Компас был в руках у Максима, который шагал впереди с серым рюкзаком за плечами. У остальных тоже были рюкзаки с запасом еды на день и туристическим снаряжением – как и положено в походе, пусть и недолгом. Вика на всякий случай сверялась с картой, делая пометки пройденного пути.
Час ходьбы по утренней прохладе – и вот уже обочина пригородного шоссе сменилась грунтовой дорогой, а затем и тропинкой, заросшей травой. Деревья, которые можно было разглядеть из городских многоэтажек сплошной тёмно-зелёной стеной, оказались смешанным лесом, где дубы, ясени и вязы делили место с елями и соснами.
– Это ещё что такое? – Сашка споткнулся о ржавую консервную банку.
– Да тут такого добра навалом! – махнул рукой Эдик.
У кромки леса действительно валялась всякая всячина – пластиковые и стеклянные бутылки из-под напитков, железные банки из-под консервов, кучи разного хлама, оставшегося после пикников. А уж разноцветные пакеты перемещались от летнего ветерка как перекати-поле!
– Убрать бы! Но это целого дня не хватит, а нам ещё до поляны добираться, и к реке, – почесал затылок Сашка.
– Эх, люди! Это же всё не разлагается, так и будет здесь годами валяться, – Максим попинал куски выгоревшего на солнце пластика и откинул ногой в сторону обрывки палатки.
– Ребята, смотрите! – кивнула Жанна в сторону деревьев. – Похоже, это не только здесь!
Действительно, полоса мусора тянулась к клёнам и елям. Всюду под деревьями валялись пачки из-под чипсов, ломанная одноразовая посуда, а радуга пакетов украшала и ветви.
– Вика, делай пометки! Будем составлять мусорную карту! – Максим назвал точные координаты "поля для пикников". – Сашка, включай фотоаппарат, снимать всё будешь!
Ребята направились вглубь леса, пристально вглядываясь под деревья, и огибая разный хлам, что оставили отдыхающие. Путь к поляне, намеченной как место сбора палаток, оказался полосой преодоления препятствий. Поломанные раскладные стулья то и дело ощетинивались металлическими каркасами, резиновые шины, на которых плавали отдыхающие, приткнулись чёрной горой у берега, рваные пакеты с остатками пиршеств на природе привлекали ос, а по осколкам битого бутылочного стекла надо было ступать с изяществом ниндзя. И поляна, и путь к ней уже остались помечены фломастером на карте Вики. То же самое происходило у реки. Берега превратились в отменную свалку с вытоптанной травой и горами мусора.
Жанна окинула взглядом реку и покачала головой:
– Не думаю, что здесь водится рыба! А если и водится, то уж точно в пищу непригодная! Столько отходов, что чистого места не осталось…
Сашка добавил:
– Пора бы привал сделать, а то уже столько с утра отмахали пешком! Только и останавливаться здесь не хочется – мухи и осы, и грязь одна!
– А вы заметили, что нам ещё ни один лесной житель не встретился? Даже птиц не слышно, – прислушалась Жанна.
– Ну ещё бы, я бы тоже от такой вони и грязи сбежал! – Эдик поморщился.
Друзья пошли вдоль берега реки, надеясь отыскать более-менее чистое место. Но даже там, где река впадала в небольшое лесное озеро, чище не стало. Вода заросла тиной, в которой намертво увязли бутылки из-под напитков и жестяные банки из-под колы и пива. Недалеко от берега темнел почти утопленный мопед, а ржавая канистра лежала опрокинутой – весь бензин давно вылился в теперь уже практически болото. Вика со вздохом добавила новую метку в "мусорную карту". Обойдя болотистые берега с мусорными завалами, отмахиваясь от ос и комаров, ребята отправились дальше.
