музыка смолкла. Король глубоко поклонился, Ангел сложила юбки в реверансе, и они разошлись по разным колоннам. Райнеро из середины поспешил к началу дамского «построения», рассчитывая выкрасть Юлиану хотя бы из танца. Музыканты заиграли нечто незнакомое, весёлое и дикое. Колонны расстроились. Танцующие сбились в парочки и закружились по залу, не соблюдая в плясе никакого рисунка. Райнеро ощутил себя ещё большим чужаком и увальнем, чем тогда, в «Козлячьей горе». Его встряхнуло от испуга. Вдруг он не найдёт своей розы в горстях самоцветов, ведь он уже упустил её из виду!
