- И для наших гостеприимных хозяев наше появление тоже оказалось неожиданностью, - прибавил он. – А возмущение еще и наверняка нарушило ход ритуала.
- Ну, порадуемся, что от наших неприятностей хоть какая-то польза…
- Фейла, - он запнулся. – Фиа! А вы тоже не можете теперь колдовать?
Она приоткрыла глаза, поморгала. Приподняв голову, глянула на него. Вид у Милна был сумрачный. Прислушалась к себе.
- Сил нет, - созналась она, положила голову обратно. – Я даже не ощущаю, чтобы поблизости были хоть какие-то растения.
- А какой-никакой сорняк, но должен бы попасться. У нас прямой выход на поверхность!
Это он про это подобие окошка? – удивилась Фиона.
И тут же вспомнила, как расшатывала двери и створки окон в усадьбе. Как заплетала корнями и плющом стены. Уж ей-то хватило бы и чахлого сорняка, в котором теплилась бы хоть капля жизни! Она бы превратила эту щель в широкие ворота. Вот только не ощущала и капли сил. Она-то – маг-садовник! Которому достаточно капли жизни, чтоб раздуть из нее громадный костер, из которого можно черпать силы, не считая.
- Заглушили магию? – понуро спросила она.
- Похоже, не такой-то примитивной волной нас и уложили.
Ну да! Кто станет оставлять просто так двух магов, которые запросто могут наколдовать себе выход из камеры.
- Если бы наше появление не застало никого врасплох, нас наверняка не запихнули бы так в одну камеру, - заметил Милн. – Но про нас в любой момент могут вспомнить.
Ну да. Вспомнить, прийти за ними. Развести подальше друг от друга. И как следует допросить.
Вот теперь сделалось не по себе. Фиона вспомнила, как сама допрашивала не так давно человека Кесселя. Хватит ли ей сил, чтобы проявить такую же стойкость?
Пошарила бездумно в поясе. Ну да, и мешочек с семенами у нее тоже вытащили! Глупо было бы надеяться, что ей бы оставили такое.
- А ведь вы – маг воздуха, - вяло проговорила она. – Как Крио… могли бы запросто выйти!
Милн хмыкнул. Ну да, кто бы им позволил! Вот ведь – они застали здешних обитателей врасплох, так что те не додумались устроить их в разных камерах. Но додумались вырубить и лишить магических сил.
- А время работает против нас, - задумчиво проговорил Милн. – Пока нас хватятся… пока начнут поиски.
- А куда делись – поймут?
Она ощутила, как он качает головой. Взгляд сам собой упал на жалкое подобие окна. У нее даже сил нет, чтоб подняться и подойти, взглянуть внимательнее! Хотя ясно – если б можно было через него сбежать, никто бы их так беспечно здесь не оставил. Но она даже на ноги встать не может, куда уж колдовать!
- Что ж нам делать? – вопрос вырвался сам собой.
Хотела добавить, что даже вспомнить не может – каково оно, когда растения поблизости ощущаются чуть ли не кожей. И откликаются даже на тень мысли, не говоря о прямом призыве.
Милн что-то принялся отвечать, но она уже не различала слов. Только звучание голоса. Невозможно убаюкивающее звучание.
Голос Милна отдалялся, стихал. Или это ее затягивало? В невообразимо вязкую черноту, которая опутывала тонкими, но прочными щупальцами и разум, и волю. Надо ведь… а что ей было нужно? Кажется, что-то очень важное. Фиона не могла вспомнить. Вяло трепыхнулась в мертвой хватке усталости – и провалилась окончательно в глухое безвременье.
Тепло. Это было первое, что она ощутила.
Тепло и уютно. Фиона лежала щекой на собственной ладони, а между пальцев забавно кололи сухие соломинки.
Откуда солома? В сознание пробилось смутное ощущение неправильности. Солома лежала на полу в камере, куда забросили их с Милном. А как их туда доставили – она и не помнила, потому что находилась без сознания.