Только там, где кроны деревьев сомкнулись, не пропуская солнечные лучи, подальше от полянок и открытого пространства у воды, дышать наконец-то стало легче. Сумрачные тропки подарили прохладу и наконец-то повеяло запахом хвои. Ребята присели отдохнуть на толстые коряги под сенью деревьев. Наскоро перекусив, они сидели поникшие и грустные. Говорить не хотелось. Столько километров прошли – и везде следы отдыха горожан. Мусор, застилающий некогда заповедный лес, был на огромной площади, вгрызаясь в зелёную стену деревьев, уничтожая траву и цветы, не давая жить зайцам и лисам, губя птиц и мелких грызунов, которые в поиске пищи решили опробовать то, что осталось от людских пиршеств.
– Лес погибает. Что делать будем? – нарушила молчание Вика. – Одни мы не справимся, даже если все каникулы сюда с мешками для мусора приходить будем.
– Надо фотографии распечатать, и копии карты сделать с мусорными отметками! Я этим займусь! – решил Максим.
– Можно в газету всё отправить, чтобы все в городе знали, что скоро у нас от заповедного леса ничего не останется! – предложила Жанна.
– Всех позвать нужно, побольше народу – с мешками для мусора, перчатками, с лопатами и мётлами. И с парочкой грузовиков, а то и больше! И бульдозерами! – не остался в стороне от идей Сашка.
Отдохнув, ребята отправились в обратный путь. Невесёлым он был, долгим. Казалось, что мусорный лес всё не заканчивается. Если бы не компас Максима, все уже были готовы подумать, что так и останутся на этой огромной свалке среди гор пластика, железяк и всякой всячины, оставленной на погибель лесу.
На следующий день с самого утра работа закипела. Ребята рассказали обо всё в своём туристическом кружке, обзвонили всех друзей и одноклассников, которые остались в городе на летние каникулы. На городской площади организовали митинг в защиту леса. Повсюду развесили лозунги: "Стеклянная бутылка разлагается 1 миллион лет!" "Почва заражена ядовитыми веществами!" "Мусор убивает лес!" "Спасём заповедный лес!" Старший брат Максима помог разместить снимки, сделанные ребятами и "мусорную карту" в городской газете и в соцсетях. Взрослым, глядя на стремление ребят спасти лес и реку от гибели под тоннами мусора, пришлось организовать технику и приготовить всё для очистки лесных просторов.
– Как это мы не замечали весь этот мусор? – недоумевали горожане. – Мы ж только на выходные отдохнуть приезжали!
Мусорные кучи и мусорные поляны простирались от самой окраины и уходили до самой реки и до самого озера, которое уже перестало быть озером. "Мусорную карту" раздали всем, кто принимал участие в уборке, разделив участки – чтобы ничего не пропустить.
– Эй, куда? Пластик в этот контейнер! – уверенно командовал Максим, зорко следя, чтобы мусор разделяли.
– Зачем окурки побросали? Они же пять лет разлагаться будут! – возмутилась Жанна, видя, как взрослые после перекура затоптали окурки в землю.
Вика прибежала со стороны реки. Уставшая, взлохмаченная, но довольная оттого, что столько народу помогает спасать лес и реку:
– Хорошо, что вовремя успели! Воздух сухой, пожар мог начаться – вон столько битого стекла убрали. Донышки от бутылок на сухой траве – это всё равно, как увеличительное стекло для разведения огня.
День был длинным. А за ним была ещё целая неделя, в течение которой чуть не все жители города приходили убирать лесные поляны и речные берега, следуя по отметкам "мусорной карты". Но наконец-то последний грузовик увёз гору пластика на завод по переработке, а усталые горожане отправились по домам.
– Слышите? Птица поёт! – прислушалась Жанна к птичьей трели с ближайшего дерева.
-– И соснами пахнет! – глубоко вдохнул Сашка.
– Как думаете, это насовсем? В смысле люди больше не будут в заповедном лесу мусорить? – как-то неуверенно произнесла Вика.
– Лес у нас всё-таки заповедный, а теперь и чистый. Я вчера дальнюю поляну проверял, и кое с кем повстречался. Теперь у нас лесной патруль будет! – хитро прищурился Эдик.
