Помолчали. Молча и въехали в нужный населенный пункт. Хороший городок, чистый, опрятный, своим внешним видом вроде как надежду вселял.
Дмитрий остановился.
- Сейчас, позвонить сначала надо, секретность, как в шпионских сериалах.
Дмитрий набрал номер телефона Николая Владимировича, доктора. Доктор позвонил своему другу, тому специалисту. И в обратную тут же передал нужную информацию Дмитрию.
- Ну, еще метров пятьсот вперед, потом направо, еще метров триста, остановимся, там он нас и встретит.
Так они и поступили. Остановились. Ждать пришлось долго, где-то в районе часа.
Дмитрий потчевал друга фотографиями сына, чемпиона Европы среди юношей.
Наконец подъехала невзрачная, старенькая иномарка, из нее вышел крепкий мужичок. Подошел к машине с приятелями.
- Здравствуйте! Я не ошибся? Здесь мой пациент? - мужчина улыбнулся.
- Да здесь. Мы от Николая Владимировича.
- Ну, все понятно. Больше паролей не спрашиваю, - приехавший специалист снова улыбнулся. - Сам сможет в мою машину пересесть?
- Смогу, - откликнулся Кирилл, - Ногами пока передвигаю.
- Ну и хорошо, давайте, на заднее сидение. Ну а Вам удачной обратной дороги. Хочется надеяться, что в следующий раз обратный путь для вас обоих будет веселее. С Вами потом Николай Владимирович свяжется, когда его забирать. А мы... пойдемте, молодой человек.
Кирилл послушно приподнялся в кресле, приоткрыл дверь, но был остановлен товарищем.
- Погоди, Кирюш, вот тут две тысячи.
Димка передал Осипову конверт. Тот недоуменно взял его, осмотрел со всех сторон.
- Какие две тысячи?
- Американские. С доктором разговор о тысяче шел, но вдруг лекарства какие, поесть, попить, в общем лишними не будут.
Дверь со стороны пассажира захлопнулась.
- Так! Стоп! Почему я узнаю об этом только сейчас? Давай, все! Поехали домой! Не было у нас уговора, чтобы ты платил за меня.
- Сейчас как дам по макушке! В юности морду набить тебе не получалось, а уж нынче-то справлюсь. Ты о чем говоришь? О деньгах? Тебе жизнь твоя по фигу? Ты деньги мои пожалел? Ну, знаешь, я не Рокфеллер, но от этой суммы по миру не пойду. Отдашь. Будет время, вернешь. А не отдашь, я раритет твой, "Волгу" заберу. Не вся еще сгнила?
Кирилл снова откинулся на кресле. С минуту молчал.
- Не вся. Да она столько не стоит. Ладно. Даст Бог выживу, рассчитаемся. Да, вот еще что. Мы с женой не живем вместе, но не разведены до сих пор. Вот ключи от квартиры, кроме нее у меня больше наследников нет. Отдай ей, если что.
Кирилл протянул ключи.
- Да пошел ты! Мы еще в твоих стенах свадьбу твою новую сыграем. Как с бывшей разведешься. Иди, специалист уже нервничает.
- Нет, лучше возьми. Пусть у тебя будут.
Осипов предал ключи, пожал другу руку, с трудом вылез из машины, тяжело поковылял к автомобилю целителя.
- Значит так, - в дороге говорил специалист, представившийся Максимом, – Сегодня поздно уже. Приедем на место, поедите, отдохнете, а завтра часиков в десять утра ждите меня.
- Максим, тут вот деньги, за работу, возьмите.
- Какие деньги? О деньгах вообще разговора не было. Да и за что деньги? Ничего еще не сделано. Никаких гарантий я дать Вам не могу. Какие деньги? Дай Бог, чтобы вернулись здоровым. А там посмотрим.
- Откуда вернулся?
Максим взглянул на Кирилла очень серьезно.
- Ни откуда, а куда. Домой чтобы вернулись здоровым.
Осипов с Максимом прибыли на место. Местом оказался небольшой частный домик в соседнем населенном пункте, стоящий на отшибе от других построек, окруженный частыми зарослями сирени, черемухи, акации. Максим открыл ворота с брелка, подъехали к домику. Прошли в дом, спустились в подвал.
