В Московской Руси существовал такой обычай: отсекать уши изобличенным преступникам (одно или оба). Делалось это не из садистских побуждений, подразумевающих бессмысленное издевательство над человеком, а исключительно потому, что дактилоскопия тогда еще не была изобретена, а понятие о судимости уже проникло в умы тогдашних юристов. Соответственно, требовалось внедрение биометрического показателя, который позволил бы отличить законопослушных граждан от тех, кто бежал из ссылки и запросто мог учинить новые безобразия. Однако сегодня у дьяков XVII века нашлись последователи на качественно ином уровне. Проявляется это при оценке книг, когда велят в обязательном порядке избавляться от так называемых авторских ушей. Так принято именовать комментарии самого литератора к описываемым событиям, когда становится четко видно, как он к ним относится. Причину угадать несложно: читатель желает сделать выводы сам (даже если никаких выводов он сделать просто не в состоянии), а если писатель влезает со своими пояснениями, он вроде как держит читателя за дурачка, что нынешней самолюбивой публике зачастую несносно.
Между тем даже в научной литературе, которая, казалось бы, должна быть максимально обезличенной, прорыв авторского голоса может заменить сотню логически безупречных страниц и проиллюстрировать авторскую мысль так, как они не способны сделать. Дабы не быть голословными, откроем монографию Евгения Тарле "Крымская война" - капитальный труд по заявленной теме - и посмотрим, что там писалось про оборону Севастополя:

"В ночь с 22 на 23 марта генерал Хрулев с 11 батальонами морской пехоты напал на французские и английские траншеи, расположенные перед Камчатским люнетом и двумя редутами. Русские ворвались в неприятельские траншеи и после отчаянной борьбы разрушили часть укреплений, которые французы начали возводить против люнета. Эта вылазка оказалась очень кровопролитной. Совершив то, что имелось в виду, русские вернулись на люнет. Собственно в эту ночь отряд Хрулева выполнил не одну, а последовательно три вылазки. Русские потери в общем были равны 387 человекам убитыми и около 1000 ранеными. Общие потери французов и англичан достигали, несомненно, большей цифры, чем официально показанная (доходившая до 600 человек). Через день после этого побоища, по соглашению между Остен-Сакеном и генералом Канробером, было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в предшествующую кровавую ночь. Во время перемирия русские и французы очень дружески, почти ласково, беседовали друг с другом. Те и другие обменивались взаимными благодарностями за гуманное, заботливое отношение к пленным. Французы и англичане, замечу к слову, в течение всей войны и после войны не переставали с теплым чувством (иногда просто с восторгом) вспоминать, как русские относились к пленным, как священна для русских была личность раненого, беспомощного врага, попавшего в их руки. "Трогательным и благородным, характерным для русских", как выражается Базанкур, был не только тот эпизод (забота о капитане Креспе), о котором этот французский летописец осады повествует. Такие эпизоды и в самом деле были типичными и характерными."

И сразу за этим следует:

"Пережившим время выкалывания глаз и сожжения живьем советских воинов презренными извергами подлой гитлеровской орды особенно отрадно вспомнить, как сто лет назад воевали люди, которые не забывали, что безоружный, истекающий кровью враг уже перестал быть врагом."

Здесь уже не просто уши - Тарле встает в полный рост, и прежний точный, немного ироничный аналитик превращается в гневного обличителя. Эта тирада, вполне сравнимая по силе со знаменитым: "Не могу молчать!", заставляет вспомнить о годах, когда появился труд Тарле (а это 1941-1944), позволяет проникнуться величием духа русских солдат и матросов больше, чем что бы то ни было, и одновременно выступает в роли раздавливающего приговора, вынесенного немецко-фашистским захватчикам. Ибо нет более тяжкого обвинения настоящему, чем то, которое выдвигается при взгляде из прошлого.
Да, и пользуясь благоприятным случаем, напоминаю: ближайший день - это не только праздник Победы в Великой Отечественной войне. Это еще и день освобождения Севастополя от гитлеровской оккупации, которой пришел конец 9 мая 1944 года. Просто один памятный день остался в тени другого, более значимого.
Так бывает.