— Клептоман? — подсказала Анжела.
— Вот! Точно-точно! Млекто… Ой, он самый, в общем.
— Это была случайность. Тогда моя голова была занята другим.
— Совсем-совсем не пойму, как можно не чувствовать, что у тебя в штанах такой длинный предмет, вон аж выпирал немного. И все благодаря мне, глазастой, как тысяча енотов.
Уточнять, почему в понимании призрачной девушки еноты отличались зоркостью, никто не стал.
Поскольку Юрий с детства не отличался хорошим зрением, хотя и не жаловался по этому поводу, рассматривать невысокие выступы на крохотном камне было нелегко. Поиску насечек мешали также серые вкрапления на оранжевом камне, напоминавшем пятнистый крашеный гранит. Взяв за отсчет случайное место, призрачный юноша принялся заносить фрагменты мозаики, находившиеся на расстоянии друг от друга, на первую страницу блокнота. Он намеренно увеличивал их длину в размере и, так как не знал, какие должны быть соединены, а какие нет, оставлял небольшие промежутки. Чтобы не запутаться, он старался закрывать ладонью зарисованную поверхность сферы.
В центре листа наметился прямоугольник без замкнутых углов; от центра нижней его грани отходила еще одна линия, перечеркнутая на конце в форме креста.
Предположения не замедлились в появлении.
— Так-так-так… Как скучно! Скучно-скучно! Картинка склеилась так быстро, что я даже не успела подумать, и это просто, как яблоко, обмазанное медом. Разве вы не видите? Совсем-совсем нет? Это же очень-очень похоже на кончик шприца! Смотрите же: прямоугольничек такой и от него иголка отходит.
— Удачи в поисках медпункта на кладбище, — съязвила Анжела и задумалась. — Мне напоминает строгий ровный абажур настольной лампы с выключателем в виде веревки.
— О! О! А может быть, это мороженое? Такое холодное и сладкое на палочке. Ой! Что-то есть захотелось… Или не захотелось. Как же можно понять, когда ты призрак? Но если бы сейчас появилась машинка с мороженым всех видов и вкусов, не смейте думать, что я бы отказалась.
Молчал только Юрий, задумчиво глядев в испещренный линиями листок, ведь осознание схватило его за горло, изгнав крепкой хваткой весь воздух. Среди всех опасностей — ночные монстры, сырые подземелья с темницами, плотоядные растения и алчность «Искателей» — показались в высшей степени безобидными. Все они могли причинить боль физическую, смерть, но не ту порцию неловкости, какую нагоняли на него местные священники.
— Я пообещал себе даже не смотреть в сторону часовни и собираюсь следовать своему обещанию. Я туда не сунусь ни ногой! Не заставите!
— Ух ты! Так Саша все-таки показала тебе домик этих попов. И ты им прям понравился-понравился? Правда-правда? Значит, ты запросто можешь прийти к ним и найти… то, что мы ищем. Ура-ура! Амулет, можно сказать, и я буду так говорить, у нас в кармане.
— А может кто-то из вас пойти?
— Нет-нет-нет, на меня вообще не смотри, — игриво засмеялась Сидни, вообразив нелегкую участь товарища.
— У меня с ними сразу не задалось, — сказала Анжела. — Я думаю, они это хорошо запомнили.
Верно, впервые с момента знакомства призрачные девушки сошлись во мнении и действовали одинаково. И Анжела, и Сидни хитро посмотрели на Юрия с двух сторон, после чего резво поднялись и, схватив обреченного за руки, помогли подняться со скамьи. И тогда призрачный юноша, неспособный к сопротивлению, осознал незавидную участь.
— Да как вы… Друга… На верную смерть. Отпустите!
И вот Юрий стоял перед дверью часовни, находив в себе силы, чтобы постучать. Он напоследок оглянулся через плечо, прострелив гневным взглядом веселые выражения лиц подруг, и наконец ударил сырую древесину маленьким кулачком, затем дернул ручку. Дверь не сдвинулась с места, запертая на ключ, и за ней не послышалось ни скрипов, ни шорохов.