- Вот, смотрите, кушетка, белье постельное чистое, вон за той дверью туалет и вода. А в холодильнике есть кое-что перекусить и попить. Не обессудьте. Разносолов здесь нет. И еще, я закрою Вас, в подвале, тут совершенно безопасно. Так надо. Кушайте, пейте, отдыхайте с дороги. И до утра.
Есть не хотелось, Осипов отхлебнул немного из бутылки с минеральной водой, завалился в одежде на кушетку и сразу уснул.
В десять часов утра приехал Максим. Поднял Кирилла.
- Пойдем, друг. Извини, что на «ты», но мне, кажется, особенно рассусоливать нам ни к чему.
Осипов поднялся, они вместе с хозяином дома перешли в соседнюю комнату.
Стол, несколько стульев, лежащий на полу кусок толстой фанеры, обтянутый войлоком, щит на стене, от него тянутся провода к стоящим вокруг куска фанеры стойкам. Стойки чем-то были похожи на антенны.
- Значит так, Кирилл. Слушай меня очень внимательно. Мое устройство работало всего несколько раз. Мне известно два случая из двух, когда оно помогло. Это не гарантия успеха, но надежда с этой информацией не исчезает. Ты сейчас, сядешь, или ляжешь на эту фанеру, я включу свой аппарат, появятся некоторые неприятные, а может быть даже очень болезненные ощущения. Ты вдруг можешь оказаться в совершенно другой реальности. Ничему не удивляйся, ничего не бойся. Но никуда, повторяю, никуда не сходи с этой фанеры. Иначе я не смогу вернуть тебя обратно. Если какая-то неведомая сила сметет тебя с этой фанеры, ты должен вернуться на это место. Пусть самой фанеры не будет, просто на это место. И помни, все будет хорошо, если ты все сделаешь так, как я сказал. Ты понял меня?
- Да, понял.
- И еще, дай мне честное, самое честное слово из всех честных слов, что ты давал в своей жизни, что ты сделаешь все от тебя возможное, чтобы вернуться туда, куда я тебе говорил. Чтобы оттуда я смог вернуть тебя сюда, домой.
- Даю.
- Хорошо! Металлические вещи есть? Документы?
- Ну вот, телефон, часы, мелочь... Паспорт.
- Давай все сюда. Снимай ремень и ботинки. Какой у тебя размер обуви?
- Сорок второй.
- На, надень вот эти кроссовки. Готов?
- Да вроде, да.
- Ну давай, иди, усаживайся.
Кирилл сел на фанеру, Максим залез в щит. Минут пять провозился в щите.
А Кириллу почему-то вспомнилась Сонечка. Какого же это числа было? Так, памятное какое-то число для него. Сегодня вроде как двадцатое. Да, вспомнил, это было двадцатого июля. Именно в этот день, он познакомился с будущей своей женой. Точно, двадцатое июля...
Что-то загудело, вокруг Осипова воздух стал розовым, потом розовый цвет пропал, все обволокло матовым белым. Словно подвал заполнили молоком. Тело пронизывало миллионом иголок. Ломило суставы. Болели внутренности. Стало страшно. Сознание помутнело и пропало.
В воскресенье должны были быть выборы мэра. Город вроде бы как бы готовился к данному событию. Но все горожане, в том числе и Вальцов Андрей Николаевич заранее знали конечный результат этих, очередных выборов. Борис Михайлович Лукашов, он же в свое время Лука, конечно же, был вне конкуренции. В третий раз подряд ему можно было заранее праздновать успех. Остальные претенденты на кресло мэра - местная мелочевка, подобранная для альтернативности.
В свое время, после того страшного дня, когда майор запросил приличную сумму денег за то, что он замнет страшное преступление, Вальцов обращался за финансовой помощью и к Луке. Тот отказал. После чего они не стали врагами, но появилась какая-то тягостная неприязнь друг к другу. Они старались возможность их встречи исключить всеми способами. Конечно же, Андрей Николаевич с его опытом, с его авторитетом, мог быть хорошим помощником для мэра в управлении городом. Но Лукашов в упор не видел Вальцова, сам же Вальцов вряд ли согласился бы быть постоянно на виду у Луки. Хотя на своем посту он все равно и подчинялся городским властям, и отчитывался перед ними, но как-то они старались при встречах не замечать друг друга.
