Но сырость и холод не желали отступать, и эту ночь Вэлтину и его матери пришлось спать, укрывшись с головой. Арай, которому не требовался отдых, оберегал их сон, прислушиваясь ко всем посторонним звукам.
А на утро, отправившись на местный рынок за продуктами, дядюшка увидел на доске объявлений в центре городка криво переписанную копию императорского указа, который сообщал о снятии всех обвинений с клана Адэр…
Маг и его спутники не добрались за следующий день в поселение. Эмиль тяжело переносил езду верхом. Мальчишка удерживался в седле вертикально едва ли пару часов, а потом начинал сползать вбок, несмотря на все веревки и подпорки, которые накрутил вокруг него Арай. Но мастер не жаловался, удивляясь и тому, как быстро слуга идет на поправку.
- Отдыхай, - строго велел он, собственноручно снимая юношу с лошади и укладывая на тонкую подстилку. За эти дни Эмиль сильно исхудал и весил не больше ребенка. Но даже под столь небольшим весом трава тихо затрещала.
- Сухая земля, - отметил дядюшка, собирая камни для костра. – Тут давно не было дождя. И даже кустов нет вокруг. Нам не хватит дров для костра.
- Значит, огненный дух погреет, - спокойно отозвался мастер.
Дядюшка удивленно округлил глаза. Его бровь лишь немного приподнялись – ему с трудом удавалось показать большую часть эмоций. Лишь улыбка давалась ему довольно легко. Удивиться было от чего, ведь обычно господин Адэр предпочитал не выпускать огненный дух без острой необходимости.
Подтверждая собственное решение, даян извлек из бездонного кармана запечатанную рунами цилиндрическую емкость из темного металла. Стоило сдернуть колпачок, как в центр круга из камней стек сверкающим маслом маленький огонек. Не обнаружив ни дров, ни даже густой травы, дух заискрил и раздулся, обдав и мага, и Арая жаром.
- Не злись, - погрозив огненному духу пальцем, сказал Вэлтин. – Я покормлю тебя в следующий раз. Пущу в настоящий очаг.
Огонек зашипел, выдал облачко черного дыма, но потом унялся и начал устраиваться внутри круга, как большой недовольный кот.
- Займись ужином, - отвлекая дядюшку от размышлений, велел даян, а сам отправился за одеялом для Эмиля.
Слуга подскочил, когда мастер накрывал ему ноги, и лбом впечатался не увернувшемуся Вэлтину в плечо.
- Тише, - выдохнул маг, глядя на перепуганного мальчишку. У того на висках мгновенно выступила испарина, несколько капель скользнули вниз на шею и за ворот одежд.
- Господин… - хрипло прошептал Эмиль. Его взгляд не желал фокусироваться, радужки на миг вспыхнули огненными искорками, а потом, стоило юноше моргнуть, выцвели, будто огонь в глазах потух, остался лишь пепел, бледно-голубой, но не холодный, а искрящийся, как голубой нефрит.
- Тс… - успокоительно потрепал мальчишку по плечу Адэр. – Все хорошо. Все хорошо, Эмиль.
Он ожидал, что Эмиль дернется от прикосновения, отстранится, ежась, как делали все остальные люди. Но слуга вдруг глубоко вздохнул и, подавшись вперед, вцепился мастеру в руку, в запястье, там, где кончалась ткань, кожа к коже. Вэл вздрогнул сам, покосился на пальцы мальчишки, тонкие, бледные, немного влажные, и медленно выдохнул.
- Эмиль, - позвал он, заглядывая юноше в глаза. – Эмиль? Ты меня слышишь?
Лоб, виски и шея мальчишки быстро покрывались испариной, капельки скользили по щекам, шее. Короткие темные пряди прилипли к коже, и внезапно еще отчетливее стало заметно, как сильно исхудал мальчишка за эти дни. Глаза ввалились, на скулах и висках проступили сероватые тени, заострился и без того тонкий нос. Кожа юноши не отливала желтизной, как в первые дни, но казалась настолько тонкой, что сквозь нее отчетливо проступали синеватые веточки вен.
- Эмиль, - вновь позвал мастер и на этот раз осторожно потряс юношу за плечо.
