семейных загадок, так и оставшаяся невыясненной. Недавно я разбирала архивы и наткнулась на записи этой родственницы, начала читать и заинтересовалась. Поспрашивала родных и знакомых, поискала информацию в других источниках, но так ничего толком и не выяснила. Случайно наткнулась на ваш сайт, и обнаружила в размещенных у вас статьях некоторые знакомые цитаты, встречавшиеся в дневнике. Таули, я не поняла, почему сайт называется «Скользящие камни»?
- Вы никогда не слышали такого термина? – вскинула брови женщина. Я отрицательно помотала головой. – А о менгирах, дольменах, мегалитах что-нибудь слышали?
- Да, об этом кое-что знаю.
- Скользящими камнями называют мегалиты, чаще именно менгиры, расположенные в особом порядке и указывающие некий путь. Но увидеть этот путь может лишь тот, кто поймет алгоритм движения от камня к камню до искомой точки.
- А зачем нужно двигаться от камня к камню? И… что это за пути? Что можно найти в конечной точке?
- Если путь пройден правильно, ритм и порядок движения от камня к камню строго соблюдены, то в конце открывается нечто такое, что при обычных условиях найти или просто увидеть невозможно. Какая-то вожделенная истина. Портал. Сундук с сокровищами, наконец, - собеседница пожала широкими плечами. – Таким мне виделось наполнение моего сайта – поиск древних забытых истин по крупицам.
- Что может указать путь? Как узнать алгоритм?
Таули воззрилась на меня, словно раздумывая, а я испугалась своей горячности, внезапного нетерпения и обволакивающего интереса, вызванного темой нашего разговора.
- Как бы правильней выразиться, - собеседница пожевала губами. – Все зависит от цели, которую преследует изыскатель истины. И в каждом конкретном случае путь может указать что-то определенное, уникальное. Вот, например, Сильному Холоду из легенды путь до тайного места, где друид провел роковой обряд, указывала любовь к смертной, внутреннее стремление, решимость и кровь, пролитая им по дороге к сигилле.
- А, вот! – воскликнула я. – Сигилла. Это что, вообще, такое? То есть, я знаю, как она выглядит, но какое значение у символа?
- Символ настолько древний, что его точное значение утрачено. По умолчанию принято считать, что сигилла - мощный знак, применять который следует с огромной осторожностью и только знатокам особой друидической магии. Но круг традиционно означает защиту или ограничение, цикличность какого-то явления, процесса, нечто замкнутое, постоянство, возвращение к истокам. Ту же реинкарнацию, например. О, Хейз, вы же как раз спрашивали о реинкарнации! – вновь оживилась Таули.
- Я спрашивала, имеет ли отношение понятие реинкарнации к легенде о Бадб и Сильном Холоде. Но вы уже ответили на этот вопрос.
- Да. Принцип реинкарнации один из основных в верованиях древних кельтов и к судьбе спутника Бадб имеет самое непосредственное отношение. Ведь воин должен был отыскать свою человеческую возлюбленную в их новых воплощениях. А миров-то множество, и души перемещаются между ними.
Мне вдруг стало зябко, и я обхватила себя здоровой рукой.
- Понятно. Я хотела бы задать вам еще один вопрос, Таули.
- Спрашивайте, конечно. Дам ответы на все, что знаю.
- Что предприняла богиня, когда дух воина стал для нее недосягаем? Ведь она не смирилась.
- Для нее все на свете превращалось в битву, должную иметь победный финал. А предательство Холода стало не битвой, а личной трагедией, и финал трагедии богиню не устраивал. В том же источнике упоминается, что Бадб в гневе грозилась возглавить свой эквивалент Дикого гона – еще более жуткое и жестокое шествие беспощадного войска по земле. Кроме целой армии воинов ее бы сопровождали демоны раздоров, болезней, страха, хаоса, гигантские вороны с каменными клювами, призрачные псы, костяные кони и боевые клыкастые вепри. И, судя по некоторым реальным событиям, происходившим во всем мире и в нашей стране, угрозы богини можно считать не напрасными.