Майор давно стал подполковником и уехал в областной центр. Так что, кроме самого виновника аварии и Луки, в данном городе посвященных в истину того происшествия не было. Прошлое таяло в памяти.
И вот тут нарисовался Аршинов.
И его присутствие в жизни Андрея Николаевича было за гранью реальности. Вальцов не верил ни в бога, ни в черта, но сновидения, которые преследовали его каждую ночь, могли заставить поверить во что угодно, в кого угодно. Аршинов являлся в сон регулярно, с тем же табуретом, почти с теми же словами, а в прошедшую ночь он явился с погибшей женой, Зоей. Ее тень смутно было видно, а вот облик молодой женщины проступал явственно. Виделся лицом с фотографии на кладбищенском кресту.
Вальцов постоянно не высыпался, нервы были натянутыми, словно нити паутины. Он часто срывался. На подчиненных срывался, на жену, даже на дочь накричал, чего со времени ее несчастья он себе не позволял никогда. Нюшенька после отцовского окрика тихо уехала к себе в комнату и долго потом рыдала. Ни извинения отца, ни утешения матери не помогали.
В следующую субботу Вальцов позвонил, позвонил туда, куда думал никогда не позвонит еще раз.
- Да, - ответили на другом конце мягким, немного завораживающим баритоном, - Я Вас слушаю.
- Аркадий?
- Я Аркадий! С кем имею честь?
- Это Вальцов. Помнишь такого?
- Представь себе, помню. Андрей... Андрей Николаевич? Не ошибся?
- Нет, Аркадий, нет, не ошибся.
Аркадий Львович Коганов был психиатром. В свое время дочь, после страшной травмы погрузилась в глубокую депрессию. Вот тогда Вальцов отыскал Коганова, ездил с Нюшенькой несколько раз к нему на прием, и психиатр, а заодно и по совместительству психолог, помог дочери.
- Снова с дочкой нелады?
- Пока, славу Богу, нет. Мне помощь твоя нужна. Только при условии строжайшей конфиденциальности.
- Ты знаешь... Мы еще на «ты»? Ты знаешь, у меня на месяц вперед все приемы расписаны, может быть, на следующей неделе...
- Аркадий, сегодня. И однозначно не в твоем кабинете, лучше дома, или у тебя, или у меня.
- Нет, ну сегодня точно не могу...
- Аркадий!
В свое время Лука через своих бойцов наезжал на психолога–психиатра, типа, выжимал процент с его доходов, и Аркадий знал, что Вальцов друг Лукашова. Вряд ли сегодня, живущий в своем мире немолодой доктор знал о том, что дружба между Лукой и Андреем Николаевичем давно в прошлом. На что Вальцов и надеялся.
- Ладно. В восемь вечера устроит?
- Да, устроит.
- Подъезжай. Помнишь, где я живу?
- Найду.
Отбив телефон, Вальцов подошел к окну кабинета, глянул в него, хотел отойти, но взгляд на излете отметил что-то важное, он внимательнее посмотрел на противоположную сторону улицы.
Он, Аршинов! На той стороне улицы, на краю проезжей части стоял высокий худощавый человек и смотрел на окно, в которое выглядывал Вальцов. Вальцов громко выругался, отошел от окна, сел за стол, сжал виски руками, словно тисками.
Вечером Аркадий Львович Коганов, в годах, сухонький, маленький, с огромным носом и яркими, словно воспаленными глазами человечек, встретил у себя дома Вальцова Андрея Николаевича почти по-дружески. Предложил чаю, от чего гость отказался, провел в свой домашний кабинет. По-видимому, он готовился к приезду пациента, горел нежный, легкий, теплый свет, неслась далекая, успокаивающая музыка.
Доктор усадил Андрея Николаевича в белое, мягкое, теплое кресло, сам на пуфике расположился напротив. А Вальцова в мягком кресле, при таком освещении и такой музыке потянуло в сон. Но доктор кашлянул, давая понять, что он внимательно слушает. Вальцов начал повествование.
Говорил он долго, стараясь не смотреть психологу в глаза, ему казалось, что тот своим взглядом вычерпывает из головы информацию, недосказанную им. Вальцов закончил.
