- Всё нормально, Владимир Юрьевич, - ответил Пашка.
- Ну вот и хорошо, - Грановский вернулся за стол, сел напротив и положил перед Пашкой раскрытый портсигар, - кури, если хочешь.
Пашка взял дорогую сигарету и прикурил. Сигаретный дым немного успокаивал нервы.
Грановский сидел напротив него и смотрел в упор, разглядывая его лицо. Всё также молча. И Пашка вдруг подумал, что ему давно уже всё известно... и про него, и про Елену. И самое главное - про план, который возник в его голове. И что сейчас Грановский просто тянет время, играя с ним вот так... как кошка с мышкой.
"Да нет, не может он ничего знать", - подумал Пашка, борясь с нарастающей внутри тревогой. Он кашлянул и опустил голову, почему-то чувствуя себя виноватым. Взгляд опять упал на перекрещенные на поверхности стола царапины. А за ними, в самом углу было нацарапано даже какое-то слово, но так мелко, что было не разобрать, какое именно. Пашка увидел его только сейчас. Он кашлянул и, подняв голову, усилием воли заставил себя посмотреть Грановскому в глаза.
Но тот смотрел на Пашку доброжелательно.
- Гляжу я на тебя, Миронов, - начал Грановский, - и вот о чём думаю. Совсем ты, парень, худой. В общем, с завтрашнего дня будешь получать двойной продовольственный паёк.
- Спасибо, Владимир Юрьевич, - как-то неловко поблагодарил Пашка.
- Так что завтра уже его получишь, - улыбнулся ему Грановский, - и ещё, Миронов, самое важное...
Он сделал небольшую паузу, и Пашка напрягся.
Неожиданно в дверь раздался резкий стук.
- Да, - бросил Грановский.
На пороге показался шофёр Серега Артов.
- Владимир Юрьевич, всё готово, - начал он и замолчал, увидев сидящего за столом Пашку, - вы заняты, так я попозже тогда...
- Ничего, ничего, - Грановский захлопнул портсигар, сунул его в карман и вышел в коридор вместе с Артовым, бросив Пашке, - Миронов, подожди пару минут.
Пашка кивнул и бросил взгляд на дверь. Выходя, Грановский плотно закрыл её за собой. Пашка перевёл дыхание и, вскочив со своего места, обогнул стол. С той стороны было три ящичка. Два нижних закрыты на ключ, но верхний открылся, когда Пашка с силой дёрнул его на себя. И он увидел, что маленький ключ торчал снаружи. Выходя, Грановский забыл его вынуть. Да скорее всего он и не ожидал, что кто-то туда полезет. Времени было в обрез, Пашка сунул руку в стол, наткнулся на какие-то две печати, круглую и прямоугольную. Сверху лежали какие-то толстые папки. Он просунул руку дальше, за них и наткнулся на стопку небольших плотных листков. Пашка почувствовал, как в висках запульсировало, когда он посмотрел на вынутый листок. Это были те самые пропуска на выезд из города. Небольшие прямоугольные бумажки с графами, в которые вписывались имя и фамилия. Он увидел, что в левом нижнем углу уже стояла фиолетовая круглая печать ЧК, а ещё ниже стояла подпись. Подпись Грановского. Бланки были уже заранее проштампованы и подписаны, а имя и фамилию Грановский или кто-либо из чекистов по его приказу, вписывали позже.
Скрипнула ручка открываемой двери, и Пашка, собиравшийся уже сунуть пару этих бланков в карман куртки, не успел этого сделать. Времени хватило только на то, чтобы задвинуть ящик стола и метнуться обратно, на прежнее место. Он перевел дыхание и постарался казаться как можно более спокойным.
Но Грановский, вроде, ничего не заподозрил. Его взгляд равнодушно скользнул по Пашкиному лицу, он подошёл к форточке, захлопнул её и сел за стол.
- Так вот, Миронов, - начал он, - насчёт самого важного. Завтра будет выездной расстрел.
От этих слова Пашка слегка вздрогнул... Но Грановский, казалось, этого не заметил и продолжал, сцепив в замок руки, лежащие на столе.
- Партия будет большая, двадцать три человека.
- Да, много, - пробормотал парень.
