***
...Я стояла у кромки леса. Густого, темного и безмолвного. Древние деревья возвышались сплошной стеной, закрывая небо. Сквозь такую чащу невозможно пробраться или ее обойти, но и нельзя повернуть назад. Невидимая, неизвестная, но единственная дорога вела только через лес. Туда, где ждало что-то очень важное.
И я пошла вперед, продвигаясь медленно и осторожно.
Вокруг сумрачно и так тихо, что казалось, все звуки просто умерли. Ни шума ветра, ни шороха листвы, ни пения птиц или жужжания и стрекота насекомых.
Я не слышала собственных шагов, треска сучьев под ногами и наступала на что-то мягкое, слегка пружинящее, как толстый слой резины. Мох, густой и плотный. Он везде: сочно-зеленым одеялом покрывал почву, заползал на стволы растущих и поваленных деревьев, на пни и кочки.
Лес застыл и замер, но чьи-то невидимые глаза наблюдали за моим продвижением. Эти глаза стары, как сама древняя чаща, а, может быть, и как весь мир, и от них не спрятаться.
Я шла не спеша, но уверенно, и вскоре стало казаться, что деревья незаметно расступаются передо мной, давая понять, что я двигаюсь в правильном направлении.
Внутри меня зарождалось что-то. Но это не страх. А нечто слабо трепещущее, как нити паутинки на ветру, как едва слышное эхо отдаленного зова. И оно становилось сильнее по мере того, как я приближалась к чему-то.
Вместе с моими внутренними ощущениями стал оживать мир вокруг. Лес наполнялся звуками, запахами, движением воздуха. Высоко над сплетенными кронами деревьев ярко светило солнце, а, здесь, в гуще леса царили тень и прохлада.
Я медленно шла, предвкушая встречу с чем-то. Или кем-то. Я видела, слышала, ощущала, как все вокруг пронизано этим ожиданием.
Ноги сами несли вперед, бархатистый мох ласкал ступни, создавая ощущения безопасности. Обманчивое или истинное? Сейчас не так уж важно.
Впереди была цель. И, прокладывая неизвестный путь, я двигалась к этой цели.
Неожиданно заросли расступились, и передо мной возникла небольшая поляна. Деревья стояли вокруг, словно охраняя этот потайной уголок в самом сердце леса. Здесь солнце проникало сквозь кроны, создавая причудливый узор из льющихся сверху лучей и кружевной тени.
Игра тени и света занавесом опускалась на громоздкое сооружение, расположенное в центре поляны, как и все в этом лесу, укрытое толстым мшистым «одеялом». Кое-где в плотном покрытии из мха образовались словно бы прорехи, и в них видна потемневшая от времени, серая каменная поверхность.
Это - лежачий кромлех.* Один из тех, что называют «ложем Диармайда и Грайне».** Очень старый, разрушенный временем, но ревностно хранимый лесом.
Вертикальные гигантские камни вросли в землю настолько, что верхняя плита действительно стала чуть покосившимся «ложем», достаточно низким и широким, чтобы забраться на нее без труда и растянуться во весь рост.
Что-то звало довериться древнему камню, хранящему свои тайны. Прилечь, чувствуя себя в полной безопасности и устремить взгляд вверх, туда, где над кронами вековых дубов сияет солнце, а легкие облака движутся по голубому небу.
Мегалит излучал мощную притягательную энергию. Моя кожа начала пылать, в груди зарождалось знакомое волнующее чувство сладкого томления, волнами расходящееся по всему телу.
Я подошла совсем близко к каменной плите, коснулась поверхности рукой. Под ладонью мох ощущался как бархат, мягкий, теплый и сухой. Искушение было сильнее меня, я присела на край плиты, и с наслаждением растянулась на ней. Глаза закрылись, обостряя остальные чувства, делая восприятие более тонким и глубоким.
Кружево, сплетенное из солнечных лучей и мягких теней, окутало невесомым покровом, лаская кожу. Это как самые нежные поцелуи, они то теплые и влажные, то сухие и прохладные, словно легкое дуновение свежего ветра.