Раз между пальцев забилась солома – она по-прежнему там.
А где Милн?! Осознание ударило – словно вспышка перед закрытыми веками. Фиона подскочила на ноги с колотящимся сердцем. Мимолетно удивилась – накануне едва могла шевелиться. Значит, правда стало легче! Сон помог.
Вот только Милн бесследно исчез. Увели, должно быть, пока она спала. И теперь она осталась одна в запертой камере.
Фиона растерянно огляделась. Это вот этот каменный пол казался только что ей теплым и удобным? Надо же так заснуть!
А ведь Милн что-то говорил ей, пока думал, что она слышит его. Слушает ответ на вопрос, который она сама же и задала! А потом не сумела удержать сознание бодрствующим. Лень и беспечность – вот что это. Она не услышала, что говорит ей Милн. Не заметила, когда и как увели его. По-прежнему не знает, чего ждать и как быть. И что отвечать на расспросы, когда за ней придут.
А за ней придут, в этом можно не сомневаться!
Прислушалась к себе. Ну да, как и следовало ожидать: дар молчит. Она не в силах призвать даже крохотного стебелька снаружи. Да что там призвать – просто ощутить!
Фиона осторожно уселась снова. Кажется, сил больше, чем было накануне. Уже это радовало. Умыться бы еще!
Увы. В углу камеры, неподалеку от двери, оказалось только заляпанное ведро. Вполне определенного, судя по запаху, назначения. Даже прикрыть его не удосужились! Ну да, для пленников и так сойдет. Ничего больше не было. Ведро да редкая рассыпанная по полу солома. Все удобства.
А еще пить хочется, - подумалось некстати. Увы – ни питья, ни умывания. На узников здесь воду тратить не считали нужным.
А может, это нарочно, чтобы лучше разговорить. Подержат ее подольше, чтобы за глоток воды согласна была рассказать обо всем – о чем знает и чего не знает.
Ладно, что проку! Она приказала себе забыть пока о воде.
Поднялась и пошла медленно к стене напротив двери. Оглянулась – тяжелая створа оставалась плотно закрытой. Окошек, как в арестантских камерах, в ней не было. Так что никто снаружи не сможет увидеть, чем она здесь занимается. Фиона повернулась к стене, задрала голову. Окошко оказалось высоко. Дотянуться до нижнего края она сумела только, вытянув вверх руку и поднявшись на носочки.
Непонятно, сейчас утро или день? Светло – но солнце внутрь не заглядывает. Может, оно и вообще не попадает в эту пробоину!
Фиона отошла на пару шагов от стены. Может, удастся вскарабкаться по ней к окну? Нет, она не рассчитывала, что пролезет. Но хотя бы немного осмотреться. В памяти остался лишь пустырь, тонущий во мраке. Глядишь – при свете дня станет чуть яснее, куда их забросило.
Стена ровной не была. Но, чтобы взобраться по такой, следовало оказаться одним из диверсантов маркиза Кесселя. У бывшей баронессы такой выучки, увы, не было. По деревьям лазать было как-то проще.
Она все-таки уцепилась за край окна обеими руками и попыталась подтянуться. Носок одной ноги с горем пополам умостила в выемку стены. Выемка была такой, что едва вместила половину пальца ноги. Фиона оттолкнулась от пола второй ногой и на пару секунд повисла над полом. Этой самой второй ногой она попыталась нашарить еще какую-нибудь опору.
Поразительно – ей это даже удалось. Выступ или камешек? Спустится – посмотрит.
Несколько мгновений она висела над полом, держась обеими руками за окно и ногами – за крохотные неровности стены. Всё тело дрожало от напряжения. Но подтянуться так, чтоб высунуть нос в окошко хоть на миг, она не сумела.
Выдохнув, торопливо соскользнула второй ногой на пол. Почти свалилась, как мешок, оцарапав кончик носа о те самые неровности.
