- Ну… ты, я, Тина, Мисси…
Мария покачала головой.
- Зайка, снобизм – плохая штука. А сколько тех, кто работает на конюшне? Горничных? Садовников? Ну-ка? Те же рыбаки, которые приходят сюда, сколько ты видела двуипостасных среди них?
- Ну… не видела, - согласилась Анна.
Теперь она поняла, о чем говорила мать. Людей много, просто она считала только тех, кто был рядом. Но Тина ведь и ДО встречи с мамой была необычной, Мисси просто последовала за бабушкой, Феликс – отдельный разговор, это же Феликс, Клара и Тим такое пережили… равно, как и исс Шент. А так-то в поместье народа много, просто они иссы, не эрры.
- Понимаешь теперь? И тут сразу шестеро?
- Значит, и сам адмирал человек интересный, и вокруг него тоже люди собираются своеобразные, - Анна хитро поглядела на мать. – Мам, а он тебе нравится?
- Как человек – безусловно.
- а ты ему точно нравишься.
Мария фыркнула.
Нравится, как же! Скажите еще – влюбился! В королеву, которую и видел-то пару раз! Смешно!
- Анна, не путай. Он мне благодарен за вторую ипостась, и смотрит так, как должен. В его глазах я осенена милостью Многоликого, вот отсюда и взгляды.
- Ну, мам! Он на тебя не так смотрит!
- А как? Наискосок? Или по вертикали? Анечка, не надо о таком говорить, если кто-то услышит, нам всем будет неловко.
- А вдруг вы найдете друг друга?
- А папа? – коварно спросила Мария.
Анна вскинула голову.
- Он нас на рыжую дуру променял!
- А если исправится и попросит прощения?
Вместо ответа Анна кинула в мать шишкой.
- Издевайся – издевайся, будешь вредничать – будешь бабушкой.
Мария только фыркнула в ответ.
Испортила она приличную средневековую принцессу, откуда что и взялось? Хорошо еще на гитаре не играет и татушку не требует.
А Рикардо…
Ну зачем она ему – такая? Беременная от другого мужчины, да и замужем, и вообще… ему надо какую-нибудь девчонку лет на десять моложе, и чтобы восторженными глазами смотрела, и вообще…
Шишка полетела в воду.
Не будет она об этом думать! Вот!
Хосе Лагос наблюдал за деревней.
Самая обычная деревня, самая обычная жизнь. Люди суетятся. Кто-то за водой идет, кто-то обратно, кто-то дрова колет, дети с горки катаются – в Фардании зимой снежно, и реки замерзают. Не каждый год, конечно, но вот эта зима холодная выдалась.
Хосе устроился поближе к реке.
Есть ему хотелось, голодно было, но в том-то и беда – не мог он через себя преступить! Зайца поймать мог, или птицу какую, падаль из-под снега вырыть, хоть и было ему потом плохо, но оклемался. А вот у людей ничего взять не мог.
Права не имел.
Сейчас украдет он козу… а вы знаете, как сложно ее купить? Вы хоть понимаете, что козье молоко – это шанс на жизнь для детей? Чью жизнь он заберет, сожрав корову или даже свинью?
А уж о том, чтобы покуситься на людей, Хосе и вовсе думать не мог.
Он чудовище, да. Но и человек тоже!
Он не хотел ничего помнить, он с радостью забыл бы обо всем и умчался в лес свободным диким зверем, но…
Нельзя.
Он опасен, он страшен, он НЕ ЧЕЛОВЕК! Он может кого-то сожрать, покалечить, просто ранить… ему нельзя забывать себя до конца! Пусть его убьют, что ж. Но он не причинит людям вреда!
Никогда!
Смирять раз за разом звериную натуру было сложно, зверь ярился и ревел в клетке человеческого разума, ему хотелось ЖРАТЬ!!! Рвать зубами в клочья, глотать сочное кровавое мясо, насытиться и спать… нельзя!
Потому Хосе и засел у реки.
Может, ему удастся утащить чью-то вершу с рыбой? Рыбу не жалко, рыба не будит в нем звериных инстинктов, а если просто утащить сеть… это же не так страшно, правда? Сеть можно и новую сделать! Это дорого, но можно!
А если он сможет сам ловить рыбу и ей питаться, он сможет и смирять зверя.
Сытая тварь спокойнее. С ней управляться легче.
