- Да, - она кивнула, рассеянно думая, что отвечать на последующие вопросы. И они не заставили себя ждать.
- А… где же его отец? – осторожно спросила любопытная Жюли.
- Мы с ним расстались, - тихо ответила Жаннет и, повернувшись, взяла девушку за руку, сильно сжав ее, - только не говори мадам Кавиньи, что я беременна… прошу тебя!
- Мадам Кавиньи не такая уж бессердечная, она никуда не выставит тебя до родов, - отозвалась Жюли, - но будь спокойна, Сюзанна, конечно, я ничего ей не скажу.
- Спасибо, - Жаннет слабо улыбнулась, - наверное, она скоро, и сама все поймет, живот ведь не спрячешь.
На следующий день, подавая в таверне еду, Жаннет вспоминала этот разговор, размышляя о том, проболтается Жюли мадам Кавиньи или нет.
«На всякий случай надо отложить немного денег, если вдруг придется срочно искать другое место», - тяжело вздохнув, подумала девушка.
Она подошла к очередному столику, ставя на него заказ - кувшин с охлажденным вином и жареную курицу.
- Благодарю, красавица, - улыбнулся ей пожилой седовласый мужчина с красным морщинистым лицом, - жара-то на улице какая. Сегодня еще жарче, чем вчера. Наверное, в аду как раз такое пекло, а? Пока шел сюда, думал, сжарюсь заживо.
Он шумно выдохнул и, подняв кувшин с вином, щедро плеснул в кружку и сделал большой глоток.
- Холодное, хорошо… - удовлетворенно произнес он, причмокнув языком.
И в этот момент из открытого окна, у которого стоял столик, раздался тяжелый, равномерный и протяжный звук. Жаннет сначала и не поняла, что это. А прислушавшись, догадалась, что это набат. Гул его продолжался и, казалось, стал еще громче и сильнее. Одновременно с этим с улицы послышался и какой-то шум, выкрики, раздалось несколько беспорядочных выстрелов.
— Это еще что такое… - растерянно пробормотал гражданин с красным лицом, в упор уставившись на Жаннет, словно именно она была виновницей всех этих событий. – Что там еще стряслось, красавица?
- Я… не знаю, - пролепетала девушка, подходя к окну, отодвинув серую полупрозрачную занавеску с вышитым на ней красным петухом и осторожно выглядывая наружу. Из-за прилавка к ней уже поспешила встревоженная мадам Кавиньи. Опередив Жаннет, она также высунулась в окно, щуря глаза от белого слепящего солнца. Набат бил все также громко и не переставая.
- Давай-ка закроем окна от греха подальше, - сосредоточенно бросила мадам Кавиньи в сторону Жаннет и потянулась рукой к раме, закрывая окно на тяжелую щеколду. – Ну, что стоишь, глупая, закрывай другие окна! Погрома нам еще не хватало, - буркнула она.
Жаннет побежала к противоположному окну. Остальные посетители таверны заволновались, громко обсуждая услышанное.
- Пойду-ка, посмотрю, что там на улице, - возбужденно бросил краснолицый мужчина и кинув на тарелку недоеденную куриную ножку, быстро направился к выходу.
Вернулся он минут через десять и в крайне взволнованном состоянии.
- Ну, что там происходит? – нетерпеливо поинтересовалась мадам Кавиньи. Она старалась выглядеть спокойной, но Жаннет заметила, как дрожат ее смуглые пальцы, теребящие тесьму юбки.
Краснолицый гражданин безнадежно махнул рукой, лицо его искривилось в какую-то растерянную гримасу:
- На улице полная неразбериха, - выдохнул он. – Кричат про какой-то переворот, устроенный утром депутатами и что Робеспьер и его ближайшие соратники арестованы.
Словно подтверждая его слова, усилился гул набата и крики с улицы.
- Народ из предместья собирается и хочет двигаться к Конвенту, - продолжил мужчина, - уж не знаю, на что они рассчитывают и что хотят делать… - он опять растерянно махнул рукой и, подошел к столу и поднеся к губам кружку, сделал большой глоток вина. – Но по мне так лучше сейчас никуда не высовываться… если, конечно, жить хочешь.
По его лицу обильно струился пот. Жаннет, стоявшая рядом, слышала его частое тяжелое дыхание, и в этот момент ей стало по-настоящему страшно.
