Вика была слишком приземлённой, она не верила ни в какие потусторонние силы, банковские счета ей были важнее перспектив попасть в ад, потому что никакого ада не существовало. Как и богов, демонов, призраков, домовых или Пука Пука (это такой ирландский оборотень). И если моя бывшая коллега Вера слышала голоса, боролась с демонами и в агонии смаковала погребальные сцены своего близкого конца, то Вика другими методами сходила с ума. Её душа как будто разлагалась изнутри, потому что все её приземлённые принципы и догмы рушились, всё глубже раскрывая пасть пустоты. И хотя мы мало говорили на эту тему, потому что нас окружала фальшивая и тошнотворная любовь, я прекрасно видел, что у неё на душе.
Примерно на сорок пятый день нашего знакомства, когда мы уже были законными супругами, её психика всё же не выдержала напряжения. Я уже видел, что она на грани по радужным переливам метки, которые всё сильнее утопали в чёрной бездне. Я не хотел удерживать её в мире живых, она уже никогда не вернёт себе утраченную гармонию, и каждый новый день приносил лишь страдания, так зачем было их умножать? Узоры стали отчётливее, указывая на транспортное самоубийство – остановка запрещена, въезд запрещён, разворот запрещён, все какие-то именно запретные знаки, и это явно намекало на то, что она совершит на дороге что-то запретное, повлекшее её добровольную смерть. Меня это радовало, так как в таком случае была большая вероятность скинуть её смерть на несчастный случай. Мне меньше всего хотелось разборок с полицией и её родственниками, ведь она мне оставляла такое наследство. Лучше всего в этот день находиться подальше и иметь стопроцентное алиби, но в таком случае я не смогу поглотить её душу. Что мне было важнее – пожрать её душу или обезопасить своё будущее? Это был сложный вопрос.
Я не мог с ней садиться в одну машину, я это понимал, она могла начудить именно там, и в таком случае могла навредить и мне. Мы жили в Москве, в этом городе было так много дорог, но я совершенно не учёл, что она где угодно могла покончить с собой, необязательно в своём собственном транспорте! Так что когда мы с ней на такси возвращались домой после длительного шоппинга, я был расслаблен. Да, я видел, что Вика на грани по цветам метки, но та уже была в таком виде дней пять. И тут она начала плакать и шептать, что я же её не люблю, это же так очевидно, а она отдала всю себя какому-то незнакомцу, не оставив себе ни кусочка. Ты убил Викторию Максимову, пожрал её душу, бредила она, хотя попала в точку – я высосал из неё всё, и от неё осталась лишь пустая оболочка. А ведь всё что ей было нужно, чтобы я её любил, и всё, остальное её не интересовало. Но я был бездушным и неспособным на такие благородные чувства, и она теперь осталась ни с чем, она не знала, кто она такая, всё пожрала слепая любовь к садисту. Я слушал её настороженно, понимая, что сейчас что-то произойдёт. Я пытался утешить её банальными словами и тактильностью, но это уже не работало.
- Одна любовь на двоих, - смеялась она, давясь слезами, - одна смерть на двоих, наверное, в этот момент ты действительно будешь вместе со мной, и я познаю твою вечную любовь, да, Зиновий? Да, любимый?
Таксист спокойно воспринимал очередной скандал в своём временном доме на колёсах, думаю, он неоднократно становился свидетелем истерик и похлеще, но я-то знал, что мы все сейчас были под пиком проклятия. Любая провокация или неосторожное движение могли стать роковыми для нас всех. Чёрт, я так устал за эти недели от её присутствия и этого давящего чувства недосказанности, что я был готов убить её собственными руками. Хотя по всем параметрам Вика была не проблемным человеком, и завладеть сердцем такой девушки мечтали бы тысячи и тысячи мужчин. Но я исказил её, сломал её структурированную систему, закинув в водоворот суицидальных событий совершенно чужого человека.