- Что вы имеете в виду? – нахмурилась я.
- Войны, эпидемии, - развела руками собеседница, - стихийные бедствия, не всегда имеющие научное объяснение. Разгул жестокости, бесследные исчезновения людей. И вспомните нашу историю – раздоры, восстания, голод, повторяющиеся эпидемии холеры, приюты святой Магдалины, терроризм. – Таули издала смешок, походивший на фырканье медведя. – Это ли не основания считать, что мятежный дух Холода носился повсюду, пока не задержался где-то над нашим зеленым островом, а, может, и нашел здесь свое пристанище. А Бадб, почуяв его, но не сумев найти, веками вымещала свой гнев на нашей многострадальной земле.
Мы обе замолчали.
Порой домыслы и выдумки вполне могут стать теми самыми скользящими камнями, что ведут к истине. Надо только понять алгоритм движения от камня к камню до желанной цели.
С Таули мы договорились, что я составлю список оставшихся у меня вопросов, а она пришлет мне обещанные материалы и ответы.
По ту сторону
Он вставал и ходил. Снова ложился на каменный пол. Закрывал глаза, гладил ладонями шершавый камень, желая убедиться, что опора под ним никуда не исчезла, превратившись в пустоту. Ее было достаточно и внутри него, кроме пустоты он мало что ощущал.
Он Неназванный. Он узник. Он в чем-то страшно провинился, но не помнил своей вины. Все, что ожило в нем – это невыносимое чувство потери. Кто потерялся? Он сам? Или кто-то дорогой ему?
И что значит «дорогой»?
Он не понимал многих слов, названий, или просто не знал, как о них подумать. В голове возникали обрывочные образы, но они не вызывали ничего, кроме растерянности. Но даже растерянность лучше, чем пустота. И все же, постепенно образы становились четче, ярче, к ним добавлялись запахи, звуки и новые слова.
Сидя взаперти, Неназванный узнал, что в этом мире есть еще кто-то, кроме него и несмолкающего ветра. Узник видел других созданий, не таких, как он. Они являлись ему прямо здесь, в темнице. Сначала хрупкая и бледная Белая дева, умевшая превращаться в полупрозрачную дымку. Она заговорила с ним, сердилась, а узник не понимал – почему. Он не чувствовал никакой вины, но от гнева девы что-то дрогнуло в Неназванном. Появились трещины в стенах, скрывавших то, кем он был, и пустоты внутри как будто стало меньше.
Затем он снова остался один и с мучительным упорством пытался ощутить хоть какое-то движение или изменение вокруг, учился отмерять фрагменты своего однообразного существования, потому что откуда-то знал – мера есть у всего.
Однако бездна, отделявшая его от утраченного, не имела пределов. Он здесь, а на том конце бесконечности осталось что-то, делавшее его цельным, не таким, каким он был сейчас.
Неназванный закрывал глаза, снова начинал прислушиваться к ветру и проваливался в состояние, схожее со смертью. Он умирал здесь, а оживал где-то в другом месте. Узник чувствовал то, что не мог понять, говорил слова, которых не знал. Он метался в тщетных поисках и находил то, без чего не мог существовать.
Он возвращался, открывал глаза, пытаясь удержать хотя бы обрывки странных грез, но все привидевшееся таяло бесследно, а узник не мог ничего вспомнить, как ни старался. Оставалось только понимание, что он что-то видел, и чувство неизбывной тоски, угнездившееся в груди.