А из-за ближайшей сосны, полностью слившись со стволом, прислушивался к разговору Леший. Он уже переговорил с кикиморами, Лихом Одноглазым, Аукой, парочкой оборотней, и прочей лесной нечистью. Мусорная карта теперь вряд ли понадобится в заповедном лесу!
ЛЕСТНИЦА ЛЮБВИ
Миндаль роняет розовые лепестки на ступени. Каменная лестница вниз ведёт, вдоль неё барвинок вьётся, нежно-голубой, как небо весеннее. Апрель уже, весны середина. Солнце не обжигает, травы не сушит, мягко по лицу тёплым ветерком гладит. Зелень сочная, летним зноем ещё не выжжена. Бело-розовые маргаритки, жёлтый чистяк мелкой россыпью, морозник в тени прячется.
Бежит Айша по ступеням, в скале выдолбленным, к Салгиру спускается. Тоненькая, как веточка алычи, быстрая, как ручеёк. Косы чёрные, смоляные, брови вразлёт, глаза – угольки-агаты. Улыбка на губах алых, румянец щёки тронул. Спешит Айша, ждут её. Все дела домашние переделала, дом прибрала, обед приготовила. Убежала, пока новой работы не дали, а то на весь день хлопоты растянутся. А душа из дома рвётся, как птичка из клетки, ожиданием встречи мается.
Василько, сын плотника, к лестнице каменной от правого берега Салгира торопится. Кудри льняные ветер взлохматил, улыбка на лице веснушчатом блуждает. Вот и лестница, в тени яблонь начинается. Бежит Василько вверх по лестнице, через ступени перепрыгивает. Суму холщовую на боку бережно поддерживает – подарок там для той, кому сердце отдано. Была бы его воля – тотчас бы женою назвал, да разве по любви люди женятся? Отец уже сговорился с кузнецом – дочка у того на выданье, красавица Ульяна. Да не мила она Василю – лучше Айши не сыщется на всём белом свете. Смех звонкий, колокольчиком звенит, взгляд тёплый, ласковый. Но и для Айши уже родители жениха нашли, скоро совсем из дому не выпустят. Бежит Василько, сердце встречу предвкушает, да мыслям тяжёлым хмурится. Как с любимой остаться, как родителей ослушаться?
Вот и лестницы середина. Поворот под скалой, ни сверху, ни снизу не видать. Мох зелёный камень покрыл, тень прохладу сохраняет.
– Василько! – воскликнула радостно, на шею бросилась.
Обнял нежно, взгляд отвести не может. Да и Айша в глаза глядит, не наглядится, светится вся от счастья.
– Еле из дому вырвалась! Думала, не увижу тебя сегодня! – рукой тонкой кудри льняные пригладила.
– Для тебя утром ранним отыскал! – осторожно Василько из сумы подарок достал – в тряпице влажной пионы первые, лесные, с корнями выкопанные.
Обрадовалась больше, чем самоцветам, бережно цветы взяла. Но тут же омрачился взгляд:
– Нельзя мне домой с ними. Не растут они у нас рядом, поймут, что далеко уходила, не пустят больше никуда.
– Давай здесь посадим? – предложил Василько. – Или внизу, у Салгира – им там привольнее.
– Побежали, пока не увяли! – держит цветы нежно, вниз ринулась. Василько – следом.
Нашли место хорошее в долине, поляну солнечную. Василь нож достал, в земле лунки выкопал. Айша пионы в землю опустила, посадила. Водой салгирной полили – приживутся теперь цветы на новом месте.
– Увижу ли теперь цветы наши, – Айша пригорюнилась, – скоро замуж отдадут, из дому не вырвешься.
– А за меня пойдёшь? – обнял Василько, печаль поцелуем развеял.
– Пойду! Да кто ж нам разрешит без родительской воли! – Айша Василю голову на грудь склонила.
