думала, что её глючит в этом переходном состоянии, да и перед смертью, какие странности нас могут поджидать, невидимые материальному миру? Вряд ли я походил на классического ангела смерти, но какое мне было дело до антуража, её душа переходила ко мне, я буду сыт сегодня такой красивой жертвой! А она действительно была красивой. Когда происходило слияние, я «скачал» её биографию. Отсутствие детства, постоянные курсы и репетиторы, школа в Англии, университет в США, профессиональные занятия конным спортом и музыкой, владение бизнесом эксклюзивного бренда украшений, всё она успевала, везде имела успехи. И при этом добрая была, сострадательная, но неизлечимо больная. Я не понял, что у неё была за болезнь, которая высасывала у неё все жизненные соки, и она не только медленно угасала, но и теряла рассудок. И хотя пока психиатрическая фаза была на начальной стадии, как она могла жить с этим грузом, с каждым днём осознавая, что всё меньше контролирует себя, помнит себя, понимает себя? Панацею от этой болезни ещё не нашли, и хотя она была сильной духом, она не считала жизнь с потерей личности жизнью. И я полностью её оправдывал. Это уже мне не казалось слабостью и неспособностью справиться с грузом житейских и сердечных проблем. Это уже был осознанный выбор, где она решила спасти свою личность от полной деградации.
Когда я уловил последний удар током, насытившись сполна сладостными испарениями поглощённой души, в дверь яростно барабанили. Возможно, уже давно. Чёрт, мне не хотелось, чтобы меня засекли рядом с остывающим телом этой безымянной гостьи. Пришлось выкручиваться на ходу, но я уже привык к импровизациям, мои суицидальные похождения редко шли по плану. Когда я открыл дверь, в коридоре столпилось около дюжины зевак. Я не знал, что именно их привлекло к туалетной комнате, возможно, я слишком долго занял её, но ведь это была не единственная уборная.
- Что случилось? – каким-то убитым голосом спрашивала меня Виктория, прижимая свою изящную ладонь к дрожащему напомаженному рту.
Я поправил съехавший набекрень шёлковый галстук с золотым крапом от Пола Смита и сказал как можно увереннее. – Я – врач, этой даме понадобилась помощь, но кажется, я не успел. – Для пущей достоверности я порылся в своей сумке в поисках аптечки, а потом театрально пощупал пульс умершей. – К сожалению, я смог только зафиксировать смерть, и все мои реанимационные процедуры оказались тщетными. – Я очень надеялся, что тема реанимационных процедур не всплывёт дальше, но сейчас всем было не до моих слов, в туалете особняка лежал труп!
После того как все формальности были соблюдены, и я дал свои модифицированные показания фельдшеру из «Скорой», которая доехала за две минуты, я осознал, что легко отделался. Я понимал, что может быть задействована полиция, так как девушка была отравлена. И хотя я никак не был связан с погибшей, мои страхи ожили, потому что это будет далеко не первый случай, как я прохожу в качестве свидетеля во время очередного самоубийства. Я понял, что мне срочно нужна протекция хозяйки дома, я прямо чувствовал спасение, исходящее от её биополя, приняв спонтанное решение привязать её к себе меткой. После соития с душой фарфоровой красавицы, я был полон сил. Мне оставалось только найти подходящий момент, чтобы передать Ольгину метку Вике.
- Нас даже не представили, - говорил я ей с нотками игривости, пока Ольга с всё ещё выпученными глазами из-за обнаружения трупа жалась ко мне. – Зиновий, к вашим услугам. Извините, что не было возможности отдать вам своё почтение раньше, вы были так заняты приёмом гостей.
- Очень приятно, меня зовут Виктория, - улыбнулась она устало, кажется, этот день подпортил ей не только настроение, но и нервы. – По-моему, вы притягиваете неудачи.
- Чего я только не притягиваю, - усмехнулся я, поцеловав ей руку, чтобы почувствовать на вкус её ауру. - Я – настоящий магнит на разного рода авантюры. Я притягиваю эмоции. К сожалению, не всегда позитивные. Но хватит обо мне, вы нуждаетесь в бокале шампанского. Ведь скоро приедут сотрудники полиции, надо подготовиться к этому.