- Что же теперь будет, мадам Кавиньи? – тихо спросила она, инстинктивно прижав правую ладонь к животу.
Хозяйка метнула на нее строгий взгляд, в котором девушка уловила и растерянность. Мадам Кавиньи пожала плечом, так и продолжая теребить пеструю тесьму своей широкой юбки. Губы ее дрогнули.
- Харчевню пока закроем, хотя бы до завтра… - бросила она, - а дальше видно будет.
- Граждане! - повысила она голос, обращаясь к не менее вс тревоженным посетителям, - граждане, заведение закрывается, прошу вас выйти!
Большинство посетителей, проживающих здесь же, в «Красном петухе» не выказывала особого недовольства. Почти без возражений они направились к себе в комнаты.
- Правильно! – поддержал решение мадам Кавиньи краснолицый гражданин, - я бы и окна еще ставнями закрыл, мало ли что.
Сам он, грузно поднявшись из-за стола и слегка покачиваясь, пошел к выходу.
До самого вечера Жаннет ощущала себя, как на иголках. Тревога периодически подкатывала к горлу, вызывала тошноту и мешала спокойно дышать. Мадам Кавиньи заняла ее работой на кухне, и все время, пока мыла посуду, протирала длинные деревянные полки и чистила картофель с морковью, Жаннет размышляла о сегодняшнем событии. И о том, что оно принесет… надежду… или?
К ночи волнения в городе еще более усилились. Набат гудел, не переставая. Сквозь окна, полузакрытые шторами, виднелись яркие всполохи горящих огней. Закончив работу на кухне, Жаннет, с разрешения мадам Кавиньи, пошла к себе в комнату. Она чувствовала себя настолько уставшей, что легла на кровать, не раздеваясь и заснула сразу же, едва прислонившись головой к подушке.
Новый день принес и новые известия. Жюли Картье, заглянувшая с утра к Жаннет сообщила, что Робеспьер и его ближайшие соратники захвачены ночью в Ратуше, где они пытались укрыться и написать там воззвание к народу.
- Робеспьер ранен, ему раздробили челюсть выстрелом, - быстрым шепотом произнесла Жюли, присаживаясь на постель к Жаннет, которая проснулась совсем недавно и расчесывала спутанные волосы. – И он объявлен вне закона. И остальные тоже. А это означает, что судить их не будут, просто казнят… наверное, сегодня же.
- Кто остальные? – спросила Жаннет.
Она взглянула в лицо Жюли и увидела легкую улыбку на ее губах.
- Ну, Сен-Жюст… Леба, Кутон, - начала перечислять Жюли, взмахнув тонкой белой рукой - все те, кто устроил последний год все это… весь этот страшный террор, - она перешла на шепот.
- А откуда ты все это знаешь?
- Я же тебе раньше рассказывала, что мой Жильбер работает в национальной гвардии, - Жюли недовольно нахмурила светлые брови. – Неужели, не помнишь? Так вот, их секция Гравилье как раз и участвовала сегодня ночью в штурме ратуши. Жильбер на рассвете вернулся и все мне рассказал.
- Ты думаешь, террор закончится? – Жаннет закусила губы и посмотрела в веселые глаза своей собеседницы.
- Конечно! – убежденно произнесла Жюли, - Жильбер говорит, что точно сделают амнистии для тех, кто арестован безвинно или как «подозрительный». Дела будут пересматривать, а тюрьмы освобождать! Кто знает, может и гильотину с площади вообще уберут, – она хлопнула в ладоши, — вот здорово будет, подружка, если мы дождемся этого!
Жаннет подумала про Тьерсена. Что с ним и где он сейчас? Если он был арестован, то теперь для него могла появиться надежда на свободу. И она уже почти обрадовалась, также горячо и искренне, как радовалась Жюли. Но что-то больно сдавило ей сердце, какое-то тяжелое и нехорошее предчувствие. Откуда оно взялось, Жаннет и сама не могла объяснить, просто явственно ощущала его.
- Да ты совсем не рада, Сюзанна, - Жюли сжала ее ладонь, внимательно заглянула в глаза, - почему?
- Просто… не очень хорошо себя чувствую, - Жаннет слабо улыбнулась в ответ, - очень устала вчера. Слабость какая-то. Но ничего, сейчас начну работать и все пройдет.