– Вот сейчас и узнаем! – озорной блеск в глазах Василька голубыми искрами расплескался. Подхватил он Айшу на руки, к лестнице понёс.
– Пусти, сама идти могу! – улыбается Айша.
– Нет уж, теперь на руках тебя носить буду, пока согласие родительское не получим! – смеётся Василько, а сам уже по ступеням поднимается.
Легка драгоценная ноша, рук не тянет. Айша как птичка-невеличка, тоненькая, гибкая. Руками шею Василька обвила, глаза закрыла, притихла. Василь по ступеням ступает, к Ак-Мечети поднимается. Встречные люди дорогу уступают, смотрят с любопытством – что это сын плотника удумал? А Василько знай себе наверх идёт, любимую на руках бережно несёт. Половина лестницы пройдена, ещё десяток ступеней, и ещё. Вот и наверху уже, приостановился, но Айшу не отпускает, а у самого края скалы ей долину показывает:
– Смотри – вот там, внизу, где яблони цветут да айва растёт, цветы наши. Там дом нам выстрою, у Салгира! – поцеловал крепко, к сердцу прижал любимую.
Идёт Василько твёрдой поступью, а молва людская уже опередила. Знают в доме Айши, что сын плотника с любимой на руках всю лестницу прошёл, даже отдохнуть не присел. Все сто тридцать шесть ступеней каменных Айшу с рук не спускал, и теперь не отпустит, пока родители жениться не дозволят. Призадумался крепко Селим, отец Айши. Младшая дочь, любимая, счастья ей желает, да традиции беречь надо, за человека из народа своего выдавать, как сговорено. А какое ей счастье с сыном купца, что посватался, будет? Не нужны Айше деньги, не нужны драгоценности. Любовь ей нужна, да забота, а Василько парень хороший, работящий – давно Селим его заприметил, знает, что Айша только о нём и думает. Встал Селим, вышел навстречу Васильку да дочери. Принял решение, а с купцом разберётся.
– Дозволь вместе быть, Айшу женой назвать! – Василько у порога дома остановился.
– Неужто от самого Салгира, по всем ступеням каменным нёс? – усмехнулся Селим. – Опускай, хватит ей на шее у будущего мужа сидеть, ещё успеется!
Опустил Василько девушку бережно, но от себя не отпускает, за плечи приобнял. Засияли глаза Айши, не надеялась она согласие родительское получить. Но любовь крепкая все преграды сломала.
Вскоре в долине Салгира дом Василько выстроил, жену молодую привёл. У дома яблони да айва, а на дальней поляне пионы прижились, с каждым годом всё больше разрастаются.
Лестницу каменную называть стали Лестницей любви в память о любви крепкой, которой не помеха любые препятствия. До сих пор сохранилась она, симферопольская Лестница любви. Каменные ступени поистёрлись, оделись бетоном, перила появились. Сюда встречать рассвет после выпускного бала приходили старшеклассники, а влюблённые назначали свидания и признавались в любви.
По сей день в Симферополе есть поверье, что если пройти с любимой на руках до самого верха лестницы, преодолеть все 136 ступеней, да поцеловать там, на самой высокой площадке, откуда город виден, то будет семейная жизнь крепкой, долгой да счастливой. Не верите? Тогда приходите к Лестнице любви с тем, кому отдано сердце, и поднимитесь вместе по всем ступенькам!
Для информации:
Айша (с татарского) – живущая
«Лестница любви» в Симферополе появилась во времена средневековья — каменная лестница, соединяющая сейчас начало улицы Студенческой и улицу Воровского.
ДЕНЬ НОВОЛЕТИЯ
Мышонок Тибальд родился на орбитальной станции. Перебирать лапками в воздухе, передвигаясь по вольеру перелётами от стенки к стенке и от пола к потолку, он научился быстро. В отсутствии гравитации многие животные здесь меняли старые привычки и навыки. Летающих мышей на станции было больше, чем птиц – в соседнем вольере жил лишь попугай. Он почти всегда сидел на жёрдочке, крепко вцепившись в неё когтями.
