Бриг готов был сдувать с нее песчинки и высушивать осторожными поцелуями слезы, лишь бы на душе у Солнечной девочки не оставалось серых туч. Но девушка была очень молода и ворчала, как старушка, пока не настал день, когда Дартону пришлось вернуться в город на несколько дней.
Таймер расстроилась, жалея, что он уезжает, разулыбалась, подумав, что за время его отсутствия курортные соблазнительницы успеют разъехаться или найти себе другой объект для воздыханий. И снова заплакала.
– Не унывай, племянница, – успокаивала её Джастина, – мы займемся твоей внешностью и здоровьем. И когда Бриг вернется, ты завладеешь его сердцем безраздельно и навсегда. Будет Дартон твой и только твой.
Цель Рони понравилась.
Немного настораживал путь ее достижения.
– Зачем что-то во мне менять, если я нравлюсь ему именно такой?
– Совсем немного! Совсем немного. Всегда найдется место для совершенства. Например, у тебя роскошные волосы – густые, волнистые, но их цвет...
– А что с их цветом?
– Он слишком обычный. Мы его освежим, и ты станешь самой настоящей Солнечной девочкой, как тебя зовет Бриг. Еще запомни – время, проведенное в салоне красоты, продляет женщине молодость.
По настоянию тетки, дни разлуки с Бригом были отведены красоте.
Здоровье возникло в этих планах внезапно и ненавязчиво.
– О, Рони, красота и здоровье – единое целое. Никогда не лишне наведаться к приятному врачу. Особенно такому милому, как мой домашний доктор, мистер Бен Стеринг. У него, конечно, не семьдесят, но точно килограмм сорок обаяния. И глаза! Рони, какие же умные у него глаза. Этот мужчина смотрит так, будто знает обо мне все. Как же вовремя ты наелась мидий, подарив мне лишний повод его увидеть.
Так ничего не подозревающая Рони попала на осмотр к Бену Стерингу, вроде бы ради Джастины, а потом вдруг оказалась на приемах у интерниста и гинеколога – тоже на всякий случай, здоровью не помешает.
После посещений парикмахерской и салона красоты Солнечная девочка уже успела ощутить себя девочкой Золотой – потому что блестяще выглядела и знала, во сколько обошлось это свечение. Но из уст всезнающего врача Джастины прозвучало ТАКОЕ, что мир перевернулся с ног на голову и не спешил встать на место.
Таймер онемела, машинально выслушивая наставления и чувствуя себя девочкой Фарфоровой – с неестественно большими, выпученными от изумления глазами и глупой улыбкой на застывшем лице.
– Чему ты так удивляешься? – говорила Джастина, ведя к стоянке машин. – Скажешь, у тебя нет задержки?
– Есть, но такое иногда случалось, – пролепетала Рони, спотыкаясь и грозя стать девочкой Безногой.
Тетка вовремя подхватила её под руку.
– Ты наивно верила в коварство мидий?
– Да.
– И тебя не настораживал всплеск эмоций последних дней?
– Это все от ревности.
Голос девушки почти потерял громкость, улыбка сползла с лица, оставив на нем выражение полного отсутствия понимания случившегося.
– Значит, ты все уже знала? – резко остановившись, Рони развернулась к Джастине.
– Подозревала.
– Визит к врачу был не ради умных глаз Бена Стеринга?
– И ради них тоже.
Таймер задохнулась от удивления.
– Зачем же мы тогда ходили в салон и в парикмахерскую?
– Бриг приезжает завтра? Вот для того, чтобы он оказался сначала сражен твоей красотой и только потом тем, что ты ему сообщишь.
– Ой! Что же делать, что же делать? – запричитала Рони, собирая руки у рта и захлебываясь в волнах паники.
– Садиться в машину, – теряя терпение, подталкивала ее Джастина, – и поговорить с Бригом. А для этого ты готова.
Таймер отчаянно мотала головой.