Если бы призрачный юноша не погряз в вязкой массе мыслей, заметил бы, что священники не уловили его громкие обреченные вздохи издалека и не заметили приближения, как это было во время прогулки с Александрой. Тогда же он заглянул в щели между досками, но не различил внутри ни горевшей свечи, ни силуэтов призраков, прислонил ухо к стене, услышав лишь собственное дыхание и стук сердца, становившиеся с каждым мгновением ярче. Невозможно в полной мере описать, рассказать, зарисовать и запечатлеть другим образом, как страстно Юрий благодарил кладбище, поверив в его человечность.
Мысль о том, что действовать нужно было без промедлений, подгоняла, и Юрий открыл в себе невиданную ранее скорость. За четверть минуты он исследовал периметр строения сверху-донизу в поисках мест, где доски прогнили настолько, чтобы рассыпаться в щепки от его слабого удара. Хотя постройка выглядела ветхой и, казалось, тряслась на ветру, разрушить толчком основание или стену было непросто. Только спустя несколько минут внизу обнаружилась темная от влаги доска, которую и без того поразила трещина. Едва носок ботинка прикоснулся к ней, она раскололась надвое, ослабив прочность соседних досок.
Миновать узкий проход получилось не без усилий. Если упасть на колени, а затем принять лежачее на животе положение удалось сносно, то к ползанию, которое охватывало старание мышц всего тела, призрачный юноша не был готов. Когда же он наполовину пересек черту стены, стал цепляться ногтями за половицы, попутно подхватив в кожу несколько заноз, и при помощи развитых ног подтянул тело внутрь часовни. Другим не менее серьезным испытанием стал подъем: болело все тело. Пришлось задействовать едва ли не последние силы организма, чтобы подняться и твердо устоять на ногах, которые подрагивали от напряжения, но более яркий танец исполняли руки на весу.
В помещении оказалось не так темно, как предполагалось, благодаря видимым щелям в стенах, через которые проникали тонкие полосы света; к тому же оранжевая окраска сферы несколько отражала солнечные лучи, отчего в руке полыхало миниатюрная копия небесного светила. Все внутреннее убранство часовни осталось на прежних местах: столик с одинокой свечой и несколько стульев подле, стена, заполненная деревом портретов, которые священники окрестили иконами.
Привыкнув к обилию кладбищенских подземных ходов, Юрий прежде всего осмотрел пол, который издавал скрип на каждом шаге. Ни тайников, ни погребов он не нашел, а потому принялся исследовать стены постройки.
В тот раз удалось ближе познакомиться с масляными наблюдателями, которые все так же серьезно смотрели на окружение. Призрачный юноша водил дрожавшей рукой около портретов, изучав лица, но на одном из них пришлось задержаться: лежавшая в углублении ладони сфера задвигалась, а вскоре и вовсе устремилась, точно пушечный снаряд, в направлении стены. За одним из портретов — верно, художник невзлюбил старую женщину, отчего передал борозды лица, красные пятна и обширную бородавку на носу в детальной точности — оказалась лунка, выполненная по размеру сферы, в которую та и встала, пробив холст, задержалась на несколько мгновений, но после непостижимый магнетизм пропал.
Как только каменная порода стукнулась о половицу, прокатившись по ней до первой щели, в которой и остановилась, позади послышались щелчки.
Всю жизнь Юрий корил себя за низкий рост и худое тело, но в тот момент возникло острое желание уменьшиться до размеров пыли. Растерявшись, он застыл перед иконами, беспорядочно переводив взгляд с одного лица на другое, словно кто-то из написанных людей мог помочь ему. Священники не сразу обратили на него внимание, занятые разговором, но после того как зажгли свечу, ярко озарившую помещение, послышалось три испуганных вздоха.