А потом появилась крылатая тварь. Она бесшумно проникла через один из узких проемов, и тяжело свалилась на пол. Замерла, слившись окраской перьев с черными камнями темницы. Может она и была тьмой, явившейся к нему под видом птицы. Неназванный заглянул в мутные глаза. Они блестели, словно налитые слезами и смотрели на лежавшего на полу узника, не отрываясь, и он тоже не сводил с нежданной гостьи взгляда. Он ждал, что птица заговорит, как мгла, обернувшаяся девушкой. Был уверен - и у этого создания есть причины сердиться на него. Эти глаза… В них было то, что перекликалось с тоской, которую он ощущал, возвращаясь из своих видений.
Некоторое время они смотрели друг на друга, пока птица, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, не приблизилась к голове узника. Он пошевелился, собираясь подняться с пола, но крылатая гостья издала гневный хриплый звук, словно предупреждая, и узник замер на месте.
Птица раскинула крылья и сделала быстрый выпад головой. Неназванный мгновенно среагировал, решив, что тварь собралась выклевать ему глаза - зажмурился, отвернул лицо. И почувствовал резкую боль. Птица вырвала у него прядь волос. Узник хрипло выдохнул, отпрянул, перекатился на бок, и сел, привалившись спиной к стене. А птица, сделав свое дело, подпрыгнула, взмахнула крыльями, потревожив стоялый воздух темницы, и исчезла в проеме, унося в клюве клок вырванных с кровью волос.
Узник провел руками по голове, прикоснулся к лицу, вытянул перед собой руки, разглядывая их. Он не узнавал своего тела. Оно было слишком слабым, раз так остро отреагировало на столь незначительную боль. Такое тело не способно пробить дорогу на волю. А когда-то он мог сделать и не такое. Неназванный был уверен.
Он встал, подошел к стене и уставился на камень, внимательно, уже который раз рассматривая его: поверхность цельная, слегка шершавая, но нигде ни выступа, ни зазубрины, чтобы упереться ногой или ухватиться рукой, забраться выше и выглянуть наружу. Темница словно высечена прямо в горе. Из узких проемов, расположенных высоко над головой по-прежнему лился все тот же сумрачно-серый свет, и казалось, что мир за стенами состоял из туч и ветра, выводившего нескончаемую тоскливую песню.
Но теперь Неназванный знал, что ветер мог не только завывать раненым зверем, он умел шептать, шелестеть, напевать. Ветер приносил откуда-то голоса и ароматы и снова уносил их в неизвестность. Узник успевал уловить тонкий запах, таявший на языке нежной сладостью, услышать звук – ласковый голос, смех, или стон, от которого тело Неназванного менялось, наливаясь незнакомыми ощущениями, требовало что-то, вынуждая беспокойно извиваться на черных каменных плитах.
Он - кто-то, едва появившийся на свет.
И нечто древнее, смертельно уставшее.
В нем все менялось. Неназванный становился кем-то, готовым вспомнить, узнать. Он пытался вглядываться сквозь стены, думая, как выбраться отсюда, чтобы отчетливей почувствовать зов. Он точно знал – его где-то ждали. Он кому-то нужен, он не забыт. Если бы память о нем умерла, то он и сам бы растаял, как посещавшие его грезы. Но он существовал и все отчетливей чувствовал связь, соединявшую его с той стороной бесконечности.
Туда вел путь, которого узник не помнил, но он бы нашел его, если бы выбрался отсюда. У него не было ничего, и вдруг появилось это – призрачная нить, связывающей с тем, чего он даже и не знал. И узник уцепился за эту нить. Не имея возможности ухватиться за нее руками, он мысленно обмотался ею многократно, укутался, словно в кокон, и бесконечно долго лежал, боясь пошевелиться, боясь утратить невидимые добровольные оковы. В них ему было не так тоскливо, не так одиноко.
И что-то становилось ближе. Те места, куда он исчезал, умирая здесь. Кто-то, кого он звал, странствуя во снах.
Она. Та, что дорога.
Неназванный вспомнил.
