Ноги ее больше не держали, и все что она сможет делать в ближайшие пару часов - это сидеть на полу, сжав дрожащими руками подол платья, и смотреть на эту чертову чашку, перебирая свои воспоминания раз за разом, пытаясь избавиться от ядовитого, вкрадчивого голоса Нергала, все еще звучащего в ее ушах.
В полночь Аланис еле открыла дверь и выбралась из комнаты - у порога, как она и предполагала, лежали иссушенные трупы ищеек. Одно из тел упало поперек прохода, и женщине пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть створку двери.
Инаат не смогла защитить своих последователей, как не смогла защитить никого в особняке Илара Федерхена. Аланис спустилась и направилась в крыло для слуг и, куда бы она ни зашла, всюду падали и мгновение умирали люди. Они, скошенные, задушенные тьмой, падали на пол в конвульсиях и страшно тряслись, пуская пену изо ртов, пока кровь стремительно покидала их жилы. Последние стоны и хрипы этих несчастных, кому не посчастливилось оказаться в столичной резиденции лорда Федерхена сегодня, еще долго будут преследовать чернокнижницу. Но это будет потом, а сейчас она шла неумолимо и ничего не трогало ни ее сердца, ни разума, переполненного и раздавленного откровением Четвертого сошествия.
В одной из комнат она нашла склад с одеждой для слуг и переоделась в форму для горничных: темное платье и белый передник. Свои яркие, приметные волосы она спрятала под чепец и прикрыла простой шляпкой, найденной тут же. Руки при этом у нее были как деревянные, а пальцы - ватные, и она провозилась с завязками и застежками изрядное количество времени, прежде чем смогла наконец покинуть мертвую резиденцию маршала Федерхена.
Выходя из дома, Аланис молилась, чтобы этот мор, что преследовал ее в особняке, не продолжил своего действия на улицах столицы, иначе по ее душу очень скоро явился бы сразу весь Первый приорат и точно знал бы, где она. Пришел бы к ней по веренице трупов, но, к счастью, под открытым небом никто вокруг не спешил умирать страшной смертью и Аланис прибавила шагу. Так она, быть может, успеет встретиться в последний раз с Котиллионом и навестить Сальватора, прежде чем все выходы из города будут перекрыты.
Котиллион спустился со сцены на ходу снимая шейный платок, что давил ему на горло все время, пока он играл сегодня. С того момента, как он в последний раз видел Аланис, прошел месяц, и его неистово раздражало буквально все. Особенно то, что он знал, где она находится, узнал сразу же из сплетен, наполнивших столицу. Знал, но ничего не мог сделать. Залезть в четвертую башню Первого приората было бы чистым самоубийством.
Когда он услышал о смерти Верховной, в душе его поднялась обида, что Аланис не посвятила его в то, что собирается сделать. Ни словом не обмолвилась. Соврала, что хочет просто поговорить со жрицей. Но обида быстро ушла, обернувшись страхами и терзающей бессонницей, когда он понял, что Аланис отстранила его для его же блага. Только какое же это было благо, если теперь ему стало еще хуже, чем было полгода назад, до встречи с ней. Мрачные мысли одолевали его, грозясь вылиться в новое убийство.
Каждый день он ходил подавленный. Каждый день он прокладывал свой путь через городской рынок, чтобы узнать новости. Каждый день он боялся услышать, что день казни назначен. Ночью он часто размышлял, что может сделать, чтобы помочь Аланис, и сжимал кулаки от бессилия.
Юноша вошел в гримерную, которую ему наконец-то соизволил выделить Феландрис, закрыл ее на ключ и тяжело вздохнул. Он устало прислонился лбом к двери и услышал сзади до боли знакомый голос:
- Здравствуй, Котиллион.
Он в изумлении обернулся:
- Аланис! Как тебе удалось бежать?!