Она со мной согласилась. На нашем диванчике ещё оказалось несколько усталых особ, под звуки расслабляющего псибиента они сидели в своих телефонах и ждали непонятно чего. Большая часть гостей смылась. Какая тут вечеринка после такого макабрического случая. Да и кто хотел фигурировать в качестве свидетеля, никто не знал наверняка, как умерла гостья. Пока девочки пили шампанское и обсуждали случившееся, я теребил в руках свой полупустой бокал, усаженный между Викой и Олей. Это был мой шанс. Я резко встал, чтобы не менее резко свалиться обратно на заоравшую Ольгу, и от неё как будто отрикошетить на Викторию. Естественно за это время я успел ухватиться за метку и перенаправить её Вике с энергетическим посылом «люби меня». Я это сделал ради того, чтобы она прикрыла мой зад перед ментами, остальное меня не волновало. Было немного жалко обрывать жизнь этой успешной и уверенной в себе красотке, но моя безопасность была превыше всего, мир не мог лишиться того, кто разрушает смерть.
После неловких слов извинений и вытирания пятен, я наблюдал за обеими девушками. Ольга вряд ли почувствовала большую разницу, её метка была слабой, хотя когда она облокотилась об диван, выпила залпом очередной бокал с шампанским «Krug» и сказала своим деревенским тоном «как же хорошо жить-то!», я понял, что она ещё как почувствовала разницу. С неё сняли проклятие, конечно, она чувствовала себя по-другому. Зато Вика не могла оторвать от меня взгляда, я понял, что зацепил её прямо невыносимо. Такое бывает, банальные люди называют это любовью с первого взгляда, и Вика явно сейчас переваривала то, что теряет голову от этого странного и опасного незнакомца.
Когда приехала полиция, я проходил только как гость, который на момент смерти девушки находился в доме. Никто не указывал на то, что именно я был рядом с погибшей, когда её нашли. Все, кто это видел либо смылись, либо промолчали под зорким взглядом Виктории. Она сказала, что это она нашла мёртвую подругу, и только несколько гостей видели тело. Но поскольку экспертиза ещё не установила причину смерти, нельзя было исключать убийство.
Я пережил напряжённые минуты, когда давал свой паспорт сотруднику правоохранительных органов. Он чётко спросил «Зиновий Панов, где вы находились в момент обнаружения тела?», но Виктория ответила за меня, что я прибыл позже. Поскольку никто не опроверг эту маленькую ложь, я посчитал себя в относительной безопасности.
Когда полиция и большая часть гостей разъехались по домам (Ольгу я отослал на такси домой, она больше не входила в мои планы, и поскольку она нажралась как последняя свинья, возразить ей было сложно), я несколько часов проболтал с Викой. Она раскрывалась передо мной – такая сдержанная, холодная и знающая себе цену, обнажая свои маленькие слабости, и это было высшим знаком доверия. Я понял, что добился своей цели с невероятной лёгкостью, и пока мы валялись лениво на диване, поедая нетронутые деликатесы, я ощутил себя так расслабленно, так гармонично. Мне тут нравилось. Это была моя среда, и Вика была женщиной моего уровня, так почему бы не воспользоваться этим? Пора было обеспечить себя красивым будущим.
38
Дальше всё было как во сне, настолько всё быстро и ярко развивалось, что я ощущал себя героем какого-то романтического фильма, несмотря на то, что никаких чувств к новой пассии не испытывал. Мой призыв любить меня в момент, когда я находился в биополе Виктории, был принят её мозгом с таким ярым послушанием, что меня даже начинали пугать мои способности. Я никогда раньше подобного не делал, максимум мог передать мыслеформу самоуничтожения, но оказалось, что во время этого интимного вторжения, можно было запрограммировать человека на что угодно. Но я мог передавать приказы лишь людям, которых обрекал на самоубийство, по-другому никак не получалось. Это умножало мою власть. Я мог передать охраннику Мавзолея приказ взорвать Кремль, я мог заставить влиятельного депутата подписать закон о легализации абортов сроком более шести месяцев, я мог внушить успешному бизнесмену переписать все банковские акции на моё имя. Мои возможности становились практически безграничными! Только что мне реально нужно было в этой жизни? Насколько корыстные цели превышали мои принципы не впутывать других людей в свои суицидальные махинации? Тут главное было вовремя остановиться. Успехи могут вскружить голову, и я буду хотеть ещё и ещё, но я знал, насколько вседозволенность разрушает личность.