Жаль только, сытым до конца его зверь еще ни разу не бывал.
Хосе смотрел, как катаются на санках дети, на кусках старой коровьей шкуры, и… только он и успел отреагировать, когда столкнулись двое детей. Но если один отлетел достаточно безопасно, в сторону, то второй покатился прямо в прорубленную на льду полынью, в которой бабы полоскали белье, набирали воду…
Мальчишка и вскрикнуть не успел, а черная вода уже сомкнулась над его головой, ударила ледяным холодом, заставила задохнуться, обвила тяжелыми кольцами и потянула вниз, вниз…
Хосе тоже не вскрикнул, да и зачем?
О чем вы?
Мужчина просто прыгнул в полынью. Одним длинным прыжком, с места… никто и разглядеть не успел, что там такое было. И холодная вода сомкнулась над головой зверя.
Человек не выжил бы там. Не смог бы достать мальчишку, которого уже затянуло под лед.
И выплыть не смог бы, и вылезти наружу…
Хосе человеком уже не был. Он был сильнее, быстрее, выносливее… и он справился.
На последних силах добрался до края полыньи, и кое-как, уже чуть не подыхая, выкинул на лед мальчишку.
Сам вцепился в край льда.
Он понимал, сейчас его просто убьют. Ударят чем-то деревянным, вон, хоть и коромыслом, и он уйдет под лед. Или сам отцепится, когда истают последние силы.
Это неважно. Совсем неважно.
Мальчишка дышит, Хосе слышал его дыхание лучше всего остального, и сердце у него бьется, это он тоже слышит. И вот мужчина начал его раздевать, и снегом растирает, все правильно, все хорошо. А остальное…
Он давно мечтал умереть.
Просто это больно. И страшно. И зверь борется до конца, как привык. А человек… человек еще раз хочет посмотреть на небо, на солнышко… рядом с мордой зверя качнулось коромысло.
- Эй ты! А ну, хватайся!
Девица, которая держала коромысло за другой конец, выглядела крепкой и решительной. Кровь с молоком. И взгляд у нее был суровый.
- Хватайся, говорю! Если ты Лерка вытащил, значит, разумный! НУ!!!
Голос у нее был такой повелительный, что Хосе и сопротивляться не стал. Когтистые лапы, каждая из которых могла одним движением снести наглую девицу, просто размазать ее, как комара, в кровавое пятно, ухватились за коромысло. Осторожно, стараясь его не сломать.
Девица скрипнула зубами, потянула его на себя…
- Бабы, а ну, взяли!!! Навались!!!
И передала кому-то коромысло, а сама подскочила к Хосе. Бедняга чуть лапы не разжал, когда сильные руки ухватили его за шерсть на загривке.
- Укусишь – коромыслом огрею! Понял?
Понял. Только поверить было в такое сложно! Ан нет, девица, ругаясь на всех вокруг, тянула его из полыньи, а там, видя, что зверюга-то безопасна, и другие присоединились! Чуть шкуру с Хосе не сняли, пока тащили.
Он и сам помогать старался, да уж больно холодная вода была. Он и задних лап не чуял, когда его вытащили.
Просто перевернулся и посмотрел на небо.
Там сияло скудное зимнее солнышко. Сероватое такое… его последнее солнце.
- Эй, ты что! Подыхать взялся?! А ну, прекрати!!! – маленькие ручки затеребили его, перед лицом возникло другое… не солнце, нет, это та сердитая девушка… что ей надо?
Почему она опять на него сердится?
Что он сделал не так?
Хосе медленно уплывал, растворялся в солнечном свете…
- Прекрати!!! – оплеуха получилась выдающаяся, аж зубы лязгнули. А потом ему меж зубов сунули флягу с чем-то крепким. И Хосе закричал от боли, выгнулся…
Не пробовал он раньше самогон тройной очистки, на березовом угле…
- Не смей умирать!!! Слышишь!? НЕ СМЕЙ!!!
Его трясли уже вполне серьезно, и ругались тоже, и Хосе вдруг почувствовал острую боль. Она началась откуда-то изнутри, и перекинулась на все тело… его отравили?
Но зачем?
Он и так уже подыхал, зачем его еще мучить? Могли бы просто добить… за что?
Боль усиливалась, нарастала, крестьяне отскочили в стороны, и только Райка, сестра Лерка, продолжала трясти зверюгу за плечи. И даже не думала отстраняться.
