Амелин изобразил удивление. Именно изобразил, потому что в голосе слышалась ирония.
- Ты же, Влад, добрый. Помню, в детском саду как-то принес коробку карандашей двадцать четыре цвета, и все подходили к тебе и просили дать карандашик, потому что детсадовские были все сточенные и погрызенные, а у тебя новенькие и блестящие. И ты давал. Каждому. Так, что потом у самого только коробка осталась. Все дети стали рисовать, а ты сидел один, просто смотрел на них и ни капли не обижался. Не знаю почему, но мне очень запомнился тот момент. И я тогда подумал, что вот это и значит быть добрым.
Герасимова прямо-таки физически передернуло от этих слов.
- А теперь я недобрый. Потому что задрало всю жизнь без карандашей оставаться.
Наконец, Амелин развернул к нам ноут, и мы увидели там открытую страничку. Хозяин профиля - Линор Идзанами.
Я её знала. Не лично, конечно, но этот персонаж был у меня "в друзьях". Этакий случайный сетевой друг, какие бывают у всех. Очень много схожих мыслей и взглядов, общее мироощущение. Единственный, наверное, человек, с кем я была довольно откровенной именно потому, что не была знакома в реале. Ведь как можно быть откровенным с теми, с кем встречаешься в обычной жизни? Это всё равно, что дать им в руки нож и сказать: прирежь меня.
В первые секунды на лице Герасимова совершенно отчетливо отобразилось узнавание, а потом он снова сделал "морду кирпичом":
- И что?
И тут вдруг Амелин, пристально глядя на нас своим темным глубоким взглядом, медленно и негромко проговорил стих. Не читал, не декламировал, а именно говорил, точно это были его собственные слова:
- Лжецы! Вы были перед ней - двуликий хор теней.
И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей!
Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,
Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,
О той, что дважды умерла, невинно-молодой...
А когда закончил, то вся пугающая зловещая серьёзность мигом слетела, словно сорванная страшная маска, под которой вдруг обнаруживается ребенок. И прежде, чем мы успели прийти в себя после такого выступления, он поспешно произнес.
- Линор - это Кристина.
- Как? - я чуть со стула не упала.
- Вот, блин, - выругался Герасимов.
- Видите, жизнь полна разных сюрпризов, - необычайно радуясь произведенному впечатлению, сказал Амелин. - И, как правило, не очень приятных.
- Я не знал, что это баба, - как-то странно попытался оправдаться Герасимов.
- Что? - большего тормоза я не встречала. - Ты думал, что переписываешься с парнем по имени Линор? Герасимов!
- Отвали.
И тут меня осенила догадка:
- Это значит, что Линор есть в друзьях и у Петрова, и у Сёминой, и у Маркова?
- Именно, - подтвердил Амелин.
Мы с Герасимовым какое-то время задумчиво пялились в экран. Каждый вспоминал историю своей переписки. Амелин же, облокотившись о комод с книгами, выжидающе смотрел на нас.
- А ты про себя-то хоть знаешь? Какого хрена она тебя туда приплела? - первым подал голос Герасимов.
Но Амелин лишь равнодушно пожал плечами:
- Я знаю только то, что ничего не знаю.
- Так, - сказала я. - Мне нужно срочно домой, читать переписку с Линор за последние два года, а ты Герасимов иди свою читай. Я сейчас всем позвоню и напишу про это.
И сразу после этих моих слов раздалась громкая пронзительная трель дверного звонка. Мы вздрогнули от неожиданности, а Амелин тут же подскочил, выбежал из комнаты и крепко закрыл за собой дверь. Из коридора послышался высокий женский голос.
- Чего у тебя там?
- У меня люди, - сказал Амелин. - Иди к себе.
- Но я хочу посмотреть.
- Я же попросил!
- Тебе жалко? Ну, хоть одним глазком.
- Всё. Иди!
Через полминуты Амелин вернулся.
- Вам пора, - сказал он торопливо.
Упрашивать не стоило. Не говоря ни слова, тихо выбрались в коридор, молча оделись, а когда уже были на пороге, дверь ближайшей комнаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показался любопытный женский глаз. Мы быстро попрощались, обменялись на всякий случай телефонами и поскорее свалили.
- Такой козел! - сказал Герасимов, как только мы вышли из подъезда, с недоуменным осуждением качая головой. - В саду вроде нормальный был, стеснительный даже.
Я вспомнила оценивающий взгляд и всю ту вызывающую пургу, которую он нес.
- Спасибо, что пошел со мной.
Глава 5
Мою переписку с Линор можно было бы издать целым бессюжетным романом с нескончаемым количеством глав и пространных отступлений. Всё, о чем мне не с кем было поговорить, обсуждалось с Линор, не то, чтобы очень часто, но зато откровенно.
И ведь мне иногда казалось, что это человек старше меня и опытнее. Да уж, знай я, с кем имею дело, никогда не стала бы раскидываться фразами типа: "чем становишься старше, тем непонятнее, как жить дальше" или "большой город - большое одиночество" и задавать дебильные вопросы вроде: "почему люди так любят показуху?", "что делать, если панически боишься темноты?", "отчего никому нельзя доверять?", "хотела ли бы ты снова стать маленькой, что бы ни о чем не думать?".