Но Вика была обречена, отступать было некуда, нужно было взять от ситуации по полной. Я купался в лучах её любви и обожания прямо на патологическом уровне. Она никогда ни к кому таких сильных чувств не испытывала, к тому же Ольгины мыслеформы тоже работали через переданную метку – болезненное желание быть любимой и дарить в ответ свою любовь. Но поскольку Виктория не была создана субмиссивной жертвой, которой нужно было лишь любить, это проявлялось в странных формах. Невероятная опека от неё даже казалась агрессивной, наверное, даже гиперчувствительные женщины с повышенным материнским инстинктом так не кудахчут над своими новорождёнными. Подарки, что я получал за эти недели, это было уму непостижимо, большую часть я потом просто разослал по благотворительным организациям. Я как бы в финансовой помощи не нуждался, но бесполезно ей это было объяснять, она меня не слышала. А я тем временем захлёбывался от её любви и материальных даров.
Через две недели я уже числился акционером в её фирме, которая ей досталась в наследство от матери, годовой оборот которой исчислялся в миллиард рублей. Я понятия не имел, как работает эта фирма, но акционер не обязан вмешиваться в дела фирмы, я мог просто получать свои дивиденды и не париться. Я понимал, что это рискованно, но всё было по закону – я получил акции от самого акционера (Вика была единоличным акционером, и сейчас мне принадлежало 50 процентов акций). Я знал, что фирма её отца имеет примерно такие же доходы, а может быть и больше, она уже была в доле, но я отговорил её переписывать акции на моё имя, потому что понимал, что папаша её с таким положением дел может быть не согласен. А суды мне точно не были нужны. Но она переписала у нотариуса завещание, где её супруг унаследует всё её состояние – дом на Рублёвке, несколько машин, квартиру в Лондоне и все финансовые сбережения. Это было весьма солидно. Осталось только свадьбу сыграть.
Я понимал, почему она торопится. В подсознании она понимала, что у неё почти нет времени, а она ещё не выполнила своё предназначение, она ведь была запрограммирована меня любить. Материальные ценности были для неё залогом успеха, от того она и проявляла чувства таким способом. Она извинялась за эти подарки и разговоры о наследстве, так как боялась, что я подумаю, что она хочет купить мою любовь. Я настоял на скромной свадьбе с двумя свидетелями. Одной из них была Лена, которая окончательно перестала меня понимать, вот уж не ожидала она от меня, что я тупо оказался бабником и альфонсом. Я понимал, насколько нетипично Вика себя ведёт, делая всё возможное, чтобы проводить время лишь с ней одной, мне не хотелось назойливых советов её родственников или друзей. А поскольку я был подозрительным типом, и Вика вела себя так неестественно, я осознавал, насколько шатки мои позиции. Я знал, что прекратить меня любить она не может. Эти чувства иссякнут лишь после того, как оборвётся проклятие. Она получила чужую карму и расплачивалась за греховные помыслы Ольги, но её рационализм и концентрация на конкретных целях (любить меня всеми способами) не позволили ей окончательно съехать с катушек. Виктория была сильной и независимой, но я сломал её за несколько секунд, и теперь тупо доил и ждал момента, когда у неё ничего не останется, чтобы позволить ей покинуть этот мир. Иногда мне начинало казаться, что мои благородные цели по очищению человечества от проклятия заходили слишком далеко, оставляя позади эти самые благородные намерения.