Коганов встал. Прошелся по кабинету. Вернулся к пуфику, присел и снова обжег взглядом Вальцова.
- Значит, это не ты сбил ту женщину?
- Нет, не я?
- А если честно?!
- Послушай, Аркадий, я же не на исповедь к тебе пришел, а за помощью. Какого же ты хрена...
- Обычного, Андрей, обычного. Ты обманываешь меня, а обманывая меня, ты обманываешь сам себя, потому что я, помогая тебе, должен быть тобой. Обманывать себя самое глупое, что можно только сделать в жизни. Это приносит огромный вред. Давай честно. Ты с кем-то там гулял в пятницу, потом понадобилось поехать куда-то, ты, как самый трезвый, сел за руль. По дороге случилась беда. Ты не хотел, но так получилось. Так вышло...
«В пятницу? Я не говорил ему, что дело было в пятницу. Значит, он знает что-то, если не все, о том происшествии. Уж и правда, не копается ли он в моей голове»? - думал Вальцов.
- Знаю, Андрей, знаю я все. Знаю с кем ты был, с кем гулял, кто замял это дело тоже знаю. Значит ты. Со временем страх перед содеянным, жалость к погибшей сошли на нет. Ты почти про все забыл. Но муж бедной женщины заставил все вспомнить, что потревожило тебя еще острее. Ты пьешь? Как у тебя с алкоголем?
- Да что ты во мне все копаешься? Делать-то что мне?
- Ох, Господи!
Коганов снова встал.
- Ну пойми ты, чтобы тебе помочь, надо знать причину, диагноз в своем роде поставить. А для этого нужно знать все. Пьешь?
- Я всегда пил. И много пил, и мало пил. Но никогда у меня не было с алкоголем проблем. Никогда! Хочу пью, хочу не пью. Мне наплевать на это!
- А вот в последнее время ты пьешь и часто, и много. Я по тебе вижу, чувствую по твоим кожным покровам, вижу по твоим глазам.
Да, последнюю неделю, благодаря постоянному ночному гостю, Вальцов пил каждый вечер, что не спасало его от незваного гостя, но снимало вечернее напряжение, с которым он вообще бы не заснул.
- И что?
- Так. Другой вопрос. У кого-то из близких родственников были проблемы с психикой? Отец, мать, бабушка, дедушка?
- Нет, не было. Все умерли в светлой памяти и в здравом уме. Ничего предосудительного не было.
- А что здесь может быть предосудительного. Если желудок болит, то это нормально? А если болит душа, то это из ряда вон выходящее? Позорное? Так. Значит, проблем с психикой у родственников не было. Хорошо. Пойдем дальше. Часто ли ты обманываешь свою супругу?
- Ну, этого еще не хватало! Я такую информацию от судей на страшном суде должен скрывать, а он у меня ее в своем кабинете выпытать хочет. Ну ты в своем уме? Аркадий Львович!
- Так! Наверное, стоит на сегодня закончить. Ты закрылся в шкатулке и даже щели для меня не оставил, чтобы я смог разобраться что к чему. Давай, подумай, подумай хорошо, как решишься быть честным и откровенным, звони, приму.
- А сейчас-то мне чего делать?
- Чего? А самое простое, что на ум пришло. Нужно встретиться с Аршиновым. Узнай точно, что он от тебя хочет. Если это не самосожжение на Красной площади, если это не жертвоприношение в виде грудных детей, или что-то из того подобное, согласись, попроси отсрочки, последи за собой, потом звони мне. Дальше будем думать. Да, постарайся сегодня не пить, встреть ночь и сон на трезвую голову. Посмотри, что будет ночью.
Перед сном Вальцов не пил. И поэтому в кровать ложился поздно, с тяжелым ожиданием чего-то нехорошего в ближайшее время. Долго не мог уснуть.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Андрей! Нам ли жить в печали? И зачем, когда все можно исправить. Это тот случай, когда мы можем сами себе в прошлом сопли вытереть, сами себе соломки подстелить. Ну что ты упрямишься? Помоги мне, помоги Зое!
Вальцов проснулся в поту. Приподнялся. Жена тихо спала. В этот раз он молчал во сне, слушая ночного посетителя поэтому, видимо, ее не разбудил.