— Юрий! — сказал Первый, подходя к призрачному юноше, который с противным скрипом в шее посмел повернуть голову в его сторону. — Что ты тут делаешь? Хотя нет! Постой-постой… Я все понял. Иконы! Да, Кладбищу нужно молиться. Идите же, братья, ближе! Утренние молитвы никто не отменял.
Со всех сторон послышался громкий шепот, сливавшийся в беспорядочный шум. Казалось, священники говорили бессмыслицу, быстро шевелив губами. Хотя у Юрия получилась настоящая молитва: шепотом он молил портреты, чтобы удалось выбраться без происшествий, без долгих разговоров и, самое главное, без монотонных гортанных пений.
Голоса стихли, и некоторое время тишина сдавливала виски. В это время он занял себя тем, что поднял упавшую сферу и протолкнул ее вглубь кармана.
— А мы ждали тебя, — сказал Второй. — И не сомневались, что ты придешь. Ты же все-таки праведный призрак и никогда не уподобишься грешникам. Можешь приходить сюда в любое время, хотя сегодня ты очень рано, даже раньше нас. Истинный Его служитель!
— Воистину! Как же удивительно! — продолжил Третий. — Вот мы, например, после твоего ухода видели еще одного призрака. Прилежная, умная с виду девушка, да притом красоты, данной только Им. Но во власти грешников! Наши, возможно, гневные возгласы только пуще напугали ее, но как уж тут обладать спокойствием, коли такое творится.
— Точно-точно, братья. Если я, Первый, не в силах смирить гнев, то это подвластно только Ему и больше никому.
— Ах, прекрасно Кладбище! — прослезился Второй.
— И нет Тебе равных, во веки веков, — третий от уважения даже поднялся со стула. — Братья, меня тянет воздать почести пением. Сейчас не удержусь!
— Правильно, — кивнул Первый. — Песне быть! Юрий, помнишь слова? Конечно! Как их можно забыть — они же из сердца льются.
Особенностью молитвы священников было то, что каждый день слова загадочным образом менялись. Конечно, в общих чертах вчерашние слова узнавались противными воспоминаниями, но порой слышались нововведения: «Ты прекрасно, словно тысячи цветущих яблонь» или «Мы всем еще покажем силу Твою», или «Юрий, раб твой, самый преданный слуга».
Во время низких звуков призрачному юноше показалось, что где-то вдали с тропы доносились два протяжных смеха, еще более вгонявших его в краску и заставлявших рычать от злости.
Несмотря на то что Юрий откупился одной лишь песней, он был зол и унижен. Как и предполагал, на тропе он увидел подруг, чьи красные от слез глаза и уставшие от улыбок губы дополняли его образы.
— Это нагло! Послали в этот дом сумасшедших и еще смеются.
— Прости. Ты читал молитву с таким проникновением и искренностью, что даже я поверила в то, что кладбище живое, — говорила Анжела, сбив дыхание от не отпустившего ее смеха.
— Очень-очень красиво пел, — пропищала Сидни. — Прямо как певцы в операх на большущей сцене. Только голосок смешной-смешной, такой недовольный. Я с далекого детства не смеялась так сильно. Аж пупок заболел! Того гляди и развяжется! И как эти попы не понимают, что тебе это не нравится.
Сначала Юрий не знала, почему не может разозлиться на подруг, отправивших его выполнять неприятное дело в одиночку, но быстро понял: тогда чувствовался дух товарищества. Призрачные девушки, забыв общую неприязнь, издавали звонкий смех, который на кладбище пополнял список редких звуков, и этим весельем они заражали. Когда еще найдется время на совместную беспечную радость?
После указанных событий в часовне Выжженное поле стало противоречить своему названию. Земля затряслась, разносив вибрации по всему кладбищу, словно приглашала зрителей для нового испытания, и из трещин появилось множество зеленых ростков, которые за несколько мгновений обратились небольшой рощицей.