- Вика, успокойся, давай выйдем и проветримся, - пытался я её урезонить, ведь пока мы находились в машине, моя жизнь была в опасности. Но Вика была настроена именно сейчас выполнить своё предназначение, она была запрограммирована себя уничтожить, и больше терпеть она не могла. Я даже не уследил за тем, чтобы проконтролировать все её резкие движения. Она выхватила свой маленький ультрамодный электрошокер и оглушила им водителя. Таксист задёргался, когда она впустила в него электрический ток, и довольно быстро нас начало заносить. Мы были на скоростной трассе, уже не был час пик, пробки рассосались, но машин было много, и ехали они быстро, а многие ещё и агрессивно (грешит наш народ этим). Я был уверен, что Вика направит электрошокер и в мою сторону, и я не знал, мне сначала её обезоружить или попробовать выровнять машину. Я выбрал первый вариант, и как только оружие самообороны выпало из её рук, я навалился на таксиста, который всё ещё не был в состоянии управлять автомобилем, чтобы выехать с встречной полосы. Нас объехало несколько машин с диким визгом колёс, пронзительными звуками сигнализации и отборным матом. У нас с женой (до сих пор не привык, что сменил статус холостяка) были противоположные цели, она всячески пыталась оттолкнуть меня от управления, при этом крича «люби меня, люби меня, ты дьявольский мерзавец, люби меня!».
Пока мы боролись за управление, мы были в смертельной опасности, скорость наша была приличной, машины рядом уже начинали выстраиваться в какой-то непонятный живой организм, задевая друг друга, лишь бы избежать столкновения с нашей безумной машиной. И всё это время таксист ахал, Вика истерично требовала любви, а я перебирал в голове возможные варианты собственного спасения. Нужно было как-то обездвижить разбуянившуюся супругу, чьи силы в момент предсмертной истерики возросли. Я мог попробовать вытолкнуть её из машины или выпрыгнуть сам, но в первом случае получится, что я её убью, а во втором я мог сам погибнуть или остаться инвалидом. В итоге нас спас вышедший из болевого шока таксист, так резко затормозив, что его накрыло подушками безопасности. Его автомобиль не был оснащён задними подушками безопасности, так что нас с Викой резко отшвырнуло вперёд. Спустя несколько секунд я понял, что легко отделался. В итоге у меня было сломано несколько рёбер, я вывихнул руку, и неудачно ушиб спину так, что она мне болела целый год. Но боли я особо не чувствовал, я был на адреналине, потому что был в опасности. Ну и потому, что метка удерживала меня в состоянии эйфории, мой внутренний вампир после длительного голодания вот-вот получит дозу ангельской крови.
Вика выбежала из машины, пытаясь вытащить и меня, и в кои-то веки я почувствовал к ней благодарность, потому что физических сил у меня не осталось. Но как только мы оказались на дороге, она вцепилась в меня и пыталась швырнуть на встречную полосу, где по-прежнему разъезжали машины. Я боролся с ней как мог, и когда мне уже казалось, что смерти не избежать, и на миг я снова висел в петле в своей квартире и молил о пустоте, Вика отпустила мою руку и оттолкнула назад.
- Даже смерть отказывается забирать тебя, Зиновий! - проорала она истошно, залившись каким-то демоническим смехом. - Даже для смерти ты слишком грязен, я продала свою душу абсолютной тьме!
Пока я пытался сохранить равновесие от этого массивного толчка, по дороге ехала безбашенная оранжевая машина. Громкая музыка, бешеная скорость и сплошные понты, естественно, какими бы прекрасными тормозами она ни была оборудована, невозможно было избежать трагедии. Всего за считанные секунды тело моей жены превратилось в фарш. Машина её сбила, тело её приземлилось на кузов, отлетело назад на мокрый асфальт, и по ней ещё проехалась следующая машина. А ведь мы могли с ней там быть вместе! Какое ж некрасивое и опасное самоубийство получилось. Чем сильнее ты подпускал человека к себе с дисгармонией в душе (с навязанной меткой), тем сильнее был риск стать жертвой его сумасшествия. Но все неудобства были компенсированы чувством слияния душ. После такого финала я был готов пережить что угодно.
Меньше всего я хотел разбираться с ГИБДД и заниматься делом о гибели своей жены. Я понимал, что меня совсем скоро начнут доставать, но лучше всех было находиться подальше от этого места. Даже если кто-то и видел, как я ковыляю в сторону Лосиного острова, никто меня не окликнул и не остановил. Каждый думал о своих проблемах – многим придётся чинить машины, многие тут задержатся на много часов. Я позже узнал, что водитель такси после столкновения с подушками безопасности получил травму головы и остался инвалидом (вот это уже было прискорбно, что проклятие метки спровоцировало ещё одну трагедию), и он не смог дать свидетельских показаний, что я находился вместе с женой в его автомобиле. По идее я был в безопасности, сто процентов никто не подумает о самоубийстве, но я уже чуть ли не до паники боялся связываться с ментами, если хоть где-нибудь маячил намёк на суицид.