Жар и влага невидимых прикосновений переместились к груди. Восхитительное кружение по ареолам делали вершинки очень чувствительными, вызывали жадную потребность в продолжение ласк.
Внизу живота невыносимо сладостно тянуло, все ощущения растворялись в крови, начинали движение, захватывая всю меня целиком. Тело послушно выгибалось, подчиняясь накалу желания, бедра раскрывались, и горячие прикосновения солнца, и влажные касания тени перемещались туда...
Я могла слышать, как бродят соки внутри деревьев, как пульсирует в них жизнь, и это удивительным образом совпадало с моим собственным состоянием. Мое дыхание, сердцебиение, кровоток приходили в гармонию с окружающим миром, достигая полного совпадения и созвучия.
Я знала, что уже не одна. Что никогда не была одна. И никогда не буду.
И снова, откуда-то издалека долетали слова на слегка искаженном, полузабытом языке:
- Beidh Gaoth mo anail... Fuar thiocfaidh chun bheith te do chorp... Te dom ...***
***
- Кейран...
- Ш-ш-ш, сладкая моя... не бойся. Я же говорил, что приду.
Хейз приоткрыла глаза, поднимаясь из глубин своего полусна-полуяви. Она точно уже не одна. Кейран с ней, целует, ласкает. Его сухие, горячие ладони двигались по ее телу.
Как солнечные поцелуи, как кружевной покров, сотканный из света и тени.
...Кейран вошел в дом, наполненный ночной тишиной, и удивительным, растворенным в воздухе покоем.
Знакомые с детства стены, которые долго пустовали, храня свои тайны, дожидаясь, пока время высушит, истончит и развеет все пережитое. Его никогда не тянуло сюда за все эти годы. Но с тех пор, как здесь поселилась она, старый дом, многое испытавший и повидавший, теперь стал по-настоящему живым, даже оставаясь все еще неустроенным и пустым.
Хейз крепко спала.
У окна, на полу стоял цветочный горшок, нехитрым способом превращенный в светильник. Неплохо придумано. Рассеянный свет позволял спокойно ориентироваться, и при этом не нарушал зыбкого покоя.
Но Кейрану не нужен покой. Он хотел только Хейз. Руки подрагивали от потребности прикоснуться к ней, от нетерпеливого желания отбросить простыню, под которой обозначались очертания ее тела.
Он приблизился к дивану, слушая размеренное дыхание Хейз. Опустился на колени у изголовья и долго смотрел на ее лицо, спокойное, расслабленное во сне. Темные брови вразлет, аккуратный нос, мягко очерченные губы, сладость и нежность которых хочется смаковать вечно. Кожа, цветом похожая на спелый, согретый солнцем абрикос. И такая же бархатистая.
Распущенные волосы рассыпались по подушке темным покрывалом, пряди соскользнули вниз, до самого пола. Он становился одержимым, фетишистом, представляя эти волосы, накрывающие их, когда она двигалась, сидя на нем, обнаженная. Он хотел ощущать их скольжение на своей разгоряченной коже, по всему жаждущему телу.
Кейран наклонился ближе, слушая спокойное, размеренное дыхание, вдыхая аромат ее кожи и волос.
- Tiocfaidh an ghaoth i mo anail… Beidh an fuar ina teas do chorp… Te dom ...
Тихонько, едва касаясь, спустил с девичьих плеч тонкие бретельки сорочки, медленно, осторожно потянул податливую ткань вниз, обнажая грудь.
Хейз шевельнулась, с губ вместе с тихим вздохом едва слышно сорвалось его имя.
- Кейран...
- Ш-ш-ш, сладкая моя... не бойся. Я же говорил, что приду.
Она едва ли слышала его, находясь в плену крепкого сна. А он не смог сдержать улыбки, услышав свое имя, наблюдая за этим первым откликом на его присутствие. Происходящее в реальности лишь смутно доносилось до сознания Хейз, пребывающей в стране грез. Но его имя - у нее на устах, а, значит, он сам в ее голове, в мыслях. Может, даже во снах.
И это было так хорошо, что мало походило на явь.