– Да, да, с фасада ты как новый шопинг-центр в день открытия, – настаивала тетка, выруливая со стоянки, – внутри… Поверь, моя дорогая, есть вещи, к которым не приготовиться. Тем не менее, их нужно делать вовремя. Значит – завтра.
– Почему Воронёнок, Роман?
Рабочий день заканчивался, вернее, сначала была рабочая ночь, когда в гараже оставались лишь три человека и под прикрытием темноты и стен без окон чинили и перекрашивали краденую машину, теперь вот подходил к концу обычный трудовой день.
Бриг сам напросился на две смены подряд – чтобы подзаработать и побыстрее вернуться к Рони.
Вечер был ленивым, жарким, оранжево-золотым. Цыган вынес во двор стул и сидел, потягивая пиво, недалеко от заканчивающих уборку инвентаря слесарей.
Он только что выслушал планы Брига и назвал его Воронёнком.
Разомлевший от усталости и красоты вечера, Бриг в который раз попросил у цыгана разъяснений.
– У меня же не черные глаза, волосы не смоляные. И нос не изогнутый и не длинный? Я ведь совсем не похож на птицу. Тем более – ворона?
Роман окинул парня изучающим взглядом.
– Не похож. Только сдается мне, что это не из-за внешности ты стал Воронёнком.
– Из-за чего тогда?
– Тебе, наверное, досталась самая паршивая в мире мать, но за одно ты можешь быть ей абсолютно благодарен: она зачала и родила тебя под самыми счастливыми звездами.
– О чем ты?
– Так выпутаться из истории с угоном!
Бриг болезненно поморщился.
– Уж кому в той истории повезло больше всех, так это Киту.
Роман ответил не сразу, погладил свой круглый пивной живот, поправил посветлевшие от седины черные кудри.
– Мелкому паршивцу повезло, не спорю. Но работу он потерял и на пару километров ко мне больше близко не подойдет, доверия к нему было немного и теперь стало еще меньше. А Аэродром слухами живет, сам знаешь. Долг перед Саймоном как был у Кита, так и остался.
– Ты и про долг знаешь?
– Аэродром, Воронёнок... Слухами...
– А что Саймон? – Бриг спросил вроде бы невзначай, но сам напряженно ждал ответа.
– А что с ним? Приоделся. Квартиру снял недалеко от Сары. Машину мне новую подгонял для проверки. Хороший добротный «Форд». Друзей только он себе неправильных выбрал. С собой привел или они его заранее в тюрьме присмотрели, чтобы потом здесь легче обустроиться. Но чужаков Аэродром не любит.
Слова Романа не принесли успокоения. До сих пор Саймон не искал встреч и вроде бы как принял отказ Дартона участвовать в общих делах, но Бриг постоянно чувствовал тревогу. Кит, повязанный с бывшим благодетелем старым долгом и, как следствие, новыми проектами, о которых сам Малыш ничего не рассказывал, последнее время вел себя беспокойно и раздражительно, взгляд его метался испуганным зайцем. Джош сменил работу и часто уезжал из города, избегая контактов со знакомыми. Клиф месяц назад пришел к Дартону – упрашивать поехать вместе за товаром, едва не плакал, признавшись, что уходит с завода. А в последний раз, когда они виделись, парень был в новых джинсах и дорогой обуви и хвастался лишними деньгами. Нет, Саймон не трогал Брига, но незримо присутствовал в его жизни, вынуждая гадать и оглядываться. Если бы не эта тревога и неопределенность, Воронёнок был бы безмерно, просто-таки возмутительно счастлив.
Он и был безгранично счастлив! Может, как раз вопреки тревоге?
Десять дней, проведенных у Джастины, стали лучшими в его жизни. Когда еще Бригу было так же хорошо? Только с ней, с Рони, которую он прижмет к груди уже через несколько часов, зароется носом в ее пушистые волосы, вдыхая родной запах. Нырнет в глубину зеленых глаз, прежде чем испробовать вкус сладких губ, и будет таять, таять от горячего шепота и тихих стонов наслаждения – когда Солнечной девочке хорошо, она выдыхает обрывками слов и зовет Брига хриплым, срывающимся голосом.