- Двадцать три человека, - резко повторил Грановский. - А точнее... двадцать три врага революции. И почему предупреждаю ещё... завтра утром к нам приедет товарищ из Петрограда, зам. самого товарища Антипова Николая Кирилловича. Знаешь Антипова-то?
- Да, - Пашка кивнул, - слышал про него, он глав.ЧК в Петрограде.
- Ну, добро, - Грановский улыбнулся ему, - ты, смотрю, парень умный. Потому и говорю. Ещё точно не знаю, но возможно, товарищ этот захочет поехать с нами, на выезд. Посмотреть нашу работу, оценить. Понимаешь меня?
- Да, понимаю, - опять кивнул Пашка.
- Вот и славно. Так что ты уж смотри, Миронов, не подведи. И себя, и меня тоже.
- Хорошо, Владимир Юрьевич, я всё понял, - ответил Пашка.
Грановский улыбнулся ему, достал ещё одну сигарету, сунул в зубы. Захлопнул верхний ящик стола, повернул маленький ключик несколько раз, и Пашка с тоской посмотрел, как он засовывает ключ в карман.
Зам. Антипова оказался невысоким плотным и лысоватым мужчиной с маленькими усиками и небольшими темными глазками. Но по тому, как, порой, заискивающе говорил с ним Грановский, Пашка понял, что пользуется этот человек большим и важным авторитетом. И его боятся. Фамилия его была Корбаш. А звали Иосиф Самуилович. Приехал он к ним часов в девять утра. А уже в полдень Пашка и остальные чекисты получили приказ готовить партию. День был ветреный и очень холодный. На земле лежала изморозь, небо стылым и белым полотном лежало сверху, над землей.
Пашка, уже заранее выпивший водки, немного согрелся, но внутри всё равно сидел противный холод. И он не знал, как от него избавиться.
Корбаш изъявил желание поехать вместе с ними посмотреть расстрел. И Пашка даже не удивился этому, он почти знал, что так оно и будет. Уже при первом взгляде на этого полного человека с проплешиной, он испытал к нему неприязнь.
- Давайте, шевелитесь! - громко крикнул Антон Завьялов, обращаясь к заключённым.
Они по очереди выходили на улицу. Там же, у самой двери, Пашка вместе с остальными чекистами связывал им руки, а потом прикладами толкали в спину, направляя в сторону грузовика. Серега Артов уже сидел за рулём. Сзади него, в большой кабине сидел Грановский вместе с Корбашом. Пашка посмотрел на них через стекло, и увидел, что они о чём-то говорили, а на лице Корбаша змеилась противная улыбка. Пашку почему-то передёрнуло...
"А чем я лучше его?" - вдруг пронзила сознание мысль. - Чем? Он будет смотреть... а я буду убивать".
Уже бОльшая часть заключенных вышла во двор. Среди последних оказалась и женщина, невысокая и такая же худенькая, как Елена. Только с вьющимися рыжими волосами. Перед тем, как она повернулась к нему спиной, и Пашка связал женщине руки, он увидел её большие синие глаза. Они были полны слёз.
И Пашка опять подумал про Елену. Ведь и её раньше ожидало то же самое.
- Долго там ещё? Выходите уже! - крикнул Пашка в темнеющий дверной проём. И почувствовал, как голос его срывается.
Наконец, вышел последний человек. Завьялов связал ему руки и грубо толкнул в спину. Фургон почти полностью заполнился обречёнными людьми. Артов, вылезший из кабины, закрыл дверь и опустил брезент. С лязгом открылись металлические ворота, и через пару минут машина выехала с территории ЧК.
Падал мокрый снег. Падал и сразу же таял, едва касаясь земли. Под ногами чавкала грязь. Ещё и сильный, пронизывающий ветер подул, и Пашка, поежившись от холода, отвернул крышечку фляги и сделал большой обжигающий глоток.
Он вспомнил свой первый расстрел. С этого времени, казалось, прошла уже целая вечность. А сейчас уже и водка перестала помогать. Не спасала она от проникшего в сердце холода и тоски... и чувства того, что делает он всё не так, не правильно. Не так, как должно быть. А как должно быть?
Пашка тряхнул головой, стараясь прогнать эти навязчивые мысли.