Бедовая девка, одно слово, охотница! Приучил ее батька в лес ходить, зверя скрадывать, а как помер той зимой, она и одна ходить стала. А это ж не бабское дело! Но… дома мать, и детишки, мал мала меньше, а Райка девка решительная. И сильная, и смелая… парни, кстати, на нее заглядываются, да только она твердо сказала – не пойдет ни за кого. Ей малЫх надо на ноги ставить, мать одна не справится! А вот ежели кто к ней в хозяйство готов, да помочь…
Пока таких не было…
- Райка, брось! – крикнул с безопасного расстояния староста. – Можа, он бешеный какой! Вон как корчится!
И сделал вид, что не услышал ответа.
Н-ну, девка!!! Где это видано, приличного человека такими матюгами лаять?! Всыпать бы ей горячих, да ладно уж! Понятно, что сейчас она сама не понимает, чего городит, брата-то чудом не лишилась…
Отстраняться она и не подумала. И было уже поздно.
По зверюге пробежала волна, вторая… словно внутрь уходила шерсть, исчезали когти, менялась, переплавлялась страшная морда – и вот уже на снегу лежит человек. Самый обычный, одетый во что-то вроде серой полотняной рубахи и простых штанов.
И дышит, кажется…
И Райка его держит, как и продолжала, за ворот…
- Ох ты ж… еж же ж…
Староста отлично знал, ЧТО он видел. Это в городах жизнь идет быстрее, и старые сказки там помнят хуже. А в деревнях по вечерам чем заняться? Одно расскажут, другое…
Двуипостасные.
Старая легенда… неужели – живая?!
Но пока староста размышлял, Райка действовала.
- Помогите его к нам в избу перетащить!!! Живее, а то околеет от холода! И Лерка тоже!!!
Никто и не сопротивлялся.
Подхватили, потащили…
Крестьяне там, придворные… люди же!
Всем было жутко любопытно – что происходит?!
Когда Хосе открыл глаза, он даже не сразу понял, где находится.
Темные балки над головой. Полумрак, огонек лучины.
- Живой?
Женский голос.
Он же… она же…
Хосе вскрикнул, закрыл лицо руками… она же сейчас испугается… РУКАМИ?!
Мужчина вытянул перед собой руки, не веря глазам согнул и разогнул пальцы… самые обычные. Человеческие. Без когтей и шерсти, просто длинные ровные пальцы.
- Я…
Голос дрожал, срывался.
Райка поняла все правильно, подошла и обхватила мужчину за плечи. Поддержала.
- Ну-ка, водички!
Хосе послушно попил через сухой тростниковый стебель, откинулся на подушку. Сейчас он уже мог разговаривать.
- Я… человек?
- Когда моего брата спасал, был кем-то вроде медведя. Я видела. А потом тебя корежить начало, да и в человека перекинуло. Ты из двуипостасных?
- В человека?
- Да.
Хосе помолчал пару минут. А вот как и что тут ответишь? Но врать точно не надо, не получится, да и глупо это. А потому…
Чего ему молчать? Чего беречься? Он уже умер, и не один раз, а несколько.
- Я… мое имя Хосе Лагос. Я был калекой, с детства. Потом меня выкупили у родителей, наверное. Привезли в храм, что-то давали… я начал изменяться и превращаться в эту тварь. А потом меня просто выпустили в лес, вот и все.
Райка качнула головой.
- Город…
Непонятно было, то ли осуждает, то ли понимает. Хосе лежал молча. Осознавал. Так что девушка заговорила первой.
- А у деревни ты что делал?
- Ничего особенного. Еду искал. Охотиться я не умею, а тут что выкинут, ну и рыбой можно было поживиться, - сознался Хосе.
- Людей не убивал?
- Нет.
- А волка кто заломал? Неподалеку от деревни?
Хосе тяжело вздохнул.
- Я. Он сам виноват, кинулся. Только он больной был, я его есть не смог…
Райка хмыкнула. Охотой она промышляла давно, еще отец приучил, и про бешеного волка в округе знала. До их деревни он еще не добрался, а вот с той стороны леса бед уже натворил. Она уж и в засаду собиралась, и с другими охотниками поговорить, не пускать же тварь к людям, а тут само все и сделалось.