Он вскочил, шарахнулся к стене, заметался по своей темнице. Он всматривался в полумрак своей памяти, пытаясь уловить лицо той, которая удерживала его от падения в бездну. Черты расплывались, но он слышал ее голос, смех. И стоны, которые она издавала, когда он шептал ей забытые слова, прикасался к ней, а ее хрупкое, нежное тело таяло от наслаждения под его телом.
И он помнил запах. Она пахла цветами и медом. Она была медом. Сладостью его существования, насквозь пропитанного горечью.
Она была его жизнью, и она стала его смертью, но он ничуть об этом не жалел. Он умирал, чтобы возродиться ради нее одной.
Неназванный вдруг успокоился. Он опустился на пол, закрыл глаза и снова попытался вспомнить ее облик. Тщетно. Но узник не огорчился: пусть он не помнил ее лица, но от точно знал, что она не сон, не видение. Она самая настоящая явь. Без обмана. И где-то там, на том краю бездны она ждала его.
А потом нить порвалась.
Все случилось, когда он снова погрузился в небытие и унесся дальше, чем прежде, в самые отдаленные, запретные миры. И там он почти встретился с ней, хотел позвать, но не успел. Он почти увидел границу, за которой пустота превращалась в то, к чему он так стремился. Он потянулся и…
Все внезапно исчезло. Бездна взорвалась изнутри, стала глубже, темнее, расширилась, преодолев границы бесконечности. А согревавший узника теплый кокон растаял, и оглушительно взвывший ветер унес обрывки связующей нити, остатки сладости, тепла и нежности.
Но в последний миг, перед тем, как все сгинуло бесследно, узник вспомнил ту, о ком грезил. Он услышал звон чистых вод ручья, уловил аромат трав и увидел ее.
Вспомнил ее волосы – длинные, покрывавшие ее плащом. Вспомнил, как гладкие, шелковые пряди скользили по их голым, разгоряченным телам.
У нее были теплые нежные губы, ласковые руки, а голос звучал как покой и счастье, как мечта и воля, как страсть и обретение невозможного.
Ради нее он стал предателем, ради нее совершил невозможное и нарушил незыблемое. Ради нее преодолел долгий мучительный путь. Этот путь стал его пределом, но он вел к цели, а в конце ждала величайшая награда. Раньше у него не было пределов, но не было и цели, и наград он не ждал.
Он предпочел конечность ради нее. Только ее он любил и снова потерял. Теперь уже навсегда.
________
*фоморы - мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса, с которыми постоянно приходилось сражаться древним жителям Ирландии.
** в тексте использованы поэтические строки авторства Ирины/September.
Закончился первый месяц лета, а вечность без Кейрана продолжалась.
Джек был все еще жив, врачи не делали никаких прогнозов и осторожно называли состояние пациента стабильным.
Патриция ждала ребенка и поэтому, оказывается, не решалась мне звонить, думая, что после случившегося со мной, ее новость меня не порадует. Что ж, она была почти права - выслушав подругу, я и расстроилась, и обрадовалась, и окончательно заблудилась в своих ощущениях.
Пэтти всегда говорила, что не хочет заводить детей. Услышав от подруги новость, больше похожую на покаяние, я откровенно приуныла: Патриция и сейчас не скрывала, что восторга от своего состояния не испытывает.
А я, ни на минуту не забывая, чего лишилась, и не подозревала, насколько эта тема горчит.
Наш недолгий разговор лишь подтвердил, что мы перестали понимать друг друга, но при этом Пэтти не перестала вздыхать по Брайану. И я не без коварного удовольствия упомянула, что Брайан встретил девушку.
Прошла неделя, а я так и не получила от Таули обещанных материалов и ответов на мои вопросы, или хотя бы формальной отписки. На письма, телефонные звонки и вызовы по скайпу женщина, поведавшая мне так много интересного, больше не отвечала.
Сайт, на котором я обнаружила множество цитат из дневника мамы Кейрана, не исчез, но и ничего нового я на нем не нашла.