Дмитрий остановился.
- Сейчас, позвонить сначала надо, секретность, как в шпионских сериалах.
Дмитрий набрал номер телефона Николая Владимировича, доктора. Доктор позвонил своему другу, тому специалисту. И в обратную тут же передал нужную информацию Дмитрию.
- Ну, еще метров пятьсот вперед, потом направо, еще метров триста, остановимся, там он нас и встретит.
Так они и поступили. Остановились. Ждать пришлось долго, где-то в районе часа.
Дмитрий потчевал друга фотографиями сына, чемпиона Европы среди юношей.
Наконец подъехала невзрачная, старенькая иномарка, из нее вышел крепкий мужичок. Подошел к машине с приятелями.
- Здравствуйте! Я не ошибся? Здесь мой пациент? - мужчина улыбнулся.
- Да здесь. Мы от Николая Владимировича.
- Ну, все понятно. Больше паролей не спрашиваю, - приехавший специалист снова улыбнулся. - Сам сможет в мою машину пересесть?
- Смогу, - откликнулся Кирилл, - Ногами пока передвигаю.
- Ну и хорошо, давайте, на заднее сидение. Ну а Вам удачной обратной дороги. Хочется надеяться, что в следующий раз обратный путь для вас обоих будет веселее. С Вами потом Николай Владимирович свяжется, когда его забирать. А мы... пойдемте, молодой человек.
Кирилл послушно приподнялся в кресле, приоткрыл дверь, но был остановлен товарищем.
- Погоди, Кирюш, вот тут две тысячи.
Димка передал Осипову конверт. Тот недоуменно взял его, осмотрел со всех сторон.
- Какие две тысячи?
- Американские. С доктором разговор о тысяче шел, но вдруг лекарства какие, поесть, попить, в общем лишними не будут.
Дверь со стороны пассажира захлопнулась.
- Так! Стоп! Почему я узнаю об этом только сейчас? Давай, все! Поехали домой! Не было у нас уговора, чтобы ты платил за меня.
- Сейчас как дам по макушке! В юности морду набить тебе не получалось, а уж нынче-то справлюсь. Ты о чем говоришь? О деньгах? Тебе жизнь твоя по фигу? Ты деньги мои пожалел? Ну, знаешь, я не Рокфеллер, но от этой суммы по миру не пойду. Отдашь. Будет время, вернешь. А не отдашь, я раритет твой, "Волгу" заберу. Не вся еще сгнила?
Кирилл снова откинулся на кресле. С минуту молчал.
- Не вся. Да она столько не стоит. Ладно. Даст Бог выживу, рассчитаемся. Да, вот еще что. Мы с женой не живем вместе, но не разведены до сих пор. Вот ключи от квартиры, кроме нее у меня больше наследников нет. Отдай ей, если что.
Кирилл протянул ключи.
- Да пошел ты! Мы еще в твоих стенах свадьбу твою новую сыграем. Как с бывшей разведешься. Иди, специалист уже нервничает.
- Нет, лучше возьми. Пусть у тебя будут.
Осипов предал ключи, пожал другу руку, с трудом вылез из машины, тяжело поковылял к автомобилю целителя.
- Значит так, - в дороге говорил специалист, представившийся Максимом, – Сегодня поздно уже. Приедем на место, поедите, отдохнете, а завтра часиков в десять утра ждите меня.
- Максим, тут вот деньги, за работу, возьмите.
- Какие деньги? О деньгах вообще разговора не было. Да и за что деньги? Ничего еще не сделано. Никаких гарантий я дать Вам не могу. Какие деньги? Дай Бог, чтобы вернулись здоровым. А там посмотрим.
- Откуда вернулся?
Максим взглянул на Кирилла очень серьезно.
- Ни откуда, а куда. Домой чтобы вернулись здоровым.
Осипов с Максимом прибыли на место. Местом оказался небольшой частный домик в соседнем населенном пункте, стоящий на отшибе от других построек, окруженный частыми зарослями сирени, черемухи, акации. Максим открыл ворота с брелка, подъехали к домику. Прошли в дом, спустились в подвал.