Она и глазам своим не поверила, когда тушу волка увидела, и следы от нее. Хотела по следам пройти, да не получилось, ветер начался, замело все. Но и потом она следы у деревни видела, молчала, правда. Поди, скажи кому?
Расшумятся, раскричатся и толку не будет. Да и не очень-то к ней прислушиваются, не бабье это дело – охота. И отношение к ней не такое, как к ее отцу, батю уважали, а ее терпят за удачу и твердую руку. А дашь спуска – за пазуху лезть пытаются. Последнему нахалу она два зуба выбила луком и пообещала остальные высвистнуть, чтобы до скончания дней кашки жрал. Подействовало.
Бродит зверюга вокруг деревни, так ведь ее никто и не видел, и в деревне даже курицы не пропало, странный такой зверь. Как оказалось – ОЧЕНЬ странный. Правильно она промолчала тогда.
- И моего брата ты спасать стал.
- Они с горки катались, ну и столкнулись. Он в воду отлетел… жалко стало. Мне уже жить незачем, а ему… как мальчик?
- Жив-здоров, только на задницу еще дня три не сядет, - отмахнулась Райка. – Это ты третий день в горячке, а Лерка я барсучьим жиром растерла, горячим отваром напоила, на следующий же день хотел к друзьям утечь. Ну и получил, за подвиги.
- Он не виноват, там так получилось.
- Думать надо было, - отрезала Райка. – Матери чуть дурно не стало.
Вообще, получил Лерк не за катание, а за то, что пытался в избу дружков провести, на человека-медведя посмотреть. Ух, как же Райка тогда разозлилась! Поганец!
Тебя спасли чудом, а ты спасителю такое подстраиваешь, гаденыш неблагодарный? Ну, и взялась за хворостину. Мигом дошло! Но ведь не скажешь такое этому… кстати!
- Зовут-то тебя как?
- Хосе. Хосе Лагос…
- А что у тебя покалечено было?
Хосе прикусил губу, но о своих бедах рассказал честно. Райка подумала, да и стянула с него одеяло. А что, вроде как не горит, не бредит, просто лежит…
- Давай, попробуй встать.
- Я же не могу!
- Можешь. Нет у тебя ничего такого, слово даю, обычный мужик, все, как у всех.
Хосе аж побагровел от смущения, да так, что и в темной избе заметно было. Она что – его видела?!
- Все я видела, - Райка отлично поняла его и без слов. – И даже трогала. Думаешь, кто тебя переодевал – растирал – посудину выносил?
У бедняги едва уши пеплом не осыпались со стыда.
- Я…
- Вставай, давай! Пробуй!
Хосе повиновался.
И сам себе не поверил, когда шаг сделал, второй, а там и ноги свои осмотрел…
- Я человек. Нормальный…
Райка кивнула.
- Вполне себе. Давай-ка я тебя пока уложу, да пойду, киселька сделаю. Тебе сейчас другого, поди, и нельзя ничего, если долго не ел. А ты пока подумай.
- О чем?
- Я со старостой поговорю, если что. За Лерка – можешь у нас до весны остаться. По хозяйству помочь сможешь? Батя умер, парни еще мелкие, а без мужских рук тяжко приходится. Я-то в лесу постоянно, без того охотой сыта не будешь, а ты бы матери моей и помог по дому?
Хосе даже и думать не стал.
- Я мало что умею. Но если покажете, что и как, обузой не буду, все сделаю!
Райка кивнула.
- Вот и договорились. А одежду я тебе батину дам, он шире тебя был и повыше, ну так подшить можно.
- Я шить умею.
- Уже хорошо. Сам и справишься. Лежи, сейчас тебе киселя сделаю, да к старосте сбегаю, скажу, что ты в себя пришел. А ты подумай, стоит ли старосте говорить насчет храма. Это дело такое, как бы не сообщил, куда не надо.
- Ох, - напрягся Хосе.
- Лучше я ему скажу, что у тебя случайно проявилось. Говорят, так раньше бывало, когда второй облик проявлялся, а в человека вернуться сил не было. Вот и в леса убегали, и в море уплывали. Бывало…
- А о таком в храм сообщать не надо?
- А смысла нет. Он одно скажет, а ты другое, вот он крайним и останется.
Хосе прикрыл глаза.
Райка ушла, а он лежал и думал. И было, о чем.