До отправления поезда оставалось немного времени, и Бриг решил навестить бывшего учителя. Того самого, который, как и тренер по баскетболу, принимал важное участие в судьбе Дартона.
Даже в третьем браке у Самуэля Вержински не было своих детей. Из детей чужих, тех, многочисленных, которых он выучил за долгие годы преподавательской карьеры, близко к сердцу он подпустил только одного – Брига Дартона. Мальчика с Аэродрома.
В школу в неблагополучном районе Вержински попал совершенно случайно и ненадолго – всего на полгода. Директор был его старым знакомым и попросил помочь, чередуя уговоры с вызовом к самолюбию знаменитого учителя испытать педагогический талант работой с трудными детьми. Самуэль согласился.
Не чтобы доказать себе и другу, что у него ничего не получится, а просто помочь.
Вержински происходил из еврейской семьи, и рос в плотном, порой удушающем коконе материнской любви. Тяжело пережив смерть матери, он пытался найти ей замену в женах, каждый раз неудачно. К третьей супруге Сам со временем привык. Она его не раздражала, а душевное спокойствие было очень ценным в его работе.
В преподавательстве Вержински ценил возможность делиться знаниями, а не влиять на судьбу детей. Для того чтобы чувствовать себя успешным учителем, ему больше всего подходили слушающие уши, светлые головы и восторженные глаза.
Работа с неблагополучными детьми такого не подразумевала, и Сам осознавал, что создает себе проблемы, но не предполагал, насколько быстро и сильно ему захочется нарушить данное другу обещание.
Вержински задыхался в обстановке злобы и вражды. Ученики приходили в классы не за знаниями, а самоутвердиться за чужой счет, лучше всего – учителя. Он бросил уже всякую надежду найти хотя бы одного прилежного ученика, когда заметил Брига Дартона. Мальчик привлек его внимание цепким взглядом и робкой улыбкой, искренним интересом к предмету. Через месяц наблюдений Сам уверился, что Бриг Дартон – жертва капризной судьбы, которая по ошибке отвесила серьезную порцию математического таланта ребенку, у которого почти не было шанса этот талант использовать.
Улыбчивый мальчик стал отдушиной для Сама в неприветливой атмосфере и не переставал удивлять. Например, тем, что не боялся проявлять интерес к математике, хотя выделяться хорошими оценками и завоевывать благосклонность преподавателя было в той школе не принято и порой опасно. Но другие ребята Брига не трогали, словно не замечали его энтузиазма на уроках. Было в этом мальчике что-то, обезоруживающее даже отчаянных хулиганов. Природное обаяние? Под чары которого попал и Самуэль Вержински.
Потом была городская Олимпиада, которую Бриг не выиграл, но получил хорошие баллы. Участие ученика с Аэродрома получило большой отклик в городе, и Дартон заработал уважение ребят в классе.
Когда Сам вернулся в привычные стены элитного колледжа, то вдруг понял, что ему не хватает смышленого мальчишки. Бриг не был самым талантливым из его учеников, но очень перспективным. Особенным его делало то, что уже самая маленькая похвала или одобрение превращались в чистые бриллианты незамутненной радости, и, глядя на Брига, Вержински чувствовал себя не просто Учителем, но почти Спасителем. Поэтому решил вмешаться в судьбу Дартона и создать ему шанс на лучшее будущее.
Через директора, своего старого друга, Сам продолжил поддерживать интерес мальчика к предмету, нагружая дополнительной литературой и заданиями, искал подходящие Олимпиады, конкурсы и соискания на гранты.
Со временем выяснилось, что быть Спасителем гораздо сложнее, чем представлялось сначала. Иногда сопротивлялась среда – не проводилось конкурсов, грантов не хватало и на половину стоимости обучения в приличной школе. Иногда сопротивлялся сам спасаемый – заработали гормоны, включился подростковый дух противоречия, и Саму приходилось заставлять Брига учиться.