А также выкладывать всякие школьные и домашние заморочки. И хотя она тоже говорила о своём, толком понять, чем она живет и как, я так никогда и не могла.
Иногда Линор рассказывала какие-то истории, то ли происшедшие с ней, то ли с кем-то из знакомых, то ли просто взятые где-то в сети. В основном, это были рядовые, жизненные ситуации, когда не знаешь, как поступить и что предпринять.
Или же просто задавала вопросы.
Линор:
Чтобы ты делала, если бы нашла на улице телефон?
Осеева:
Я бы отдала.
Линор:
Я тоже раньше так думала, но никто даже спасибо не сказал. Хозяйка просто забрала и ещё смотрела так, словно его у неё из кармана вытащили.
Осеева:
Ты похожа на карманника?
Линор:
Это неважно. Просто удивляет, почему люди кругом такие. Почему они думают, что им все всё должны?
или
Линор:
Ты у родителей одна?
Осеева:
К сожалению. Я бы очень хотела брата или сестру.
Линор:
А если бы они тебя не любили? Или ты их.
Осеева:
Почему бы им не любить меня?
Линор:
Ну, так же бывает. По всяким причинам. Просто представь, что вот живете вместе, а брат тебя на дух не переваривает, родителей настраивает.
Осеева:
Наверное, я попыталась бы как-то доказать, что лучше. Не знаю. Сделать что-то важное, хорошее, чтобы они поняли, как на самом деле всё обстоит. Или просто наплевала бы, послала всех к черту и жила так, как считаю правильным. По-своему. Сложный вопрос.
или
Линор:
Что бы ты делала, если бы тебя гнобил весь класс? Просто за то, что у тебя есть свои принципы, другие, не такие как у них? Потому что ты умнее и способнее? Просто потому что тебя воспитывали по-другому, потому что ты не умеешь унижаться и приспосабливаться? И тебе за это в спину кидали яйца и рвали карманы в раздевалке?
Осеева:
Если честно, я и сама ни с кем в школе не общаюсь. Но меня никто не гнобит. А если вдруг так случилось бы, то я бы сопротивлялась. Полнейший игнор и газовый баллончик в кармане. Щит и меч. У тебя проблемы с одноклассниками?
Линор:
Нет. Моим одноклассникам нет никакого дела ни до кого, кроме них самих.
Одним словом, за всем этим мне так и не удалось разглядеть саму Кристину.
Сколько я не перечитывала, какая-то явная проблема не вырисовывалась, а образ не складывался. Почти ничто не соответствовало тому, что я за это время узнала о ней самой. И ведь ни одной откровенной жалобы, никаких страданий или девчачьей лирики.
Местами проскакивали пространные размышления о счастье, смысле жизни и смерти, но как-то невнятно и без четко выраженной позиции, словно ей самой в этих темах было неудобно.
Телефон разрывался. Истерику Сёминой я предчувствовала всеми местами тела, поэтому отвечать не хотелось, но на третий раз не выдержала.
- Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, - хлюпала она в трубку. - Иначе я не справлюсь, я не смогу, я слабая. Очень. Давай встретимся, пожалуйста!
- Ладно.
Сначала я опять хотела позвать Настю к себе, но потом решила, что не заслуживаю тепла и комфорта и что для такого человека, как я, самое место на зимней промозглой улице, грязно-серой, холодной и бесчувственной.
Я специально пришла к её подъезду раньше, села на спинку лавочки и стала ждать. Пустое созерцательное бездействие. Под ногами колотый лёд и пенистая жижа от соли на асфальте, чуть выше - колючая проволока занесенных кустов, а над самой головой, на фоне равнодушного молочного неба, такие же уродливые ветви деревьев и нависающий прямоугольник Настиного дома.
Очень реалистичные и объемные декорации. Между ними едва различимое движение - безликие фигуры ничего не значащих прохожих. Ни дождика, ни снега, ни пасмурного ветра - всё как обычно. Просто жизнь. Я вне её и одновременно внутри.
Настя вышла, села рядом и взяла меня за руку. На ней были длинные перчатки без пальцев, а ногти покрыты черным лаком, как у ведьмы.
- Они все ненавидят нас.
- Ну, и что с того? Ты что, не знаешь, что Интернет - это самая большая помойка в мире?
- Но они говорят, что мы плохие и должны умереть.
- Какое тебе вообще до этого дело? Кто эти люди? Ты ценишь их мнение?
- Я стараюсь прислушиваться ко всем.
- Чушь какая! Все не могут быть правы.
- Но все и не могут ошибаться.
- Очень даже могут. И вообще, делай всё наоборот, они говорят - сдохни, а ты живи! Назло.
- Но Тоня, я чувствую, что с нами что-то не так, я не могу объяснить, что именно, но где-то в глубине души у меня очень неспокойно, тревожно.
- Пойдем, выпьем кофе, - я должна была подготовить её к рассказу про Амелина и Линор.
- Нет спасибо, я не хочу. Не могу. Нет.