Тот вновь моргнул и пошатнулся. Даян придержал его и пересел, позволяя опереться себе на плечо.
- Дядюшка, подай воды, - попросил Вэлтин.
- Что это с ним? – удивился Арай, присев рядом с флягой и куском ткани. – Глаза…
Мастер и сам точно не знал ответа, мог лишь подозревать, а потому не стал отвечать. Мотнул головой и забрал у мертвеца флягу.
Лишь несколько минут спустя, проглотив немного воды, мальчишка перестал вздрагивать. Маг стер пот и уложил Эмиля на подстилку, внимательно посматривая в глаза. Те постепенно меняли цвет, возвращаясь к уже привычному, золотисто-карему. В них все еще не было того янтарного блеска, как прежде, но по собственному опыту мастер знал, что после истощения цвет волос и глаз возвращались не сразу.
- Похоже, это был какой-то приступ, - пришел к выводу маг.
- Думаешь, это плохой знак? – настороженно уточнил дядюшка.
- Если Небо и Земля отвели человеку времени до часа черного петуха, а он дожил до рассвета, то ничто уже его не убьет, - сказал Вэлтин, повторив фразу, которую в детстве часто произносил один из наставников Темной Горы. Он был строг даже к самым юным ученикам, никому не спускал ошибок и считал, что лишь самые жесткие тренировки уберегут подопечных от неприятностей в будущем. Этого человека не трогали ни разбитые колени, ни иные хвори. Этому человеку Адэр был благодарен теперь, много лет спустя, вот только не мог сказать спасибо.
- Так-то оно так, - покивал Арай, - но что с ним тогда происходит?
Внезапно Эмиль закашлялся и попытался вновь сесть, но на этот раз взгляд у него был осмысленный. Подставив руку ему под спину, даян плавно надавил мальчишке на грудную клетку, пытаясь ощутить причину подобной реакции, и, отыскав, рывком перевернул на бок. Еще один толчок заставил слугу зайтись в приступе рвоты, и на траву вместе с недавно выпитой водой плеснуло темной кровью.
- Вот, - быстро смочив край тряпки водой, шепнул Арай.
Маг быстро и аккуратно стер следы крови с губ и подбородка Эмиля и вернул его на лежак.
- Как ты? – спросил мастер, прощупывая пульс мальчишки. Тот оказался на удивление ровным и сильным.
- Больно, - выдохнул Эмиль. – Странно…
Он сам не знал, как описать ощущения, - маг видел это по глазам – но пытался, морща лоб и кусая порозовевшие губы.
- Странное ощущение… Будто… жар под кожей. Или холод? Что со мной?
- Твое тело пытается освоиться, - ответил маг, хотя и сам не был до конца уверен в собственных словах. Он прежде не сталкивался с такими случаями как у Эмиля. Даже в книгах о подобном не читал.
- Освоиться? – переспросил юноша и вновь поморщился. – О чем вы говорите? Освоиться… с чем?
- С тем, что произошло. С тем, что ты даян, - спокойно ответил мастер.
В этот раз Эмилянь точно знала, что видит сон, а потому не испугалась и не удивилась.
Это вновь были покои матери, но теперь все кругом казалось бледным, сероватым, будто выгоревшая на солнце картина. В первый миг девушка решила, что видит лишь слабый образ прошлого, способный растаять от малейшей попытки как следует рассмотреть детали, но потом на нее нахлынули царившие в комнате запахи, а с ними пришло понимание: это не просто созданная подсознанием картинка, это воспоминание, четкое и ясное. Вместе с запахами в видение проникли и звуки – тихие шаги за стеной, шорох одежды и голоса.
- Нужно увести отсюда ребенка, - сказала какая-то женщина. – Не стоит…
- Старшая госпожа не велела, - промолвила другая женщина с пренебрежением в голосе.
- Я принесла циновки…
- Полотенца? Да… Они еще нужны…
- Госпожа Гоам…
Шепотки множились, то стихая до мягкого шелеста, то разбиваясь на отдельные четкие фразы. Но не исчезали. И казалось, даже свечи в комнате недовольно потрескивают, потревоженные теми, кто позволял себе нарушать тишину.