Особенно трудно пришлось, когда парень бросил школу и связался с бандой уличных мальчишек. Спаситель отчаялся и уже подумывал оставить все как есть, когда пришла помощь от тренера сборной по баскетболу. Того самого, кто сначала помешал планам Сама, наобещав Бригу славу и безбедное будущее топ-игрока. Это из-за тренера, вложившего в голову мальчишки неосуществимые мечты, Бриг забросил школу, а позже и спорт, когда стало очевидно, что серьезной спортивной карьеры не получится. Не иначе как чувствуя вину, тренер не забыл о Бриге, словно о расходном материале, а постарался помочь парню снова встать на ноги.
Объединив усилия, тренер и учитель уговорили Дартона вернуться к учебе. Это далось Бригу очень тяжело. Парень стеснялся своего возраста, много работал, чтобы оплачивать съемную квартиру и откладывать на колледж. Не раз заговаривал, что обойдется без образования. Вержински все сложнее было подбирать хорошие аргументы, к тому же у него оставалось все меньше времени из-за болезни – застарелой, неизлечимой, разрушавшей его здоровье. Бывший учитель понимал, что уйдет раньше, чем увидит успехи своего самого сложного ученика. Бриг умен, но если потеряет еще несколько лет и место в колледже, то шансов получить хорошее образование будет немного. Поэтому Вержински воспользовался своим нездоровьем, чтобы связать парня клятвенными обещаниями окончить школу и учиться дальше.
Дартон пришел к учителю после предварительного звонка. Кларисса, третья жена Вержински, проводила гостя в затемненную комнату.
Сам чувствовал, что жена не жалует Брига, и мог понять, почему. После семи лет брака сын Клариссы так и не занял места в его сердце, и ей было обидно, что муж принимает больше участия в судьбе чужого паренька, чем пасынка. Но Сам не любил врать и не подстраивался под запросы других. Особенно теперь, когда стремительно истекало время.
Бриг подошел к кровати и сдержанно поздоровался, опуская взгляд. Парень чувствовал себя виновным, потому что все последние оценки оказались ниже ожидаемых по всем предметам, в том числе по математике и программированию. Что делать? Мальчишка влюбился.
Отчаянно, безрассудно, как это бывает только впервые в Юности.
Бриг не рассказывал Саму о своем романе, лишь упомянул пару месяцев назад имя девочки, которой помогал с занятиями, но только слепой не заметил бы счастливого блеска в глазах парня и его смущенную улыбку. Если Дартон увлекался, то сразу всем сердцем, это учитель понял уже очень давно.
– Не отворачивайся, Бриг. Все не так плохо, – сказал он, отмечая слабость своего голоса и то, как вздрогнул парень.
Молодость отрицает неизбежность смерти, пока не сталкивается с ней воочию и тогда теряется, не зная как себя вести. Вержински привык к неловкости и смятению окружающих. Даже для взрослых это тяжелое испытание – находиться рядом с теми, кому ничем нельзя помочь.
– Ты очень постарался завалить экзамены, но у тебя не получилось, – сделал он попытку пошутить.
– Извините, Сам.
– Ты же это сделаешь, Бриг? Как обещал. Будешь учиться дальше?
Дартон кивнул. Но Сам хотел услышать слова подтверждения.
– Ради себя? Ради твоей девочки, как ты её называл? Ради её счастливого будущего с тобой?
– Солнечная девочка, Сам, она совершенно удивительная Солнечная девочка, и зовут ее Рони Таймер. Я обещаю. – Бриг смотрел на учителя.
– Верю, – довольно кивнул Сам. – Теперь открой занавески.
– Но Кларисса сказала...