Что ему дальше делать. Как жить. О чем говорить…
Мария покачала головой.
- Зайка, снобизм – плохая штука. А сколько тех, кто работает на конюшне? Горничных? Садовников? Ну-ка? Те же рыбаки, которые приходят сюда, сколько ты видела двуипостасных среди них?
- Ну… не видела, - согласилась Анна.
Теперь она поняла, о чем говорила мать. Людей много, просто она считала только тех, кто был рядом. Но Тина ведь и ДО встречи с мамой была необычной, Мисси просто последовала за бабушкой, Феликс – отдельный разговор, это же Феликс, Клара и Тим такое пережили… равно, как и исс Шент. А так-то в поместье народа много, просто они иссы, не эрры.
- Понимаешь теперь? И тут сразу шестеро?
- Значит, и сам адмирал человек интересный, и вокруг него тоже люди собираются своеобразные, - Анна хитро поглядела на мать. – Мам, а он тебе нравится?
- Как человек – безусловно.
- а ты ему точно нравишься.
Мария фыркнула.
Нравится, как же! Скажите еще – влюбился! В королеву, которую и видел-то пару раз! Смешно!
- Анна, не путай. Он мне благодарен за вторую ипостась, и смотрит так, как должен. В его глазах я осенена милостью Многоликого, вот отсюда и взгляды.
- Ну, мам! Он на тебя не так смотрит!
- А как? Наискосок? Или по вертикали? Анечка, не надо о таком говорить, если кто-то услышит, нам всем будет неловко.
- А вдруг вы найдете друг друга?
- А папа? – коварно спросила Мария.
Анна вскинула голову.
- Он нас на рыжую дуру променял!
- А если исправится и попросит прощения?
Вместо ответа Анна кинула в мать шишкой.
- Издевайся – издевайся, будешь вредничать – будешь бабушкой.
Мария только фыркнула в ответ.
Испортила она приличную средневековую принцессу, откуда что и взялось? Хорошо еще на гитаре не играет и татушку не требует.
А Рикардо…
Ну зачем она ему – такая? Беременная от другого мужчины, да и замужем, и вообще… ему надо какую-нибудь девчонку лет на десять моложе, и чтобы восторженными глазами смотрела, и вообще…
Шишка полетела в воду.
Не будет она об этом думать! Вот!
***
Хосе Лагос наблюдал за деревней.
Самая обычная деревня, самая обычная жизнь. Люди суетятся. Кто-то за водой идет, кто-то обратно, кто-то дрова колет, дети с горки катаются – в Фардании зимой снежно, и реки замерзают. Не каждый год, конечно, но вот эта зима холодная выдалась.
Хосе устроился поближе к реке.
Есть ему хотелось, голодно было, но в том-то и беда – не мог он через себя преступить! Зайца поймать мог, или птицу какую, падаль из-под снега вырыть, хоть и было ему потом плохо, но оклемался. А вот у людей ничего взять не мог.
Права не имел.
Сейчас украдет он козу… а вы знаете, как сложно ее купить? Вы хоть понимаете, что козье молоко – это шанс на жизнь для детей? Чью жизнь он заберет, сожрав корову или даже свинью?
А уж о том, чтобы покуситься на людей, Хосе и вовсе думать не мог.
Он чудовище, да. Но и человек тоже!
Он не хотел ничего помнить, он с радостью забыл бы обо всем и умчался в лес свободным диким зверем, но…
Нельзя.
Он опасен, он страшен, он НЕ ЧЕЛОВЕК! Он может кого-то сожрать, покалечить, просто ранить… ему нельзя забывать себя до конца! Пусть его убьют, что ж. Но он не причинит людям вреда!
Никогда!
Смирять раз за разом звериную натуру было сложно, зверь ярился и ревел в клетке человеческого разума, ему хотелось ЖРАТЬ!!! Рвать зубами в клочья, глотать сочное кровавое мясо, насытиться и спать… нельзя!
Потому Хосе и засел у реки.
Может, ему удастся утащить чью-то вершу с рыбой? Рыбу не жалко, рыба не будит в нем звериных инстинктов, а если просто утащить сеть… это же не так страшно, правда? Сеть можно и новую сделать! Это дорого, но можно!
А если он сможет сам ловить рыбу и ей питаться, он сможет и смирять зверя.
Сытая тварь спокойнее. С ней управляться легче.