Отвернувшись от дверей, Ляна внимательно осмотрела комнату, подмечая детали: минимум мебели, множество свечей, курильницы. Сама она, другая Эмилянь, маленькая, похожая на какого-то зверька, сидела на свернутом одеяле перед низкой кроватью на возвышении, и девушка с удивлением осознала, что смотрит на происходящее со стороны.
«Почему так? Я ведь не умерла и не могу путешествовать по своей памяти в облике бестелесного духа!»
В комнате царил гнетущий плотный смрад. Эмилянь распознала в нем плотные ноты воска от множества сожженных свечей и благовоний, силившихся перебить куда более неприятное зловоние.
«Это смерть… - поняла девушка. – Так пахнет смерть».
Стоило подступить к кровати – и неприятный запах стал ощущаться отчетливее. Сладость. Застарелый пот. Нечистоты. И что-то еще, от чего даже во сне Ляну передернуло.
Под одеялом, измученная и бледная, лежала матушка. Ее прежде красно-рыжие волосы даже в этом бесцветном видении казались безжизненно тусклыми, будто болезнь забрала не только силы молодой женщины, но и все краски ее прежде яркого облика. Черты лица заострились, под глазами, на висках и щеках проступили темные пятна, вокруг рта кожа казалась неестественно желтой, а губы – бескровными, белесыми и растрескавшимися.
Скрипнула, открывшись, дверь, но Ляна не обернулась, чтобы узнать, кто же пожелал навестить больную в последние часы ее жизни. Девушка не помнила смерть матери достаточно хорошо, но понадеялась, что не госпожа Гоам решилась потревожить больную в столь тяжелые минуты.
- Моя госпожа?
Эмилянь мигом узнала голос и в неверии проводила взглядом отца, а тот медленно приблизился и осторожно опустился на низкий стул подле кровати. Маленькая девочка не повернула к нему голову, не отреагировала на короткое прикосновение к макушке, но мужчина не расстроился, сосредоточив все свое внимание на истерзанном теле в кровати.
- Моя госпожа? – вновь позвал он, всматриваясь в безвольное лицо молодой женщины и ища в нем тень жизни.
Глядя со стороны, Эмилянь пыталась представить их рядом в другое время, до болезни матери. Но у нее никак не выходило. Даже в болезни матушка казалась очень юной, едва ли сильно старше Ляны нынешней, в то время как господин Гоам и в те годы уже был седеющим мужчиной с множеством морщин на загорелом лице. Это не было странным или неправильным, ведь отец лишь после многих лет службы при дворе решил обзавестись семьей, и старшая госпожа Гоам была значительно младше своего супруга, а наложниц многие достойные господа на склоне лет нередко выбирали и из совсем юных девушек. Но, глядя на отца, Ляна ощущала некую неправильность в его взгляде, в голосе и в том обращении, которое он использовал.
- Господин Гоам… - тихо выдохнула матушка, с трудом распахнув глаза. Болезненный блеск ее взора вызвал у Ляны острую боль в сердце. Девушке хотелось расплакаться, но здесь, во сне, она ощутила лишь судорожные спазмы в груди и в горле.
- Ох… - выдохнул мужчина и, протянув руку, бережно сжал пальцы матери Эмилянь. В его крупной ладони они казались тонкими и бесцветными. Хрупкими, как бумага.
- Вы пришли, - слабо проговорила молодая женщина. – Спасибо.
- Моя госпожа… Эвилянь… - тихо позвал мужчина, видя, как женщина силится привстать, - не нужно. Лежите. Вам стоит беречь силы.
Молодая женщина горько улыбнулась и мотнула головой.
- Это уже не важно, - произнесла она хрипло и закашлялась. На ее губах мелькнула кровь, несколько крошечных капель упали на одеяло. – Не важно. Теперь.
Господин Гоам подхватил с края тазика кусок полотна и поспешил стереть кровь с губ матери Ляны. Та с горькой усмешкой следила за ним, а потом, когда мужчина отодвинулся, сглотнула и прошептала:
- Вы всегда заботились обо мне. Спасибо.
В ее тоне была тень благодарности, но чувствовалась и горечь.
- И не уберег… - разделяя чувства Эвилянь, произнес господин Гоам глухо. – Моя госпожа.