– Открой, открой. И окно тоже. Пусть ко мне заглянет солнце. Улыбкой твоей девочки…
После встречи с Вержински Бриг долго не мог прийти в себя. Как не обманывайся, было ясно, что Сам угасает, в иссохшем теле оставалось все меньше сил, в душе – желания бороться. Приближалась черта, когда безысходность и постоянная боль погасят надежду, сделав конец страданий желанным. Столь очевидная близость смерти страшила молодого парня. Хотелось забыть, каким он увидел учителя этим утром, чтобы Сам остался в памяти не изнеможенным и уставшим стариком, а полноватым розовощеким мужчиной, напоминавшим самодовольного павлина.
Таймер расстроилась, жалея, что он уезжает, разулыбалась, подумав, что за время его отсутствия курортные соблазнительницы успеют разъехаться или найти себе другой объект для воздыханий. И снова заплакала.
– Не унывай, племянница, – успокаивала её Джастина, – мы займемся твоей внешностью и здоровьем. И когда Бриг вернется, ты завладеешь его сердцем безраздельно и навсегда. Будет Дартон твой и только твой.
Цель Рони понравилась.
Немного настораживал путь ее достижения.
– Зачем что-то во мне менять, если я нравлюсь ему именно такой?
– Совсем немного! Совсем немного. Всегда найдется место для совершенства. Например, у тебя роскошные волосы – густые, волнистые, но их цвет...
– А что с их цветом?
– Он слишком обычный. Мы его освежим, и ты станешь самой настоящей Солнечной девочкой, как тебя зовет Бриг. Еще запомни – время, проведенное в салоне красоты, продляет женщине молодость.
По настоянию тетки, дни разлуки с Бригом были отведены красоте.
Здоровье возникло в этих планах внезапно и ненавязчиво.
– О, Рони, красота и здоровье – единое целое. Никогда не лишне наведаться к приятному врачу. Особенно такому милому, как мой домашний доктор, мистер Бен Стеринг. У него, конечно, не семьдесят, но точно килограмм сорок обаяния. И глаза! Рони, какие же умные у него глаза. Этот мужчина смотрит так, будто знает обо мне все. Как же вовремя ты наелась мидий, подарив мне лишний повод его увидеть.
Так ничего не подозревающая Рони попала на осмотр к Бену Стерингу, вроде бы ради Джастины, а потом вдруг оказалась на приемах у интерниста и гинеколога – тоже на всякий случай, здоровью не помешает.
После посещений парикмахерской и салона красоты Солнечная девочка уже успела ощутить себя девочкой Золотой – потому что блестяще выглядела и знала, во сколько обошлось это свечение. Но из уст всезнающего врача Джастины прозвучало ТАКОЕ, что мир перевернулся с ног на голову и не спешил встать на место.
Таймер онемела, машинально выслушивая наставления и чувствуя себя девочкой Фарфоровой – с неестественно большими, выпученными от изумления глазами и глупой улыбкой на застывшем лице.
– Чему ты так удивляешься? – говорила Джастина, ведя к стоянке машин. – Скажешь, у тебя нет задержки?
– Есть, но такое иногда случалось, – пролепетала Рони, спотыкаясь и грозя стать девочкой Безногой.
Тетка вовремя подхватила её под руку.
– Ты наивно верила в коварство мидий?
– Да.
– И тебя не настораживал всплеск эмоций последних дней?
– Это все от ревности.
Голос девушки почти потерял громкость, улыбка сползла с лица, оставив на нем выражение полного отсутствия понимания случившегося.
– Значит, ты все уже знала? – резко остановившись, Рони развернулась к Джастине.
– Подозревала.
– Визит к врачу был не ради умных глаз Бена Стеринга?
– И ради них тоже.
Таймер задохнулась от удивления.
– Зачем же мы тогда ходили в салон и в парикмахерскую?
– Бриг приезжает завтра? Вот для того, чтобы он оказался сначала сражен твоей красотой и только потом тем, что ты ему сообщишь.
– Ой! Что же делать, что же делать? – запричитала Рони, собирая руки у рта и захлебываясь в волнах паники.
– Садиться в машину, – теряя терпение, подталкивала ее Джастина, – и поговорить с Бригом. А для этого ты готова.