Она сидела у зеркала и мрачно смотрела на него. Юноша, вопреки своей привычке аккуратно обращаться с инструментом, быстро сунул скрипку в чехол и бросился к гостье. Взяв ее руки в свои, он встал на колени.
- Ты не представляешь, как я рад! Я каждый день боялся услышать, что они решили тебя казнить. Каждый день думал, как тебя оттуда вытащить... - Он улыбнулся. - Мне нужно только зайти домой, у меня отложены деньги. Ты же помнишь, я хотел дом купить. Мы сможем сесть на корабль. Давай уплывем отсюда! В Кар-Эвесте же в ходу имперские монеты?
Аланис тяжело вздохнула, ласково погладила его по волосам и сказала:
- Тебе незачем бросать этот город и сцену, Котиллион. Не разрушай свою жизнь, это того не стоит. К тому же я не позволю, чтобы из-за меня еще кто-то пострадал. - Она наклонилась и нежно поцеловала его. - Ты никогда не знал меня.
Улыбка сползла с лица полукровки:
- Я не понимаю… Что ты имеешь ввиду?
Вместо ответа она посмотрела ему в глаза и погрузилась в его изувеченную душу в поисках любых воспоминаний о ней. Самое первое обнаружилось в особняке леди Маргарет. Другое - у дельца Эрнста Кёллера, третье - на летней террасе в таверне около ее лавки. Она старательно искала и нашла их все, а потом начала обращать в ничто. Одно за другим они таяли подвластные её воле.
Губы юноши скривились, по щекам побежали слезы. Она чувствовала его возмущение, отрицание, яростный протест, но сделать он ничего не мог. Не мог ни остановить ее, ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Он лишь в отчаянии смотрел на нее широко раскрытыми глазами, полными слез, и до боли сжимал ее руки.
В поисках воспоминаний о себе чернокнижница наткнулась и на образы убитых им девушек и мрачно покачала головой. Она погрузилась в его ранние детские воспоминания, тяжелые, наполненные его обидой и непониманием, а также презрением и ненавистью матери.
Одно из таких воспоминаний заставило сердце Аланис болезненно сжаться.
Маленький Котиллион нарвал самых красивых цветов в поле и принес матери, лелея хрупкую детскую надежду, что в этот раз она улыбнется. Все-таки это были ее любимые цветы, которые она вплетала в свои длинные красивые волосы по праздникам. В такие дни она улыбалась, тихо пела песни на своем музыкальном языке и не поднимала на мальчика руки.
Он едва дотянулся до ручки двери, так еще был мал. Наконец дверь поддалась малышу, и он подбежал к сребровласой женщине:
-Мам… Мама, посмотри, какие красивые!
Худая эльфийка обернулась, и губы ее стянулись в тонкую полоску. Взгляд мгновенно ожесточился и потух. Она схватила цветы и выкинула их за дверь. Затем она развернулась к мальчику:
- Пошел прочь со своей дрянью. Я велела тебе не появляться до захода солнца. Иди и валяйся в грязи дальше, там тебе самое место! - Она больно схватила его за руку и вышвырнула из дома на дорогу. Так он и остался, скорчившийся в придорожной пыли, плачущий от обиды и боли.
Аланис вытерла ладонью побежавшие по щекам слезы и уничтожила воспоминания о его матери. Те самые, что причиняли ему боль по сей день. Все они рассеялись, рассыпались и осталось одно единственное, где его мама, вечно юная и прекрасная эльфийка с музыкальным именем Эйдэанн, заплетает ему тонкую косичку у виска и тихо рассказывает об их народе, мечтательно глядя в сторону океана.
Постепенно та боль, что терзала его всю жизнь, утихла.