"Но как же так получилось? - неожиданно подумал он, остановившись. - Ведь не было у меня сначала никаких сомнений. Всё было таким чётким и ясным.
Вот она, расстрельная линия. По эту сторону - мы, те, кто за революцию. За народ. За счастливую жизнь. А по ту сторону - они. Враги народа. Те, кто против. Те, кто заслуживает смерти."
Враги... Он повторил про себя это слово, и как-то криво усмехнулся.
- Эй, Миронов, ты чего там бормочешь?
Он почувствовал, как в бок его пихнул Антон Завьялов. Пашка посмотрел на Антона. Тот был, как всегда, бодрым, его небольшие глаза блестели.
Антон потер небритый подбородок и кивнул головой, указывая Пашке вперед, где шел Корбаш вместе с Грановским. Они о чём-то говорили, и Корбаш оживленно жестикулировал.
- Глянь, зам. Антипова-то какой бодрый. Видать, любит он это дело.
- Что любит? - равнодушно спросил Пашка.
- Да на расстрелы смотреть.
- Да, - кивнул Пашка и ускорив шаг, оставил Антона позади.
Глаза обреченным не завязывали. Был день, и было непривычно видеть их глаза и лица. Худенькая рыжеволосая женщина тихо плакала, но потом и она затихла, стоя вместе с остальными на краю глубокого рва.
Пашка посмотрел на человека, которого ему предстояло убить. Это был совсем молодой парень, не старше двадцати двух лет. Он в упор, не отрываясь, смотрел на Пашку, и тому стало не по себе от этого холодного и презрительного взгляда. Пашка напряг память, вспоминая его фамилию. Кажется, Суворин. Да, точно, Суворин. Поручик, корниловец, в ЧК он пробыл недолго, меньше недели. Участие в Белой армии уже само по себе было преступлением против революции. Суворина даже толком не допрашивали, просто удостоверили личность и Пашка вспомнил, как Грановский, сощурив глаза, процедил тогда сквозь зубы: "Расстрел". И поставил какую-то галочку напротив напечатанной на листке фамилии.
Суворин стоял совершенно спокойно, несмотря на пронизывающий до костей ветер. И близкую смерть. И было в его взгляде что-то такое, от чего Пашке стало страшно. Всё то же холодное презрение, как будто не он был жертвой, а наоборот, будто это он, Пашка, стоял перед Сувориным, ожидая своей участи. А время будто застыло, стало вязко-неподвижным. И Пашка всё стоял и вместе с остальными чекистами ждал приказа Грановского.
"Скорей бы уже, - мелькнуло в его сознании, - только бы не видеть этих глаз. Только бы не видеть..."
Наконец-то прозвучала короткая, отрывистая команда Грановского. Как всегда. И Пашка, уже нажимая на курок, почувствовал, как в последний момент дрогнула его рука... Словно кто-то, невидимый, сильно сжал ему запястье, выворачивая. Рука заныла. Сердце забилось высоко, где-то в горле.
"Промахнулся", - обреченно подумал Пашка, бросив взгляд туда, где стоял Суворин. Но его не было на краю рва, как и остальных, приговоренных к смерти людей.
"Может, и обошлось", - подумал он.
Прошло несколько мгновений. Со дна оврага раздался какой-то глухой стон.
Грановский подошел к краю рва, бросил быстрый взгляд вниз. И быстро подошёл к Пашке.
- Твою мать, Миронов! - услышал Пашка рядом с собой его приглушенный голос, - что ты творишь-то? С пяти шагов попасть не можешь?
Пашка посмотрел в злые, сощуренные глаза Грановского. Корбаш тоже подошел к ним и, как ни странно, добродушно усмехнувшись, хлопнул Пашку по спине.
- Да брось, Владимир Юрьевич, - обернулся он к Грановскому, - парень молодой, неопытный ещё. С кем не бывает.
Он засмеялся высоким противным смехом, показывая желтые зубы, и Пашка увидел в передних вставленную золотую коронку.
- Но, дело надо доводить до конца, - продолжал Корбаш.
- Давай, Миронов, - Грановский сильно толкнул Пашку в спину, направляя к краю оврага,- добей его.