Кончиками чуть дрожащих пальцев Кейран провел по очертаниям груди, по нежным соскам. Губами обхватил вершинку одной груди, ладонью мягко накрыл вторую. Целуя, пробуя языком, гладя губами и проводя рукой, он, как музыку, слушал тихие стоны Хейз. С её приоткрытых губ снова слетели неразборчивые слова.
Она отвечала на его касания, даря самую трепетную радость и ни с чем несравнимое наслаждение, тем, что, даже пребывая во сне, доверяла ему, осознавала, чьи руки ее ласкают.
Мир тихонько уплывал куда-то, погружая в измерение, где он хотел оказаться только с Хейз вдвоем. Частота дыхания менялась, сердце отбивало каждый удар в ритме нараставшего накала желания.
Он стянул и отбросил простыню с Хейз. Переместился, стараясь пока не разбудить ее. Легким касанием провел по стройным ногам, поднимая сорочку, обнажая теплое, расслабленное глубоким сном тело. Легкий шелк мягко скользнул, с готовностью, словно соучастник, открывая Хейз для него. Кейран, не отрывая жадного взгляда от прекрасной женщины, лежащей перед ним, быстро выдернул свою рубашку из-за пояса брюк и, стянув прямо через голову, бросил на пол.
Задыхаясь от томительного нетерпения, он едва контролировал себя. Ему хотелось взять ее прямо так, спящую, еще ничего не осознающую. Хотелось пробудить ее, наполнив своим жаром. Войти в желанное до боли тело одним долгим, сильным толчком и двигаться в ней, ощущая ответный трепет нежной, тугой плоти.
Кейран снова неслышно переместил напряженное тело, встав коленом на край дивана. Руки снова легли на гладкие ноги Хейз. Пылающие ладони двигались вверх, одновременно мягко, но настойчиво разводя бедра девушки.
Он замер на миг, когда по ее телу прошла волна дрожи. Хейз выгнулась навстречу ему, принимая ласки, еще неосознанно, но с готовностью отвечая на них.
Кейран любовался ее лицом, водя руками по теплой коже, невесомо касаясь везде. Подался вперед, всматриваясь в нее. Опираясь одной рукой о спинку дивана, второй погладил волосы, мягкий абрис щеки и округлого подбородка, пальцами пробежался по шее, плечу, груди. Здесь ладонь задержалась, чтобы ощутить сильное, учащенное биение сердца.
Кейран улыбнулся, наслаждаясь волшебным моментом, почти не веря в реальность того, что испытывает все те чувства, что пробуждала в нем Хейз.
Неповторимые, как только ей присущий прозрачно-пряный аромат.
Он провел губами по ключице и ниже, оставляя на теплой, сладко пахнущей коже замысловатый узор из мягких неторопливых поцелуев. Кейран смаковал каждое прикосновение, впитывая любой нюанс, не желая терять ни частицы происходящего волшебства. Уже дрожа от переполнявшего возбуждения, как в лихорадке, Кейран сместился вниз. Ладонь легла на внутреннюю поверхность бедра Хейз. Он медленно отвел ее ногу в сторону.
Он разбудит Хейз, еще больше наполнив ее тело желанием, одурманив ласками. И почувствует тот трепет, тот переход из грезы в явь, когда она окончательно осознает, что это не эротический сон. Он хотел уловить то сладкое содрогание, когда она не сможет больше сдерживаться и выгнется навстречу его жадному рту. Он хотел быть свидетелем мгновения, когда ее вытолкнет из сновидения, и она забьется в его объятиях.
Кейран сглотнул, словно погибая от жажды, и дрожа от предвкушения, наклонился ниже. Первое нежное прикосновение губ сменилось алчно приникшим ртом, и на языке растаял нектар...
***
Утром я не чуяла под собой ног. Они размягчились и отказали. Как и мой мозг. После пробуждения, которое устроил мне ночью Кейран, и после всего, что он творил со мной дальше, почти до рассвета, я уже не чувствовала ни своего тела, ни сознавала, где нахожусь. Лишь знала, с кем я и ради чего.
Не ощущала ничего, кроме сводящей с ума невообразимой близостью тяжести его тела, и жара рук, губ, языка. Не слышала ничего, кроме его слов и дыхания. Не видела ничего, кроме его лица, освещенного сначала лишь рассеянным светом сооруженного мною светильника из цветка и гирлянды. Постепенно первые краски рассвета, проникавшие через окно, стали вырисовывать лицо Кейрана четче.