Наконец Аланис отпустила юношу и горько улыбнулась. Он, лишенный разом стольких воспоминаний, осел у ее ног без чувств, а она опустилась на пол рядом с ним. Она обняла его, и долго сидела так, вытирая слезы, прижимая его голову к груди и гладила по волосам. Наконец она поцеловала его в последний раз и тихо сказала:
- Ты больше не тронешь ни одну девушку, Котиллион. А твое горе не будет причинять боль ни тебе, ни другим. Считай это моим прощальным даром и, пожалуйста, попробуй заслужить прощение. Хотя бы ты. Видит Инаат, я любила тебя. Ты будешь в моем сердце и в жизни, и в смерти, и никто из богов не сможет этого изменить.
Она поднялась и прикрыла глаза, пытаясь усмирить клокочущую внутри ярость. Сейчас в ее душе бушевала испепеляющая ненависть ко всем богам, допустившим или намеренно сделавшим так, чтобы с Котиллионом, светлым и безвинным когда-то ребенком, произошло все, что привело его на путь убийцы.
Аланис положила в карман юноши записку с четырьмя золотыми монетами, и тихо выскользнула из гримерной.
Аланис стояла посреди кабинета, напряженная как струна. Перед ней стоял самый чудовищный из всех возможных выборов, что она вынуждена была сделать в своей совсем короткой жизни. Обречь миллионы людей на страдания и смерть или погибнуть самой. Впрочем, она всегда знала ответ. Знала, что живет взаймы с тех самых пор, как десять лет назад переступила в последний раз порог храма в Дарри.
Сейчас на нее был устремлен удивленный взгляд рубиновых глаз. Сальватор ее не ожидал и совершенно не был готов к ее визиту. Он поспешно поднялся из-за рабочего стола и закрыл за ней двери, мысленно позвав в кабинет и Феликса, отправившегося в город с поручением.
Затем он с тревогой обернулся:
- Надеюсь, за тобой не идет половина Первого приората?
- Нет, точно нет. Я подождала сутки, чтобы убедиться наверняка. Если бы ищейки взяли какой-нибудь след в поместье у Илара Федерхена, то я уже была бы на костре.
Обычно бесстрастное лицо высшего вампира выразило крайнюю степень изумления, подняв одну бровь:
- Ты была в поместье маршала? Теперь ты не отделаешься пятиминутным разговором. Есть хочешь?
Аланис кивнула и присела на диван, снимая шляпку и чепец. Она уже двое суток ничего не ела. Сначала ее трясло после божественного явления, а затем, после прощания с Коттом, горло сдавливали попеременно то гнев, то печаль. К тому же она сбежала как была: совершенно без денег, прихватив лишь выстиранную одежду служанки из бельевой комнаты. Первый день ей кусок в горло не лез, но сегодня голова прояснилась и желудок настойчиво напоминал о себе.
- И в мыслях не было отделаться от тебя, Сальватор. Более того, я пришла не просто увидеться. У меня есть просьба и кое-что еще, что нужно сделать, прежде чем я снова уйду. Я покажу тебе всю мою жизнь, а затем ты должен будешь найти моего учителя в Северном Клыке. Это важнее всего на свете, важнее меня, твоей семьи, важнее всей империи. Ты скоро поймешь. - Туманно пообещала чернокнижница.
Сальватор нахмурился, это все была какая-то бессмыслица.
- Ты пришла из имения маршала и просишь меня найти твоего погибшего учителя в ныне разрушенном городе? Там же, как я слышал, вообще не осталось живых. Прошу, расскажи все по порядку. Ты как сфинкс из Нуджудских легенд - снова говоришь загадками.
Аланис покачала головой:
- Я просто покажу все как есть, а затем я покину твой дом навсегда. Надеюсь, у нас будет достаточно времени. - Она нервно посмотрела на часы на каминной полке.
Вампир кивнул и отправил приказ Феликсу, чтобы тот сделал набег на кухню, прежде чем подняться наверх. Вскоре тот появился с подносом в руках и с широкой улыбкой на лице. Он и не надеялся увидеть Аланис вновь. Никто из них не надеялся.
Чернокнижница устало улыбнулась в ответ.
Он сел рядом и поставил перед ней поднос с горячим супом, хлебом и фруктами.