Она поднялась с кровати, завязывая волосы трехцветной лентой.
Следующие две недели в чем-то подтвердили правоту слов Жюли Картье об амнистиях. В гостинице «Красный петух» стали появляться те, кто был освобожден после термидорианского переворота. Некоторые из них, избежавших гильотины, открыто говорили об этом, более ничего не боясь.
В воздухе витала какая-то лихорадочная эйфория, надежда на перемены и лучшую жизнь. Но какой она будет… этого никто еще не знал. Несколько таких освобожденных человек, по виду из «бывших» Жаннет обслуживала в харчевне лично, подавая им закуску и вино.
- Милая девушка, за свободу! – воскликнул один из них, худощавый шатен лет сорока, - я обрел ее только сегодня утром, чему несказанно рад.
- Примите мои поздравления, - улыбнулась ему Жаннет, отходя в сторону и опять думая про Тьерсена. На глазах появились слезы, и она быстро вытерла их ладонью.
Часам к семи вечера Жаннет уже изрядно утомилась. Харчевня была набита посетителями до отказа, и она едва поспевала подавать им еду и напитки.
- Сегодня точно будет много выручки, мадам Кавиньи останется довольна, - шепнула на ухо Жаннет улыбающаяся Жюли.
К девяти посетителей стало меньше, и Жаннет наконец-то смогла передохнуть.
- Пойду к себе немного полежу, - сказала она Жюли, - мадам Кавиньи меня отпустила.
- Иди, иди, - Жюли сжала ей руку, - а то бледная ты какая-то, подружка. Иди, я справлюсь со всем сама, народу уже поубавилось.
Жаннет благодарно кивнула ей и пошла в свою маленькую комнатку под лестницей. Вытащив из волос шпильки, она сбросила туфли и легла на кровать, закрыв глаза. Но покой ее длился недолго.
Минут через десять в дверь нетерпеливо постучали.
- Сюзанна, ты не спишь? – она узнала высокий голосок Жюли, - прости, если разбудила, но тебя внизу спрашивает один человек.
- Кто он? – удивленно спросила Жаннет, открывая дверь.
- Он не представился, - Жюли слегка улыбнулась, - сказал просто, что очень хочет увидеть Сюзанну Ланжер.
- Как он выглядит? – пролепетала Жаннет.
- Ну… высокий такой парень, молодой, волосы длинные, темные. Симпатичный, - Жюли вновь хитро улыбнулась.
- Хорошо, - Жаннет кивнула, - сейчас я приду.
- Где он? – спросила Жаннет, следуя за Жюли и уже собираясь войти в харчевню, из приоткрытой двери которой доносился гул веселых подвыпивших голосов. – Ты сказала, он ждет внизу?
Сердце ее внезапно забилось сильно-сильно. «А вдруг это пришел Жан-Анри?» - пришла в голову мысль, абсурдность которой Жаннет, и сама прекрасно понимала. Ведь жила она здесь под чужим именем, откуда Тьерсен мог его узнать? И всё равно, какая-то часть сознания цеплялась за нее, как утопающий за соломинку.
- Он не в харчевне, - Жюли улыбнулась ей, - он лишь заглянул туда, спросил тебя, а потом сказал, что подождет снаружи, на улице.
- Понятно, - выдохнула Жаннет.
- Э… да ты так волнуешься, подружка, даже побледнела… - Жюли улыбнулась ей еще шире, - а раньше и не говорила, что у тебя есть поклонник, - она с деланной обидой надула свои пухлые губки, а затем легко подтолкнула Жаннет к выходу из гостиницы, - ну, иди же скорее, иди! Он совсем заждался!
Жаннет повернула массивную деревянную ручку двери, медленно вышла на улицу и растерянно огляделась. Улица была почти пуста. Лишь в отдалении, под одним из реверберов стоял высокий парень, одетый в серый камзол, его темные волосы были небрежно связаны в хвост. Он повернулся, и их взгляды встретились. Наверное потому, что сейчас Себастьен Рокуар был одет в гражданское, а не в синий мундир национального гвардейца, Жаннет не узнавала его… буквально несколько мгновений. Но нет, конечно же это был Рокуар. Он быстро подошел к девушке и слегка обнял ее.