Ну, спасибо хоть, не плашмя на спину. Прозрачный слой соломы точно не смягчил бы ей падения! Кое-как стянула вторую ногу и отцепилась от края окна. Опустила ноющие трясущиеся руки.
Пить сразу захотелось куда сильнее.
Фиона огляделась по сторонам. Вот только перед глазами была всё та же камера. А в ней – единственное ведро, из которого точно не стоило пить.
Она съехала по стене без сил. С трудом сдержалась, чтобы не заскулить жалобно. Сколько еще придется сидеть без воды?! Сглотнула вязкую слюну. Кое-как поднялась на дрожащие ноги и принялась бесцельно обшаривать камеру.
Ну хоть что-нибудь! Хоть капельку воды.
Фиона прижалась щекой к стене. В камере точно не было сухо или жарко. Прохладно, сыровато. Солнце сюда явно не заглядывало. И пахло плесенью – только она привыкла и перестала обращать внимание. Сырость – это вода. Нужно только собрать ее из влажного воздуха. Как?
Как заставить влагу из воздуха осесть на стену и стечь по ней струйкой воды в ладони? Была бы она магом воды – проделать такой фокус не составило бы труда.
Вот только ее дар – вовсе не управление водой. Да и тот дар, что есть, сейчас не откликается.
А может, ночью здесь выпадет роса? Собрать ее… да хоть собственной одеждой! Только дождаться этой росы. Она выпадает обычно под утро. В самый темный час. Долго же ей придется ждать!
Фиона облизнула пересохшие губы. Как назло, болели после экзерсиса с окном лопатки, саднили пальцы.
Потому, когда дверь распахнулась, она не испугалась, а почти обрадовалась.
Мимоходом отметила, что не слышала шагов. А замок открыли куда быстрее, чем она успела сообразить – так что заметила вошедших лишь когда хлопнула распахнутая створа. Не такая-то эта дверь и древняя, как может показаться!
На пороге оказались два человека с замотанными лицами. Ей молча кивнули. Только и оставалось, что подняться и выйти наружу.
Проходя мимо конвоиров, невольно вспомнила, как сама заматывала лицо шарфиком. Вот у кого учиться надо было! Сколько ни всматривайся – не выйдет толком разобрать ничего. Приметила только, что оба парня – фигуры вроде как мужские, широкоплечие и угловатые – высокие, головы на полторы выше ее каждый. И худощавые, но без ярко выраженных мышц на теле. Головы от шеи до макушки замотаны грубой тканью в несколько слоев.
Долго таращиться на них не получилось, пришлось выходить.
А за пределами камеры Фионе сразу сделалось не до провожатых. Она ожидала, что окажется в коридоре. Но из камеры ее вывели в широкое круглое помещение размером с просторный двор.
Середина этого помещения была утоплена, так что круглую яму посередине обегала узкая дорожка. Фиона едва не свалилась, не заметив в первый момент – ее придержал один из тюремщиков, молча ухватив за руку.
Она опасливо прижалась к стене возле двери, пока второй ее запирал. Осмотреться было проблематично: она видела очертания противоположной стены, но смутно. В ней едва виднелись провалы ниш, тоже закрытых дверьми. Должно быть, такие же камеры. Просторное низкое помещение освещали редкие факелы на стенах, под самым потолком. Тяжелый, каменный – он лежал над головой, как могильная плита. В камере хотя бы свет пробивался в окно – а тут непонятно даже было: день сейчас или ночь.
Долго осматриваться ей не дали. Тюремщик, не выпуская из пальцев ее локтя, повлек пленницу вдоль стены. Второй шагал за спиной.
Спустя десятка полтора шагов обнаружилась лестница вниз. Крутая, с высокими узкими ступенями и низкими каменными перилами.
Спускаться пришлось долго. Лестница уходила на самое дно ямы посередине. А та оказалась высотой в пару-тройку человеческих ростов. На дне посередине слабо блестело и плескалось. Вода, озерцо? Скорее, бассейн. Пол и стены – опять же, каменные. Меж камней швы заполнял известковый раствор. Вокруг озерца или бассейна – кажется, низкий бортик. Вытянув шею, попыталась разглядеть.