- Мы все страшно за тебя переживали. - Поведал он. - Ну кроме Алана с Эмилией, нам пришлось изменить их воспоминания о тебе, иначе сердце бедняжки Эмилии разорвалось бы от того, что она так тесно сдружилась с Гласом Нергала. - Феликс развел руками. - Надеюсь, ты не в обиде?
Аланис отрицательно помотала головой, набрасываясь на еду.
Феликс, пока она ела, рассказывал последние новости семьи и столицы. Весь свет бурлил: после убийства Лисель соттарцы незамедлительно обрушили свой гнев на ситариканцев и начались погромы. И теперь ситариканцы массово стали покидать город на кораблях. Соттар перекрыл все тракты, ведущие в Ситарику, а корона подумывает о введении в столице комендантского часа.
Сальватор же присел в кресло напротив и молча ждал, когда она закончит трапезу. Наконец, когда ее тарелка опустела, он встал и протянул ей руку:
- Пойдем, для осуществления задуманного нам понадобится более приватная обстановка, если ты не против. Ты же помнишь, что произошло в последний раз?
Улыбка Феликса угасла, и он переводил внимательный взгляд с отца на Аланис. Он нутром чувствовал, что раньше между ними произошло что-то крайне значимое и интересное, но что именно он не знал. Но это точно было что-то крайне важное, если они перешли на “ты”. Если повезет, то отец соизволит ему рассказать позже.
Вампир тем временем продолжил:
- Ты меня поймать не сможешь, а я пока не знаю, насколько темные секреты таит твой разум. Не хотелось бы приложиться головой о мебель.
Аланис согласилась. Сальватор сдержанно улыбнулся и открыл ключом дверь примыкающей к кабинету комнаты, которую гостья никогда не видела открытой.
Он показал Аланис жестом проходить внутрь и обернулся к Феликсу:
- Ступай к слугам внизу, удостоверься чтобы те, кто видел сегодня нашу гостью, все забыли. И вот еще что, закрой кабинет на ключ и никого сюда не пускай до рассвета.
Феликс поджал губы, провожая Аланис долгим взглядом, но ничего не сказал. Он только что получил самое красноречивое подтверждение своему предположению, которое еще в начале этого года озвучил Лленор. Это была дверь в личные покои Сальватора.
- Ступай же. Или ты хочешь что-то сказать? - Рубиновые глаза отца прищурились.
Мужчина отрицательно покачал головой и вышел. Он спустился по лестнице в крыло слуг, стараясь не думать о том, что будет происходить сейчас на верхнем этаже, но его природное любопытство не давало ему покоя.
Сальватор убедился, что вход в кабинет заперт, и закрыл дверь своей спальни на ключ.
Аланис огляделась. В этой просторной комнате в отличие от кабинета не было окон, но был большой камин, напротив старомодной, аккуратно заправленной кровати, покрытой темно-зеленым бархатным покрывалом.
Сальватор улыбнулся и сказал, указав на кровать:
- Присаживайся, не стесняйся. Как думаешь, мне поможет вино? - Он так и светился счастьем, от того, что ей удалось бежать.
Аланис присела на край постели. Она пожала плечами и ответила:
- Не уверена, но навредить не сможет. Ни я, ни ты в силу нашей природы не можем опьянеть.
- С твоего позволения, выпьем немного. - Вампир разлил напиток по бокалам и присел рядом. - Ты ведь, как я слышал, все-таки свергла Глас Нергала? Давай тогда выпьем за светлое будущее империи.
Аланис тяжело вздохнула, но подняла бокал и осушила его одним махом. Сальватора ждет большой сюрприз.
Сальватор лишь пригубил свое вино, встал и убрал бокалы обратно на столик. Он вернулся обратно и указал на постель:
- Ты позволишь? Я правда не хочу падать.
Чернокнижница уступила место и высший вампир улегся. Он улыбнулся и сообщил:
- Я готов.