Таймер отчаянно мотала головой.
– Да, да, с фасада ты как новый шопинг-центр в день открытия, – настаивала тетка, выруливая со стоянки, – внутри… Поверь, моя дорогая, есть вещи, к которым не приготовиться. Тем не менее, их нужно делать вовремя. Значит – завтра.
Глава 13
– Почему Воронёнок, Роман?
Рабочий день заканчивался, вернее, сначала была рабочая ночь, когда в гараже оставались лишь три человека и под прикрытием темноты и стен без окон чинили и перекрашивали краденую машину, теперь вот подходил к концу обычный трудовой день.
Бриг сам напросился на две смены подряд – чтобы подзаработать и побыстрее вернуться к Рони.
Вечер был ленивым, жарким, оранжево-золотым. Цыган вынес во двор стул и сидел, потягивая пиво, недалеко от заканчивающих уборку инвентаря слесарей.
Он только что выслушал планы Брига и назвал его Воронёнком.
Разомлевший от усталости и красоты вечера, Бриг в который раз попросил у цыгана разъяснений.
– У меня же не черные глаза, волосы не смоляные. И нос не изогнутый и не длинный? Я ведь совсем не похож на птицу. Тем более – ворона?
Роман окинул парня изучающим взглядом.
– Не похож. Только сдается мне, что это не из-за внешности ты стал Воронёнком.
– Из-за чего тогда?
– Тебе, наверное, досталась самая паршивая в мире мать, но за одно ты можешь быть ей абсолютно благодарен: она зачала и родила тебя под самыми счастливыми звездами.
– О чем ты?
– Так выпутаться из истории с угоном!
Бриг болезненно поморщился.
– Уж кому в той истории повезло больше всех, так это Киту.
Роман ответил не сразу, погладил свой круглый пивной живот, поправил посветлевшие от седины черные кудри.
– Мелкому паршивцу повезло, не спорю. Но работу он потерял и на пару километров ко мне больше близко не подойдет, доверия к нему было немного и теперь стало еще меньше. А Аэродром слухами живет, сам знаешь. Долг перед Саймоном как был у Кита, так и остался.
– Ты и про долг знаешь?
– Аэродром, Воронёнок... Слухами...
– А что Саймон? – Бриг спросил вроде бы невзначай, но сам напряженно ждал ответа.
– А что с ним? Приоделся. Квартиру снял недалеко от Сары. Машину мне новую подгонял для проверки. Хороший добротный «Форд». Друзей только он себе неправильных выбрал. С собой привел или они его заранее в тюрьме присмотрели, чтобы потом здесь легче обустроиться. Но чужаков Аэродром не любит.
Слова Романа не принесли успокоения. До сих пор Саймон не искал встреч и вроде бы как принял отказ Дартона участвовать в общих делах, но Бриг постоянно чувствовал тревогу. Кит, повязанный с бывшим благодетелем старым долгом и, как следствие, новыми проектами, о которых сам Малыш ничего не рассказывал, последнее время вел себя беспокойно и раздражительно, взгляд его метался испуганным зайцем. Джош сменил работу и часто уезжал из города, избегая контактов со знакомыми. Клиф месяц назад пришел к Дартону – упрашивать поехать вместе за товаром, едва не плакал, признавшись, что уходит с завода. А в последний раз, когда они виделись, парень был в новых джинсах и дорогой обуви и хвастался лишними деньгами. Нет, Саймон не трогал Брига, но незримо присутствовал в его жизни, вынуждая гадать и оглядываться. Если бы не эта тревога и неопределенность, Воронёнок был бы безмерно, просто-таки возмутительно счастлив.
Он и был безгранично счастлив! Может, как раз вопреки тревоге?