Вскоре широкие стволы лиственной породы и примыкавшие к ним кустарниковые растения занимали всю площадь поля. Ветвистые кроны сплетались друг с другом, образовав густую сеть зарослей, отчего с высоты птичьего полета виднелась лишь зеленая шапка листьев, столь непривычных для осенней поры. И всему этому оградой служили выползшие из-под земли каменные стены, которые были слишком гладкими, чтобы по ним взобраться, и слишком высокими для преодоления.
— Турнир по древолазанию! Турнир по древолазанию! Собираемся! — объявил Константин. — Цель: достигнуть дальней стены поля. Запрещено касаться земли. Начало через двадцать четыре минуты четырнадцать… двенадцать секунд.
Первым, едва диктор закончил речь, прошагал к краю Выжженного поля Некто-В-Балахоне. При резком повороте туловища подол ткани, подхваченный ветром, несколько распахнулся, открыв некоторым дивное явление: редкий солнечный свет нисколько не рассеял тьму, обитавшую под мантией.
Некоторые старались понять мотивы незнакомца, поскольку как в прошлый, так и тот раз он источал чувство превосходства и стремления к победе, словно эти соревнования были устроены для него, чтобы обнаружить себе равного, однако же в фехтовании он уступил.
Если в битве на рапирах вызывались в большинстве своем призрачные юноши, сильные и громоздкие, тогда они уступили миниатюрным и ловким призрачным девушкам.
Тотчас же рядом с Некто-В-Балахоне стояли две незнакомые участницы, которых поспешил назвать Константин. Затем возле комментатора появился еще один девичий силуэт, шепнувший что-то призрачному юноше, после чего имя не прозвучало; неизвестная направилась к соперникам и не спешила обернуться, словно принялась рассматривать раскинувшуюся перед ней зеленую мощь.
Все засмеялись, когда подле оппоненток оказался призрачный юноша, который не проявлял внешне должную гибкость; в его глазах обитала несерьезность, баловство, он скорее счастлив был находиться в окружении призрачных девушек, хотя те и явно выказывали негодование на попытки заговорить или пошутить.
При виде следующей участницы смех подавился мгновенно. Узкие бесшумные ступни Тамары, однако, издавали оглушавший грохот, ее собранные в косу волосы, напряженные сомкнутые губы и сжатые кулачки говорили о стремлении к победе. Никто не сомневался, что она загадает, если она соберет амулеты и найдет вход в подземелье.
Никто из команды Юрия, занявшей место сбоку у стены, не решался вызваться, смотрев друг на друга, хотя все и понимали, кто в их строю более всего годится для древолазания. И решить это нужно было в кратчайшие — десять минут! — сроки.
— Понятно, что Юрий не сможет. Я не подхожу, потому что высокая и неповоротливая, — сказала Анжела. — А вот почему ты не хочешь, я упорно не могу понять.
— Нет-нет-нет, я совсем-совсем не смогу. Вы что! Посмотрите на меня — на лице написано черным цветом о проигрыше. Точно-точно проиграю. Ты, рыжая, дылда — это неоспоримый, ясный и всем понятный факт, — но у тебя получится лучше. У любого, но только не у меня.
— Ты хочешь, чтобы мы проиграли?
— Ты что, совсем-совсем глупая? — гневалась Сидни. — Просто я талдычу уже который раз вам, что со мной мы точно ничегошеньки не получим. Ни шиша!
Призрачная девушка, насупив брови, клонила взгляд в землю, не в силах посмотреть в глаза товарищей. При одной мысли участия в турнире ее бросало в дрожь, и она обхватила локти ладонями, чтобы скрыть страх внешне, но внутренне, как ни старалась, не смогла. Вдруг Юрий приблизился вплотную и приподнял ее подбородок.
— Сидни... — начал он спокойным голосом, в котором с первых звуков и до конца слышалось сочувствие, понимание. — Если кто и сможет выиграть, то только ты. Мы бы не заставляли тебя, если бы могли сами. Даже гордая Анжела просит твоей помощи. Потому что в отличие от нас ты энергичная и ловкая, ты двигаешься резко и быстро — это поможет тебе победить. Подумай о своей сестре: без амулета ее не спасти.