Аланис присела рядом и склонилась над ним, подумав, что он может быть готов ко многому, но точно не к этому путешествию длиной в двадцать лет. Он крадучись, почти незаметно вошел в ее разум.
Глава XI Побег
В полночь Аланис еле открыла дверь и выбралась из комнаты - у порога, как она и предполагала, лежали иссушенные трупы ищеек. Одно из тел упало поперек прохода, и женщине пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть створку двери.
Инаат не смогла защитить своих последователей, как не смогла защитить никого в особняке Илара Федерхена. Аланис спустилась и направилась в крыло для слуг и, куда бы она ни зашла, всюду падали и мгновение умирали люди. Они, скошенные, задушенные тьмой, падали на пол в конвульсиях и страшно тряслись, пуская пену изо ртов, пока кровь стремительно покидала их жилы. Последние стоны и хрипы этих несчастных, кому не посчастливилось оказаться в столичной резиденции лорда Федерхена сегодня, еще долго будут преследовать чернокнижницу. Но это будет потом, а сейчас она шла неумолимо и ничего не трогало ни ее сердца, ни разума, переполненного и раздавленного откровением Четвертого сошествия.
В одной из комнат она нашла склад с одеждой для слуг и переоделась в форму для горничных: темное платье и белый передник. Свои яркие, приметные волосы она спрятала под чепец и прикрыла простой шляпкой, найденной тут же. Руки при этом у нее были как деревянные, а пальцы - ватные, и она провозилась с завязками и застежками изрядное количество времени, прежде чем смогла наконец покинуть мертвую резиденцию маршала Федерхена.
Выходя из дома, Аланис молилась, чтобы этот мор, что преследовал ее в особняке, не продолжил своего действия на улицах столицы, иначе по ее душу очень скоро явился бы сразу весь Первый приорат и точно знал бы, где она. Пришел бы к ней по веренице трупов, но, к счастью, под открытым небом никто вокруг не спешил умирать страшной смертью и Аланис прибавила шагу. Так она, быть может, успеет встретиться в последний раз с Котиллионом и навестить Сальватора, прежде чем все выходы из города будут перекрыты.
***
Котиллион спустился со сцены на ходу снимая шейный платок, что давил ему на горло все время, пока он играл сегодня. С того момента, как он в последний раз видел Аланис, прошел месяц, и его неистово раздражало буквально все. Особенно то, что он знал, где она находится, узнал сразу же из сплетен, наполнивших столицу. Знал, но ничего не мог сделать. Залезть в четвертую башню Первого приората было бы чистым самоубийством.
Когда он услышал о смерти Верховной, в душе его поднялась обида, что Аланис не посвятила его в то, что собирается сделать. Ни словом не обмолвилась. Соврала, что хочет просто поговорить со жрицей. Но обида быстро ушла, обернувшись страхами и терзающей бессонницей, когда он понял, что Аланис отстранила его для его же блага. Только какое же это было благо, если теперь ему стало еще хуже, чем было полгода назад, до встречи с ней. Мрачные мысли одолевали его, грозясь вылиться в новое убийство.
Каждый день он ходил подавленный. Каждый день он прокладывал свой путь через городской рынок, чтобы узнать новости. Каждый день он боялся услышать, что день казни назначен. Ночью он часто размышлял, что может сделать, чтобы помочь Аланис, и сжимал кулаки от бессилия.
Юноша вошел в гримерную, которую ему наконец-то соизволил выделить Феландрис, закрыл ее на ключ и тяжело вздохнул. Он устало прислонился лбом к двери и услышал сзади до боли знакомый голос:
- Здравствуй, Котиллион.
Он в изумлении обернулся:
- Аланис! Как тебе удалось бежать?!
Она сидела у зеркала и мрачно смотрела на него. Юноша, вопреки своей привычке аккуратно обращаться с инструментом, быстро сунул скрипку в чехол и бросился к гостье. Взяв ее руки в свои, он встал на колени.