Пока я строил отношения с Викой, которые за несколько недель прошли все фазы, которые многие пары переживают за несколько лет, Ольга чувствовала себя преданной. Но мы с ней не были парой, не было даже речи о том, чтобы нам быть вместе, я просто ей помог в тяжёлый период. Я и так ей слишком много отдал. Ей было больно, она была не шибко умной, так что накрутила себя, что мы обязательно будем с ней вместе, и из-за этих иллюзорных мечтаний чувствовала разочарование. Я почти не появлялся дома из-за навязчивой любви Виктории, завладевшей мной на полтора месяца с неистовой требовательностью. По идее, Оля была свободна от своих депрессивных дум и желания покончить с собой. Но после того как я с ней поступил, мысли об её никчемности вернулись назад. Ольга была обречена видеть успешных и красивых женщин рядом с теми мужчинами, которые ей западали в сердце, она накручивала себя в этом, и страдания её были искренними. Я её игнорировал. Она была проклята, ей оставалось жить считанные недели, так что не было смысла пытаться исправить ситуацию. А гармония в её душе меня мало интересовала, каждый человек сам был обязан строить свою душевную систему ценностей, чтобы добиться максимальной свободы и чистоты. Души самоубийц, в конце концов, были всего лишь моей пищей.
Метка у Оли не возобновилась, но она как будто потеряла частичку своей души с её уходом, раздувая свои несуществующие проблемы и пытаясь доказать самой себе, что она может быть любима. Она в этот период маниакально помогала сомнительного вида алкашам, с некоторыми из них она сношалась, потому что готова была принимать любую любовь между мужчиной и женщиной. Я её не контролировал, понимая, что дисгармония в душе была такой, что можно выть. И при этом весь негатив и депрессивные мысли как будто были отрезаны, но она так нуждалась в страданиях, что насильно их порождала, дабы вернуть утерянный баланс в душе. Я знал, что насильно метки нельзя забирать, но дело было сделано. В итоге в один прекрасный день Ольга напоролась на какого-то садиста, с которым несколько дней выпивала, а он её по каким-то причинам зарезал. Скорее всего, без причин. Потому что говнюк был бездушный или полный психопат. К счастью, полиция до меня не добралась, преступление было совершено настолько открыто, что все доказательства вины этого отбитого алконавта были у следователей на руках. Я тихонько избавился от её вещей и вычеркнул эту дурочку из своей жизни. Я стал слишком толстокожим, чтобы проливать слёзы по неудачникам, которые добровольно выбирали смерть. И когда им предоставлялся второй шанс, они его с треском профершпиливали.
А я тем временем наблюдал за меткой Вики. Медленно, но верно та обрастала плотью, и я различал в ней всё новые цвета и тенденцию затемняться. Желание умереть у Вики раннее отсутствовало, я был в этом уверен, она казалась мне невероятно разумной. Но сейчас у неё появлялись навязчивые страхи остаться нелюбимой, никому ненужной, и она проецировала свою собственную искусственную любовь на меня. Это противоречило всем её жизненным ценностям, из-за этого она каждую секунду испытывала какой-то дикий стресс.
Когда я уловил последний удар током, насытившись сполна сладостными испарениями поглощённой души, в дверь яростно барабанили. Возможно, уже давно. Чёрт, мне не хотелось, чтобы меня засекли рядом с остывающим телом этой безымянной гостьи. Пришлось выкручиваться на ходу, но я уже привык к импровизациям, мои суицидальные похождения редко шли по плану. Когда я открыл дверь, в коридоре столпилось около дюжины зевак. Я не знал, что именно их привлекло к туалетной комнате, возможно, я слишком долго занял её, но ведь это была не единственная уборная.
- Что случилось? – каким-то убитым голосом спрашивала меня Виктория, прижимая свою изящную ладонь к дрожащему напомаженному рту.
Я поправил съехавший набекрень шёлковый галстук с золотым крапом от Пола Смита и сказал как можно увереннее. – Я – врач, этой даме понадобилась помощь, но кажется, я не успел. – Для пущей достоверности я порылся в своей сумке в поисках аптечки, а потом театрально пощупал пульс умершей. – К сожалению, я смог только зафиксировать смерть, и все мои реанимационные процедуры оказались тщетными. – Я очень надеялся, что тема реанимационных процедур не всплывёт дальше, но сейчас всем было не до моих слов, в туалете особняка лежал труп!