Сразу же пить захотелось с новой силой. Фиона облизнула губы.
Долго вглядываться в озерцо не получилось. Сразу после спуска ее повели в арку прямо под лестницей. Пришлось повернуться спиной к воде. Провожатый держал за руку крепко, а второй маячил за спиной. Фиона все-таки обернулась – и уткнулась взглядом в его замотанную тряпками грудь. Досадно! Тот, что шел рядом, слегка встряхнул ее руку. Она недоуменно глянула на него – и чуть не кувыркнулась вниз. Под ноги уходила еще одна лестница.
Чтобы не свалиться, вцепилась в руку провожатого. Кое-как вернула равновесие. И снова пришлось спускаться по таким же крутым узким ступенькам.
Это, получается, под землю. Что за яма такая? А наверху и не видно ничего, и не заподозришь, пока не окажешься внизу. В руках фанатиков.
Эта лестница оказалась еще длиннее, чем предыдущая. Ни один из тюремщиков по-прежнему ничего не говорил. Фиона, может, и не прочь была расспросить – кто они такие, и куда ее ведут. Но в горле пересохло, и тратить силы на разговоры не хотелось. Уверена была, что ей не ответят. Они и на приказы слов не тратили! В воздухе ощущалась сырость, и жажда от этого усиливалась. Она могла только надеяться, что скоро хоть что-то прояснится.
От конца лестницы прямо уходил коридор. По нему и пришлось идти. Если лестница наверху кое-как еще освещалась, то коридор тонул во мраке.
Идти приходилось чуть не на ощупь, благо – пол был ровным. Оба ее тюремщика, кажется, не испытывали ни малейших неудобств. Темнота им не мешала, и когда она сбавила невольно шаг, ее только дернули нетерпеливо за руку, заставляя шагать быстрее.
- Эй, не видно же ничего! – она все-таки возмутилась. Получился хриплый сип.
На последнем слове мучительно закашлялась.
Ей не ответили. Замедлиться провожатый не счел нужным, так что пришлось перебирать ногами быстрее.
Фиона злилась, но молчала: в горле першило. Она только изредка покашливала, но толку с этого было мало. Во рту по-прежнему было сухо, губы слиплись.
Идти пришлось долго – определить расстояние не получилось. С досадой она подумала, что кто-то более сообразительный додумался б хотя бы считать шаги. Она же сперва чуть не споткнулась впотьмах, потом – семенила, силясь нащупать путь под ногами и не свалиться при этом.
Наконец пришли. Во всяком случае, остановились. Провожатый ее стукнул пару раз безо всяких условных сигналов в деревянную, судя по звуку, створку.
Когда изнутри откликнулись, раскрыл ее и втолкнул Фиону внутрь.
Она растерянно замерла, осматриваясь. Пыточная, допросная? Комната в форме неправильного полукруга со скошенными боковыми стенами тускло освещалась единственной свечой на массивном письменном столе. Над свечой в подставке застыло зеркало, направлявшее свет на разложенные бумаги. За столом, лицом к двери, сидел человек. Разглядеть его не удавалось – на него свет не падал. Он оставался почти невидимым – свет над столом оставлял от него лишь бесформенный едва заметно шевелящийся сгусток тени.
Надо же, какой беспечный! Остался наедине с ней. А ей даже руки не связали.
Подумала – и тут же мысленно над собой рассмеялась. Ну да, вот уж опасность она собой представляет! Шагнула вперед – ноги мелко подрагивали. А ведь не такой-то и длинный путь от камеры сюда. И он утомил ее?
- Назови свое имя, - приказал человек за столом.
- Фей, - Фиона закашлялась. – Фейла Кик, - выдавила она, выпрямилась.
Спохватившись мысленно, ссутулилась. Почему-то уверена была – не стоит выдавать свое происхождение. Простолюдинка не станет прямить спину перед тюремщиком.