Жаль только, сытым до конца его зверь еще ни разу не бывал.
Хосе смотрел, как катаются на санках дети, на кусках старой коровьей шкуры, и… только он и успел отреагировать, когда столкнулись двое детей. Но если один отлетел достаточно безопасно, в сторону, то второй покатился прямо в прорубленную на льду полынью, в которой бабы полоскали белье, набирали воду…
Мальчишка и вскрикнуть не успел, а черная вода уже сомкнулась над его головой, ударила ледяным холодом, заставила задохнуться, обвила тяжелыми кольцами и потянула вниз, вниз…
Хосе тоже не вскрикнул, да и зачем?
О чем вы?
Мужчина просто прыгнул в полынью. Одним длинным прыжком, с места… никто и разглядеть не успел, что там такое было. И холодная вода сомкнулась над головой зверя.
Человек не выжил бы там. Не смог бы достать мальчишку, которого уже затянуло под лед.
И выплыть не смог бы, и вылезти наружу…
Хосе человеком уже не был. Он был сильнее, быстрее, выносливее… и он справился.
На последних силах добрался до края полыньи, и кое-как, уже чуть не подыхая, выкинул на лед мальчишку.
Сам вцепился в край льда.
Он понимал, сейчас его просто убьют. Ударят чем-то деревянным, вон, хоть и коромыслом, и он уйдет под лед. Или сам отцепится, когда истают последние силы.
Это неважно. Совсем неважно.
Мальчишка дышит, Хосе слышал его дыхание лучше всего остального, и сердце у него бьется, это он тоже слышит. И вот мужчина начал его раздевать, и снегом растирает, все правильно, все хорошо. А остальное…
Он давно мечтал умереть.
Просто это больно. И страшно. И зверь борется до конца, как привык. А человек… человек еще раз хочет посмотреть на небо, на солнышко… рядом с мордой зверя качнулось коромысло.
- Эй ты! А ну, хватайся!
Девица, которая держала коромысло за другой конец, выглядела крепкой и решительной. Кровь с молоком. И взгляд у нее был суровый.
- Хватайся, говорю! Если ты Лерка вытащил, значит, разумный! НУ!!!
Голос у нее был такой повелительный, что Хосе и сопротивляться не стал. Когтистые лапы, каждая из которых могла одним движением снести наглую девицу, просто размазать ее, как комара, в кровавое пятно, ухватились за коромысло. Осторожно, стараясь его не сломать.
Девица скрипнула зубами, потянула его на себя…
- Бабы, а ну, взяли!!! Навались!!!
И передала кому-то коромысло, а сама подскочила к Хосе. Бедняга чуть лапы не разжал, когда сильные руки ухватили его за шерсть на загривке.
- Укусишь – коромыслом огрею! Понял?
Понял. Только поверить было в такое сложно! Ан нет, девица, ругаясь на всех вокруг, тянула его из полыньи, а там, видя, что зверюга-то безопасна, и другие присоединились! Чуть шкуру с Хосе не сняли, пока тащили.
Он и сам помогать старался, да уж больно холодная вода была. Он и задних лап не чуял, когда его вытащили.
Просто перевернулся и посмотрел на небо.
Там сияло скудное зимнее солнышко. Сероватое такое… его последнее солнце.
- Эй, ты что! Подыхать взялся?! А ну, прекрати!!! – маленькие ручки затеребили его, перед лицом возникло другое… не солнце, нет, это та сердитая девушка… что ей надо?
Почему она опять на него сердится?
Что он сделал не так?
Хосе медленно уплывал, растворялся в солнечном свете…
- Прекрати!!! – оплеуха получилась выдающаяся, аж зубы лязгнули. А потом ему меж зубов сунули флягу с чем-то крепким. И Хосе закричал от боли, выгнулся…
Не пробовал он раньше самогон тройной очистки, на березовом угле…
- Не смей умирать!!! Слышишь!? НЕ СМЕЙ!!!
Его трясли уже вполне серьезно, и ругались тоже, и Хосе вдруг почувствовал острую боль. Она началась откуда-то изнутри, и перекинулась на все тело… его отравили?
Но зачем?
Он и так уже подыхал, зачем его еще мучить? Могли бы просто добить… за что?
Боль усиливалась, нарастала, крестьяне отскочили в стороны, и только Райка, сестра Лерка, продолжала трясти зверюгу за плечи. И даже не думала отстраняться.