- Я очень рад, что ты выжила… Жаннет, - услышала она его голос, и крепко обняла парня в ответ.
- Я тоже рада, что ты жив, Себастьен, - отозвалась она.
- Как ты здесь устроилась? Все хорошо? – он взял ее руку в свою ладонь и слегка сжал.
Жаннет кивнула, повернувшись и бросив взгляд на окно гостиницы. Любопытная Жюли Картье в самый последний момент отпрянула от окна, Жаннет успела лишь заметить, как за стеклом мелькнули ее светлые кудряшки.
- Может… немного прогуляемся? – растерянно спросила Жаннет, делая несколько шагов по улице, в сторону от гостиницы.
Себастьен кивнул.
Они шли по улице Вовилье, на которую медленно наползали синеватые вечерние сумерки, и сейчас Жаннет вспомнила, как почти два месяца назад они тоже шли вдвоем. Когда Рокуар конвоировал ее в тюрьму Плесси.
- У меня все хорошо, - ответила она, - меня взяли на работу и даже дали отдельную комнатку, где можно жить. Хозяйка довольно строгая, но ко мне отнеслась по-доброму. Я всем довольна. И… - она остановилась и посмотрела в серые внимательные глаза Рокуара, - без тебя бы я точно погибла, Себастьен.
Парень улыбнулся. Его взгляд был теплым и искренним.
- Видишь, Легуа, - тихо сказал он, - мой план сработал.
- А как он? – спросил Рокуар, и Жаннет поняла, что он спрашивает про ребенка.
- С ним тоже все хорошо, - Жаннет слабо улыбнулась, - растет. А как ты, Себастьен? Я часто думала, арестовали тебя или нет… Слава Богу, что ты жив и на свободе.
- Да, - добродушно отозвался Рокуар, - мне повезло. А ведь я уже готовился к самому худшему.
- Ты вернулся обратно… на эту работу? Или сбежал? – Жаннет подняла на него глаза.
- Возвращаться не было смысла, - Себастьен улыбнулся, - меня бы сразу отправили в камеру. Я пытался уехать из города, но не повезло… арестовали на первой же парижской заставе, не понравились мои поддельные документы. Так я и сам оказался в роли заключенного. А освободился только вчера.
- Я очень рада этому, Себастьен! – воскликнула Жаннет.
- Подожди-ка здесь минутку, - неожиданно сказал Рокуар, дотронувшись до плеча девушки. Она проследила за его взглядом и сразу все поняла.
В конце улицы одна из припозднившихся продавщиц цветов сворачивала свой товар, собираясь уходить. Рокуар подбежал к ней и успев купить маленький букет лиловых фиалок, вернулся обратно.
— Это тебе, Жаннет, - немного смущенно проговорил он, протягивая цветы.
- Спасибо, - тихо сказала Жаннет, прижимая к груди маленький букетик, перевязанный трехцветной ленточкой. – Какие они красивые.
Она понимала, что нравится Рокуару… что, возможно, он даже действительно влюблен, она видела в его глазах искренность и… восхищение.
И чувствовала к нему огромную благодарность за свое спасение.
И все же… она отдала бы все, чтобы эти цветы подарил ей не он, а Тьерсен. Она закусила губы и отвернулась.
- А где отец твоего ребенка? – вдруг спросил Себастьен, словно угадав ее мысли, - он жив?
- Я не знаю, что с моим мужем, - Жаннет покачала головой, - я очень надеюсь, что он жив, но… я не видела его с конца марта, со дня моего ареста.
- Так ты замужем… - протянул Рокуар, - а в суде говорила, что нет.
Жаннет молчала, ничего не отвечая. Молчал и Рокуар, и Жаннет была благодарна ему за это. Они просто шли вместе. Она прижимала к груди фиалки, чувствуя их нежный, чуть сладковатый аромат и радовалась, что уже почти совсем стемнело. Себастьен не мог видеть слезы, текущие по ее лицу.
Время шло… Закончился изнуряюще-жаркий Термидор, и его сменил Фрюктидор, или месяц плодов. Спокойное, не обжигающее тепло, желтеющие листья, осеннее парижское небо, поменявшее яркую летнюю синеву на серовато-блеклые, спокойные оттенки. Время неумолимо шло, осень постепенно вступала в свои права.