— Вот! Точно-точно! Млекто… Ой, он самый, в общем.
— Это была случайность. Тогда моя голова была занята другим.
— Совсем-совсем не пойму, как можно не чувствовать, что у тебя в штанах такой длинный предмет, вон аж выпирал немного. И все благодаря мне, глазастой, как тысяча енотов.
Уточнять, почему в понимании призрачной девушки еноты отличались зоркостью, никто не стал.
Поскольку Юрий с детства не отличался хорошим зрением, хотя и не жаловался по этому поводу, рассматривать невысокие выступы на крохотном камне было нелегко. Поиску насечек мешали также серые вкрапления на оранжевом камне, напоминавшем пятнистый крашеный гранит. Взяв за отсчет случайное место, призрачный юноша принялся заносить фрагменты мозаики, находившиеся на расстоянии друг от друга, на первую страницу блокнота. Он намеренно увеличивал их длину в размере и, так как не знал, какие должны быть соединены, а какие нет, оставлял небольшие промежутки. Чтобы не запутаться, он старался закрывать ладонью зарисованную поверхность сферы.
В центре листа наметился прямоугольник без замкнутых углов; от центра нижней его грани отходила еще одна линия, перечеркнутая на конце в форме креста.
Предположения не замедлились в появлении.
— Так-так-так… Как скучно! Скучно-скучно! Картинка склеилась так быстро, что я даже не успела подумать, и это просто, как яблоко, обмазанное медом. Разве вы не видите? Совсем-совсем нет? Это же очень-очень похоже на кончик шприца! Смотрите же: прямоугольничек такой и от него иголка отходит.
— Удачи в поисках медпункта на кладбище, — съязвила Анжела и задумалась. — Мне напоминает строгий ровный абажур настольной лампы с выключателем в виде веревки.
— О! О! А может быть, это мороженое? Такое холодное и сладкое на палочке. Ой! Что-то есть захотелось… Или не захотелось. Как же можно понять, когда ты призрак? Но если бы сейчас появилась машинка с мороженым всех видов и вкусов, не смейте думать, что я бы отказалась.
Молчал только Юрий, задумчиво глядев в испещренный линиями листок, ведь осознание схватило его за горло, изгнав крепкой хваткой весь воздух. Среди всех опасностей — ночные монстры, сырые подземелья с темницами, плотоядные растения и алчность «Искателей» — показались в высшей степени безобидными. Все они могли причинить боль физическую, смерть, но не ту порцию неловкости, какую нагоняли на него местные священники.
— Я пообещал себе даже не смотреть в сторону часовни и собираюсь следовать своему обещанию. Я туда не сунусь ни ногой! Не заставите!
— Ух ты! Так Саша все-таки показала тебе домик этих попов. И ты им прям понравился-понравился? Правда-правда? Значит, ты запросто можешь прийти к ним и найти… то, что мы ищем. Ура-ура! Амулет, можно сказать, и я буду так говорить, у нас в кармане.
— А может кто-то из вас пойти?
— Нет-нет-нет, на меня вообще не смотри, — игриво засмеялась Сидни, вообразив нелегкую участь товарища.
— У меня с ними сразу не задалось, — сказала Анжела. — Я думаю, они это хорошо запомнили.
Верно, впервые с момента знакомства призрачные девушки сошлись во мнении и действовали одинаково. И Анжела, и Сидни хитро посмотрели на Юрия с двух сторон, после чего резво поднялись и, схватив обреченного за руки, помогли подняться со скамьи. И тогда призрачный юноша, неспособный к сопротивлению, осознал незавидную участь.
— Да как вы… Друга… На верную смерть. Отпустите!
И вот Юрий стоял перед дверью часовни, находив в себе силы, чтобы постучать. Он напоследок оглянулся через плечо, прострелив гневным взглядом веселые выражения лиц подруг, и наконец ударил сырую древесину маленьким кулачком, затем дернул ручку. Дверь не сдвинулась с места, запертая на ключ, и за ней не послышалось ни скрипов, ни шорохов.