- Ну, порадуемся, что от наших неприятностей хоть какая-то польза…
- Фейла, - он запнулся. – Фиа! А вы тоже не можете теперь колдовать?
Она приоткрыла глаза, поморгала. Приподняв голову, глянула на него. Вид у Милна был сумрачный. Прислушалась к себе.
- Сил нет, - созналась она, положила голову обратно. – Я даже не ощущаю, чтобы поблизости были хоть какие-то растения.
- А какой-никакой сорняк, но должен бы попасться. У нас прямой выход на поверхность!
Это он про это подобие окошка? – удивилась Фиона.
И тут же вспомнила, как расшатывала двери и створки окон в усадьбе. Как заплетала корнями и плющом стены. Уж ей-то хватило бы и чахлого сорняка, в котором теплилась бы хоть капля жизни! Она бы превратила эту щель в широкие ворота. Вот только не ощущала и капли сил. Она-то – маг-садовник! Которому достаточно капли жизни, чтоб раздуть из нее громадный костер, из которого можно черпать силы, не считая.
- Заглушили магию? – понуро спросила она.
- Похоже, не такой-то примитивной волной нас и уложили.
Ну да! Кто станет оставлять просто так двух магов, которые запросто могут наколдовать себе выход из камеры.
- Если бы наше появление не застало никого врасплох, нас наверняка не запихнули бы так в одну камеру, - заметил Милн. – Но про нас в любой момент могут вспомнить.
Ну да. Вспомнить, прийти за ними. Развести подальше друг от друга. И как следует допросить.
Вот теперь сделалось не по себе. Фиона вспомнила, как сама допрашивала не так давно человека Кесселя. Хватит ли ей сил, чтобы проявить такую же стойкость?
Пошарила бездумно в поясе. Ну да, и мешочек с семенами у нее тоже вытащили! Глупо было бы надеяться, что ей бы оставили такое.
- А ведь вы – маг воздуха, - вяло проговорила она. – Как Крио… могли бы запросто выйти!
Милн хмыкнул. Ну да, кто бы им позволил! Вот ведь – они застали здешних обитателей врасплох, так что те не додумались устроить их в разных камерах. Но додумались вырубить и лишить магических сил.
- А время работает против нас, - задумчиво проговорил Милн. – Пока нас хватятся… пока начнут поиски.
- А куда делись – поймут?
Она ощутила, как он качает головой. Взгляд сам собой упал на жалкое подобие окна. У нее даже сил нет, чтоб подняться и подойти, взглянуть внимательнее! Хотя ясно – если б можно было через него сбежать, никто бы их так беспечно здесь не оставил. Но она даже на ноги встать не может, куда уж колдовать!
- Что ж нам делать? – вопрос вырвался сам собой.
Хотела добавить, что даже вспомнить не может – каково оно, когда растения поблизости ощущаются чуть ли не кожей. И откликаются даже на тень мысли, не говоря о прямом призыве.
Милн что-то принялся отвечать, но она уже не различала слов. Только звучание голоса. Невозможно убаюкивающее звучание.
Голос Милна отдалялся, стихал. Или это ее затягивало? В невообразимо вязкую черноту, которая опутывала тонкими, но прочными щупальцами и разум, и волю. Надо ведь… а что ей было нужно? Кажется, что-то очень важное. Фиона не могла вспомнить. Вяло трепыхнулась в мертвой хватке усталости – и провалилась окончательно в глухое безвременье.
*** ***
Тепло. Это было первое, что она ощутила.
Тепло и уютно. Фиона лежала щекой на собственной ладони, а между пальцев забавно кололи сухие соломинки.
Откуда солома? В сознание пробилось смутное ощущение неправильности. Солома лежала на полу в камере, куда забросили их с Милном. А как их туда доставили – она и не помнила, потому что находилась без сознания.
Раз между пальцев забилась солома – она по-прежнему там.