- А… где же его отец? – осторожно спросила любопытная Жюли.
- Мы с ним расстались, - тихо ответила Жаннет и, повернувшись, взяла девушку за руку, сильно сжав ее, - только не говори мадам Кавиньи, что я беременна… прошу тебя!
- Мадам Кавиньи не такая уж бессердечная, она никуда не выставит тебя до родов, - отозвалась Жюли, - но будь спокойна, Сюзанна, конечно, я ничего ей не скажу.
- Спасибо, - Жаннет слабо улыбнулась, - наверное, она скоро, и сама все поймет, живот ведь не спрячешь.
На следующий день, подавая в таверне еду, Жаннет вспоминала этот разговор, размышляя о том, проболтается Жюли мадам Кавиньи или нет.
«На всякий случай надо отложить немного денег, если вдруг придется срочно искать другое место», - тяжело вздохнув, подумала девушка.
Она подошла к очередному столику, ставя на него заказ - кувшин с охлажденным вином и жареную курицу.
- Благодарю, красавица, - улыбнулся ей пожилой седовласый мужчина с красным морщинистым лицом, - жара-то на улице какая. Сегодня еще жарче, чем вчера. Наверное, в аду как раз такое пекло, а? Пока шел сюда, думал, сжарюсь заживо.
Он шумно выдохнул и, подняв кувшин с вином, щедро плеснул в кружку и сделал большой глоток.
- Холодное, хорошо… - удовлетворенно произнес он, причмокнув языком.
И в этот момент из открытого окна, у которого стоял столик, раздался тяжелый, равномерный и протяжный звук. Жаннет сначала и не поняла, что это. А прислушавшись, догадалась, что это набат. Гул его продолжался и, казалось, стал еще громче и сильнее. Одновременно с этим с улицы послышался и какой-то шум, выкрики, раздалось несколько беспорядочных выстрелов.
— Это еще что такое… - растерянно пробормотал гражданин с красным лицом, в упор уставившись на Жаннет, словно именно она была виновницей всех этих событий. – Что там еще стряслось, красавица?
- Я… не знаю, - пролепетала девушка, подходя к окну, отодвинув серую полупрозрачную занавеску с вышитым на ней красным петухом и осторожно выглядывая наружу. Из-за прилавка к ней уже поспешила встревоженная мадам Кавиньи. Опередив Жаннет, она также высунулась в окно, щуря глаза от белого слепящего солнца. Набат бил все также громко и не переставая.
- Давай-ка закроем окна от греха подальше, - сосредоточенно бросила мадам Кавиньи в сторону Жаннет и потянулась рукой к раме, закрывая окно на тяжелую щеколду. – Ну, что стоишь, глупая, закрывай другие окна! Погрома нам еще не хватало, - буркнула она.
Жаннет побежала к противоположному окну. Остальные посетители таверны заволновались, громко обсуждая услышанное.
- Пойду-ка, посмотрю, что там на улице, - возбужденно бросил краснолицый мужчина и кинув на тарелку недоеденную куриную ножку, быстро направился к выходу.
Вернулся он минут через десять и в крайне взволнованном состоянии.
- Ну, что там происходит? – нетерпеливо поинтересовалась мадам Кавиньи. Она старалась выглядеть спокойной, но Жаннет заметила, как дрожат ее смуглые пальцы, теребящие тесьму юбки.
Краснолицый гражданин безнадежно махнул рукой, лицо его искривилось в какую-то растерянную гримасу:
- На улице полная неразбериха, - выдохнул он. – Кричат про какой-то переворот, устроенный утром депутатами и что Робеспьер и его ближайшие соратники арестованы.
Словно подтверждая его слова, усилился гул набата и крики с улицы.
- Народ из предместья собирается и хочет двигаться к Конвенту, - продолжил мужчина, - уж не знаю, на что они рассчитывают и что хотят делать… - он опять растерянно махнул рукой и, подошел к столу и поднеся к губам кружку, сделал большой глоток вина. – Но по мне так лучше сейчас никуда не высовываться… если, конечно, жить хочешь.
По его лицу обильно струился пот. Жаннет, стоявшая рядом, слышала его частое тяжелое дыхание, и в этот момент ей стало по-настоящему страшно.