- Вот, смотрите, кушетка, белье постельное чистое, вон за той дверью туалет и вода. А в холодильнике есть кое-что перекусить и попить. Не обессудьте. Разносолов здесь нет. И еще, я закрою Вас, в подвале, тут совершенно безопасно. Так надо. Кушайте, пейте, отдыхайте с дороги. И до утра.
Есть не хотелось, Осипов отхлебнул немного из бутылки с минеральной водой, завалился в одежде на кушетку и сразу уснул.
В десять часов утра приехал Максим. Поднял Кирилла.
- Пойдем, друг. Извини, что на «ты», но мне, кажется, особенно рассусоливать нам ни к чему.
Осипов поднялся, они вместе с хозяином дома перешли в соседнюю комнату.
Стол, несколько стульев, лежащий на полу кусок толстой фанеры, обтянутый войлоком, щит на стене, от него тянутся провода к стоящим вокруг куска фанеры стойкам. Стойки чем-то были похожи на антенны.
- Значит так, Кирилл. Слушай меня очень внимательно. Мое устройство работало всего несколько раз. Мне известно два случая из двух, когда оно помогло. Это не гарантия успеха, но надежда с этой информацией не исчезает. Ты сейчас, сядешь, или ляжешь на эту фанеру, я включу свой аппарат, появятся некоторые неприятные, а может быть даже очень болезненные ощущения. Ты вдруг можешь оказаться в совершенно другой реальности. Ничему не удивляйся, ничего не бойся. Но никуда, повторяю, никуда не сходи с этой фанеры. Иначе я не смогу вернуть тебя обратно. Если какая-то неведомая сила сметет тебя с этой фанеры, ты должен вернуться на это место. Пусть самой фанеры не будет, просто на это место. И помни, все будет хорошо, если ты все сделаешь так, как я сказал. Ты понял меня?
- Да, понял.
- И еще, дай мне честное, самое честное слово из всех честных слов, что ты давал в своей жизни, что ты сделаешь все от тебя возможное, чтобы вернуться туда, куда я тебе говорил. Чтобы оттуда я смог вернуть тебя сюда, домой.
- Даю.
- Хорошо! Металлические вещи есть? Документы?
- Ну вот, телефон, часы, мелочь... Паспорт.
- Давай все сюда. Снимай ремень и ботинки. Какой у тебя размер обуви?
- Сорок второй.
- На, надень вот эти кроссовки. Готов?
- Да вроде, да.
- Ну давай, иди, усаживайся.
Кирилл сел на фанеру, Максим залез в щит. Минут пять провозился в щите.
А Кириллу почему-то вспомнилась Сонечка. Какого же это числа было? Так, памятное какое-то число для него. Сегодня вроде как двадцатое. Да, вспомнил, это было двадцатого июля. Именно в этот день, он познакомился с будущей своей женой. Точно, двадцатое июля...
Что-то загудело, вокруг Осипова воздух стал розовым, потом розовый цвет пропал, все обволокло матовым белым. Словно подвал заполнили молоком. Тело пронизывало миллионом иголок. Ломило суставы. Болели внутренности. Стало страшно. Сознание помутнело и пропало.
***
В воскресенье должны были быть выборы мэра. Город вроде бы как бы готовился к данному событию. Но все горожане, в том числе и Вальцов Андрей Николаевич заранее знали конечный результат этих, очередных выборов. Борис Михайлович Лукашов, он же в свое время Лука, конечно же, был вне конкуренции. В третий раз подряд ему можно было заранее праздновать успех. Остальные претенденты на кресло мэра - местная мелочевка, подобранная для альтернативности.
В свое время, после того страшного дня, когда майор запросил приличную сумму денег за то, что он замнет страшное преступление, Вальцов обращался за финансовой помощью и к Луке. Тот отказал. После чего они не стали врагами, но появилась какая-то тягостная неприязнь друг к другу. Они старались возможность их встречи исключить всеми способами. Конечно же, Андрей Николаевич с его опытом, с его авторитетом, мог быть хорошим помощником для мэра в управлении городом. Но Лукашов в упор не видел Вальцова, сам же Вальцов вряд ли согласился бы быть постоянно на виду у Луки. Хотя на своем посту он все равно и подчинялся городским властям, и отчитывался перед ними, но как-то они старались при встречах не замечать друг друга.