Час ходьбы по утренней прохладе – и вот уже обочина пригородного шоссе сменилась грунтовой дорогой, а затем и тропинкой, заросшей травой. Деревья, которые можно было разглядеть из городских многоэтажек сплошной тёмно-зелёной стеной, оказались смешанным лесом, где дубы, ясени и вязы делили место с елями и соснами.
– Это ещё что такое? – Сашка споткнулся о ржавую консервную банку.
– Да тут такого добра навалом! – махнул рукой Эдик.
У кромки леса действительно валялась всякая всячина – пластиковые и стеклянные бутылки из-под напитков, железные банки из-под консервов, кучи разного хлама, оставшегося после пикников. А уж разноцветные пакеты перемещались от летнего ветерка как перекати-поле!
– Убрать бы! Но это целого дня не хватит, а нам ещё до поляны добираться, и к реке, – почесал затылок Сашка.
– Эх, люди! Это же всё не разлагается, так и будет здесь годами валяться, – Максим попинал куски выгоревшего на солнце пластика и откинул ногой в сторону обрывки палатки.
– Ребята, смотрите! – кивнула Жанна в сторону деревьев. – Похоже, это не только здесь!
Действительно, полоса мусора тянулась к клёнам и елям. Всюду под деревьями валялись пачки из-под чипсов, ломанная одноразовая посуда, а радуга пакетов украшала и ветви.
– Вика, делай пометки! Будем составлять мусорную карту! – Максим назвал точные координаты "поля для пикников". – Сашка, включай фотоаппарат, снимать всё будешь!
Ребята направились вглубь леса, пристально вглядываясь под деревья, и огибая разный хлам, что оставили отдыхающие. Путь к поляне, намеченной как место сбора палаток, оказался полосой преодоления препятствий. Поломанные раскладные стулья то и дело ощетинивались металлическими каркасами, резиновые шины, на которых плавали отдыхающие, приткнулись чёрной горой у берега, рваные пакеты с остатками пиршеств на природе привлекали ос, а по осколкам битого бутылочного стекла надо было ступать с изяществом ниндзя. И поляна, и путь к ней уже остались помечены фломастером на карте Вики. То же самое происходило у реки. Берега превратились в отменную свалку с вытоптанной травой и горами мусора.
Жанна окинула взглядом реку и покачала головой:
– Не думаю, что здесь водится рыба! А если и водится, то уж точно в пищу непригодная! Столько отходов, что чистого места не осталось…
Сашка добавил:
– Пора бы привал сделать, а то уже столько с утра отмахали пешком! Только и останавливаться здесь не хочется – мухи и осы, и грязь одна!
– А вы заметили, что нам ещё ни один лесной житель не встретился? Даже птиц не слышно, – прислушалась Жанна.
– Ну ещё бы, я бы тоже от такой вони и грязи сбежал! – Эдик поморщился.
Друзья пошли вдоль берега реки, надеясь отыскать более-менее чистое место. Но даже там, где река впадала в небольшое лесное озеро, чище не стало. Вода заросла тиной, в которой намертво увязли бутылки из-под напитков и жестяные банки из-под колы и пива. Недалеко от берега темнел почти утопленный мопед, а ржавая канистра лежала опрокинутой – весь бензин давно вылился в теперь уже практически болото. Вика со вздохом добавила новую метку в "мусорную карту". Обойдя болотистые берега с мусорными завалами, отмахиваясь от ос и комаров, ребята отправились дальше.