Я переждал новости в своём доме на Рублёвке, потому что знал, теперь он принадлежал мне. Да, меня ждали неприятные разговоры с родственниками, я ездил на опознание частей тела, беседовал с юристом и пытался скорбеть напоказ. Впереди ждали суды, я знал, что родные покойной жены будут бороться за имущество Виктории, но в итоге они проиграли, потому что всё было законно. А доказать, что последний месяц своей жизни Виктория была в невменяемом состоянии и не отвечала за свои поступки, они не смогли, и все её юридические сделки были признаны легальными.
Когда я ехал назад с помпезных похорон, я чувствовал такую свободу. Вдовец на чёрном лимузине, с бокалом шампанского в руках, в траурном костюме от Прада. Под искусственные биты музыкальной банды в стиле витч-хаус, пропитанный запахом ладана, я просто наслаждался этой жизнью. Я создал сам этот трагический сценарий и вышел сухим из воды. Вернее даже с бонусами. И сейчас я разжёвывал весь шквал эмоций, которые пережил с того самого дня, как впутал Вику в свою самоубийственную аферу. Сладостное слияние душ с моей законной супругой было таким восхитительным финалом, что я восхвалял в этот день смерть, я пел ей восторженные оды, лишь она одна была способна меня возвысить и очистить от всего земного, прогнившего и сломанного.
39
Таких вот личных историй становилось всё больше, но я уже боялся оперировать с влиятельными людьми, так как ещё долго расхлёбывал последствия своего скоропостижного брака и вдовства. На самом деле я чувствовал, что анонимность и минимальная привязанность в моей миссии были предпочтительнее. Получалось так, что я наслаждался пожиранием своих жертв. Но опять же, кто запретит мне это? Почему нельзя быть счастливым, занимаясь делом, на которое тебя благословили космические силы? Единственное, что иногда смущало, что я впутывал по собственному усмотрению никак не связанных с суицидальной идеацией людей. Ладно, если таким образом я бы спасал человека, у которого метка отбиралась. Я понимал, подобное практиковать не стоит, но каждый раз, когда я по тем или иным причинам желал чей-то смерти, голос разума приглушался, и моя охота всегда заканчивалась трагически. Но не для меня. И хотя были случаи, когда я попадал в опасные ситуации, в целом я всегда выходил победителем.
Из самых значимых личных историй у меня было ещё несколько интересных, которым я сожалел. В моей жизни периодически появлялись люди, которым я по тем или иным причинам был не рад. Меня было сложно достать, чтобы я взорвался и превратил этих людей в мишени своей дьявольской игры, хотя бы по той причине, что я не позволял простым людям надолго задерживаться в своей жизни. Да, несмотря на то, что я большую часть времени проводил в том или ином обществе (неважно даже, как активный участник или скрытый наблюдатель), мне подходила жизнь одиночки. Я не только жил по своим собственным правилам, я вписывался в образ жизни своих кармических целей, и при этом успевал взять от жизни всё. Я не думал о будущем, пока выполнял свою миссию.
Одна личная история была связана со Снежаной, с моей боевой подругой, с которой я был знаком с детства. Она благополучно родила, вышла из декрета и снова вышла на работу. Роль новоиспечённой мамочки её утомляла, но чадо она своё любила всем сердцем, считая все недосыпы, расшатанные нервы и гормональные сбои оправданными. Возможно, так оно и было, но чтобы понять это, нужно испытать подобное на себе, чего я делать не планировал. Одна только малюсенькая мысль, что мой ребёнок в какой-то момент получит метку, заставляла меня изрядно понервничать. Что может быть ужаснее, когда у тебя на глазах твой ребёнок обрастает суицидальными мыслями, которые в скором времени выльются в реальный план? Я был пропитан самоубийствами, моё семя несло генетические коды сотен суицидов, потому тема детей для меня была настоящим табу.