Бедовая девка, одно слово, охотница! Приучил ее батька в лес ходить, зверя скрадывать, а как помер той зимой, она и одна ходить стала. А это ж не бабское дело! Но… дома мать, и детишки, мал мала меньше, а Райка девка решительная. И сильная, и смелая… парни, кстати, на нее заглядываются, да только она твердо сказала – не пойдет ни за кого. Ей малЫх надо на ноги ставить, мать одна не справится! А вот ежели кто к ней в хозяйство готов, да помочь…
Пока таких не было…
- Райка, брось! – крикнул с безопасного расстояния староста. – Можа, он бешеный какой! Вон как корчится!
И сделал вид, что не услышал ответа.
Н-ну, девка!!! Где это видано, приличного человека такими матюгами лаять?! Всыпать бы ей горячих, да ладно уж! Понятно, что сейчас она сама не понимает, чего городит, брата-то чудом не лишилась…
Отстраняться она и не подумала. И было уже поздно.
По зверюге пробежала волна, вторая… словно внутрь уходила шерсть, исчезали когти, менялась, переплавлялась страшная морда – и вот уже на снегу лежит человек. Самый обычный, одетый во что-то вроде серой полотняной рубахи и простых штанов.
И дышит, кажется…
И Райка его держит, как и продолжала, за ворот…
- Ох ты ж… еж же ж…
Староста отлично знал, ЧТО он видел. Это в городах жизнь идет быстрее, и старые сказки там помнят хуже. А в деревнях по вечерам чем заняться? Одно расскажут, другое…
Двуипостасные.
Старая легенда… неужели – живая?!
Но пока староста размышлял, Райка действовала.
- Помогите его к нам в избу перетащить!!! Живее, а то околеет от холода! И Лерка тоже!!!
Никто и не сопротивлялся.
Подхватили, потащили…
Крестьяне там, придворные… люди же!
Всем было жутко любопытно – что происходит?!
***
Когда Хосе открыл глаза, он даже не сразу понял, где находится.
Темные балки над головой. Полумрак, огонек лучины.
- Живой?
Женский голос.
Он же… она же…
Хосе вскрикнул, закрыл лицо руками… она же сейчас испугается… РУКАМИ?!
Мужчина вытянул перед собой руки, не веря глазам согнул и разогнул пальцы… самые обычные. Человеческие. Без когтей и шерсти, просто длинные ровные пальцы.
- Я…
Голос дрожал, срывался.
Райка поняла все правильно, подошла и обхватила мужчину за плечи. Поддержала.
- Ну-ка, водички!
Хосе послушно попил через сухой тростниковый стебель, откинулся на подушку. Сейчас он уже мог разговаривать.
- Я… человек?
- Когда моего брата спасал, был кем-то вроде медведя. Я видела. А потом тебя корежить начало, да и в человека перекинуло. Ты из двуипостасных?
- В человека?
- Да.
Хосе помолчал пару минут. А вот как и что тут ответишь? Но врать точно не надо, не получится, да и глупо это. А потому…
Чего ему молчать? Чего беречься? Он уже умер, и не один раз, а несколько.
- Я… мое имя Хосе Лагос. Я был калекой, с детства. Потом меня выкупили у родителей, наверное. Привезли в храм, что-то давали… я начал изменяться и превращаться в эту тварь. А потом меня просто выпустили в лес, вот и все.
Райка качнула головой.
- Город…
Непонятно было, то ли осуждает, то ли понимает. Хосе лежал молча. Осознавал. Так что девушка заговорила первой.
- А у деревни ты что делал?
- Ничего особенного. Еду искал. Охотиться я не умею, а тут что выкинут, ну и рыбой можно было поживиться, - сознался Хосе.
- Людей не убивал?
- Нет.
- А волка кто заломал? Неподалеку от деревни?
Хосе тяжело вздохнул.
- Я. Он сам виноват, кинулся. Только он больной был, я его есть не смог…
Райка хмыкнула. Охотой она промышляла давно, еще отец приучил, и про бешеного волка в округе знала. До их деревни он еще не добрался, а вот с той стороны леса бед уже натворил. Она уж и в засаду собиралась, и с другими охотниками поговорить, не пускать же тварь к людям, а тут само все и сделалось.