И Пашка подошел к краю рва, доставая спрятанный уже наган.
- Э, братец, а вот пули надо экономить, - Корбаш опять весело хлопнул его по спине. - Давай-ка сюда.
Он кивнул на наган, протягивая ладонь и Пашка недоуменно положил наган в его пухлую руку.
- Ну, молодец, - ухмыльнулся Корбаш.
- А теперь давай вниз! - деловито скомандовал он, кивнув вниз, на раненого, - штыком добьёшь.
Он столкнул Пашку в ров, кинув ему вслед винтовку.
- Живее, Миронов! - крикнул сверху Грановский.
Внизу Пашка поскользнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. В голове зашумело, и он сжал ладонью холодную поверхность винтовки, словно пытаясь удержаться за неё. Сзади раздался хриплый стон, и обернувшись, он увидел лежавшего на спине Суворина. Видимо, пуля прошла навылет, но не задела сердце. Он был весь в крови, но ещё жив.
Пашка посмотрел на его бледное измученное лицо. Поймал его взгляд. Суворин был в сознании.
- Ну... давай, - хрипло прошептал он Пашке. - Давай же...
И Пашка занёс над ним штык.
"В горло надо. Или в сердце", - подумал он, примериваясь.
Спиной он ощущал на себе заинтересованный взгляд Корбаша. И чувствовал злость Грановского.
Рука уже была готова с силой опуститься вниз. Суворин хрипло прерывисто дышал. Пашка зачем-то посмотрел в его лицо... и понял, что не сможет этого сделать... Рука безвольно опустилась. Он бросил винтовку вниз, в грязь. В голове пульсировало и шумело, к горлу подступила тошнота.
- Я... не могу! - крикнул он срывающимся голосом. - Наган дайте! А так... не буду. Не могу.
- Вот сучонок! - бросил ему сверху Грановский.
Корбаш молчал, с усмешкой глядя на него. И посмотрев на него снизу вверх, Пашка вдруг почувствовал какую-то глухую ненависть.
- Завьялов! - громко крикнул Грановский, и когда Антон подошёл к нему, кивнул вниз.
- Давай ты, Антон. Прикончи его уже наконец.
Через мгновение Антон оказался внизу, рядом с Пашкой. Быстро поднял штык и через пару мгновений всё было кончено.
- Ну что, нервишки сдали? - зло прошептал Завьялов Пашке, вытирая с лица брызги крови. - Смотри, паря, халтурить начнешь, в следующий раз на его месте будешь ты... точно тебе говорю.
"Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли..."
Церковный хор пел слова молитвы. И Пашка повторял их про себя, чуть шевеля губами. Пение неслось вверх, к высокому церковному куполу. У ликов святых мерцали огоньки свечей, и впервые за долгое-долгое время Пашка почувствовал внутри какое-то умиротворение. Здесь было так хорошо и спокойно, словно что-то легкое и светлое проникало в самую его душу, исцеляя её и снимая боль.
Но что это? Вдруг воздух впереди него задрожал и стал горячим... послышался какой-то глухой шум. Каноник, рядом с которым Пашка стоял, накренился, свечи посыпались вниз. Со стены сорвалось и с грохотом упало на пол большое распятие. Пашка в страхе поднял голову вверх и увидел, что стены церкви как будто складываются, как стены карточного домика. Срывались и падали иконы, от упавших свечей начался пожар и пополз черный удушливый дым. Вместе с остальными прихожанами Пашка в страхе успел выскочить из разваливающегося храма. Моросил мелкий дождь, впереди простиралась длинная грязная улица. Пашка побежал вперед и когда совсем запыхался, остановился перевести дух. Посмотрел перед собой, и его взгляд упёрся в серую каменную стену. По ней стекали струи дождя. А у стены стояли люди, человек шесть. Среди них он увидел женщину, хрупкую, с длинными светлыми волосами. И когда Пашка пригляделся к ней, боль ударила его в сердце. Это была Елена.
- Нет! - закричал Пашка, подбегая к тем, кто стоял напротив этих людей и готовился выстрелить. - Не стреляйте!
Люди, державшие наганы, обернулись к нему. Он увидел обращенное на него чёрное дуло. Но никак не мог рассмотреть лица человека, смотревшего сквозь прицел.