В ожидании ответа от Таули, я перечитала все статьи и неоднократно просмотрела все материалы. От нашей беседы у меня остались наскоро сделанные записи и вопрос - откуда мама Кейрана брала цитаты для дневника? Записи в тетради были обрывочны, ни одного внятного, последовательного изложения.
- Вы никогда не слышали такого термина? – вскинула брови женщина. Я отрицательно помотала головой. – А о менгирах, дольменах, мегалитах что-нибудь слышали?
- Да, об этом кое-что знаю.
- Скользящими камнями называют мегалиты, чаще именно менгиры, расположенные в особом порядке и указывающие некий путь. Но увидеть этот путь может лишь тот, кто поймет алгоритм движения от камня к камню до искомой точки.
- А зачем нужно двигаться от камня к камню? И… что это за пути? Что можно найти в конечной точке?
- Если путь пройден правильно, ритм и порядок движения от камня к камню строго соблюдены, то в конце открывается нечто такое, что при обычных условиях найти или просто увидеть невозможно. Какая-то вожделенная истина. Портал. Сундук с сокровищами, наконец, - собеседница пожала широкими плечами. – Таким мне виделось наполнение моего сайта – поиск древних забытых истин по крупицам.
- Что может указать путь? Как узнать алгоритм?
Таули воззрилась на меня, словно раздумывая, а я испугалась своей горячности, внезапного нетерпения и обволакивающего интереса, вызванного темой нашего разговора.
- Как бы правильней выразиться, - собеседница пожевала губами. – Все зависит от цели, которую преследует изыскатель истины. И в каждом конкретном случае путь может указать что-то определенное, уникальное. Вот, например, Сильному Холоду из легенды путь до тайного места, где друид провел роковой обряд, указывала любовь к смертной, внутреннее стремление, решимость и кровь, пролитая им по дороге к сигилле.
- А, вот! – воскликнула я. – Сигилла. Это что, вообще, такое? То есть, я знаю, как она выглядит, но какое значение у символа?
- Символ настолько древний, что его точное значение утрачено. По умолчанию принято считать, что сигилла - мощный знак, применять который следует с огромной осторожностью и только знатокам особой друидической магии. Но круг традиционно означает защиту или ограничение, цикличность какого-то явления, процесса, нечто замкнутое, постоянство, возвращение к истокам. Ту же реинкарнацию, например. О, Хейз, вы же как раз спрашивали о реинкарнации! – вновь оживилась Таули.
- Я спрашивала, имеет ли отношение понятие реинкарнации к легенде о Бадб и Сильном Холоде. Но вы уже ответили на этот вопрос.
- Да. Принцип реинкарнации один из основных в верованиях древних кельтов и к судьбе спутника Бадб имеет самое непосредственное отношение. Ведь воин должен был отыскать свою человеческую возлюбленную в их новых воплощениях. А миров-то множество, и души перемещаются между ними.
Мне вдруг стало зябко, и я обхватила себя здоровой рукой.
- Понятно. Я хотела бы задать вам еще один вопрос, Таули.
- Спрашивайте, конечно. Дам ответы на все, что знаю.
- Что предприняла богиня, когда дух воина стал для нее недосягаем? Ведь она не смирилась.
- Для нее все на свете превращалось в битву, должную иметь победный финал. А предательство Холода стало не битвой, а личной трагедией, и финал трагедии богиню не устраивал. В том же источнике упоминается, что Бадб в гневе грозилась возглавить свой эквивалент Дикого гона – еще более жуткое и жестокое шествие беспощадного войска по земле. Кроме целой армии воинов ее бы сопровождали демоны раздоров, болезней, страха, хаоса, гигантские вороны с каменными клювами, призрачные псы, костяные кони и боевые клыкастые вепри. И, судя по некоторым реальным событиям, происходившим во всем мире и в нашей стране, угрозы богини можно считать не напрасными.
- Что вы имеете в виду? – нахмурилась я.