Молодая женщина вновь сделала попытку привстать, но тело не слушалось. Застонав, она бессильно откинулась на измятую подушку.
- Лежите… - взмолился мужчина. – Не стоит!
- Я прошу вас! – собрав волю в кулак, разборчиво проговорила матушка Ляны. – Я прошу вас позаботиться о ней!
Господин Гоам вздрогнул, глянул на маленькую Ляну, которая смотрела на них внимательными и совершенно не по-детски серьезными глазами, и ответил:
- Не стоит. Я сделал бы это в любом случае. Вам не нужно просить меня.
- Поклянитесь, что сделаете это для меня! – таки привстав, выдохнула Эвилянь. Ее глаза сверкнули болезненным, почти безумным блеском. – Ради… ради всех, кто умер тогда!
- Конечно, - мигом ответил отец. – Я сделаю это.
- Огонек… О ней не должны узнать, - прошептала молодая женщина, пристально глядя на господина Гоама. – О ней не должны узнать в Золотом Городе. Не сейчас. Я прошу вас!
- Я клянусь, что сохраню ее, - заверил мужчина. – Никто и никогда не узнает. И я не допущу, чтобы однажды девочка подверглась опасности.
- Ради… - кивнув и улыбнувшись счастливой улыбкой, начала было Эвилянь, но умолкла и безвольно упала назад на подушку.
- Ради вас, моя госпожа, - сглотнув и судорожно сжав край одеяла, через несколько секунд бесцветным голосом произнес отец. – Ради всех нас. Ради тех, кого мы потеряли.
Мужчина перевел взгляд на маленькую девочку подле себя и еще раз тяжело вздохнул. Девочка печально смотрела на женщину и почти не моргала.
- Огонек… - позвал господин Гоам, но потом, кашлянув, исправился: - Эмилянь. Тебя будут звать отныне Эмилянь. Ты достаточно взрослая, чтобы иметь взрослое имя.
Девочка взглянула на мужчину все так же печально и серьезно.
- Поклонись своей матери, Эмилянь. Ты должна проводить ее как следует.
Девочка еще мало что знала про обычаи, но она безропотно сползла с одеяла и, встав на колени, низко склонилась, коснувшись лбом циновки. На миг Эмилянь показалось, что она чувствует холод на своем лбу, будто это не маленькая версия ее, а сама девушка преклонила колени.
Перепугано дернувшись, Ляна села и тут же поняла, что проснулась. Перед глазами все немного плыло, поэтому девушка не сразу осознала, что препятствием, в которое она врезалась, оказалось плечо даяна.
- Господин… - только и смогла вымолвить Эмилянь, тяжело приходя в себя. Но стоило попытаться собраться с мыслями, как ее повело, к горлу подступила тошнота, а разум начал уплывать.
Кажется, она еще несколько раз то теряла сознание, то приходила в себя, с трудом различая сон и явь. Ей казалось, что предметы двоятся, а вокруг мастера Адэра движется что-то черное, похожее на дым, но потом все пропадало, рассыпалось туманом на заре. А потом маг как-то странно ее толкнул, от чего на миг сперло дыхание и внутри возникло болезненно давление.
- Как ты? – спокойно спросил мастер Адэр, когда девушку вырвало кровью.
Ляна не знала, что ответить. Голова все еще кружилась. В груди болело, а каждая жилка в теле походила на тонкую нить, которую кто-то медленно, но неотвратимо вытягивал из тела.
- Больно, - выдохнула она. – Странно…
Прежде ничего подобного с Ляной не случалось.
- Странное ощущение… Будто… жар под кожей. Или холод? Что со мной?
- Твое тело пытается освоиться, - ответил маг.
- Освоиться? – переспросила девушка, сдерживая рвущийся наружу всхлип. – О чем вы говорите? Освоиться… с чем?
- С тем, что произошло. С тем, что ты даян, - спокойно ответил мастер.
В первый миг Эмилянь решила, что господин Адэр каким-то образом видел ее сон и имел в виду именно его, но после второй фразы сообразила, что вряд ли даже очень сильному магу под силу подобные чары. Лишь еще пару секунд спустя до нее дошел смысл сказанного.