Только там, где кроны деревьев сомкнулись, не пропуская солнечные лучи, подальше от полянок и открытого пространства у воды, дышать наконец-то стало легче. Сумрачные тропки подарили прохладу и наконец-то повеяло запахом хвои. Ребята присели отдохнуть на толстые коряги под сенью деревьев. Наскоро перекусив, они сидели поникшие и грустные. Говорить не хотелось. Столько километров прошли – и везде следы отдыха горожан. Мусор, застилающий некогда заповедный лес, был на огромной площади, вгрызаясь в зелёную стену деревьев, уничтожая траву и цветы, не давая жить зайцам и лисам, губя птиц и мелких грызунов, которые в поиске пищи решили опробовать то, что осталось от людских пиршеств.
– Лес погибает. Что делать будем? – нарушила молчание Вика. – Одни мы не справимся, даже если все каникулы сюда с мешками для мусора приходить будем.
– Надо фотографии распечатать, и копии карты сделать с мусорными отметками! Я этим займусь! – решил Максим.
– Можно в газету всё отправить, чтобы все в городе знали, что скоро у нас от заповедного леса ничего не останется! – предложила Жанна.
– Всех позвать нужно, побольше народу – с мешками для мусора, перчатками, с лопатами и мётлами. И с парочкой грузовиков, а то и больше! И бульдозерами! – не остался в стороне от идей Сашка.
Отдохнув, ребята отправились в обратный путь. Невесёлым он был, долгим. Казалось, что мусорный лес всё не заканчивается. Если бы не компас Максима, все уже были готовы подумать, что так и останутся на этой огромной свалке среди гор пластика, железяк и всякой всячины, оставленной на погибель лесу.
На следующий день с самого утра работа закипела. Ребята рассказали обо всё в своём туристическом кружке, обзвонили всех друзей и одноклассников, которые остались в городе на летние каникулы. На городской площади организовали митинг в защиту леса. Повсюду развесили лозунги: "Стеклянная бутылка разлагается 1 миллион лет!" "Почва заражена ядовитыми веществами!" "Мусор убивает лес!" "Спасём заповедный лес!" Старший брат Максима помог разместить снимки, сделанные ребятами и "мусорную карту" в городской газете и в соцсетях. Взрослым, глядя на стремление ребят спасти лес и реку от гибели под тоннами мусора, пришлось организовать технику и приготовить всё для очистки лесных просторов.
– Как это мы не замечали весь этот мусор? – недоумевали горожане. – Мы ж только на выходные отдохнуть приезжали!
Мусорные кучи и мусорные поляны простирались от самой окраины и уходили до самой реки и до самого озера, которое уже перестало быть озером. "Мусорную карту" раздали всем, кто принимал участие в уборке, разделив участки – чтобы ничего не пропустить.
– Эй, куда? Пластик в этот контейнер! – уверенно командовал Максим, зорко следя, чтобы мусор разделяли.
– Зачем окурки побросали? Они же пять лет разлагаться будут! – возмутилась Жанна, видя, как взрослые после перекура затоптали окурки в землю.
Вика прибежала со стороны реки. Уставшая, взлохмаченная, но довольная оттого, что столько народу помогает спасать лес и реку:
– Хорошо, что вовремя успели! Воздух сухой, пожар мог начаться – вон столько битого стекла убрали. Донышки от бутылок на сухой траве – это всё равно, как увеличительное стекло для разведения огня.
День был длинным. А за ним была ещё целая неделя, в течение которой чуть не все жители города приходили убирать лесные поляны и речные берега, следуя по отметкам "мусорной карты". Но наконец-то последний грузовик увёз гору пластика на завод по переработке, а усталые горожане отправились по домам.
– Слышите? Птица поёт! – прислушалась Жанна к птичьей трели с ближайшего дерева.
-– И соснами пахнет! – глубоко вдохнул Сашка.
– Как думаете, это насовсем? В смысле люди больше не будут в заповедном лесу мусорить? – как-то неуверенно произнесла Вика.
– Лес у нас всё-таки заповедный, а теперь и чистый. Я вчера дальнюю поляну проверял, и кое с кем повстречался. Теперь у нас лесной патруль будет! – хитро прищурился Эдик.