А у Снежаны ребёнок был на первом месте, и муженёк её начал себя вести отвратительно. Скорее всего, небеспочвенно, Снежок была не самым простым человеком в общении. Но она была моей подругой, она была матерью-тигрицей, и я автоматически был на её стороне (хотя чисто по-мужски прекрасно понимал гормональные потребности её мужа). Ситуация была некрасивой и неуважительной по отношению к Снежанке, и больше всего мне не нравилось то, что она с этим мирилась – терпела гулянки мужа, его потребительское отношение и безразличие к ребёнку. Я давно заметил, что в нашей стране женщины с трудом мирятся с тем, что их брак или отношения разрушились. И они держатся за них с какой-то маниакальной покорностью, кто-то даже терпит побои и психологическое насилие, а кто-то просто безразличие и наличие любовниц. Да, бывают случаи, когда кому-то в паре требуется пауза, чтобы дозреть до отношений, но подобные случаи редки. Так что вместо того, чтобы избавиться от всего омертвевшего, что мешает двигаться вперёд, эти женщины концентрируются на том, чтобы привязать хоть на тонкую ниточку всё отмершее. Иногда дело в деньгах, но деньги были всего лишь ресурсом, кому надо, всегда сможет их заработать. Случай Снежаны был типичным. И главной причиной, почему она терпела поведение мужа, был отнюдь не ребёнок, а общественное мнение! Она боялась казаться слабой неудачницей, для неё это был невероятный позор, что муж ей изменял и в итоге бросил. Она держалась за него и делала всё возможное, чтобы тот окончательно от них не ушёл. По правде говоря, эти отношения скорее вредили психике ребёнка, чем помогали ему развиваться в гармонии, несмотря на то, что его воспитывали оба родителя. Боже мой, это грёбаное общественное мнение и страх осуждения, да какое тебе дело, что о тебе подумает жирная соседка Валя или сутулая коллега Галя?
Меня бомбило, так как я сам столкнулся с подобным после того как не до конца умер. Вместо того чтобы концентрироваться на своём психологическом исцелении и задаваться вопросами о причинах, почему я это сделал, я первое время только и переживал, как меня теперь будут воспринимать другие люди? Я боялся, что моя прежняя жизнь окончена, я навеки заклеймён и проведу остаток жизни в своей обветшалой лачуге, получая лишь осуждение. В какой-то степени так и было, но на самом деле зря я так переживал, больше всех то, как меня будут воспринимать после промаха, зависело от того, как я сам себя преподносил.
Примерно на сорок пятый день нашего знакомства, когда мы уже были законными супругами, её психика всё же не выдержала напряжения. Я уже видел, что она на грани по радужным переливам метки, которые всё сильнее утопали в чёрной бездне. Я не хотел удерживать её в мире живых, она уже никогда не вернёт себе утраченную гармонию, и каждый новый день приносил лишь страдания, так зачем было их умножать? Узоры стали отчётливее, указывая на транспортное самоубийство – остановка запрещена, въезд запрещён, разворот запрещён, все какие-то именно запретные знаки, и это явно намекало на то, что она совершит на дороге что-то запретное, повлекшее её добровольную смерть. Меня это радовало, так как в таком случае была большая вероятность скинуть её смерть на несчастный случай. Мне меньше всего хотелось разборок с полицией и её родственниками, ведь она мне оставляла такое наследство. Лучше всего в этот день находиться подальше и иметь стопроцентное алиби, но в таком случае я не смогу поглотить её душу. Что мне было важнее – пожрать её душу или обезопасить своё будущее? Это был сложный вопрос.
Я не мог с ней садиться в одну машину, я это понимал, она могла начудить именно там, и в таком случае могла навредить и мне. Мы жили в Москве, в этом городе было так много дорог, но я совершенно не учёл, что она где угодно могла покончить с собой, необязательно в своём собственном транспорте! Так что когда мы с ней на такси возвращались домой после длительного шоппинга, я был расслаблен. Да, я видел, что Вика на грани по цветам метки, но та уже была в таком виде дней пять. И тут она начала плакать и шептать, что я же её не люблю, это же так очевидно, а она отдала всю себя какому-то незнакомцу, не оставив себе ни кусочка. Ты убил Викторию Максимову, пожрал её душу, бредила она, хотя попала в точку – я высосал из неё всё, и от неё осталась лишь пустая оболочка. А ведь всё что ей было нужно, чтобы я её любил, и всё, остальное её не интересовало. Но я был бездушным и неспособным на такие благородные чувства, и она теперь осталась ни с чем, она не знала, кто она такая, всё пожрала слепая любовь к садисту. Я слушал её настороженно, понимая, что сейчас что-то произойдёт. Я пытался утешить её банальными словами и тактильностью, но это уже не работало.