- Ну вот и хорошо, - Грановский вернулся за стол, сел напротив и положил перед Пашкой раскрытый портсигар, - кури, если хочешь.
Пашка взял дорогую сигарету и прикурил. Сигаретный дым немного успокаивал нервы.
Грановский сидел напротив него и смотрел в упор, разглядывая его лицо. Всё также молча. И Пашка вдруг подумал, что ему давно уже всё известно... и про него, и про Елену. И самое главное - про план, который возник в его голове. И что сейчас Грановский просто тянет время, играя с ним вот так... как кошка с мышкой.
"Да нет, не может он ничего знать", - подумал Пашка, борясь с нарастающей внутри тревогой. Он кашлянул и опустил голову, почему-то чувствуя себя виноватым. Взгляд опять упал на перекрещенные на поверхности стола царапины. А за ними, в самом углу было нацарапано даже какое-то слово, но так мелко, что было не разобрать, какое именно. Пашка увидел его только сейчас. Он кашлянул и, подняв голову, усилием воли заставил себя посмотреть Грановскому в глаза.
Но тот смотрел на Пашку доброжелательно.
- Гляжу я на тебя, Миронов, - начал Грановский, - и вот о чём думаю. Совсем ты, парень, худой. В общем, с завтрашнего дня будешь получать двойной продовольственный паёк.
- Спасибо, Владимир Юрьевич, - как-то неловко поблагодарил Пашка.
- Так что завтра уже его получишь, - улыбнулся ему Грановский, - и ещё, Миронов, самое важное...
Он сделал небольшую паузу, и Пашка напрягся.
Неожиданно в дверь раздался резкий стук.
- Да, - бросил Грановский.
На пороге показался шофёр Серега Артов.
- Владимир Юрьевич, всё готово, - начал он и замолчал, увидев сидящего за столом Пашку, - вы заняты, так я попозже тогда...
- Ничего, ничего, - Грановский захлопнул портсигар, сунул его в карман и вышел в коридор вместе с Артовым, бросив Пашке, - Миронов, подожди пару минут.
Пашка кивнул и бросил взгляд на дверь. Выходя, Грановский плотно закрыл её за собой. Пашка перевёл дыхание и, вскочив со своего места, обогнул стол. С той стороны было три ящичка. Два нижних закрыты на ключ, но верхний открылся, когда Пашка с силой дёрнул его на себя. И он увидел, что маленький ключ торчал снаружи. Выходя, Грановский забыл его вынуть. Да скорее всего он и не ожидал, что кто-то туда полезет. Времени было в обрез, Пашка сунул руку в стол, наткнулся на какие-то две печати, круглую и прямоугольную. Сверху лежали какие-то толстые папки. Он просунул руку дальше, за них и наткнулся на стопку небольших плотных листков. Пашка почувствовал, как в висках запульсировало, когда он посмотрел на вынутый листок. Это были те самые пропуска на выезд из города. Небольшие прямоугольные бумажки с графами, в которые вписывались имя и фамилия. Он увидел, что в левом нижнем углу уже стояла фиолетовая круглая печать ЧК, а ещё ниже стояла подпись. Подпись Грановского. Бланки были уже заранее проштампованы и подписаны, а имя и фамилию Грановский или кто-либо из чекистов по его приказу, вписывали позже.
Скрипнула ручка открываемой двери, и Пашка, собиравшийся уже сунуть пару этих бланков в карман куртки, не успел этого сделать. Времени хватило только на то, чтобы задвинуть ящик стола и метнуться обратно, на прежнее место. Он перевел дыхание и постарался казаться как можно более спокойным.
Но Грановский, вроде, ничего не заподозрил. Его взгляд равнодушно скользнул по Пашкиному лицу, он подошёл к форточке, захлопнул её и сел за стол.
- Так вот, Миронов, - начал он, - насчёт самого важного. Завтра будет выездной расстрел.
От этих слова Пашка слегка вздрогнул... Но Грановский, казалось, этого не заметил и продолжал, сцепив в замок руки, лежащие на столе.
- Партия будет большая, двадцать три человека.
- Да, много, - пробормотал парень.