А из-за ближайшей сосны, полностью слившись со стволом, прислушивался к разговору Леший. Он уже переговорил с кикиморами, Лихом Одноглазым, Аукой, парочкой оборотней, и прочей лесной нечистью. Мусорная карта теперь вряд ли понадобится в заповедном лесу!
ЛЕСТНИЦА ЛЮБВИ
Миндаль роняет розовые лепестки на ступени. Каменная лестница вниз ведёт, вдоль неё барвинок вьётся, нежно-голубой, как небо весеннее. Апрель уже, весны середина. Солнце не обжигает, травы не сушит, мягко по лицу тёплым ветерком гладит. Зелень сочная, летним зноем ещё не выжжена. Бело-розовые маргаритки, жёлтый чистяк мелкой россыпью, морозник в тени прячется.
Бежит Айша по ступеням, в скале выдолбленным, к Салгиру спускается. Тоненькая, как веточка алычи, быстрая, как ручеёк. Косы чёрные, смоляные, брови вразлёт, глаза – угольки-агаты. Улыбка на губах алых, румянец щёки тронул. Спешит Айша, ждут её. Все дела домашние переделала, дом прибрала, обед приготовила. Убежала, пока новой работы не дали, а то на весь день хлопоты растянутся. А душа из дома рвётся, как птичка из клетки, ожиданием встречи мается.
Василько, сын плотника, к лестнице каменной от правого берега Салгира торопится. Кудри льняные ветер взлохматил, улыбка на лице веснушчатом блуждает. Вот и лестница, в тени яблонь начинается. Бежит Василько вверх по лестнице, через ступени перепрыгивает. Суму холщовую на боку бережно поддерживает – подарок там для той, кому сердце отдано. Была бы его воля – тотчас бы женою назвал, да разве по любви люди женятся? Отец уже сговорился с кузнецом – дочка у того на выданье, красавица Ульяна. Да не мила она Василю – лучше Айши не сыщется на всём белом свете. Смех звонкий, колокольчиком звенит, взгляд тёплый, ласковый. Но и для Айши уже родители жениха нашли, скоро совсем из дому не выпустят. Бежит Василько, сердце встречу предвкушает, да мыслям тяжёлым хмурится. Как с любимой остаться, как родителей ослушаться?
Вот и лестницы середина. Поворот под скалой, ни сверху, ни снизу не видать. Мох зелёный камень покрыл, тень прохладу сохраняет.
– Василько! – воскликнула радостно, на шею бросилась.
Обнял нежно, взгляд отвести не может. Да и Айша в глаза глядит, не наглядится, светится вся от счастья.
– Еле из дому вырвалась! Думала, не увижу тебя сегодня! – рукой тонкой кудри льняные пригладила.
– Для тебя утром ранним отыскал! – осторожно Василько из сумы подарок достал – в тряпице влажной пионы первые, лесные, с корнями выкопанные.
Обрадовалась больше, чем самоцветам, бережно цветы взяла. Но тут же омрачился взгляд:
– Нельзя мне домой с ними. Не растут они у нас рядом, поймут, что далеко уходила, не пустят больше никуда.
– Давай здесь посадим? – предложил Василько. – Или внизу, у Салгира – им там привольнее.
– Побежали, пока не увяли! – держит цветы нежно, вниз ринулась. Василько – следом.
Нашли место хорошее в долине, поляну солнечную. Василь нож достал, в земле лунки выкопал. Айша пионы в землю опустила, посадила. Водой салгирной полили – приживутся теперь цветы на новом месте.
– Увижу ли теперь цветы наши, – Айша пригорюнилась, – скоро замуж отдадут, из дому не вырвешься.
– А за меня пойдёшь? – обнял Василько, печаль поцелуем развеял.
– Пойду! Да кто ж нам разрешит без родительской воли! – Айша Василю голову на грудь склонила.
– Вот сейчас и узнаем! – озорной блеск в глазах Василька голубыми искрами расплескался. Подхватил он Айшу на руки, к лестнице понёс.