Если бы призрачный юноша не погряз в вязкой массе мыслей, заметил бы, что священники не уловили его громкие обреченные вздохи издалека и не заметили приближения, как это было во время прогулки с Александрой. Тогда же он заглянул в щели между досками, но не различил внутри ни горевшей свечи, ни силуэтов призраков, прислонил ухо к стене, услышав лишь собственное дыхание и стук сердца, становившиеся с каждым мгновением ярче. Невозможно в полной мере описать, рассказать, зарисовать и запечатлеть другим образом, как страстно Юрий благодарил кладбище, поверив в его человечность.
Мысль о том, что действовать нужно было без промедлений, подгоняла, и Юрий открыл в себе невиданную ранее скорость. За четверть минуты он исследовал периметр строения сверху-донизу в поисках мест, где доски прогнили настолько, чтобы рассыпаться в щепки от его слабого удара. Хотя постройка выглядела ветхой и, казалось, тряслась на ветру, разрушить толчком основание или стену было непросто. Только спустя несколько минут внизу обнаружилась темная от влаги доска, которую и без того поразила трещина. Едва носок ботинка прикоснулся к ней, она раскололась надвое, ослабив прочность соседних досок.
Миновать узкий проход получилось не без усилий. Если упасть на колени, а затем принять лежачее на животе положение удалось сносно, то к ползанию, которое охватывало старание мышц всего тела, призрачный юноша не был готов. Когда же он наполовину пересек черту стены, стал цепляться ногтями за половицы, попутно подхватив в кожу несколько заноз, и при помощи развитых ног подтянул тело внутрь часовни. Другим не менее серьезным испытанием стал подъем: болело все тело. Пришлось задействовать едва ли не последние силы организма, чтобы подняться и твердо устоять на ногах, которые подрагивали от напряжения, но более яркий танец исполняли руки на весу.
В помещении оказалось не так темно, как предполагалось, благодаря видимым щелям в стенах, через которые проникали тонкие полосы света; к тому же оранжевая окраска сферы несколько отражала солнечные лучи, отчего в руке полыхало миниатюрная копия небесного светила. Все внутреннее убранство часовни осталось на прежних местах: столик с одинокой свечой и несколько стульев подле, стена, заполненная деревом портретов, которые священники окрестили иконами.
Привыкнув к обилию кладбищенских подземных ходов, Юрий прежде всего осмотрел пол, который издавал скрип на каждом шаге. Ни тайников, ни погребов он не нашел, а потому принялся исследовать стены постройки.
В тот раз удалось ближе познакомиться с масляными наблюдателями, которые все так же серьезно смотрели на окружение. Призрачный юноша водил дрожавшей рукой около портретов, изучав лица, но на одном из них пришлось задержаться: лежавшая в углублении ладони сфера задвигалась, а вскоре и вовсе устремилась, точно пушечный снаряд, в направлении стены. За одним из портретов — верно, художник невзлюбил старую женщину, отчего передал борозды лица, красные пятна и обширную бородавку на носу в детальной точности — оказалась лунка, выполненная по размеру сферы, в которую та и встала, пробив холст, задержалась на несколько мгновений, но после непостижимый магнетизм пропал.
Как только каменная порода стукнулась о половицу, прокатившись по ней до первой щели, в которой и остановилась, позади послышались щелчки.
Всю жизнь Юрий корил себя за низкий рост и худое тело, но в тот момент возникло острое желание уменьшиться до размеров пыли. Растерявшись, он застыл перед иконами, беспорядочно переводив взгляд с одного лица на другое, словно кто-то из написанных людей мог помочь ему. Священники не сразу обратили на него внимание, занятые разговором, но после того как зажгли свечу, ярко озарившую помещение, послышалось три испуганных вздоха.