- Одна любовь на двоих, - смеялась она, давясь слезами, - одна смерть на двоих, наверное, в этот момент ты действительно будешь вместе со мной, и я познаю твою вечную любовь, да, Зиновий? Да, любимый?
Таксист спокойно воспринимал очередной скандал в своём временном доме на колёсах, думаю, он неоднократно становился свидетелем истерик и похлеще, но я-то знал, что мы все сейчас были под пиком проклятия. Любая провокация или неосторожное движение могли стать роковыми для нас всех. Чёрт, я так устал за эти недели от её присутствия и этого давящего чувства недосказанности, что я был готов убить её собственными руками. Хотя по всем параметрам Вика была не проблемным человеком, и завладеть сердцем такой девушки мечтали бы тысячи и тысячи мужчин. Но я исказил её, сломал её структурированную систему, закинув в водоворот суицидальных событий совершенно чужого человека.
- Вика, успокойся, давай выйдем и проветримся, - пытался я её урезонить, ведь пока мы находились в машине, моя жизнь была в опасности. Но Вика была настроена именно сейчас выполнить своё предназначение, она была запрограммирована себя уничтожить, и больше терпеть она не могла. Я даже не уследил за тем, чтобы проконтролировать все её резкие движения. Она выхватила свой маленький ультрамодный электрошокер и оглушила им водителя. Таксист задёргался, когда она впустила в него электрический ток, и довольно быстро нас начало заносить. Мы были на скоростной трассе, уже не был час пик, пробки рассосались, но машин было много, и ехали они быстро, а многие ещё и агрессивно (грешит наш народ этим). Я был уверен, что Вика направит электрошокер и в мою сторону, и я не знал, мне сначала её обезоружить или попробовать выровнять машину. Я выбрал первый вариант, и как только оружие самообороны выпало из её рук, я навалился на таксиста, который всё ещё не был в состоянии управлять автомобилем, чтобы выехать с встречной полосы. Нас объехало несколько машин с диким визгом колёс, пронзительными звуками сигнализации и отборным матом. У нас с женой (до сих пор не привык, что сменил статус холостяка) были противоположные цели, она всячески пыталась оттолкнуть меня от управления, при этом крича «люби меня, люби меня, ты дьявольский мерзавец, люби меня!».
Пока мы боролись за управление, мы были в смертельной опасности, скорость наша была приличной, машины рядом уже начинали выстраиваться в какой-то непонятный живой организм, задевая друг друга, лишь бы избежать столкновения с нашей безумной машиной. И всё это время таксист ахал, Вика истерично требовала любви, а я перебирал в голове возможные варианты собственного спасения. Нужно было как-то обездвижить разбуянившуюся супругу, чьи силы в момент предсмертной истерики возросли. Я мог попробовать вытолкнуть её из машины или выпрыгнуть сам, но в первом случае получится, что я её убью, а во втором я мог сам погибнуть или остаться инвалидом. В итоге нас спас вышедший из болевого шока таксист, так резко затормозив, что его накрыло подушками безопасности. Его автомобиль не был оснащён задними подушками безопасности, так что нас с Викой резко отшвырнуло вперёд. Спустя несколько секунд я понял, что легко отделался. В итоге у меня было сломано несколько рёбер, я вывихнул руку, и неудачно ушиб спину так, что она мне болела целый год. Но боли я особо не чувствовал, я был на адреналине, потому что был в опасности. Ну и потому, что метка удерживала меня в состоянии эйфории, мой внутренний вампир после длительного голодания вот-вот получит дозу ангельской крови.