- Даян? Я? – переспросила девушка, глядя мастеру в глаза. – Этого не может быть, господин. Я не могу быть даяном. Меня проверяли в детстве.
А на утро, отправившись на местный рынок за продуктами, дядюшка увидел на доске объявлений в центре городка криво переписанную копию императорского указа, который сообщал о снятии всех обвинений с клана Адэр…
***
Маг и его спутники не добрались за следующий день в поселение. Эмиль тяжело переносил езду верхом. Мальчишка удерживался в седле вертикально едва ли пару часов, а потом начинал сползать вбок, несмотря на все веревки и подпорки, которые накрутил вокруг него Арай. Но мастер не жаловался, удивляясь и тому, как быстро слуга идет на поправку.
- Отдыхай, - строго велел он, собственноручно снимая юношу с лошади и укладывая на тонкую подстилку. За эти дни Эмиль сильно исхудал и весил не больше ребенка. Но даже под столь небольшим весом трава тихо затрещала.
- Сухая земля, - отметил дядюшка, собирая камни для костра. – Тут давно не было дождя. И даже кустов нет вокруг. Нам не хватит дров для костра.
- Значит, огненный дух погреет, - спокойно отозвался мастер.
Дядюшка удивленно округлил глаза. Его бровь лишь немного приподнялись – ему с трудом удавалось показать большую часть эмоций. Лишь улыбка давалась ему довольно легко. Удивиться было от чего, ведь обычно господин Адэр предпочитал не выпускать огненный дух без острой необходимости.
Подтверждая собственное решение, даян извлек из бездонного кармана запечатанную рунами цилиндрическую емкость из темного металла. Стоило сдернуть колпачок, как в центр круга из камней стек сверкающим маслом маленький огонек. Не обнаружив ни дров, ни даже густой травы, дух заискрил и раздулся, обдав и мага, и Арая жаром.
- Не злись, - погрозив огненному духу пальцем, сказал Вэлтин. – Я покормлю тебя в следующий раз. Пущу в настоящий очаг.
Огонек зашипел, выдал облачко черного дыма, но потом унялся и начал устраиваться внутри круга, как большой недовольный кот.
- Займись ужином, - отвлекая дядюшку от размышлений, велел даян, а сам отправился за одеялом для Эмиля.
Слуга подскочил, когда мастер накрывал ему ноги, и лбом впечатался не увернувшемуся Вэлтину в плечо.
- Тише, - выдохнул маг, глядя на перепуганного мальчишку. У того на висках мгновенно выступила испарина, несколько капель скользнули вниз на шею и за ворот одежд.
- Господин… - хрипло прошептал Эмиль. Его взгляд не желал фокусироваться, радужки на миг вспыхнули огненными искорками, а потом, стоило юноше моргнуть, выцвели, будто огонь в глазах потух, остался лишь пепел, бледно-голубой, но не холодный, а искрящийся, как голубой нефрит.
- Тс… - успокоительно потрепал мальчишку по плечу Адэр. – Все хорошо. Все хорошо, Эмиль.
Он ожидал, что Эмиль дернется от прикосновения, отстранится, ежась, как делали все остальные люди. Но слуга вдруг глубоко вздохнул и, подавшись вперед, вцепился мастеру в руку, в запястье, там, где кончалась ткань, кожа к коже. Вэл вздрогнул сам, покосился на пальцы мальчишки, тонкие, бледные, немного влажные, и медленно выдохнул.
- Эмиль, - позвал он, заглядывая юноше в глаза. – Эмиль? Ты меня слышишь?
Лоб, виски и шея мальчишки быстро покрывались испариной, капельки скользили по щекам, шее. Короткие темные пряди прилипли к коже, и внезапно еще отчетливее стало заметно, как сильно исхудал мальчишка за эти дни. Глаза ввалились, на скулах и висках проступили сероватые тени, заострился и без того тонкий нос. Кожа юноши не отливала желтизной, как в первые дни, но казалась настолько тонкой, что сквозь нее отчетливо проступали синеватые веточки вен.
- Эмиль, - вновь позвал мастер и на этот раз осторожно потряс юношу за плечо.
Тот вновь моргнул и пошатнулся. Даян придержал его и пересел, позволяя опереться себе на плечо.
- Дядюшка, подай воды, - попросил Вэлтин.