А где Милн?! Осознание ударило – словно вспышка перед закрытыми веками. Фиона подскочила на ноги с колотящимся сердцем. Мимолетно удивилась – накануне едва могла шевелиться. Значит, правда стало легче! Сон помог.
Вот только Милн бесследно исчез. Увели, должно быть, пока она спала. И теперь она осталась одна в запертой камере.
Глава 36
Фиона растерянно огляделась. Это вот этот каменный пол казался только что ей теплым и удобным? Надо же так заснуть!
А ведь Милн что-то говорил ей, пока думал, что она слышит его. Слушает ответ на вопрос, который она сама же и задала! А потом не сумела удержать сознание бодрствующим. Лень и беспечность – вот что это. Она не услышала, что говорит ей Милн. Не заметила, когда и как увели его. По-прежнему не знает, чего ждать и как быть. И что отвечать на расспросы, когда за ней придут.
А за ней придут, в этом можно не сомневаться!
Прислушалась к себе. Ну да, как и следовало ожидать: дар молчит. Она не в силах призвать даже крохотного стебелька снаружи. Да что там призвать – просто ощутить!
Фиона осторожно уселась снова. Кажется, сил больше, чем было накануне. Уже это радовало. Умыться бы еще!
Увы. В углу камеры, неподалеку от двери, оказалось только заляпанное ведро. Вполне определенного, судя по запаху, назначения. Даже прикрыть его не удосужились! Ну да, для пленников и так сойдет. Ничего больше не было. Ведро да редкая рассыпанная по полу солома. Все удобства.
А еще пить хочется, - подумалось некстати. Увы – ни питья, ни умывания. На узников здесь воду тратить не считали нужным.
А может, это нарочно, чтобы лучше разговорить. Подержат ее подольше, чтобы за глоток воды согласна была рассказать обо всем – о чем знает и чего не знает.
Ладно, что проку! Она приказала себе забыть пока о воде.
Поднялась и пошла медленно к стене напротив двери. Оглянулась – тяжелая створа оставалась плотно закрытой. Окошек, как в арестантских камерах, в ней не было. Так что никто снаружи не сможет увидеть, чем она здесь занимается. Фиона повернулась к стене, задрала голову. Окошко оказалось высоко. Дотянуться до нижнего края она сумела только, вытянув вверх руку и поднявшись на носочки.
Непонятно, сейчас утро или день? Светло – но солнце внутрь не заглядывает. Может, оно и вообще не попадает в эту пробоину!
Фиона отошла на пару шагов от стены. Может, удастся вскарабкаться по ней к окну? Нет, она не рассчитывала, что пролезет. Но хотя бы немного осмотреться. В памяти остался лишь пустырь, тонущий во мраке. Глядишь – при свете дня станет чуть яснее, куда их забросило.
Стена ровной не была. Но, чтобы взобраться по такой, следовало оказаться одним из диверсантов маркиза Кесселя. У бывшей баронессы такой выучки, увы, не было. По деревьям лазать было как-то проще.
Она все-таки уцепилась за край окна обеими руками и попыталась подтянуться. Носок одной ноги с горем пополам умостила в выемку стены. Выемка была такой, что едва вместила половину пальца ноги. Фиона оттолкнулась от пола второй ногой и на пару секунд повисла над полом. Этой самой второй ногой она попыталась нашарить еще какую-нибудь опору.
Поразительно – ей это даже удалось. Выступ или камешек? Спустится – посмотрит.
Несколько мгновений она висела над полом, держась обеими руками за окно и ногами – за крохотные неровности стены. Всё тело дрожало от напряжения. Но подтянуться так, чтоб высунуть нос в окошко хоть на миг, она не сумела.
Выдохнув, торопливо соскользнула второй ногой на пол. Почти свалилась, как мешок, оцарапав кончик носа о те самые неровности.
Ну, спасибо хоть, не плашмя на спину. Прозрачный слой соломы точно не смягчил бы ей падения! Кое-как стянула вторую ногу и отцепилась от края окна. Опустила ноющие трясущиеся руки.