- Что же теперь будет, мадам Кавиньи? – тихо спросила она, инстинктивно прижав правую ладонь к животу.
Хозяйка метнула на нее строгий взгляд, в котором девушка уловила и растерянность. Мадам Кавиньи пожала плечом, так и продолжая теребить пеструю тесьму своей широкой юбки. Губы ее дрогнули.
- Харчевню пока закроем, хотя бы до завтра… - бросила она, - а дальше видно будет.
- Граждане! - повысила она голос, обращаясь к не менее вс тревоженным посетителям, - граждане, заведение закрывается, прошу вас выйти!
Большинство посетителей, проживающих здесь же, в «Красном петухе» не выказывала особого недовольства. Почти без возражений они направились к себе в комнаты.
- Правильно! – поддержал решение мадам Кавиньи краснолицый гражданин, - я бы и окна еще ставнями закрыл, мало ли что.
Сам он, грузно поднявшись из-за стола и слегка покачиваясь, пошел к выходу.
До самого вечера Жаннет ощущала себя, как на иголках. Тревога периодически подкатывала к горлу, вызывала тошноту и мешала спокойно дышать. Мадам Кавиньи заняла ее работой на кухне, и все время, пока мыла посуду, протирала длинные деревянные полки и чистила картофель с морковью, Жаннет размышляла о сегодняшнем событии. И о том, что оно принесет… надежду… или?
К ночи волнения в городе еще более усилились. Набат гудел, не переставая. Сквозь окна, полузакрытые шторами, виднелись яркие всполохи горящих огней. Закончив работу на кухне, Жаннет, с разрешения мадам Кавиньи, пошла к себе в комнату. Она чувствовала себя настолько уставшей, что легла на кровать, не раздеваясь и заснула сразу же, едва прислонившись головой к подушке.
Новый день принес и новые известия. Жюли Картье, заглянувшая с утра к Жаннет сообщила, что Робеспьер и его ближайшие соратники захвачены ночью в Ратуше, где они пытались укрыться и написать там воззвание к народу.
- Робеспьер ранен, ему раздробили челюсть выстрелом, - быстрым шепотом произнесла Жюли, присаживаясь на постель к Жаннет, которая проснулась совсем недавно и расчесывала спутанные волосы. – И он объявлен вне закона. И остальные тоже. А это означает, что судить их не будут, просто казнят… наверное, сегодня же.
- Кто остальные? – спросила Жаннет.
Она взглянула в лицо Жюли и увидела легкую улыбку на ее губах.
- Ну, Сен-Жюст… Леба, Кутон, - начала перечислять Жюли, взмахнув тонкой белой рукой - все те, кто устроил последний год все это… весь этот страшный террор, - она перешла на шепот.
- А откуда ты все это знаешь?
- Я же тебе раньше рассказывала, что мой Жильбер работает в национальной гвардии, - Жюли недовольно нахмурила светлые брови. – Неужели, не помнишь? Так вот, их секция Гравилье как раз и участвовала сегодня ночью в штурме ратуши. Жильбер на рассвете вернулся и все мне рассказал.
- Ты думаешь, террор закончится? – Жаннет закусила губы и посмотрела в веселые глаза своей собеседницы.
- Конечно! – убежденно произнесла Жюли, - Жильбер говорит, что точно сделают амнистии для тех, кто арестован безвинно или как «подозрительный». Дела будут пересматривать, а тюрьмы освобождать! Кто знает, может и гильотину с площади вообще уберут, – она хлопнула в ладоши, — вот здорово будет, подружка, если мы дождемся этого!
Жаннет подумала про Тьерсена. Что с ним и где он сейчас? Если он был арестован, то теперь для него могла появиться надежда на свободу. И она уже почти обрадовалась, также горячо и искренне, как радовалась Жюли. Но что-то больно сдавило ей сердце, какое-то тяжелое и нехорошее предчувствие. Откуда оно взялось, Жаннет и сама не могла объяснить, просто явственно ощущала его.
- Да ты совсем не рада, Сюзанна, - Жюли сжала ее ладонь, внимательно заглянула в глаза, - почему?
- Просто… не очень хорошо себя чувствую, - Жаннет слабо улыбнулась в ответ, - очень устала вчера. Слабость какая-то. Но ничего, сейчас начну работать и все пройдет.