- Что это с ним? – удивился Арай, присев рядом с флягой и куском ткани. – Глаза…
Мастер и сам точно не знал ответа, мог лишь подозревать, а потому не стал отвечать. Мотнул головой и забрал у мертвеца флягу.
Лишь несколько минут спустя, проглотив немного воды, мальчишка перестал вздрагивать. Маг стер пот и уложил Эмиля на подстилку, внимательно посматривая в глаза. Те постепенно меняли цвет, возвращаясь к уже привычному, золотисто-карему. В них все еще не было того янтарного блеска, как прежде, но по собственному опыту мастер знал, что после истощения цвет волос и глаз возвращались не сразу.
- Похоже, это был какой-то приступ, - пришел к выводу маг.
- Думаешь, это плохой знак? – настороженно уточнил дядюшка.
- Если Небо и Земля отвели человеку времени до часа черного петуха, а он дожил до рассвета, то ничто уже его не убьет, - сказал Вэлтин, повторив фразу, которую в детстве часто произносил один из наставников Темной Горы. Он был строг даже к самым юным ученикам, никому не спускал ошибок и считал, что лишь самые жесткие тренировки уберегут подопечных от неприятностей в будущем. Этого человека не трогали ни разбитые колени, ни иные хвори. Этому человеку Адэр был благодарен теперь, много лет спустя, вот только не мог сказать спасибо.
- Так-то оно так, - покивал Арай, - но что с ним тогда происходит?
Внезапно Эмиль закашлялся и попытался вновь сесть, но на этот раз взгляд у него был осмысленный. Подставив руку ему под спину, даян плавно надавил мальчишке на грудную клетку, пытаясь ощутить причину подобной реакции, и, отыскав, рывком перевернул на бок. Еще один толчок заставил слугу зайтись в приступе рвоты, и на траву вместе с недавно выпитой водой плеснуло темной кровью.
- Вот, - быстро смочив край тряпки водой, шепнул Арай.
Маг быстро и аккуратно стер следы крови с губ и подбородка Эмиля и вернул его на лежак.
- Как ты? – спросил мастер, прощупывая пульс мальчишки. Тот оказался на удивление ровным и сильным.
- Больно, - выдохнул Эмиль. – Странно…
Он сам не знал, как описать ощущения, - маг видел это по глазам – но пытался, морща лоб и кусая порозовевшие губы.
- Странное ощущение… Будто… жар под кожей. Или холод? Что со мной?
- Твое тело пытается освоиться, - ответил маг, хотя и сам не был до конца уверен в собственных словах. Он прежде не сталкивался с такими случаями как у Эмиля. Даже в книгах о подобном не читал.
- Освоиться? – переспросил юноша и вновь поморщился. – О чем вы говорите? Освоиться… с чем?
- С тем, что произошло. С тем, что ты даян, - спокойно ответил мастер.
ГЛАВА 6
В этот раз Эмилянь точно знала, что видит сон, а потому не испугалась и не удивилась.
Это вновь были покои матери, но теперь все кругом казалось бледным, сероватым, будто выгоревшая на солнце картина. В первый миг девушка решила, что видит лишь слабый образ прошлого, способный растаять от малейшей попытки как следует рассмотреть детали, но потом на нее нахлынули царившие в комнате запахи, а с ними пришло понимание: это не просто созданная подсознанием картинка, это воспоминание, четкое и ясное. Вместе с запахами в видение проникли и звуки – тихие шаги за стеной, шорох одежды и голоса.
- Нужно увести отсюда ребенка, - сказала какая-то женщина. – Не стоит…
- Старшая госпожа не велела, - промолвила другая женщина с пренебрежением в голосе.
- Я принесла циновки…
- Полотенца? Да… Они еще нужны…
- Госпожа Гоам…
Шепотки множились, то стихая до мягкого шелеста, то разбиваясь на отдельные четкие фразы. Но не исчезали. И казалось, даже свечи в комнате недовольно потрескивают, потревоженные теми, кто позволял себе нарушать тишину.