Майор давно стал подполковником и уехал в областной центр. Так что, кроме самого виновника аварии и Луки, в данном городе посвященных в истину того происшествия не было. Прошлое таяло в памяти.
И вот тут нарисовался Аршинов.
И его присутствие в жизни Андрея Николаевича было за гранью реальности. Вальцов не верил ни в бога, ни в черта, но сновидения, которые преследовали его каждую ночь, могли заставить поверить во что угодно, в кого угодно. Аршинов являлся в сон регулярно, с тем же табуретом, почти с теми же словами, а в прошедшую ночь он явился с погибшей женой, Зоей. Ее тень смутно было видно, а вот облик молодой женщины проступал явственно. Виделся лицом с фотографии на кладбищенском кресту.
Вальцов постоянно не высыпался, нервы были натянутыми, словно нити паутины. Он часто срывался. На подчиненных срывался, на жену, даже на дочь накричал, чего со времени ее несчастья он себе не позволял никогда. Нюшенька после отцовского окрика тихо уехала к себе в комнату и долго потом рыдала. Ни извинения отца, ни утешения матери не помогали.
В следующую субботу Вальцов позвонил, позвонил туда, куда думал никогда не позвонит еще раз.
- Да, - ответили на другом конце мягким, немного завораживающим баритоном, - Я Вас слушаю.
- Аркадий?
- Я Аркадий! С кем имею честь?
- Это Вальцов. Помнишь такого?
- Представь себе, помню. Андрей... Андрей Николаевич? Не ошибся?
- Нет, Аркадий, нет, не ошибся.
Аркадий Львович Коганов был психиатром. В свое время дочь, после страшной травмы погрузилась в глубокую депрессию. Вот тогда Вальцов отыскал Коганова, ездил с Нюшенькой несколько раз к нему на прием, и психиатр, а заодно и по совместительству психолог, помог дочери.
- Снова с дочкой нелады?
- Пока, славу Богу, нет. Мне помощь твоя нужна. Только при условии строжайшей конфиденциальности.
- Ты знаешь... Мы еще на «ты»? Ты знаешь, у меня на месяц вперед все приемы расписаны, может быть, на следующей неделе...
- Аркадий, сегодня. И однозначно не в твоем кабинете, лучше дома, или у тебя, или у меня.
- Нет, ну сегодня точно не могу...
- Аркадий!
В свое время Лука через своих бойцов наезжал на психолога–психиатра, типа, выжимал процент с его доходов, и Аркадий знал, что Вальцов друг Лукашова. Вряд ли сегодня, живущий в своем мире немолодой доктор знал о том, что дружба между Лукой и Андреем Николаевичем давно в прошлом. На что Вальцов и надеялся.
- Ладно. В восемь вечера устроит?
- Да, устроит.
- Подъезжай. Помнишь, где я живу?
- Найду.
Отбив телефон, Вальцов подошел к окну кабинета, глянул в него, хотел отойти, но взгляд на излете отметил что-то важное, он внимательнее посмотрел на противоположную сторону улицы.
Он, Аршинов! На той стороне улицы, на краю проезжей части стоял высокий худощавый человек и смотрел на окно, в которое выглядывал Вальцов. Вальцов громко выругался, отошел от окна, сел за стол, сжал виски руками, словно тисками.
Вечером Аркадий Львович Коганов, в годах, сухонький, маленький, с огромным носом и яркими, словно воспаленными глазами человечек, встретил у себя дома Вальцова Андрея Николаевича почти по-дружески. Предложил чаю, от чего гость отказался, провел в свой домашний кабинет. По-видимому, он готовился к приезду пациента, горел нежный, легкий, теплый свет, неслась далекая, успокаивающая музыка.
Доктор усадил Андрея Николаевича в белое, мягкое, теплое кресло, сам на пуфике расположился напротив. А Вальцова в мягком кресле, при таком освещении и такой музыке потянуло в сон. Но доктор кашлянул, давая понять, что он внимательно слушает. Вальцов начал повествование.
Говорил он долго, стараясь не смотреть психологу в глаза, ему казалось, что тот своим взглядом вычерпывает из головы информацию, недосказанную им. Вальцов закончил.