Она поднялась с кровати, завязывая волосы трехцветной лентой.
Следующие две недели в чем-то подтвердили правоту слов Жюли Картье об амнистиях. В гостинице «Красный петух» стали появляться те, кто был освобожден после термидорианского переворота. Некоторые из них, избежавших гильотины, открыто говорили об этом, более ничего не боясь.
В воздухе витала какая-то лихорадочная эйфория, надежда на перемены и лучшую жизнь. Но какой она будет… этого никто еще не знал. Несколько таких освобожденных человек, по виду из «бывших» Жаннет обслуживала в харчевне лично, подавая им закуску и вино.
- Милая девушка, за свободу! – воскликнул один из них, худощавый шатен лет сорока, - я обрел ее только сегодня утром, чему несказанно рад.
- Примите мои поздравления, - улыбнулась ему Жаннет, отходя в сторону и опять думая про Тьерсена. На глазах появились слезы, и она быстро вытерла их ладонью.
Часам к семи вечера Жаннет уже изрядно утомилась. Харчевня была набита посетителями до отказа, и она едва поспевала подавать им еду и напитки.
- Сегодня точно будет много выручки, мадам Кавиньи останется довольна, - шепнула на ухо Жаннет улыбающаяся Жюли.
К девяти посетителей стало меньше, и Жаннет наконец-то смогла передохнуть.
- Пойду к себе немного полежу, - сказала она Жюли, - мадам Кавиньи меня отпустила.
- Иди, иди, - Жюли сжала ей руку, - а то бледная ты какая-то, подружка. Иди, я справлюсь со всем сама, народу уже поубавилось.
Жаннет благодарно кивнула ей и пошла в свою маленькую комнатку под лестницей. Вытащив из волос шпильки, она сбросила туфли и легла на кровать, закрыв глаза. Но покой ее длился недолго.
Минут через десять в дверь нетерпеливо постучали.
- Сюзанна, ты не спишь? – она узнала высокий голосок Жюли, - прости, если разбудила, но тебя внизу спрашивает один человек.
- Кто он? – удивленно спросила Жаннет, открывая дверь.
- Он не представился, - Жюли слегка улыбнулась, - сказал просто, что очень хочет увидеть Сюзанну Ланжер.
- Как он выглядит? – пролепетала Жаннет.
- Ну… высокий такой парень, молодой, волосы длинные, темные. Симпатичный, - Жюли вновь хитро улыбнулась.
- Хорошо, - Жаннет кивнула, - сейчас я приду.
Глава 40
- Где он? – спросила Жаннет, следуя за Жюли и уже собираясь войти в харчевню, из приоткрытой двери которой доносился гул веселых подвыпивших голосов. – Ты сказала, он ждет внизу?
Сердце ее внезапно забилось сильно-сильно. «А вдруг это пришел Жан-Анри?» - пришла в голову мысль, абсурдность которой Жаннет, и сама прекрасно понимала. Ведь жила она здесь под чужим именем, откуда Тьерсен мог его узнать? И всё равно, какая-то часть сознания цеплялась за нее, как утопающий за соломинку.
- Он не в харчевне, - Жюли улыбнулась ей, - он лишь заглянул туда, спросил тебя, а потом сказал, что подождет снаружи, на улице.
- Понятно, - выдохнула Жаннет.
- Э… да ты так волнуешься, подружка, даже побледнела… - Жюли улыбнулась ей еще шире, - а раньше и не говорила, что у тебя есть поклонник, - она с деланной обидой надула свои пухлые губки, а затем легко подтолкнула Жаннет к выходу из гостиницы, - ну, иди же скорее, иди! Он совсем заждался!
Жаннет повернула массивную деревянную ручку двери, медленно вышла на улицу и растерянно огляделась. Улица была почти пуста. Лишь в отдалении, под одним из реверберов стоял высокий парень, одетый в серый камзол, его темные волосы были небрежно связаны в хвост. Он повернулся, и их взгляды встретились. Наверное потому, что сейчас Себастьен Рокуар был одет в гражданское, а не в синий мундир национального гвардейца, Жаннет не узнавала его… буквально несколько мгновений. Но нет, конечно же это был Рокуар. Он быстро подошел к девушке и слегка обнял ее.