- Двадцать три человека, - резко повторил Грановский. - А точнее... двадцать три врага революции. И почему предупреждаю ещё... завтра утром к нам приедет товарищ из Петрограда, зам. самого товарища Антипова Николая Кирилловича. Знаешь Антипова-то?
- Да, - Пашка кивнул, - слышал про него, он глав.ЧК в Петрограде.
- Ну, добро, - Грановский улыбнулся ему, - ты, смотрю, парень умный. Потому и говорю. Ещё точно не знаю, но возможно, товарищ этот захочет поехать с нами, на выезд. Посмотреть нашу работу, оценить. Понимаешь меня?
- Да, понимаю, - опять кивнул Пашка.
- Вот и славно. Так что ты уж смотри, Миронов, не подведи. И себя, и меня тоже.
- Хорошо, Владимир Юрьевич, я всё понял, - ответил Пашка.
Грановский улыбнулся ему, достал ещё одну сигарету, сунул в зубы. Захлопнул верхний ящик стола, повернул маленький ключик несколько раз, и Пашка с тоской посмотрел, как он засовывает ключ в карман.
***
Зам. Антипова оказался невысоким плотным и лысоватым мужчиной с маленькими усиками и небольшими темными глазками. Но по тому, как, порой, заискивающе говорил с ним Грановский, Пашка понял, что пользуется этот человек большим и важным авторитетом. И его боятся. Фамилия его была Корбаш. А звали Иосиф Самуилович. Приехал он к ним часов в девять утра. А уже в полдень Пашка и остальные чекисты получили приказ готовить партию. День был ветреный и очень холодный. На земле лежала изморозь, небо стылым и белым полотном лежало сверху, над землей.
Пашка, уже заранее выпивший водки, немного согрелся, но внутри всё равно сидел противный холод. И он не знал, как от него избавиться.
Корбаш изъявил желание поехать вместе с ними посмотреть расстрел. И Пашка даже не удивился этому, он почти знал, что так оно и будет. Уже при первом взгляде на этого полного человека с проплешиной, он испытал к нему неприязнь.
- Давайте, шевелитесь! - громко крикнул Антон Завьялов, обращаясь к заключённым.
Они по очереди выходили на улицу. Там же, у самой двери, Пашка вместе с остальными чекистами связывал им руки, а потом прикладами толкали в спину, направляя в сторону грузовика. Серега Артов уже сидел за рулём. Сзади него, в большой кабине сидел Грановский вместе с Корбашом. Пашка посмотрел на них через стекло, и увидел, что они о чём-то говорили, а на лице Корбаша змеилась противная улыбка. Пашку почему-то передёрнуло...
"А чем я лучше его?" - вдруг пронзила сознание мысль. - Чем? Он будет смотреть... а я буду убивать".
Уже бОльшая часть заключенных вышла во двор. Среди последних оказалась и женщина, невысокая и такая же худенькая, как Елена. Только с вьющимися рыжими волосами. Перед тем, как она повернулась к нему спиной, и Пашка связал женщине руки, он увидел её большие синие глаза. Они были полны слёз.
И Пашка опять подумал про Елену. Ведь и её раньше ожидало то же самое.
- Долго там ещё? Выходите уже! - крикнул Пашка в темнеющий дверной проём. И почувствовал, как голос его срывается.
Наконец, вышел последний человек. Завьялов связал ему руки и грубо толкнул в спину. Фургон почти полностью заполнился обречёнными людьми. Артов, вылезший из кабины, закрыл дверь и опустил брезент. С лязгом открылись металлические ворота, и через пару минут машина выехала с территории ЧК.
***
Падал мокрый снег. Падал и сразу же таял, едва касаясь земли. Под ногами чавкала грязь. Ещё и сильный, пронизывающий ветер подул, и Пашка, поежившись от холода, отвернул крышечку фляги и сделал большой обжигающий глоток.
Он вспомнил свой первый расстрел. С этого времени, казалось, прошла уже целая вечность. А сейчас уже и водка перестала помогать. Не спасала она от проникшего в сердце холода и тоски... и чувства того, что делает он всё не так, не правильно. Не так, как должно быть. А как должно быть?
Пашка тряхнул головой, стараясь прогнать эти навязчивые мысли.