— Юрий! — сказал Первый, подходя к призрачному юноше, который с противным скрипом в шее посмел повернуть голову в его сторону. — Что ты тут делаешь? Хотя нет! Постой-постой… Я все понял. Иконы! Да, Кладбищу нужно молиться. Идите же, братья, ближе! Утренние молитвы никто не отменял.
Со всех сторон послышался громкий шепот, сливавшийся в беспорядочный шум. Казалось, священники говорили бессмыслицу, быстро шевелив губами. Хотя у Юрия получилась настоящая молитва: шепотом он молил портреты, чтобы удалось выбраться без происшествий, без долгих разговоров и, самое главное, без монотонных гортанных пений.
Голоса стихли, и некоторое время тишина сдавливала виски. В это время он занял себя тем, что поднял упавшую сферу и протолкнул ее вглубь кармана.
— А мы ждали тебя, — сказал Второй. — И не сомневались, что ты придешь. Ты же все-таки праведный призрак и никогда не уподобишься грешникам. Можешь приходить сюда в любое время, хотя сегодня ты очень рано, даже раньше нас. Истинный Его служитель!
— Воистину! Как же удивительно! — продолжил Третий. — Вот мы, например, после твоего ухода видели еще одного призрака. Прилежная, умная с виду девушка, да притом красоты, данной только Им. Но во власти грешников! Наши, возможно, гневные возгласы только пуще напугали ее, но как уж тут обладать спокойствием, коли такое творится.
— Точно-точно, братья. Если я, Первый, не в силах смирить гнев, то это подвластно только Ему и больше никому.
— Ах, прекрасно Кладбище! — прослезился Второй.
— И нет Тебе равных, во веки веков, — третий от уважения даже поднялся со стула. — Братья, меня тянет воздать почести пением. Сейчас не удержусь!
— Правильно, — кивнул Первый. — Песне быть! Юрий, помнишь слова? Конечно! Как их можно забыть — они же из сердца льются.
Особенностью молитвы священников было то, что каждый день слова загадочным образом менялись. Конечно, в общих чертах вчерашние слова узнавались противными воспоминаниями, но порой слышались нововведения: «Ты прекрасно, словно тысячи цветущих яблонь» или «Мы всем еще покажем силу Твою», или «Юрий, раб твой, самый преданный слуга».
Во время низких звуков призрачному юноше показалось, что где-то вдали с тропы доносились два протяжных смеха, еще более вгонявших его в краску и заставлявших рычать от злости.
Несмотря на то что Юрий откупился одной лишь песней, он был зол и унижен. Как и предполагал, на тропе он увидел подруг, чьи красные от слез глаза и уставшие от улыбок губы дополняли его образы.
— Это нагло! Послали в этот дом сумасшедших и еще смеются.
— Прости. Ты читал молитву с таким проникновением и искренностью, что даже я поверила в то, что кладбище живое, — говорила Анжела, сбив дыхание от не отпустившего ее смеха.
— Очень-очень красиво пел, — пропищала Сидни. — Прямо как певцы в операх на большущей сцене. Только голосок смешной-смешной, такой недовольный. Я с далекого детства не смеялась так сильно. Аж пупок заболел! Того гляди и развяжется! И как эти попы не понимают, что тебе это не нравится.
Сначала Юрий не знала, почему не может разозлиться на подруг, отправивших его выполнять неприятное дело в одиночку, но быстро понял: тогда чувствовался дух товарищества. Призрачные девушки, забыв общую неприязнь, издавали звонкий смех, который на кладбище пополнял список редких звуков, и этим весельем они заражали. Когда еще найдется время на совместную беспечную радость?
После указанных событий в часовне Выжженное поле стало противоречить своему названию. Земля затряслась, разносив вибрации по всему кладбищу, словно приглашала зрителей для нового испытания, и из трещин появилось множество зеленых ростков, которые за несколько мгновений обратились небольшой рощицей.