- Ты не представляешь, как я рад! Я каждый день боялся услышать, что они решили тебя казнить. Каждый день думал, как тебя оттуда вытащить... - Он улыбнулся. - Мне нужно только зайти домой, у меня отложены деньги. Ты же помнишь, я хотел дом купить. Мы сможем сесть на корабль. Давай уплывем отсюда! В Кар-Эвесте же в ходу имперские монеты?
Аланис тяжело вздохнула, ласково погладила его по волосам и сказала:
- Тебе незачем бросать этот город и сцену, Котиллион. Не разрушай свою жизнь, это того не стоит. К тому же я не позволю, чтобы из-за меня еще кто-то пострадал. - Она наклонилась и нежно поцеловала его. - Ты никогда не знал меня.
Улыбка сползла с лица полукровки:
- Я не понимаю… Что ты имеешь ввиду?
Вместо ответа она посмотрела ему в глаза и погрузилась в его изувеченную душу в поисках любых воспоминаний о ней. Самое первое обнаружилось в особняке леди Маргарет. Другое - у дельца Эрнста Кёллера, третье - на летней террасе в таверне около ее лавки. Она старательно искала и нашла их все, а потом начала обращать в ничто. Одно за другим они таяли подвластные её воле.
Губы юноши скривились, по щекам побежали слезы. Она чувствовала его возмущение, отрицание, яростный протест, но сделать он ничего не мог. Не мог ни остановить ее, ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Он лишь в отчаянии смотрел на нее широко раскрытыми глазами, полными слез, и до боли сжимал ее руки.
В поисках воспоминаний о себе чернокнижница наткнулась и на образы убитых им девушек и мрачно покачала головой. Она погрузилась в его ранние детские воспоминания, тяжелые, наполненные его обидой и непониманием, а также презрением и ненавистью матери.
Одно из таких воспоминаний заставило сердце Аланис болезненно сжаться.
Маленький Котиллион нарвал самых красивых цветов в поле и принес матери, лелея хрупкую детскую надежду, что в этот раз она улыбнется. Все-таки это были ее любимые цветы, которые она вплетала в свои длинные красивые волосы по праздникам. В такие дни она улыбалась, тихо пела песни на своем музыкальном языке и не поднимала на мальчика руки.
Он едва дотянулся до ручки двери, так еще был мал. Наконец дверь поддалась малышу, и он подбежал к сребровласой женщине:
-Мам… Мама, посмотри, какие красивые!
Худая эльфийка обернулась, и губы ее стянулись в тонкую полоску. Взгляд мгновенно ожесточился и потух. Она схватила цветы и выкинула их за дверь. Затем она развернулась к мальчику:
- Пошел прочь со своей дрянью. Я велела тебе не появляться до захода солнца. Иди и валяйся в грязи дальше, там тебе самое место! - Она больно схватила его за руку и вышвырнула из дома на дорогу. Так он и остался, скорчившийся в придорожной пыли, плачущий от обиды и боли.
Аланис вытерла ладонью побежавшие по щекам слезы и уничтожила воспоминания о его матери. Те самые, что причиняли ему боль по сей день. Все они рассеялись, рассыпались и осталось одно единственное, где его мама, вечно юная и прекрасная эльфийка с музыкальным именем Эйдэанн, заплетает ему тонкую косичку у виска и тихо рассказывает об их народе, мечтательно глядя в сторону океана.
Постепенно та боль, что терзала его всю жизнь, утихла.
Наконец Аланис отпустила юношу и горько улыбнулась. Он, лишенный разом стольких воспоминаний, осел у ее ног без чувств, а она опустилась на пол рядом с ним. Она обняла его, и долго сидела так, вытирая слезы, прижимая его голову к груди и гладила по волосам. Наконец она поцеловала его в последний раз и тихо сказала:
- Ты больше не тронешь ни одну девушку, Котиллион. А твое горе не будет причинять боль ни тебе, ни другим. Считай это моим прощальным даром и, пожалуйста, попробуй заслужить прощение. Хотя бы ты. Видит Инаат, я любила тебя. Ты будешь в моем сердце и в жизни, и в смерти, и никто из богов не сможет этого изменить.