- Войны, эпидемии, - развела руками собеседница, - стихийные бедствия, не всегда имеющие научное объяснение. Разгул жестокости, бесследные исчезновения людей. И вспомните нашу историю – раздоры, восстания, голод, повторяющиеся эпидемии холеры, приюты святой Магдалины, терроризм. – Таули издала смешок, походивший на фырканье медведя. – Это ли не основания считать, что мятежный дух Холода носился повсюду, пока не задержался где-то над нашим зеленым островом, а, может, и нашел здесь свое пристанище. А Бадб, почуяв его, но не сумев найти, веками вымещала свой гнев на нашей многострадальной земле.
Мы обе замолчали.
Порой домыслы и выдумки вполне могут стать теми самыми скользящими камнями, что ведут к истине. Надо только понять алгоритм движения от камня к камню до желанной цели.
С Таули мы договорились, что я составлю список оставшихся у меня вопросов, а она пришлет мне обещанные материалы и ответы.
По ту сторону
Он вставал и ходил. Снова ложился на каменный пол. Закрывал глаза, гладил ладонями шершавый камень, желая убедиться, что опора под ним никуда не исчезла, превратившись в пустоту. Ее было достаточно и внутри него, кроме пустоты он мало что ощущал.
Он Неназванный. Он узник. Он в чем-то страшно провинился, но не помнил своей вины. Все, что ожило в нем – это невыносимое чувство потери. Кто потерялся? Он сам? Или кто-то дорогой ему?
И что значит «дорогой»?
Он не понимал многих слов, названий, или просто не знал, как о них подумать. В голове возникали обрывочные образы, но они не вызывали ничего, кроме растерянности. Но даже растерянность лучше, чем пустота. И все же, постепенно образы становились четче, ярче, к ним добавлялись запахи, звуки и новые слова.
Сидя взаперти, Неназванный узнал, что в этом мире есть еще кто-то, кроме него и несмолкающего ветра. Узник видел других созданий, не таких, как он. Они являлись ему прямо здесь, в темнице. Сначала хрупкая и бледная Белая дева, умевшая превращаться в полупрозрачную дымку. Она заговорила с ним, сердилась, а узник не понимал – почему. Он не чувствовал никакой вины, но от гнева девы что-то дрогнуло в Неназванном. Появились трещины в стенах, скрывавших то, кем он был, и пустоты внутри как будто стало меньше.
Затем он снова остался один и с мучительным упорством пытался ощутить хоть какое-то движение или изменение вокруг, учился отмерять фрагменты своего однообразного существования, потому что откуда-то знал – мера есть у всего.
Однако бездна, отделявшая его от утраченного, не имела пределов. Он здесь, а на том конце бесконечности осталось что-то, делавшее его цельным, не таким, каким он был сейчас.
Неназванный закрывал глаза, снова начинал прислушиваться к ветру и проваливался в состояние, схожее со смертью. Он умирал здесь, а оживал где-то в другом месте. Узник чувствовал то, что не мог понять, говорил слова, которых не знал. Он метался в тщетных поисках и находил то, без чего не мог существовать.
Он возвращался, открывал глаза, пытаясь удержать хотя бы обрывки странных грез, но все привидевшееся таяло бесследно, а узник не мог ничего вспомнить, как ни старался. Оставалось только понимание, что он что-то видел, и чувство неизбывной тоски, угнездившееся в груди.
А потом появилась крылатая тварь. Она бесшумно проникла через один из узких проемов, и тяжело свалилась на пол. Замерла, слившись окраской перьев с черными камнями темницы. Может она и была тьмой, явившейся к нему под видом птицы. Неназванный заглянул в мутные глаза. Они блестели, словно налитые слезами и смотрели на лежавшего на полу узника, не отрываясь, и он тоже не сводил с нежданной гостьи взгляда. Он ждал, что птица заговорит, как мгла, обернувшаяся девушкой. Был уверен - и у этого создания есть причины сердиться на него. Эти глаза… В них было то, что перекликалось с тоской, которую он ощущал, возвращаясь из своих видений.