После того как все формальности были соблюдены, и я дал свои модифицированные показания фельдшеру из «Скорой», которая доехала за две минуты, я осознал, что легко отделался. Я понимал, что может быть задействована полиция, так как девушка была отравлена. И хотя я никак не был связан с погибшей, мои страхи ожили, потому что это будет далеко не первый случай, как я прохожу в качестве свидетеля во время очередного самоубийства. Я понял, что мне срочно нужна протекция хозяйки дома, я прямо чувствовал спасение, исходящее от её биополя, приняв спонтанное решение привязать её к себе меткой. После соития с душой фарфоровой красавицы, я был полон сил. Мне оставалось только найти подходящий момент, чтобы передать Ольгину метку Вике.
- Нас даже не представили, - говорил я ей с нотками игривости, пока Ольга с всё ещё выпученными глазами из-за обнаружения трупа жалась ко мне. – Зиновий, к вашим услугам. Извините, что не было возможности отдать вам своё почтение раньше, вы были так заняты приёмом гостей.
- Очень приятно, меня зовут Виктория, - улыбнулась она устало, кажется, этот день подпортил ей не только настроение, но и нервы. – По-моему, вы притягиваете неудачи.
- Чего я только не притягиваю, - усмехнулся я, поцеловав ей руку, чтобы почувствовать на вкус её ауру. - Я – настоящий магнит на разного рода авантюры. Я притягиваю эмоции. К сожалению, не всегда позитивные. Но хватит обо мне, вы нуждаетесь в бокале шампанского. Ведь скоро приедут сотрудники полиции, надо подготовиться к этому.
Она со мной согласилась. На нашем диванчике ещё оказалось несколько усталых особ, под звуки расслабляющего псибиента они сидели в своих телефонах и ждали непонятно чего. Большая часть гостей смылась. Какая тут вечеринка после такого макабрического случая. Да и кто хотел фигурировать в качестве свидетеля, никто не знал наверняка, как умерла гостья. Пока девочки пили шампанское и обсуждали случившееся, я теребил в руках свой полупустой бокал, усаженный между Викой и Олей. Это был мой шанс. Я резко встал, чтобы не менее резко свалиться обратно на заоравшую Ольгу, и от неё как будто отрикошетить на Викторию. Естественно за это время я успел ухватиться за метку и перенаправить её Вике с энергетическим посылом «люби меня». Я это сделал ради того, чтобы она прикрыла мой зад перед ментами, остальное меня не волновало. Было немного жалко обрывать жизнь этой успешной и уверенной в себе красотке, но моя безопасность была превыше всего, мир не мог лишиться того, кто разрушает смерть.
После неловких слов извинений и вытирания пятен, я наблюдал за обеими девушками. Ольга вряд ли почувствовала большую разницу, её метка была слабой, хотя когда она облокотилась об диван, выпила залпом очередной бокал с шампанским «Krug» и сказала своим деревенским тоном «как же хорошо жить-то!», я понял, что она ещё как почувствовала разницу. С неё сняли проклятие, конечно, она чувствовала себя по-другому. Зато Вика не могла оторвать от меня взгляда, я понял, что зацепил её прямо невыносимо. Такое бывает, банальные люди называют это любовью с первого взгляда, и Вика явно сейчас переваривала то, что теряет голову от этого странного и опасного незнакомца.
Когда приехала полиция, я проходил только как гость, который на момент смерти девушки находился в доме. Никто не указывал на то, что именно я был рядом с погибшей, когда её нашли. Все, кто это видел либо смылись, либо промолчали под зорким взглядом Виктории. Она сказала, что это она нашла мёртвую подругу, и только несколько гостей видели тело. Но поскольку экспертиза ещё не установила причину смерти, нельзя было исключать убийство.
Я пережил напряжённые минуты, когда давал свой паспорт сотруднику правоохранительных органов. Он чётко спросил «Зиновий Панов, где вы находились в момент обнаружения тела?», но Виктория ответила за меня, что я прибыл позже. Поскольку никто не опроверг эту маленькую ложь, я посчитал себя в относительной безопасности.