Десять дней, проведенных у Джастины, стали лучшими в его жизни. Когда еще Бригу было так же хорошо? Только с ней, с Рони, которую он прижмет к груди уже через несколько часов, зароется носом в ее пушистые волосы, вдыхая родной запах. Нырнет в глубину зеленых глаз, прежде чем испробовать вкус сладких губ, и будет таять, таять от горячего шепота и тихих стонов наслаждения – когда Солнечной девочке хорошо, она выдыхает обрывками слов и зовет Брига хриплым, срывающимся голосом.
До отправления поезда оставалось немного времени, и Бриг решил навестить бывшего учителя. Того самого, который, как и тренер по баскетболу, принимал важное участие в судьбе Дартона.
Даже в третьем браке у Самуэля Вержински не было своих детей. Из детей чужих, тех, многочисленных, которых он выучил за долгие годы преподавательской карьеры, близко к сердцу он подпустил только одного – Брига Дартона. Мальчика с Аэродрома.
В школу в неблагополучном районе Вержински попал совершенно случайно и ненадолго – всего на полгода. Директор был его старым знакомым и попросил помочь, чередуя уговоры с вызовом к самолюбию знаменитого учителя испытать педагогический талант работой с трудными детьми. Самуэль согласился.
Не чтобы доказать себе и другу, что у него ничего не получится, а просто помочь.
Вержински происходил из еврейской семьи, и рос в плотном, порой удушающем коконе материнской любви. Тяжело пережив смерть матери, он пытался найти ей замену в женах, каждый раз неудачно. К третьей супруге Сам со временем привык. Она его не раздражала, а душевное спокойствие было очень ценным в его работе.
В преподавательстве Вержински ценил возможность делиться знаниями, а не влиять на судьбу детей. Для того чтобы чувствовать себя успешным учителем, ему больше всего подходили слушающие уши, светлые головы и восторженные глаза.
Работа с неблагополучными детьми такого не подразумевала, и Сам осознавал, что создает себе проблемы, но не предполагал, насколько быстро и сильно ему захочется нарушить данное другу обещание.
Вержински задыхался в обстановке злобы и вражды. Ученики приходили в классы не за знаниями, а самоутвердиться за чужой счет, лучше всего – учителя. Он бросил уже всякую надежду найти хотя бы одного прилежного ученика, когда заметил Брига Дартона. Мальчик привлек его внимание цепким взглядом и робкой улыбкой, искренним интересом к предмету. Через месяц наблюдений Сам уверился, что Бриг Дартон – жертва капризной судьбы, которая по ошибке отвесила серьезную порцию математического таланта ребенку, у которого почти не было шанса этот талант использовать.
Улыбчивый мальчик стал отдушиной для Сама в неприветливой атмосфере и не переставал удивлять. Например, тем, что не боялся проявлять интерес к математике, хотя выделяться хорошими оценками и завоевывать благосклонность преподавателя было в той школе не принято и порой опасно. Но другие ребята Брига не трогали, словно не замечали его энтузиазма на уроках. Было в этом мальчике что-то, обезоруживающее даже отчаянных хулиганов. Природное обаяние? Под чары которого попал и Самуэль Вержински.
Потом была городская Олимпиада, которую Бриг не выиграл, но получил хорошие баллы. Участие ученика с Аэродрома получило большой отклик в городе, и Дартон заработал уважение ребят в классе.
Когда Сам вернулся в привычные стены элитного колледжа, то вдруг понял, что ему не хватает смышленого мальчишки. Бриг не был самым талантливым из его учеников, но очень перспективным. Особенным его делало то, что уже самая маленькая похвала или одобрение превращались в чистые бриллианты незамутненной радости, и, глядя на Брига, Вержински чувствовал себя не просто Учителем, но почти Спасителем. Поэтому решил вмешаться в судьбу Дартона и создать ему шанс на лучшее будущее.
Через директора, своего старого друга, Сам продолжил поддерживать интерес мальчика к предмету, нагружая дополнительной литературой и заданиями, искал подходящие Олимпиады, конкурсы и соискания на гранты.