Она поднялась и прикрыла глаза, пытаясь усмирить клокочущую внутри ярость. Сейчас в ее душе бушевала испепеляющая ненависть ко всем богам, допустившим или намеренно сделавшим так, чтобы с Котиллионом, светлым и безвинным когда-то ребенком, произошло все, что привело его на путь убийцы.
Аланис положила в карман юноши записку с четырьмя золотыми монетами, и тихо выскользнула из гримерной.
Аланис стояла посреди кабинета, напряженная как струна. Перед ней стоял самый чудовищный из всех возможных выборов, что она вынуждена была сделать в своей совсем короткой жизни. Обречь миллионы людей на страдания и смерть или погибнуть самой. Впрочем, она всегда знала ответ. Знала, что живет взаймы с тех самых пор, как десять лет назад переступила в последний раз порог храма в Дарри.
Сейчас на нее был устремлен удивленный взгляд рубиновых глаз. Сальватор ее не ожидал и совершенно не был готов к ее визиту. Он поспешно поднялся из-за рабочего стола и закрыл за ней двери, мысленно позвав в кабинет и Феликса, отправившегося в город с поручением.
Затем он с тревогой обернулся:
- Надеюсь, за тобой не идет половина Первого приората?
- Нет, точно нет. Я подождала сутки, чтобы убедиться наверняка. Если бы ищейки взяли какой-нибудь след в поместье у Илара Федерхена, то я уже была бы на костре.
Обычно бесстрастное лицо высшего вампира выразило крайнюю степень изумления, подняв одну бровь:
- Ты была в поместье маршала? Теперь ты не отделаешься пятиминутным разговором. Есть хочешь?
Аланис кивнула и присела на диван, снимая шляпку и чепец. Она уже двое суток ничего не ела. Сначала ее трясло после божественного явления, а затем, после прощания с Коттом, горло сдавливали попеременно то гнев, то печаль. К тому же она сбежала как была: совершенно без денег, прихватив лишь выстиранную одежду служанки из бельевой комнаты. Первый день ей кусок в горло не лез, но сегодня голова прояснилась и желудок настойчиво напоминал о себе.
- И в мыслях не было отделаться от тебя, Сальватор. Более того, я пришла не просто увидеться. У меня есть просьба и кое-что еще, что нужно сделать, прежде чем я снова уйду. Я покажу тебе всю мою жизнь, а затем ты должен будешь найти моего учителя в Северном Клыке. Это важнее всего на свете, важнее меня, твоей семьи, важнее всей империи. Ты скоро поймешь. - Туманно пообещала чернокнижница.
Сальватор нахмурился, это все была какая-то бессмыслица.
- Ты пришла из имения маршала и просишь меня найти твоего погибшего учителя в ныне разрушенном городе? Там же, как я слышал, вообще не осталось живых. Прошу, расскажи все по порядку. Ты как сфинкс из Нуджудских легенд - снова говоришь загадками.
Аланис покачала головой:
- Я просто покажу все как есть, а затем я покину твой дом навсегда. Надеюсь, у нас будет достаточно времени. - Она нервно посмотрела на часы на каминной полке.
Вампир кивнул и отправил приказ Феликсу, чтобы тот сделал набег на кухню, прежде чем подняться наверх. Вскоре тот появился с подносом в руках и с широкой улыбкой на лице. Он и не надеялся увидеть Аланис вновь. Никто из них не надеялся.
Чернокнижница устало улыбнулась в ответ.
Он сел рядом и поставил перед ней поднос с горячим супом, хлебом и фруктами.
- Мы все страшно за тебя переживали. - Поведал он. - Ну кроме Алана с Эмилией, нам пришлось изменить их воспоминания о тебе, иначе сердце бедняжки Эмилии разорвалось бы от того, что она так тесно сдружилась с Гласом Нергала. - Феликс развел руками. - Надеюсь, ты не в обиде?