Вика выбежала из машины, пытаясь вытащить и меня, и в кои-то веки я почувствовал к ней благодарность, потому что физических сил у меня не осталось. Но как только мы оказались на дороге, она вцепилась в меня и пыталась швырнуть на встречную полосу, где по-прежнему разъезжали машины. Я боролся с ней как мог, и когда мне уже казалось, что смерти не избежать, и на миг я снова висел в петле в своей квартире и молил о пустоте, Вика отпустила мою руку и оттолкнула назад.
- Даже смерть отказывается забирать тебя, Зиновий! - проорала она истошно, залившись каким-то демоническим смехом. - Даже для смерти ты слишком грязен, я продала свою душу абсолютной тьме!
Пока я пытался сохранить равновесие от этого массивного толчка, по дороге ехала безбашенная оранжевая машина. Громкая музыка, бешеная скорость и сплошные понты, естественно, какими бы прекрасными тормозами она ни была оборудована, невозможно было избежать трагедии. Всего за считанные секунды тело моей жены превратилось в фарш. Машина её сбила, тело её приземлилось на кузов, отлетело назад на мокрый асфальт, и по ней ещё проехалась следующая машина. А ведь мы могли с ней там быть вместе! Какое ж некрасивое и опасное самоубийство получилось. Чем сильнее ты подпускал человека к себе с дисгармонией в душе (с навязанной меткой), тем сильнее был риск стать жертвой его сумасшествия. Но все неудобства были компенсированы чувством слияния душ. После такого финала я был готов пережить что угодно.
Меньше всего я хотел разбираться с ГИБДД и заниматься делом о гибели своей жены. Я понимал, что меня совсем скоро начнут доставать, но лучше всех было находиться подальше от этого места. Даже если кто-то и видел, как я ковыляю в сторону Лосиного острова, никто меня не окликнул и не остановил. Каждый думал о своих проблемах – многим придётся чинить машины, многие тут задержатся на много часов. Я позже узнал, что водитель такси после столкновения с подушками безопасности получил травму головы и остался инвалидом (вот это уже было прискорбно, что проклятие метки спровоцировало ещё одну трагедию), и он не смог дать свидетельских показаний, что я находился вместе с женой в его автомобиле. По идее я был в безопасности, сто процентов никто не подумает о самоубийстве, но я уже чуть ли не до паники боялся связываться с ментами, если хоть где-нибудь маячил намёк на суицид.
Я переждал новости в своём доме на Рублёвке, потому что знал, теперь он принадлежал мне. Да, меня ждали неприятные разговоры с родственниками, я ездил на опознание частей тела, беседовал с юристом и пытался скорбеть напоказ. Впереди ждали суды, я знал, что родные покойной жены будут бороться за имущество Виктории, но в итоге они проиграли, потому что всё было законно. А доказать, что последний месяц своей жизни Виктория была в невменяемом состоянии и не отвечала за свои поступки, они не смогли, и все её юридические сделки были признаны легальными.
Когда я ехал назад с помпезных похорон, я чувствовал такую свободу. Вдовец на чёрном лимузине, с бокалом шампанского в руках, в траурном костюме от Прада. Под искусственные биты музыкальной банды в стиле витч-хаус, пропитанный запахом ладана, я просто наслаждался этой жизнью. Я создал сам этот трагический сценарий и вышел сухим из воды. Вернее даже с бонусами. И сейчас я разжёвывал весь шквал эмоций, которые пережил с того самого дня, как впутал Вику в свою самоубийственную аферу. Сладостное слияние душ с моей законной супругой было таким восхитительным финалом, что я восхвалял в этот день смерть, я пел ей восторженные оды, лишь она одна была способна меня возвысить и очистить от всего земного, прогнившего и сломанного.
39
Таких вот личных историй становилось всё больше, но я уже боялся оперировать с влиятельными людьми, так как ещё долго расхлёбывал последствия своего скоропостижного брака и вдовства. На самом деле я чувствовал, что анонимность и минимальная привязанность в моей миссии были предпочтительнее. Получалось так, что я наслаждался пожиранием своих жертв. Но опять же, кто запретит мне это? Почему нельзя быть счастливым, занимаясь делом, на которое тебя благословили космические силы? Единственное, что иногда смущало, что я впутывал по собственному усмотрению никак не связанных с суицидальной идеацией людей. Ладно, если таким образом я бы спасал человека, у которого метка отбиралась. Я понимал, подобное практиковать не стоит, но каждый раз, когда я по тем или иным причинам желал чей-то смерти, голос разума приглушался, и моя охота всегда заканчивалась трагически. Но не для меня. И хотя были случаи, когда я попадал в опасные ситуации, в целом я всегда выходил победителем.