Когда полиция и большая часть гостей разъехались по домам (Ольгу я отослал на такси домой, она больше не входила в мои планы, и поскольку она нажралась как последняя свинья, возразить ей было сложно), я несколько часов проболтал с Викой. Она раскрывалась передо мной – такая сдержанная, холодная и знающая себе цену, обнажая свои маленькие слабости, и это было высшим знаком доверия. Я понял, что добился своей цели с невероятной лёгкостью, и пока мы валялись лениво на диване, поедая нетронутые деликатесы, я ощутил себя так расслабленно, так гармонично. Мне тут нравилось. Это была моя среда, и Вика была женщиной моего уровня, так почему бы не воспользоваться этим? Пора было обеспечить себя красивым будущим.
38
Дальше всё было как во сне, настолько всё быстро и ярко развивалось, что я ощущал себя героем какого-то романтического фильма, несмотря на то, что никаких чувств к новой пассии не испытывал. Мой призыв любить меня в момент, когда я находился в биополе Виктории, был принят её мозгом с таким ярым послушанием, что меня даже начинали пугать мои способности. Я никогда раньше подобного не делал, максимум мог передать мыслеформу самоуничтожения, но оказалось, что во время этого интимного вторжения, можно было запрограммировать человека на что угодно. Но я мог передавать приказы лишь людям, которых обрекал на самоубийство, по-другому никак не получалось. Это умножало мою власть. Я мог передать охраннику Мавзолея приказ взорвать Кремль, я мог заставить влиятельного депутата подписать закон о легализации абортов сроком более шести месяцев, я мог внушить успешному бизнесмену переписать все банковские акции на моё имя. Мои возможности становились практически безграничными! Только что мне реально нужно было в этой жизни? Насколько корыстные цели превышали мои принципы не впутывать других людей в свои суицидальные махинации? Тут главное было вовремя остановиться. Успехи могут вскружить голову, и я буду хотеть ещё и ещё, но я знал, насколько вседозволенность разрушает личность.
Но Вика была обречена, отступать было некуда, нужно было взять от ситуации по полной. Я купался в лучах её любви и обожания прямо на патологическом уровне. Она никогда ни к кому таких сильных чувств не испытывала, к тому же Ольгины мыслеформы тоже работали через переданную метку – болезненное желание быть любимой и дарить в ответ свою любовь. Но поскольку Виктория не была создана субмиссивной жертвой, которой нужно было лишь любить, это проявлялось в странных формах. Невероятная опека от неё даже казалась агрессивной, наверное, даже гиперчувствительные женщины с повышенным материнским инстинктом так не кудахчут над своими новорождёнными. Подарки, что я получал за эти недели, это было уму непостижимо, большую часть я потом просто разослал по благотворительным организациям. Я как бы в финансовой помощи не нуждался, но бесполезно ей это было объяснять, она меня не слышала. А я тем временем захлёбывался от её любви и материальных даров.
Через две недели я уже числился акционером в её фирме, которая ей досталась в наследство от матери, годовой оборот которой исчислялся в миллиард рублей. Я понятия не имел, как работает эта фирма, но акционер не обязан вмешиваться в дела фирмы, я мог просто получать свои дивиденды и не париться. Я понимал, что это рискованно, но всё было по закону – я получил акции от самого акционера (Вика была единоличным акционером, и сейчас мне принадлежало 50 процентов акций). Я знал, что фирма её отца имеет примерно такие же доходы, а может быть и больше, она уже была в доле, но я отговорил её переписывать акции на моё имя, потому что понимал, что папаша её с таким положением дел может быть не согласен. А суды мне точно не были нужны. Но она переписала у нотариуса завещание, где её супруг унаследует всё её состояние – дом на Рублёвке, несколько машин, квартиру в Лондоне и все финансовые сбережения. Это было весьма солидно. Осталось только свадьбу сыграть.