Она и глазам своим не поверила, когда тушу волка увидела, и следы от нее. Хотела по следам пройти, да не получилось, ветер начался, замело все. Но и потом она следы у деревни видела, молчала, правда. Поди, скажи кому?
Расшумятся, раскричатся и толку не будет. Да и не очень-то к ней прислушиваются, не бабье это дело – охота. И отношение к ней не такое, как к ее отцу, батю уважали, а ее терпят за удачу и твердую руку. А дашь спуска – за пазуху лезть пытаются. Последнему нахалу она два зуба выбила луком и пообещала остальные высвистнуть, чтобы до скончания дней кашки жрал. Подействовало.
Бродит зверюга вокруг деревни, так ведь ее никто и не видел, и в деревне даже курицы не пропало, странный такой зверь. Как оказалось – ОЧЕНЬ странный. Правильно она промолчала тогда.
- И моего брата ты спасать стал.
- Они с горки катались, ну и столкнулись. Он в воду отлетел… жалко стало. Мне уже жить незачем, а ему… как мальчик?
- Жив-здоров, только на задницу еще дня три не сядет, - отмахнулась Райка. – Это ты третий день в горячке, а Лерка я барсучьим жиром растерла, горячим отваром напоила, на следующий же день хотел к друзьям утечь. Ну и получил, за подвиги.
- Он не виноват, там так получилось.
- Думать надо было, - отрезала Райка. – Матери чуть дурно не стало.
Вообще, получил Лерк не за катание, а за то, что пытался в избу дружков провести, на человека-медведя посмотреть. Ух, как же Райка тогда разозлилась! Поганец!
Тебя спасли чудом, а ты спасителю такое подстраиваешь, гаденыш неблагодарный? Ну, и взялась за хворостину. Мигом дошло! Но ведь не скажешь такое этому… кстати!
- Зовут-то тебя как?
- Хосе. Хосе Лагос…
- А что у тебя покалечено было?
Хосе прикусил губу, но о своих бедах рассказал честно. Райка подумала, да и стянула с него одеяло. А что, вроде как не горит, не бредит, просто лежит…
- Давай, попробуй встать.
- Я же не могу!
- Можешь. Нет у тебя ничего такого, слово даю, обычный мужик, все, как у всех.
Хосе аж побагровел от смущения, да так, что и в темной избе заметно было. Она что – его видела?!
- Все я видела, - Райка отлично поняла его и без слов. – И даже трогала. Думаешь, кто тебя переодевал – растирал – посудину выносил?
У бедняги едва уши пеплом не осыпались со стыда.
- Я…
- Вставай, давай! Пробуй!
Хосе повиновался.
И сам себе не поверил, когда шаг сделал, второй, а там и ноги свои осмотрел…
- Я человек. Нормальный…
Райка кивнула.
- Вполне себе. Давай-ка я тебя пока уложу, да пойду, киселька сделаю. Тебе сейчас другого, поди, и нельзя ничего, если долго не ел. А ты пока подумай.
- О чем?
- Я со старостой поговорю, если что. За Лерка – можешь у нас до весны остаться. По хозяйству помочь сможешь? Батя умер, парни еще мелкие, а без мужских рук тяжко приходится. Я-то в лесу постоянно, без того охотой сыта не будешь, а ты бы матери моей и помог по дому?
Хосе даже и думать не стал.
- Я мало что умею. Но если покажете, что и как, обузой не буду, все сделаю!
Райка кивнула.
- Вот и договорились. А одежду я тебе батину дам, он шире тебя был и повыше, ну так подшить можно.
- Я шить умею.
- Уже хорошо. Сам и справишься. Лежи, сейчас тебе киселя сделаю, да к старосте сбегаю, скажу, что ты в себя пришел. А ты подумай, стоит ли старосте говорить насчет храма. Это дело такое, как бы не сообщил, куда не надо.
- Ох, - напрягся Хосе.
- Лучше я ему скажу, что у тебя случайно проявилось. Говорят, так раньше бывало, когда второй облик проявлялся, а в человека вернуться сил не было. Вот и в леса убегали, и в море уплывали. Бывало…
- А о таком в храм сообщать не надо?
- А смысла нет. Он одно скажет, а ты другое, вот он крайним и останется.
Хосе прикрыл глаза.
Райка ушла, а он лежал и думал. И было, о чем.
Что ему дальше делать. Как жить. О чем говорить…