Некоторое время они смотрели друг на друга, пока птица, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, не приблизилась к голове узника. Он пошевелился, собираясь подняться с пола, но крылатая гостья издала гневный хриплый звук, словно предупреждая, и узник замер на месте.
Птица раскинула крылья и сделала быстрый выпад головой. Неназванный мгновенно среагировал, решив, что тварь собралась выклевать ему глаза - зажмурился, отвернул лицо. И почувствовал резкую боль. Птица вырвала у него прядь волос. Узник хрипло выдохнул, отпрянул, перекатился на бок, и сел, привалившись спиной к стене. А птица, сделав свое дело, подпрыгнула, взмахнула крыльями, потревожив стоялый воздух темницы, и исчезла в проеме, унося в клюве клок вырванных с кровью волос.
Узник провел руками по голове, прикоснулся к лицу, вытянул перед собой руки, разглядывая их. Он не узнавал своего тела. Оно было слишком слабым, раз так остро отреагировало на столь незначительную боль. Такое тело не способно пробить дорогу на волю. А когда-то он мог сделать и не такое. Неназванный был уверен.
Он встал, подошел к стене и уставился на камень, внимательно, уже который раз рассматривая его: поверхность цельная, слегка шершавая, но нигде ни выступа, ни зазубрины, чтобы упереться ногой или ухватиться рукой, забраться выше и выглянуть наружу. Темница словно высечена прямо в горе. Из узких проемов, расположенных высоко над головой по-прежнему лился все тот же сумрачно-серый свет, и казалось, что мир за стенами состоял из туч и ветра, выводившего нескончаемую тоскливую песню.
Но теперь Неназванный знал, что ветер мог не только завывать раненым зверем, он умел шептать, шелестеть, напевать. Ветер приносил откуда-то голоса и ароматы и снова уносил их в неизвестность. Узник успевал уловить тонкий запах, таявший на языке нежной сладостью, услышать звук – ласковый голос, смех, или стон, от которого тело Неназванного менялось, наливаясь незнакомыми ощущениями, требовало что-то, вынуждая беспокойно извиваться на черных каменных плитах.
Он - кто-то, едва появившийся на свет.
И нечто древнее, смертельно уставшее.
В нем все менялось. Неназванный становился кем-то, готовым вспомнить, узнать. Он пытался вглядываться сквозь стены, думая, как выбраться отсюда, чтобы отчетливей почувствовать зов. Он точно знал – его где-то ждали. Он кому-то нужен, он не забыт. Если бы память о нем умерла, то он и сам бы растаял, как посещавшие его грезы. Но он существовал и все отчетливей чувствовал связь, соединявшую его с той стороной бесконечности.
Туда вел путь, которого узник не помнил, но он бы нашел его, если бы выбрался отсюда. У него не было ничего, и вдруг появилось это – призрачная нить, связывающей с тем, чего он даже и не знал. И узник уцепился за эту нить. Не имея возможности ухватиться за нее руками, он мысленно обмотался ею многократно, укутался, словно в кокон, и бесконечно долго лежал, боясь пошевелиться, боясь утратить невидимые добровольные оковы. В них ему было не так тоскливо, не так одиноко.
И что-то становилось ближе. Те места, куда он исчезал, умирая здесь. Кто-то, кого он звал, странствуя во снах.
Она. Та, что дорога.
Неназванный вспомнил.
Он вскочил, шарахнулся к стене, заметался по своей темнице. Он всматривался в полумрак своей памяти, пытаясь уловить лицо той, которая удерживала его от падения в бездну. Черты расплывались, но он слышал ее голос, смех. И стоны, которые она издавала, когда он шептал ей забытые слова, прикасался к ней, а ее хрупкое, нежное тело таяло от наслаждения под его телом.
И он помнил запах. Она пахла цветами и медом. Она была медом. Сладостью его существования, насквозь пропитанного горечью.