Я понимал, почему она торопится. В подсознании она понимала, что у неё почти нет времени, а она ещё не выполнила своё предназначение, она ведь была запрограммирована меня любить. Материальные ценности были для неё залогом успеха, от того она и проявляла чувства таким способом. Она извинялась за эти подарки и разговоры о наследстве, так как боялась, что я подумаю, что она хочет купить мою любовь. Я настоял на скромной свадьбе с двумя свидетелями. Одной из них была Лена, которая окончательно перестала меня понимать, вот уж не ожидала она от меня, что я тупо оказался бабником и альфонсом. Я понимал, насколько нетипично Вика себя ведёт, делая всё возможное, чтобы проводить время лишь с ней одной, мне не хотелось назойливых советов её родственников или друзей. А поскольку я был подозрительным типом, и Вика вела себя так неестественно, я осознавал, насколько шатки мои позиции. Я знал, что прекратить меня любить она не может. Эти чувства иссякнут лишь после того, как оборвётся проклятие. Она получила чужую карму и расплачивалась за греховные помыслы Ольги, но её рационализм и концентрация на конкретных целях (любить меня всеми способами) не позволили ей окончательно съехать с катушек. Виктория была сильной и независимой, но я сломал её за несколько секунд, и теперь тупо доил и ждал момента, когда у неё ничего не останется, чтобы позволить ей покинуть этот мир. Иногда мне начинало казаться, что мои благородные цели по очищению человечества от проклятия заходили слишком далеко, оставляя позади эти самые благородные намерения.
Пока я строил отношения с Викой, которые за несколько недель прошли все фазы, которые многие пары переживают за несколько лет, Ольга чувствовала себя преданной. Но мы с ней не были парой, не было даже речи о том, чтобы нам быть вместе, я просто ей помог в тяжёлый период. Я и так ей слишком много отдал. Ей было больно, она была не шибко умной, так что накрутила себя, что мы обязательно будем с ней вместе, и из-за этих иллюзорных мечтаний чувствовала разочарование. Я почти не появлялся дома из-за навязчивой любви Виктории, завладевшей мной на полтора месяца с неистовой требовательностью. По идее, Оля была свободна от своих депрессивных дум и желания покончить с собой. Но после того как я с ней поступил, мысли об её никчемности вернулись назад. Ольга была обречена видеть успешных и красивых женщин рядом с теми мужчинами, которые ей западали в сердце, она накручивала себя в этом, и страдания её были искренними. Я её игнорировал. Она была проклята, ей оставалось жить считанные недели, так что не было смысла пытаться исправить ситуацию. А гармония в её душе меня мало интересовала, каждый человек сам был обязан строить свою душевную систему ценностей, чтобы добиться максимальной свободы и чистоты. Души самоубийц, в конце концов, были всего лишь моей пищей.
Метка у Оли не возобновилась, но она как будто потеряла частичку своей души с её уходом, раздувая свои несуществующие проблемы и пытаясь доказать самой себе, что она может быть любима. Она в этот период маниакально помогала сомнительного вида алкашам, с некоторыми из них она сношалась, потому что готова была принимать любую любовь между мужчиной и женщиной. Я её не контролировал, понимая, что дисгармония в душе была такой, что можно выть. И при этом весь негатив и депрессивные мысли как будто были отрезаны, но она так нуждалась в страданиях, что насильно их порождала, дабы вернуть утерянный баланс в душе. Я знал, что насильно метки нельзя забирать, но дело было сделано. В итоге в один прекрасный день Ольга напоролась на какого-то садиста, с которым несколько дней выпивала, а он её по каким-то причинам зарезал. Скорее всего, без причин. Потому что говнюк был бездушный или полный психопат. К счастью, полиция до меня не добралась, преступление было совершено настолько открыто, что все доказательства вины этого отбитого алконавта были у следователей на руках. Я тихонько избавился от её вещей и вычеркнул эту дурочку из своей жизни. Я стал слишком толстокожим, чтобы проливать слёзы по неудачникам, которые добровольно выбирали смерть. И когда им предоставлялся второй шанс, они его с треском профершпиливали.
А я тем временем наблюдал за меткой Вики. Медленно, но верно та обрастала плотью, и я различал в ней всё новые цвета и тенденцию затемняться. Желание умереть у Вики раннее отсутствовало, я был в этом уверен, она казалась мне невероятно разумной. Но сейчас у неё появлялись навязчивые страхи остаться нелюбимой, никому ненужной, и она проецировала свою собственную искусственную любовь на меня. Это противоречило всем её жизненным ценностям, из-за этого она каждую секунду испытывала какой-то дикий стресс.