Отвернувшись от дверей, Ляна внимательно осмотрела комнату, подмечая детали: минимум мебели, множество свечей, курильницы. Сама она, другая Эмилянь, маленькая, похожая на какого-то зверька, сидела на свернутом одеяле перед низкой кроватью на возвышении, и девушка с удивлением осознала, что смотрит на происходящее со стороны.
«Почему так? Я ведь не умерла и не могу путешествовать по своей памяти в облике бестелесного духа!»
В комнате царил гнетущий плотный смрад. Эмилянь распознала в нем плотные ноты воска от множества сожженных свечей и благовоний, силившихся перебить куда более неприятное зловоние.
«Это смерть… - поняла девушка. – Так пахнет смерть».
Стоило подступить к кровати – и неприятный запах стал ощущаться отчетливее. Сладость. Застарелый пот. Нечистоты. И что-то еще, от чего даже во сне Ляну передернуло.
Под одеялом, измученная и бледная, лежала матушка. Ее прежде красно-рыжие волосы даже в этом бесцветном видении казались безжизненно тусклыми, будто болезнь забрала не только силы молодой женщины, но и все краски ее прежде яркого облика. Черты лица заострились, под глазами, на висках и щеках проступили темные пятна, вокруг рта кожа казалась неестественно желтой, а губы – бескровными, белесыми и растрескавшимися.
Скрипнула, открывшись, дверь, но Ляна не обернулась, чтобы узнать, кто же пожелал навестить больную в последние часы ее жизни. Девушка не помнила смерть матери достаточно хорошо, но понадеялась, что не госпожа Гоам решилась потревожить больную в столь тяжелые минуты.
- Моя госпожа?
Эмилянь мигом узнала голос и в неверии проводила взглядом отца, а тот медленно приблизился и осторожно опустился на низкий стул подле кровати. Маленькая девочка не повернула к нему голову, не отреагировала на короткое прикосновение к макушке, но мужчина не расстроился, сосредоточив все свое внимание на истерзанном теле в кровати.
- Моя госпожа? – вновь позвал он, всматриваясь в безвольное лицо молодой женщины и ища в нем тень жизни.
Глядя со стороны, Эмилянь пыталась представить их рядом в другое время, до болезни матери. Но у нее никак не выходило. Даже в болезни матушка казалась очень юной, едва ли сильно старше Ляны нынешней, в то время как господин Гоам и в те годы уже был седеющим мужчиной с множеством морщин на загорелом лице. Это не было странным или неправильным, ведь отец лишь после многих лет службы при дворе решил обзавестись семьей, и старшая госпожа Гоам была значительно младше своего супруга, а наложниц многие достойные господа на склоне лет нередко выбирали и из совсем юных девушек. Но, глядя на отца, Ляна ощущала некую неправильность в его взгляде, в голосе и в том обращении, которое он использовал.
- Господин Гоам… - тихо выдохнула матушка, с трудом распахнув глаза. Болезненный блеск ее взора вызвал у Ляны острую боль в сердце. Девушке хотелось расплакаться, но здесь, во сне, она ощутила лишь судорожные спазмы в груди и в горле.
- Ох… - выдохнул мужчина и, протянув руку, бережно сжал пальцы матери Эмилянь. В его крупной ладони они казались тонкими и бесцветными. Хрупкими, как бумага.
- Вы пришли, - слабо проговорила молодая женщина. – Спасибо.
- Моя госпожа… Эвилянь… - тихо позвал мужчина, видя, как женщина силится привстать, - не нужно. Лежите. Вам стоит беречь силы.
Молодая женщина горько улыбнулась и мотнула головой.
- Это уже не важно, - произнесла она хрипло и закашлялась. На ее губах мелькнула кровь, несколько крошечных капель упали на одеяло. – Не важно. Теперь.
Господин Гоам подхватил с края тазика кусок полотна и поспешил стереть кровь с губ матери Ляны. Та с горькой усмешкой следила за ним, а потом, когда мужчина отодвинулся, сглотнула и прошептала:
- Вы всегда заботились обо мне. Спасибо.
В ее тоне была тень благодарности, но чувствовалась и горечь.
- И не уберег… - разделяя чувства Эвилянь, произнес господин Гоам глухо. – Моя госпожа.
Молодая женщина вновь сделала попытку привстать, но тело не слушалось. Застонав, она бессильно откинулась на измятую подушку.