- Я очень рад, что ты выжила… Жаннет, - услышала она его голос, и крепко обняла парня в ответ.
- Я тоже рада, что ты жив, Себастьен, - отозвалась она.
- Как ты здесь устроилась? Все хорошо? – он взял ее руку в свою ладонь и слегка сжал.
Жаннет кивнула, повернувшись и бросив взгляд на окно гостиницы. Любопытная Жюли Картье в самый последний момент отпрянула от окна, Жаннет успела лишь заметить, как за стеклом мелькнули ее светлые кудряшки.
- Может… немного прогуляемся? – растерянно спросила Жаннет, делая несколько шагов по улице, в сторону от гостиницы.
Себастьен кивнул.
Они шли по улице Вовилье, на которую медленно наползали синеватые вечерние сумерки, и сейчас Жаннет вспомнила, как почти два месяца назад они тоже шли вдвоем. Когда Рокуар конвоировал ее в тюрьму Плесси.
- У меня все хорошо, - ответила она, - меня взяли на работу и даже дали отдельную комнатку, где можно жить. Хозяйка довольно строгая, но ко мне отнеслась по-доброму. Я всем довольна. И… - она остановилась и посмотрела в серые внимательные глаза Рокуара, - без тебя бы я точно погибла, Себастьен.
Парень улыбнулся. Его взгляд был теплым и искренним.
- Видишь, Легуа, - тихо сказал он, - мой план сработал.
- А как он? – спросил Рокуар, и Жаннет поняла, что он спрашивает про ребенка.
- С ним тоже все хорошо, - Жаннет слабо улыбнулась, - растет. А как ты, Себастьен? Я часто думала, арестовали тебя или нет… Слава Богу, что ты жив и на свободе.
- Да, - добродушно отозвался Рокуар, - мне повезло. А ведь я уже готовился к самому худшему.
- Ты вернулся обратно… на эту работу? Или сбежал? – Жаннет подняла на него глаза.
- Возвращаться не было смысла, - Себастьен улыбнулся, - меня бы сразу отправили в камеру. Я пытался уехать из города, но не повезло… арестовали на первой же парижской заставе, не понравились мои поддельные документы. Так я и сам оказался в роли заключенного. А освободился только вчера.
- Я очень рада этому, Себастьен! – воскликнула Жаннет.
- Подожди-ка здесь минутку, - неожиданно сказал Рокуар, дотронувшись до плеча девушки. Она проследила за его взглядом и сразу все поняла.
В конце улицы одна из припозднившихся продавщиц цветов сворачивала свой товар, собираясь уходить. Рокуар подбежал к ней и успев купить маленький букет лиловых фиалок, вернулся обратно.
— Это тебе, Жаннет, - немного смущенно проговорил он, протягивая цветы.
- Спасибо, - тихо сказала Жаннет, прижимая к груди маленький букетик, перевязанный трехцветной ленточкой. – Какие они красивые.
Она понимала, что нравится Рокуару… что, возможно, он даже действительно влюблен, она видела в его глазах искренность и… восхищение.
И чувствовала к нему огромную благодарность за свое спасение.
И все же… она отдала бы все, чтобы эти цветы подарил ей не он, а Тьерсен. Она закусила губы и отвернулась.
- А где отец твоего ребенка? – вдруг спросил Себастьен, словно угадав ее мысли, - он жив?
- Я не знаю, что с моим мужем, - Жаннет покачала головой, - я очень надеюсь, что он жив, но… я не видела его с конца марта, со дня моего ареста.
- Так ты замужем… - протянул Рокуар, - а в суде говорила, что нет.
Жаннет молчала, ничего не отвечая. Молчал и Рокуар, и Жаннет была благодарна ему за это. Они просто шли вместе. Она прижимала к груди фиалки, чувствуя их нежный, чуть сладковатый аромат и радовалась, что уже почти совсем стемнело. Себастьен не мог видеть слезы, текущие по ее лицу.
***
Время шло… Закончился изнуряюще-жаркий Термидор, и его сменил Фрюктидор, или месяц плодов. Спокойное, не обжигающее тепло, желтеющие листья, осеннее парижское небо, поменявшее яркую летнюю синеву на серовато-блеклые, спокойные оттенки. Время неумолимо шло, осень постепенно вступала в свои права.