Аланис отрицательно помотала головой, набрасываясь на еду.
Феликс, пока она ела, рассказывал последние новости семьи и столицы. Весь свет бурлил: после убийства Лисель соттарцы незамедлительно обрушили свой гнев на ситариканцев и начались погромы. И теперь ситариканцы массово стали покидать город на кораблях. Соттар перекрыл все тракты, ведущие в Ситарику, а корона подумывает о введении в столице комендантского часа.
Сальватор же присел в кресло напротив и молча ждал, когда она закончит трапезу. Наконец, когда ее тарелка опустела, он встал и протянул ей руку:
- Пойдем, для осуществления задуманного нам понадобится более приватная обстановка, если ты не против. Ты же помнишь, что произошло в последний раз?
Улыбка Феликса угасла, и он переводил внимательный взгляд с отца на Аланис. Он нутром чувствовал, что раньше между ними произошло что-то крайне значимое и интересное, но что именно он не знал. Но это точно было что-то крайне важное, если они перешли на “ты”. Если повезет, то отец соизволит ему рассказать позже.
Вампир тем временем продолжил:
- Ты меня поймать не сможешь, а я пока не знаю, насколько темные секреты таит твой разум. Не хотелось бы приложиться головой о мебель.
Аланис согласилась. Сальватор сдержанно улыбнулся и открыл ключом дверь примыкающей к кабинету комнаты, которую гостья никогда не видела открытой.
Он показал Аланис жестом проходить внутрь и обернулся к Феликсу:
- Ступай к слугам внизу, удостоверься чтобы те, кто видел сегодня нашу гостью, все забыли. И вот еще что, закрой кабинет на ключ и никого сюда не пускай до рассвета.
Феликс поджал губы, провожая Аланис долгим взглядом, но ничего не сказал. Он только что получил самое красноречивое подтверждение своему предположению, которое еще в начале этого года озвучил Лленор. Это была дверь в личные покои Сальватора.
- Ступай же. Или ты хочешь что-то сказать? - Рубиновые глаза отца прищурились.
Мужчина отрицательно покачал головой и вышел. Он спустился по лестнице в крыло слуг, стараясь не думать о том, что будет происходить сейчас на верхнем этаже, но его природное любопытство не давало ему покоя.
Сальватор убедился, что вход в кабинет заперт, и закрыл дверь своей спальни на ключ.
Аланис огляделась. В этой просторной комнате в отличие от кабинета не было окон, но был большой камин, напротив старомодной, аккуратно заправленной кровати, покрытой темно-зеленым бархатным покрывалом.
Сальватор улыбнулся и сказал, указав на кровать:
- Присаживайся, не стесняйся. Как думаешь, мне поможет вино? - Он так и светился счастьем, от того, что ей удалось бежать.
Аланис присела на край постели. Она пожала плечами и ответила:
- Не уверена, но навредить не сможет. Ни я, ни ты в силу нашей природы не можем опьянеть.
- С твоего позволения, выпьем немного. - Вампир разлил напиток по бокалам и присел рядом. - Ты ведь, как я слышал, все-таки свергла Глас Нергала? Давай тогда выпьем за светлое будущее империи.
Аланис тяжело вздохнула, но подняла бокал и осушила его одним махом. Сальватора ждет большой сюрприз.
Сальватор лишь пригубил свое вино, встал и убрал бокалы обратно на столик. Он вернулся обратно и указал на постель:
- Ты позволишь? Я правда не хочу падать.
Чернокнижница уступила место и высший вампир улегся. Он улыбнулся и сообщил:
- Я готов.
Аланис присела рядом и склонилась над ним, подумав, что он может быть готов ко многому, но точно не к этому путешествию длиной в двадцать лет. Он крадучись, почти незаметно вошел в ее разум.