- Лежите… - взмолился мужчина. – Не стоит!
- Я прошу вас! – собрав волю в кулак, разборчиво проговорила матушка Ляны. – Я прошу вас позаботиться о ней!
Господин Гоам вздрогнул, глянул на маленькую Ляну, которая смотрела на них внимательными и совершенно не по-детски серьезными глазами, и ответил:
- Не стоит. Я сделал бы это в любом случае. Вам не нужно просить меня.
- Поклянитесь, что сделаете это для меня! – таки привстав, выдохнула Эвилянь. Ее глаза сверкнули болезненным, почти безумным блеском. – Ради… ради всех, кто умер тогда!
- Конечно, - мигом ответил отец. – Я сделаю это.
- Огонек… О ней не должны узнать, - прошептала молодая женщина, пристально глядя на господина Гоама. – О ней не должны узнать в Золотом Городе. Не сейчас. Я прошу вас!
- Я клянусь, что сохраню ее, - заверил мужчина. – Никто и никогда не узнает. И я не допущу, чтобы однажды девочка подверглась опасности.
- Ради… - кивнув и улыбнувшись счастливой улыбкой, начала было Эвилянь, но умолкла и безвольно упала назад на подушку.
- Ради вас, моя госпожа, - сглотнув и судорожно сжав край одеяла, через несколько секунд бесцветным голосом произнес отец. – Ради всех нас. Ради тех, кого мы потеряли.
Мужчина перевел взгляд на маленькую девочку подле себя и еще раз тяжело вздохнул. Девочка печально смотрела на женщину и почти не моргала.
- Огонек… - позвал господин Гоам, но потом, кашлянув, исправился: - Эмилянь. Тебя будут звать отныне Эмилянь. Ты достаточно взрослая, чтобы иметь взрослое имя.
Девочка взглянула на мужчину все так же печально и серьезно.
- Поклонись своей матери, Эмилянь. Ты должна проводить ее как следует.
Девочка еще мало что знала про обычаи, но она безропотно сползла с одеяла и, встав на колени, низко склонилась, коснувшись лбом циновки. На миг Эмилянь показалось, что она чувствует холод на своем лбу, будто это не маленькая версия ее, а сама девушка преклонила колени.
Перепугано дернувшись, Ляна села и тут же поняла, что проснулась. Перед глазами все немного плыло, поэтому девушка не сразу осознала, что препятствием, в которое она врезалась, оказалось плечо даяна.
- Господин… - только и смогла вымолвить Эмилянь, тяжело приходя в себя. Но стоило попытаться собраться с мыслями, как ее повело, к горлу подступила тошнота, а разум начал уплывать.
Кажется, она еще несколько раз то теряла сознание, то приходила в себя, с трудом различая сон и явь. Ей казалось, что предметы двоятся, а вокруг мастера Адэра движется что-то черное, похожее на дым, но потом все пропадало, рассыпалось туманом на заре. А потом маг как-то странно ее толкнул, от чего на миг сперло дыхание и внутри возникло болезненно давление.
- Как ты? – спокойно спросил мастер Адэр, когда девушку вырвало кровью.
Ляна не знала, что ответить. Голова все еще кружилась. В груди болело, а каждая жилка в теле походила на тонкую нить, которую кто-то медленно, но неотвратимо вытягивал из тела.
- Больно, - выдохнула она. – Странно…
Прежде ничего подобного с Ляной не случалось.
- Странное ощущение… Будто… жар под кожей. Или холод? Что со мной?
- Твое тело пытается освоиться, - ответил маг.
- Освоиться? – переспросила девушка, сдерживая рвущийся наружу всхлип. – О чем вы говорите? Освоиться… с чем?
- С тем, что произошло. С тем, что ты даян, - спокойно ответил мастер.
В первый миг Эмилянь решила, что господин Адэр каким-то образом видел ее сон и имел в виду именно его, но после второй фразы сообразила, что вряд ли даже очень сильному магу под силу подобные чары. Лишь еще пару секунд спустя до нее дошел смысл сказанного.
- Даян? Я? – переспросила девушка, глядя мастеру в глаза. – Этого не может быть, господин. Я не могу быть даяном. Меня проверяли в детстве.