Из самых значимых личных историй у меня было ещё несколько интересных, которым я сожалел. В моей жизни периодически появлялись люди, которым я по тем или иным причинам был не рад. Меня было сложно достать, чтобы я взорвался и превратил этих людей в мишени своей дьявольской игры, хотя бы по той причине, что я не позволял простым людям надолго задерживаться в своей жизни. Да, несмотря на то, что я большую часть времени проводил в том или ином обществе (неважно даже, как активный участник или скрытый наблюдатель), мне подходила жизнь одиночки. Я не только жил по своим собственным правилам, я вписывался в образ жизни своих кармических целей, и при этом успевал взять от жизни всё. Я не думал о будущем, пока выполнял свою миссию.
Одна личная история была связана со Снежаной, с моей боевой подругой, с которой я был знаком с детства. Она благополучно родила, вышла из декрета и снова вышла на работу. Роль новоиспечённой мамочки её утомляла, но чадо она своё любила всем сердцем, считая все недосыпы, расшатанные нервы и гормональные сбои оправданными. Возможно, так оно и было, но чтобы понять это, нужно испытать подобное на себе, чего я делать не планировал. Одна только малюсенькая мысль, что мой ребёнок в какой-то момент получит метку, заставляла меня изрядно понервничать. Что может быть ужаснее, когда у тебя на глазах твой ребёнок обрастает суицидальными мыслями, которые в скором времени выльются в реальный план? Я был пропитан самоубийствами, моё семя несло генетические коды сотен суицидов, потому тема детей для меня была настоящим табу.
А у Снежаны ребёнок был на первом месте, и муженёк её начал себя вести отвратительно. Скорее всего, небеспочвенно, Снежок была не самым простым человеком в общении. Но она была моей подругой, она была матерью-тигрицей, и я автоматически был на её стороне (хотя чисто по-мужски прекрасно понимал гормональные потребности её мужа). Ситуация была некрасивой и неуважительной по отношению к Снежанке, и больше всего мне не нравилось то, что она с этим мирилась – терпела гулянки мужа, его потребительское отношение и безразличие к ребёнку. Я давно заметил, что в нашей стране женщины с трудом мирятся с тем, что их брак или отношения разрушились. И они держатся за них с какой-то маниакальной покорностью, кто-то даже терпит побои и психологическое насилие, а кто-то просто безразличие и наличие любовниц. Да, бывают случаи, когда кому-то в паре требуется пауза, чтобы дозреть до отношений, но подобные случаи редки. Так что вместо того, чтобы избавиться от всего омертвевшего, что мешает двигаться вперёд, эти женщины концентрируются на том, чтобы привязать хоть на тонкую ниточку всё отмершее. Иногда дело в деньгах, но деньги были всего лишь ресурсом, кому надо, всегда сможет их заработать. Случай Снежаны был типичным. И главной причиной, почему она терпела поведение мужа, был отнюдь не ребёнок, а общественное мнение! Она боялась казаться слабой неудачницей, для неё это был невероятный позор, что муж ей изменял и в итоге бросил. Она держалась за него и делала всё возможное, чтобы тот окончательно от них не ушёл. По правде говоря, эти отношения скорее вредили психике ребёнка, чем помогали ему развиваться в гармонии, несмотря на то, что его воспитывали оба родителя. Боже мой, это грёбаное общественное мнение и страх осуждения, да какое тебе дело, что о тебе подумает жирная соседка Валя или сутулая коллега Галя?
Меня бомбило, так как я сам столкнулся с подобным после того как не до конца умер. Вместо того чтобы концентрироваться на своём психологическом исцелении и задаваться вопросами о причинах, почему я это сделал, я первое время только и переживал, как меня теперь будут воспринимать другие люди? Я боялся, что моя прежняя жизнь окончена, я навеки заклеймён и проведу остаток жизни в своей обветшалой лачуге, получая лишь осуждение. В какой-то степени так и было, но на самом деле зря я так переживал, больше всех то, как меня будут воспринимать после промаха, зависело от того, как я сам себя преподносил.