Коганов встал. Прошелся по кабинету. Вернулся к пуфику, присел и снова обжег взглядом Вальцова.
- Значит, это не ты сбил ту женщину?
- Нет, не я?
- А если честно?!
- Послушай, Аркадий, я же не на исповедь к тебе пришел, а за помощью. Какого же ты хрена...
- Обычного, Андрей, обычного. Ты обманываешь меня, а обманывая меня, ты обманываешь сам себя, потому что я, помогая тебе, должен быть тобой. Обманывать себя самое глупое, что можно только сделать в жизни. Это приносит огромный вред. Давай честно. Ты с кем-то там гулял в пятницу, потом понадобилось поехать куда-то, ты, как самый трезвый, сел за руль. По дороге случилась беда. Ты не хотел, но так получилось. Так вышло...
«В пятницу? Я не говорил ему, что дело было в пятницу. Значит, он знает что-то, если не все, о том происшествии. Уж и правда, не копается ли он в моей голове»? - думал Вальцов.
- Знаю, Андрей, знаю я все. Знаю с кем ты был, с кем гулял, кто замял это дело тоже знаю. Значит ты. Со временем страх перед содеянным, жалость к погибшей сошли на нет. Ты почти про все забыл. Но муж бедной женщины заставил все вспомнить, что потревожило тебя еще острее. Ты пьешь? Как у тебя с алкоголем?
- Да что ты во мне все копаешься? Делать-то что мне?
- Ох, Господи!
Коганов снова встал.
- Ну пойми ты, чтобы тебе помочь, надо знать причину, диагноз в своем роде поставить. А для этого нужно знать все. Пьешь?
- Я всегда пил. И много пил, и мало пил. Но никогда у меня не было с алкоголем проблем. Никогда! Хочу пью, хочу не пью. Мне наплевать на это!
- А вот в последнее время ты пьешь и часто, и много. Я по тебе вижу, чувствую по твоим кожным покровам, вижу по твоим глазам.
Да, последнюю неделю, благодаря постоянному ночному гостю, Вальцов пил каждый вечер, что не спасало его от незваного гостя, но снимало вечернее напряжение, с которым он вообще бы не заснул.
- И что?
- Так. Другой вопрос. У кого-то из близких родственников были проблемы с психикой? Отец, мать, бабушка, дедушка?
- Нет, не было. Все умерли в светлой памяти и в здравом уме. Ничего предосудительного не было.
- А что здесь может быть предосудительного. Если желудок болит, то это нормально? А если болит душа, то это из ряда вон выходящее? Позорное? Так. Значит, проблем с психикой у родственников не было. Хорошо. Пойдем дальше. Часто ли ты обманываешь свою супругу?
- Ну, этого еще не хватало! Я такую информацию от судей на страшном суде должен скрывать, а он у меня ее в своем кабинете выпытать хочет. Ну ты в своем уме? Аркадий Львович!
- Так! Наверное, стоит на сегодня закончить. Ты закрылся в шкатулке и даже щели для меня не оставил, чтобы я смог разобраться что к чему. Давай, подумай, подумай хорошо, как решишься быть честным и откровенным, звони, приму.
- А сейчас-то мне чего делать?
- Чего? А самое простое, что на ум пришло. Нужно встретиться с Аршиновым. Узнай точно, что он от тебя хочет. Если это не самосожжение на Красной площади, если это не жертвоприношение в виде грудных детей, или что-то из того подобное, согласись, попроси отсрочки, последи за собой, потом звони мне. Дальше будем думать. Да, постарайся сегодня не пить, встреть ночь и сон на трезвую голову. Посмотри, что будет ночью.
Перед сном Вальцов не пил. И поэтому в кровать ложился поздно, с тяжелым ожиданием чего-то нехорошего в ближайшее время. Долго не мог уснуть.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Андрей! Нам ли жить в печали? И зачем, когда все можно исправить. Это тот случай, когда мы можем сами себе в прошлом сопли вытереть, сами себе соломки подстелить. Ну что ты упрямишься? Помоги мне, помоги Зое!
Вальцов проснулся в поту. Приподнялся. Жена тихо спала. В этот раз он молчал во сне, слушая ночного посетителя поэтому, видимо, ее не разбудил.