– Пусти, сама идти могу! – улыбается Айша.
– Нет уж, теперь на руках тебя носить буду, пока согласие родительское не получим! – смеётся Василько, а сам уже по ступеням поднимается.
Легка драгоценная ноша, рук не тянет. Айша как птичка-невеличка, тоненькая, гибкая. Руками шею Василька обвила, глаза закрыла, притихла. Василь по ступеням ступает, к Ак-Мечети поднимается. Встречные люди дорогу уступают, смотрят с любопытством – что это сын плотника удумал? А Василько знай себе наверх идёт, любимую на руках бережно несёт. Половина лестницы пройдена, ещё десяток ступеней, и ещё. Вот и наверху уже, приостановился, но Айшу не отпускает, а у самого края скалы ей долину показывает:
– Смотри – вот там, внизу, где яблони цветут да айва растёт, цветы наши. Там дом нам выстрою, у Салгира! – поцеловал крепко, к сердцу прижал любимую.
Идёт Василько твёрдой поступью, а молва людская уже опередила. Знают в доме Айши, что сын плотника с любимой на руках всю лестницу прошёл, даже отдохнуть не присел. Все сто тридцать шесть ступеней каменных Айшу с рук не спускал, и теперь не отпустит, пока родители жениться не дозволят. Призадумался крепко Селим, отец Айши. Младшая дочь, любимая, счастья ей желает, да традиции беречь надо, за человека из народа своего выдавать, как сговорено. А какое ей счастье с сыном купца, что посватался, будет? Не нужны Айше деньги, не нужны драгоценности. Любовь ей нужна, да забота, а Василько парень хороший, работящий – давно Селим его заприметил, знает, что Айша только о нём и думает. Встал Селим, вышел навстречу Васильку да дочери. Принял решение, а с купцом разберётся.
– Дозволь вместе быть, Айшу женой назвать! – Василько у порога дома остановился.
– Неужто от самого Салгира, по всем ступеням каменным нёс? – усмехнулся Селим. – Опускай, хватит ей на шее у будущего мужа сидеть, ещё успеется!
Опустил Василько девушку бережно, но от себя не отпускает, за плечи приобнял. Засияли глаза Айши, не надеялась она согласие родительское получить. Но любовь крепкая все преграды сломала.
Вскоре в долине Салгира дом Василько выстроил, жену молодую привёл. У дома яблони да айва, а на дальней поляне пионы прижились, с каждым годом всё больше разрастаются.
Лестницу каменную называть стали Лестницей любви в память о любви крепкой, которой не помеха любые препятствия. До сих пор сохранилась она, симферопольская Лестница любви. Каменные ступени поистёрлись, оделись бетоном, перила появились. Сюда встречать рассвет после выпускного бала приходили старшеклассники, а влюблённые назначали свидания и признавались в любви.
По сей день в Симферополе есть поверье, что если пройти с любимой на руках до самого верха лестницы, преодолеть все 136 ступеней, да поцеловать там, на самой высокой площадке, откуда город виден, то будет семейная жизнь крепкой, долгой да счастливой. Не верите? Тогда приходите к Лестнице любви с тем, кому отдано сердце, и поднимитесь вместе по всем ступенькам!
Для информации:
Айша (с татарского) – живущая
«Лестница любви» в Симферополе появилась во времена средневековья — каменная лестница, соединяющая сейчас начало улицы Студенческой и улицу Воровского.
ДЕНЬ НОВОЛЕТИЯ
Мышонок Тибальд родился на орбитальной станции. Перебирать лапками в воздухе, передвигаясь по вольеру перелётами от стенки к стенке и от пола к потолку, он научился быстро. В отсутствии гравитации многие животные здесь меняли старые привычки и навыки. Летающих мышей на станции было больше, чем птиц – в соседнем вольере жил лишь попугай. Он почти всегда сидел на жёрдочке, крепко вцепившись в неё когтями.