Вскоре широкие стволы лиственной породы и примыкавшие к ним кустарниковые растения занимали всю площадь поля. Ветвистые кроны сплетались друг с другом, образовав густую сеть зарослей, отчего с высоты птичьего полета виднелась лишь зеленая шапка листьев, столь непривычных для осенней поры. И всему этому оградой служили выползшие из-под земли каменные стены, которые были слишком гладкими, чтобы по ним взобраться, и слишком высокими для преодоления.
— Турнир по древолазанию! Турнир по древолазанию! Собираемся! — объявил Константин. — Цель: достигнуть дальней стены поля. Запрещено касаться земли. Начало через двадцать четыре минуты четырнадцать… двенадцать секунд.
Первым, едва диктор закончил речь, прошагал к краю Выжженного поля Некто-В-Балахоне. При резком повороте туловища подол ткани, подхваченный ветром, несколько распахнулся, открыв некоторым дивное явление: редкий солнечный свет нисколько не рассеял тьму, обитавшую под мантией.
Некоторые старались понять мотивы незнакомца, поскольку как в прошлый, так и тот раз он источал чувство превосходства и стремления к победе, словно эти соревнования были устроены для него, чтобы обнаружить себе равного, однако же в фехтовании он уступил.
Если в битве на рапирах вызывались в большинстве своем призрачные юноши, сильные и громоздкие, тогда они уступили миниатюрным и ловким призрачным девушкам.
Тотчас же рядом с Некто-В-Балахоне стояли две незнакомые участницы, которых поспешил назвать Константин. Затем возле комментатора появился еще один девичий силуэт, шепнувший что-то призрачному юноше, после чего имя не прозвучало; неизвестная направилась к соперникам и не спешила обернуться, словно принялась рассматривать раскинувшуюся перед ней зеленую мощь.
Все засмеялись, когда подле оппоненток оказался призрачный юноша, который не проявлял внешне должную гибкость; в его глазах обитала несерьезность, баловство, он скорее счастлив был находиться в окружении призрачных девушек, хотя те и явно выказывали негодование на попытки заговорить или пошутить.
При виде следующей участницы смех подавился мгновенно. Узкие бесшумные ступни Тамары, однако, издавали оглушавший грохот, ее собранные в косу волосы, напряженные сомкнутые губы и сжатые кулачки говорили о стремлении к победе. Никто не сомневался, что она загадает, если она соберет амулеты и найдет вход в подземелье.
Никто из команды Юрия, занявшей место сбоку у стены, не решался вызваться, смотрев друг на друга, хотя все и понимали, кто в их строю более всего годится для древолазания. И решить это нужно было в кратчайшие — десять минут! — сроки.
— Понятно, что Юрий не сможет. Я не подхожу, потому что высокая и неповоротливая, — сказала Анжела. — А вот почему ты не хочешь, я упорно не могу понять.
— Нет-нет-нет, я совсем-совсем не смогу. Вы что! Посмотрите на меня — на лице написано черным цветом о проигрыше. Точно-точно проиграю. Ты, рыжая, дылда — это неоспоримый, ясный и всем понятный факт, — но у тебя получится лучше. У любого, но только не у меня.
— Ты хочешь, чтобы мы проиграли?
— Ты что, совсем-совсем глупая? — гневалась Сидни. — Просто я талдычу уже который раз вам, что со мной мы точно ничегошеньки не получим. Ни шиша!
Призрачная девушка, насупив брови, клонила взгляд в землю, не в силах посмотреть в глаза товарищей. При одной мысли участия в турнире ее бросало в дрожь, и она обхватила локти ладонями, чтобы скрыть страх внешне, но внутренне, как ни старалась, не смогла. Вдруг Юрий приблизился вплотную и приподнял ее подбородок.
— Сидни... — начал он спокойным голосом, в котором с первых звуков и до конца слышалось сочувствие, понимание. — Если кто и сможет выиграть, то только ты. Мы бы не заставляли тебя, если бы могли сами. Даже гордая Анжела просит твоей помощи. Потому что в отличие от нас ты энергичная и ловкая, ты двигаешься резко и быстро — это поможет тебе победить. Подумай о своей сестре: без амулета ее не спасти.