- У меня есть деньги, - твердо сказала я, и Сёмина тут же согласилась.
Мы взяли по большущей чашке кофе и сели за столиком в кафе в самом темном углу, за колонной, точно намерено от чего-то прячась.
После третьего же глотка я подумала, что может быть не всё так уж и плохо, как выглядело сорок минут назад. Может, просто стоило посмотреть на ситуацию под другим углом?
- Всё, что с нами случилось, - несправедливо и жестоко.
Настя неуверенно кивнула.
- И кто в этом виноват? Правильно. Кристина. Это же очень нечестно втянуть в свою игру тех, кто в отличие от неё, хоть как-то борется со своими проблемами, пусть даже и жалуется иногда. Нет ничего проще, чем сказать, вот, мол, я устала, всё кругом плохо, все козлы, я не справляюсь с этим. Ладно, фиг, пусть не справляется, но не нужно трогать других. А то вечно у них кто-то должен быть виноват.
Неожиданно всё, к чему я пришла, изучив переписку, выплеснулось на Сёмину. Линор, Кристина в ролике и Кристина в школе - три совершенно разных человека. Может, этот идиот Амелин нас обманул? Такой способен. Или это Якушин рассказывал о какой-то другой Кристине? Я вконец запуталась.
- Я понятно говорю?
Настя просто сидела, слушала и хлопала накрашенными ресницами.
- Частично, - неуверенно сказала она.
- Ты вообще можешь разозлиться или нет? Можешь задаться вопросом: "какого черта"? - я требовательно дернула её за рукав.
Однако тихая, расслабляющая музыка в кафе никак этому не способствовала.
- Не уверена, - точно извиняясь, пролепетала Настя. - Обычно я злюсь только на саму себя. Потому что я глупая и ужасная.
Она обняла ладонями чашку и горестно ссутулилась.
- Ясно. Самобичевание и всё такое. Только тогда больше, пожалуйста, не звони мне. Нравится себя пинать? Замечательно. Я в этом не участвую. Может, тебя родители мало ругали в детстве и сейчас тебе этого не хватает?
- Значит, и ты думаешь, что я немного недоделанная? - её пухлая нижняя губа непроизвольно выпятилась вперед, точно у ребенка.
- Кроме тебя самой никто так не думает, - мне не нравилось поощрять такие разговоры. - А хочешь, чтобы я так считала?
- Совсем нет. Просто кругом очень много всего хорошего и красивого, а я не такая.
- Где это ты увидела хорошее?
- Вот, ты, например.
К счастью, отвечать мне не пришлось, потому что как раз в этот момент позвонил Петров. Он был не на шутку встревожен.
- Тут какая-то хрень происходит. Статейка ни о чем, но народ ведется. Теперь все репостят мерзкий бред о том, что мы чуть ли не убийцы. Мне на стену посыпалась такая дрянь, что в пору удаляться.
- И удаляйся, - посоветовала я и, закончив разговор, многозначительно посмотрела на Настю. - Петрову гораздо хуже, чем тебе. Толпа рвет на части, закидывает тухлыми помидорами и камнями. Там какую-то гнусную писанину выложили.
И мы обе тут же полезли в телефоны. Долго искать не пришлось - пост какого-то Makarenko назывался "Дети шинигами".
"В очередной раз интернет общественность потрясло трагическое событие - самоубийство пятнадцатилетней Кристины Ворожцовой. Перед тем, как выпить смертельную дозу снотворного, Кристина выложила в сеть ролик со своим предсмертным посланием.
"Помочь никто не может. Завтра - не наступит никогда. Никто никому не нужен. Я беззащитна перед этим варварским миром", - говорит в камеру девочка, а затем просто называет имена. Имена таких же детей, как и она, имена обычных, ничем не примечательных подростков. Прямого обвинения нет, но мы с вами взрослые люди, которым не нужно объяснять, что это значит.
Не секрет, что взаимоотношения между подростками в последнее время стали гораздо более жестокими. Сколько раз на просторах интернета мы встречали истории и даже документальные видеозаписи, где озверевшие от ненависти дети измываются над теми, кто отличается от них. И, похоже, такое поведение постепенно становится отличительной чертой нынешнего поколения. Как утверждают социологи, за последние десять лет стиль общения между подростками изменился самым кардинальным образом.
Компьютеры, телефоны и прочие девайсы полностью поглотили не только их разум, но и отняли способность чувствовать и сопереживать. Они не в состоянии реально воспринимать мир, а вместе с тем, и адекватно реагировать. Эти дети потеряли ощущение настоящей жизни и настоящей смерти, они зависли где-то посередине.
Вы, возможно, сильно удивитесь, но статистика поражает и пугает своими данными: 80% таких подростков растут в полном достатке и благополучии, в условиях, где не нужно преодолевать бытовые трудности, испытывать нужду или голод, где родители сдувают с них пылинки и выполняют любую прихоть.
Куда, в таком случае, смотрят родители?
Но опасность сегодняшнего дня заключается именно в невозможности родителей контролировать местопребывание души своего ребенка. В какие миры она отправляется при наличии интернета и такого обилия разнообразных источников впечатлений?