"Но как же так получилось? - неожиданно подумал он, остановившись. - Ведь не было у меня сначала никаких сомнений. Всё было таким чётким и ясным.
Вот она, расстрельная линия. По эту сторону - мы, те, кто за революцию. За народ. За счастливую жизнь. А по ту сторону - они. Враги народа. Те, кто против. Те, кто заслуживает смерти."
Враги... Он повторил про себя это слово, и как-то криво усмехнулся.
- Эй, Миронов, ты чего там бормочешь?
Он почувствовал, как в бок его пихнул Антон Завьялов. Пашка посмотрел на Антона. Тот был, как всегда, бодрым, его небольшие глаза блестели.
Антон потер небритый подбородок и кивнул головой, указывая Пашке вперед, где шел Корбаш вместе с Грановским. Они о чём-то говорили, и Корбаш оживленно жестикулировал.
- Глянь, зам. Антипова-то какой бодрый. Видать, любит он это дело.
- Что любит? - равнодушно спросил Пашка.
- Да на расстрелы смотреть.
- Да, - кивнул Пашка и ускорив шаг, оставил Антона позади.
Глаза обреченным не завязывали. Был день, и было непривычно видеть их глаза и лица. Худенькая рыжеволосая женщина тихо плакала, но потом и она затихла, стоя вместе с остальными на краю глубокого рва.
Пашка посмотрел на человека, которого ему предстояло убить. Это был совсем молодой парень, не старше двадцати двух лет. Он в упор, не отрываясь, смотрел на Пашку, и тому стало не по себе от этого холодного и презрительного взгляда. Пашка напряг память, вспоминая его фамилию. Кажется, Суворин. Да, точно, Суворин. Поручик, корниловец, в ЧК он пробыл недолго, меньше недели. Участие в Белой армии уже само по себе было преступлением против революции. Суворина даже толком не допрашивали, просто удостоверили личность и Пашка вспомнил, как Грановский, сощурив глаза, процедил тогда сквозь зубы: "Расстрел". И поставил какую-то галочку напротив напечатанной на листке фамилии.
Суворин стоял совершенно спокойно, несмотря на пронизывающий до костей ветер. И близкую смерть. И было в его взгляде что-то такое, от чего Пашке стало страшно. Всё то же холодное презрение, как будто не он был жертвой, а наоборот, будто это он, Пашка, стоял перед Сувориным, ожидая своей участи. А время будто застыло, стало вязко-неподвижным. И Пашка всё стоял и вместе с остальными чекистами ждал приказа Грановского.
"Скорей бы уже, - мелькнуло в его сознании, - только бы не видеть этих глаз. Только бы не видеть..."
Наконец-то прозвучала короткая, отрывистая команда Грановского. Как всегда. И Пашка, уже нажимая на курок, почувствовал, как в последний момент дрогнула его рука... Словно кто-то, невидимый, сильно сжал ему запястье, выворачивая. Рука заныла. Сердце забилось высоко, где-то в горле.
"Промахнулся", - обреченно подумал Пашка, бросив взгляд туда, где стоял Суворин. Но его не было на краю рва, как и остальных, приговоренных к смерти людей.
"Может, и обошлось", - подумал он.
Прошло несколько мгновений. Со дна оврага раздался какой-то глухой стон.
Грановский подошел к краю рва, бросил быстрый взгляд вниз. И быстро подошёл к Пашке.
- Твою мать, Миронов! - услышал Пашка рядом с собой его приглушенный голос, - что ты творишь-то? С пяти шагов попасть не можешь?
Пашка посмотрел в злые, сощуренные глаза Грановского. Корбаш тоже подошел к ним и, как ни странно, добродушно усмехнувшись, хлопнул Пашку по спине.
- Да брось, Владимир Юрьевич, - обернулся он к Грановскому, - парень молодой, неопытный ещё. С кем не бывает.
Он засмеялся высоким противным смехом, показывая желтые зубы, и Пашка увидел в передних вставленную золотую коронку.
- Но, дело надо доводить до конца, - продолжал Корбаш.
- Давай, Миронов, - Грановский сильно толкнул Пашку в спину, направляя к краю оврага,- добей его.
И Пашка подошел к краю рва, доставая спрятанный уже наган.