Он был словно волшебный образ, всплывавший из далекого, забытого сна. И я смотрела в его глаза - темные, как бушующий океан - и видела в них себя, в то время, когда он двигался во мне. А потом он прижимал меня к себе и шептал слова, от которых хотелось и плакать, и смеяться одновременно.
И я не спятила окончательно, когда вдруг поняла, что влюбилась. Потому что трудно было назвать похотливым дурманом то ощущение, разлившееся в моей душе и пробравшееся в сердце. И дело не только в одуряюще невероятном, крышесносном сексе.
Это не притворство и не обман. Это чувство похоже на то, что я испытала, когда общалась с маленькой Джун. Нечто неподдельное, проникновенное, вечное. То, что рождается само, без усилия, без принуждения: жизненная потребность быть с Кейраном, чувствовать рядом всегда. Как в ту нашу первую ночь, когда просто обнимала его, не давая упасть.
Восхождение по лестнице на второй этаж заняло бесконечность. Я как в похмелье доплелась до ванной и залезла под душ. Через пару минут, когда тело и сознание стали возвращаться из невиданных бесконечных пределов, куда меня забрасывало каждый раз, когда Кейран доводил меня до оргазма, я снова почувствовала на себе его руки.
- Это... это слишком, - успела выдохнуть я, перед тем, как он развернул меня к себе и накрыл мой рот своим.
- Это даже еще не достаточно, - прошептал он. - Здесь нет. И. Не может. Быть. Никакой меры, - проговаривал он между поцелуями. - Чем больше касаюсь тебя, тем больше ощущаю голод. Хочу тебя постоянно…
...Позже мы завтракали на кухне.
Было еще очень рано. Утро, едва сменившее рассвет, такое прозрачное и свежее, предвещало очередной погожий день.
На моем ночном госте темно синяя рубашка и серые брюки. Все слегка помятое, ведь дорогие тряпочки провели ночь, валяясь на полу. И даже, несмотря на это, Кейран выглядел непринужденно элегантным.
Надеюсь все же, у него достаточно времени, чтобы заехать домой и переодеться.
- Мне на работу к восьми, - сказал Кейран, - сегодня выбираемся на природу, будем ловить момент, пока погода позволяет. Съемки продлятся до вечера, скорее всего. И я снова приду.
Его улыбающиеся глаза смотрели на меня поверх чашки. Я промолчала.
- Молчишь? Мне не приходить? - он напрягся, не дождавшись ответа.
- Тебе не кажется, что все это...- начала я.
- Чересчур? - перебил меня Кейран. - Ты уже выдавала эту гипотезу. Я тебе ответил.
- Нет, не то хотела сказать, - я покачала головой. - Ты ведь работаешь. И работаешь много. А здесь, со мной ты не отдыхаешь. Пара часов забытья на моем диване не в счет.
- Заботливая, - усмехнулся Кейран. - Лучше скажи, когда ты кроватью обзаведешься?
Я быстренько прикинула, сколько времени прошло с того дня, как я заказала столь необходимый, даже жизненно важный, предмет обстановки.
- Обещали две недели на изготовление. Осталось дня три-четыре.
- И ты хочешь, чтобы эти три-четыре дня я у тебя не появлялся? - нахмурился Кейран. - Сразу говорю, если дело в отсутствии полноценной кровати, то обещать такое не собираюсь. Могу спать на полу. Или в кресле. Опыт у меня имеется. Но не приходить, прости, не смогу.
«А почему он не зовет меня к себе?»
Ответов могло быть несколько и самый простой - не хочет.
И еще. Он недавно расстался с девушкой, с которой встречался (жил?) не один год. Как говорится, еще место не остыло. Воспоминания, и все такое.
Но ничего спрашивать я не собиралась.
- Мне нравится делить с тобой тесный диван, - ответила я. - Но, как ты и сказал, я заботливая, а потому буду переживать, что недостаточно проявляю заботу о человеке, ночующем под крышей моего дома.