Пить сразу захотелось куда сильнее.
Фиона огляделась по сторонам. Вот только перед глазами была всё та же камера. А в ней – единственное ведро, из которого точно не стоило пить.
Она съехала по стене без сил. С трудом сдержалась, чтобы не заскулить жалобно. Сколько еще придется сидеть без воды?! Сглотнула вязкую слюну. Кое-как поднялась на дрожащие ноги и принялась бесцельно обшаривать камеру.
Ну хоть что-нибудь! Хоть капельку воды.
Фиона прижалась щекой к стене. В камере точно не было сухо или жарко. Прохладно, сыровато. Солнце сюда явно не заглядывало. И пахло плесенью – только она привыкла и перестала обращать внимание. Сырость – это вода. Нужно только собрать ее из влажного воздуха. Как?
Как заставить влагу из воздуха осесть на стену и стечь по ней струйкой воды в ладони? Была бы она магом воды – проделать такой фокус не составило бы труда.
Вот только ее дар – вовсе не управление водой. Да и тот дар, что есть, сейчас не откликается.
А может, ночью здесь выпадет роса? Собрать ее… да хоть собственной одеждой! Только дождаться этой росы. Она выпадает обычно под утро. В самый темный час. Долго же ей придется ждать!
Фиона облизнула пересохшие губы. Как назло, болели после экзерсиса с окном лопатки, саднили пальцы.
Потому, когда дверь распахнулась, она не испугалась, а почти обрадовалась.
Мимоходом отметила, что не слышала шагов. А замок открыли куда быстрее, чем она успела сообразить – так что заметила вошедших лишь когда хлопнула распахнутая створа. Не такая-то эта дверь и древняя, как может показаться!
На пороге оказались два человека с замотанными лицами. Ей молча кивнули. Только и оставалось, что подняться и выйти наружу.
*** ***
Проходя мимо конвоиров, невольно вспомнила, как сама заматывала лицо шарфиком. Вот у кого учиться надо было! Сколько ни всматривайся – не выйдет толком разобрать ничего. Приметила только, что оба парня – фигуры вроде как мужские, широкоплечие и угловатые – высокие, головы на полторы выше ее каждый. И худощавые, но без ярко выраженных мышц на теле. Головы от шеи до макушки замотаны грубой тканью в несколько слоев.
Долго таращиться на них не получилось, пришлось выходить.
А за пределами камеры Фионе сразу сделалось не до провожатых. Она ожидала, что окажется в коридоре. Но из камеры ее вывели в широкое круглое помещение размером с просторный двор.
Середина этого помещения была утоплена, так что круглую яму посередине обегала узкая дорожка. Фиона едва не свалилась, не заметив в первый момент – ее придержал один из тюремщиков, молча ухватив за руку.
Она опасливо прижалась к стене возле двери, пока второй ее запирал. Осмотреться было проблематично: она видела очертания противоположной стены, но смутно. В ней едва виднелись провалы ниш, тоже закрытых дверьми. Должно быть, такие же камеры. Просторное низкое помещение освещали редкие факелы на стенах, под самым потолком. Тяжелый, каменный – он лежал над головой, как могильная плита. В камере хотя бы свет пробивался в окно – а тут непонятно даже было: день сейчас или ночь.
Долго осматриваться ей не дали. Тюремщик, не выпуская из пальцев ее локтя, повлек пленницу вдоль стены. Второй шагал за спиной.
Спустя десятка полтора шагов обнаружилась лестница вниз. Крутая, с высокими узкими ступенями и низкими каменными перилами.
Спускаться пришлось долго. Лестница уходила на самое дно ямы посередине. А та оказалась высотой в пару-тройку человеческих ростов. На дне посередине слабо блестело и плескалось. Вода, озерцо? Скорее, бассейн. Пол и стены – опять же, каменные. Меж камней швы заполнял известковый раствор. Вокруг озерца или бассейна – кажется, низкий бортик. Вытянув шею, попыталась разглядеть.