- Э, братец, а вот пули надо экономить, - Корбаш опять весело хлопнул его по спине. - Давай-ка сюда.
Он кивнул на наган, протягивая ладонь и Пашка недоуменно положил наган в его пухлую руку.
- Ну, молодец, - ухмыльнулся Корбаш.
- А теперь давай вниз! - деловито скомандовал он, кивнув вниз, на раненого, - штыком добьёшь.
Он столкнул Пашку в ров, кинув ему вслед винтовку.
- Живее, Миронов! - крикнул сверху Грановский.
Внизу Пашка поскользнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. В голове зашумело, и он сжал ладонью холодную поверхность винтовки, словно пытаясь удержаться за неё. Сзади раздался хриплый стон, и обернувшись, он увидел лежавшего на спине Суворина. Видимо, пуля прошла навылет, но не задела сердце. Он был весь в крови, но ещё жив.
Пашка посмотрел на его бледное измученное лицо. Поймал его взгляд. Суворин был в сознании.
- Ну... давай, - хрипло прошептал он Пашке. - Давай же...
И Пашка занёс над ним штык.
"В горло надо. Или в сердце", - подумал он, примериваясь.
Спиной он ощущал на себе заинтересованный взгляд Корбаша. И чувствовал злость Грановского.
Рука уже была готова с силой опуститься вниз. Суворин хрипло прерывисто дышал. Пашка зачем-то посмотрел в его лицо... и понял, что не сможет этого сделать... Рука безвольно опустилась. Он бросил винтовку вниз, в грязь. В голове пульсировало и шумело, к горлу подступила тошнота.
- Я... не могу! - крикнул он срывающимся голосом. - Наган дайте! А так... не буду. Не могу.
- Вот сучонок! - бросил ему сверху Грановский.
Корбаш молчал, с усмешкой глядя на него. И посмотрев на него снизу вверх, Пашка вдруг почувствовал какую-то глухую ненависть.
- Завьялов! - громко крикнул Грановский, и когда Антон подошёл к нему, кивнул вниз.
- Давай ты, Антон. Прикончи его уже наконец.
Через мгновение Антон оказался внизу, рядом с Пашкой. Быстро поднял штык и через пару мгновений всё было кончено.
- Ну что, нервишки сдали? - зло прошептал Завьялов Пашке, вытирая с лица брызги крови. - Смотри, паря, халтурить начнешь, в следующий раз на его месте будешь ты... точно тебе говорю.
Глава 6
"Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли..."
Церковный хор пел слова молитвы. И Пашка повторял их про себя, чуть шевеля губами. Пение неслось вверх, к высокому церковному куполу. У ликов святых мерцали огоньки свечей, и впервые за долгое-долгое время Пашка почувствовал внутри какое-то умиротворение. Здесь было так хорошо и спокойно, словно что-то легкое и светлое проникало в самую его душу, исцеляя её и снимая боль.
Но что это? Вдруг воздух впереди него задрожал и стал горячим... послышался какой-то глухой шум. Каноник, рядом с которым Пашка стоял, накренился, свечи посыпались вниз. Со стены сорвалось и с грохотом упало на пол большое распятие. Пашка в страхе поднял голову вверх и увидел, что стены церкви как будто складываются, как стены карточного домика. Срывались и падали иконы, от упавших свечей начался пожар и пополз черный удушливый дым. Вместе с остальными прихожанами Пашка в страхе успел выскочить из разваливающегося храма. Моросил мелкий дождь, впереди простиралась длинная грязная улица. Пашка побежал вперед и когда совсем запыхался, остановился перевести дух. Посмотрел перед собой, и его взгляд упёрся в серую каменную стену. По ней стекали струи дождя. А у стены стояли люди, человек шесть. Среди них он увидел женщину, хрупкую, с длинными светлыми волосами. И когда Пашка пригляделся к ней, боль ударила его в сердце. Это была Елена.
- Нет! - закричал Пашка, подбегая к тем, кто стоял напротив этих людей и готовился выстрелить. - Не стреляйте!
Люди, державшие наганы, обернулись к нему. Он увидел обращенное на него чёрное дуло. Но никак не мог рассмотреть лица человека, смотревшего сквозь прицел.