Она была его жизнью, и она стала его смертью, но он ничуть об этом не жалел. Он умирал, чтобы возродиться ради нее одной.
Неназванный вдруг успокоился. Он опустился на пол, закрыл глаза и снова попытался вспомнить ее облик. Тщетно. Но узник не огорчился: пусть он не помнил ее лица, но от точно знал, что она не сон, не видение. Она самая настоящая явь. Без обмана. И где-то там, на том краю бездны она ждала его.
А потом нить порвалась.
Все случилось, когда он снова погрузился в небытие и унесся дальше, чем прежде, в самые отдаленные, запретные миры. И там он почти встретился с ней, хотел позвать, но не успел. Он почти увидел границу, за которой пустота превращалась в то, к чему он так стремился. Он потянулся и…
Все внезапно исчезло. Бездна взорвалась изнутри, стала глубже, темнее, расширилась, преодолев границы бесконечности. А согревавший узника теплый кокон растаял, и оглушительно взвывший ветер унес обрывки связующей нити, остатки сладости, тепла и нежности.
Но в последний миг, перед тем, как все сгинуло бесследно, узник вспомнил ту, о ком грезил. Он услышал звон чистых вод ручья, уловил аромат трав и увидел ее.
Вспомнил ее волосы – длинные, покрывавшие ее плащом. Вспомнил, как гладкие, шелковые пряди скользили по их голым, разгоряченным телам.
У нее были теплые нежные губы, ласковые руки, а голос звучал как покой и счастье, как мечта и воля, как страсть и обретение невозможного.
Ради нее он стал предателем, ради нее совершил невозможное и нарушил незыблемое. Ради нее преодолел долгий мучительный путь. Этот путь стал его пределом, но он вел к цели, а в конце ждала величайшая награда. Раньше у него не было пределов, но не было и цели, и наград он не ждал.
Он предпочел конечность ради нее. Только ее он любил и снова потерял. Теперь уже навсегда.
________
*фоморы - мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса, с которыми постоянно приходилось сражаться древним жителям Ирландии.
** в тексте использованы поэтические строки авторства Ирины/September.
***фибула - фигурная застежка для одежды.
Глава 13
Закончился первый месяц лета, а вечность без Кейрана продолжалась.
Джек был все еще жив, врачи не делали никаких прогнозов и осторожно называли состояние пациента стабильным.
Патриция ждала ребенка и поэтому, оказывается, не решалась мне звонить, думая, что после случившегося со мной, ее новость меня не порадует. Что ж, она была почти права - выслушав подругу, я и расстроилась, и обрадовалась, и окончательно заблудилась в своих ощущениях.
Пэтти всегда говорила, что не хочет заводить детей. Услышав от подруги новость, больше похожую на покаяние, я откровенно приуныла: Патриция и сейчас не скрывала, что восторга от своего состояния не испытывает.
А я, ни на минуту не забывая, чего лишилась, и не подозревала, насколько эта тема горчит.
Наш недолгий разговор лишь подтвердил, что мы перестали понимать друг друга, но при этом Пэтти не перестала вздыхать по Брайану. И я не без коварного удовольствия упомянула, что Брайан встретил девушку.
***
Прошла неделя, а я так и не получила от Таули обещанных материалов и ответов на мои вопросы, или хотя бы формальной отписки. На письма, телефонные звонки и вызовы по скайпу женщина, поведавшая мне так много интересного, больше не отвечала.
Сайт, на котором я обнаружила множество цитат из дневника мамы Кейрана, не исчез, но и ничего нового я на нем не нашла.
В ожидании ответа от Таули, я перечитала все статьи и неоднократно просмотрела все материалы. От нашей беседы у меня остались наскоро сделанные записи и вопрос - откуда мама Кейрана брала цитаты для дневника? Записи в тетради были обрывочны, ни одного внятного, последовательного изложения.