Сразу же пить захотелось с новой силой. Фиона облизнула губы.
Долго вглядываться в озерцо не получилось. Сразу после спуска ее повели в арку прямо под лестницей. Пришлось повернуться спиной к воде. Провожатый держал за руку крепко, а второй маячил за спиной. Фиона все-таки обернулась – и уткнулась взглядом в его замотанную тряпками грудь. Досадно! Тот, что шел рядом, слегка встряхнул ее руку. Она недоуменно глянула на него – и чуть не кувыркнулась вниз. Под ноги уходила еще одна лестница.
Чтобы не свалиться, вцепилась в руку провожатого. Кое-как вернула равновесие. И снова пришлось спускаться по таким же крутым узким ступенькам.
Это, получается, под землю. Что за яма такая? А наверху и не видно ничего, и не заподозришь, пока не окажешься внизу. В руках фанатиков.
Эта лестница оказалась еще длиннее, чем предыдущая. Ни один из тюремщиков по-прежнему ничего не говорил. Фиона, может, и не прочь была расспросить – кто они такие, и куда ее ведут. Но в горле пересохло, и тратить силы на разговоры не хотелось. Уверена была, что ей не ответят. Они и на приказы слов не тратили! В воздухе ощущалась сырость, и жажда от этого усиливалась. Она могла только надеяться, что скоро хоть что-то прояснится.
От конца лестницы прямо уходил коридор. По нему и пришлось идти. Если лестница наверху кое-как еще освещалась, то коридор тонул во мраке.
Идти приходилось чуть не на ощупь, благо – пол был ровным. Оба ее тюремщика, кажется, не испытывали ни малейших неудобств. Темнота им не мешала, и когда она сбавила невольно шаг, ее только дернули нетерпеливо за руку, заставляя шагать быстрее.
- Эй, не видно же ничего! – она все-таки возмутилась. Получился хриплый сип.
На последнем слове мучительно закашлялась.
Ей не ответили. Замедлиться провожатый не счел нужным, так что пришлось перебирать ногами быстрее.
Фиона злилась, но молчала: в горле першило. Она только изредка покашливала, но толку с этого было мало. Во рту по-прежнему было сухо, губы слиплись.
Идти пришлось долго – определить расстояние не получилось. С досадой она подумала, что кто-то более сообразительный додумался б хотя бы считать шаги. Она же сперва чуть не споткнулась впотьмах, потом – семенила, силясь нащупать путь под ногами и не свалиться при этом.
Наконец пришли. Во всяком случае, остановились. Провожатый ее стукнул пару раз безо всяких условных сигналов в деревянную, судя по звуку, створку.
Когда изнутри откликнулись, раскрыл ее и втолкнул Фиону внутрь.
Она растерянно замерла, осматриваясь. Пыточная, допросная? Комната в форме неправильного полукруга со скошенными боковыми стенами тускло освещалась единственной свечой на массивном письменном столе. Над свечой в подставке застыло зеркало, направлявшее свет на разложенные бумаги. За столом, лицом к двери, сидел человек. Разглядеть его не удавалось – на него свет не падал. Он оставался почти невидимым – свет над столом оставлял от него лишь бесформенный едва заметно шевелящийся сгусток тени.
Надо же, какой беспечный! Остался наедине с ней. А ей даже руки не связали.
Подумала – и тут же мысленно над собой рассмеялась. Ну да, вот уж опасность она собой представляет! Шагнула вперед – ноги мелко подрагивали. А ведь не такой-то и длинный путь от камеры сюда. И он утомил ее?
- Назови свое имя, - приказал человек за столом.
- Фей, - Фиона закашлялась. – Фейла Кик, - выдавила она, выпрямилась.
Спохватившись мысленно, ссутулилась. Почему-то уверена была – не стоит выдавать свое происхождение. Простолюдинка не станет прямить спину перед тюремщиком.