Со временем выяснилось, что быть Спасителем гораздо сложнее, чем представлялось сначала. Иногда сопротивлялась среда – не проводилось конкурсов, грантов не хватало и на половину стоимости обучения в приличной школе. Иногда сопротивлялся сам спасаемый – заработали гормоны, включился подростковый дух противоречия, и Саму приходилось заставлять Брига учиться.
Особенно трудно пришлось, когда парень бросил школу и связался с бандой уличных мальчишек. Спаситель отчаялся и уже подумывал оставить все как есть, когда пришла помощь от тренера сборной по баскетболу. Того самого, кто сначала помешал планам Сама, наобещав Бригу славу и безбедное будущее топ-игрока. Это из-за тренера, вложившего в голову мальчишки неосуществимые мечты, Бриг забросил школу, а позже и спорт, когда стало очевидно, что серьезной спортивной карьеры не получится. Не иначе как чувствуя вину, тренер не забыл о Бриге, словно о расходном материале, а постарался помочь парню снова встать на ноги.
Объединив усилия, тренер и учитель уговорили Дартона вернуться к учебе. Это далось Бригу очень тяжело. Парень стеснялся своего возраста, много работал, чтобы оплачивать съемную квартиру и откладывать на колледж. Не раз заговаривал, что обойдется без образования. Вержински все сложнее было подбирать хорошие аргументы, к тому же у него оставалось все меньше времени из-за болезни – застарелой, неизлечимой, разрушавшей его здоровье. Бывший учитель понимал, что уйдет раньше, чем увидит успехи своего самого сложного ученика. Бриг умен, но если потеряет еще несколько лет и место в колледже, то шансов получить хорошее образование будет немного. Поэтому Вержински воспользовался своим нездоровьем, чтобы связать парня клятвенными обещаниями окончить школу и учиться дальше.
Дартон пришел к учителю после предварительного звонка. Кларисса, третья жена Вержински, проводила гостя в затемненную комнату.
Сам чувствовал, что жена не жалует Брига, и мог понять, почему. После семи лет брака сын Клариссы так и не занял места в его сердце, и ей было обидно, что муж принимает больше участия в судьбе чужого паренька, чем пасынка. Но Сам не любил врать и не подстраивался под запросы других. Особенно теперь, когда стремительно истекало время.
Бриг подошел к кровати и сдержанно поздоровался, опуская взгляд. Парень чувствовал себя виновным, потому что все последние оценки оказались ниже ожидаемых по всем предметам, в том числе по математике и программированию. Что делать? Мальчишка влюбился.
Отчаянно, безрассудно, как это бывает только впервые в Юности.
Бриг не рассказывал Саму о своем романе, лишь упомянул пару месяцев назад имя девочки, которой помогал с занятиями, но только слепой не заметил бы счастливого блеска в глазах парня и его смущенную улыбку. Если Дартон увлекался, то сразу всем сердцем, это учитель понял уже очень давно.
– Не отворачивайся, Бриг. Все не так плохо, – сказал он, отмечая слабость своего голоса и то, как вздрогнул парень.
Молодость отрицает неизбежность смерти, пока не сталкивается с ней воочию и тогда теряется, не зная как себя вести. Вержински привык к неловкости и смятению окружающих. Даже для взрослых это тяжелое испытание – находиться рядом с теми, кому ничем нельзя помочь.
– Ты очень постарался завалить экзамены, но у тебя не получилось, – сделал он попытку пошутить.
– Извините, Сам.
– Ты же это сделаешь, Бриг? Как обещал. Будешь учиться дальше?
Дартон кивнул. Но Сам хотел услышать слова подтверждения.
– Ради себя? Ради твоей девочки, как ты её называл? Ради её счастливого будущего с тобой?
– Солнечная девочка, Сам, она совершенно удивительная Солнечная девочка, и зовут ее Рони Таймер. Я обещаю. – Бриг смотрел на учителя.
– Верю, – довольно кивнул Сам. – Теперь открой занавески.
– Но Кларисса сказала...
– Открой, открой. И окно тоже. Пусть ко мне заглянет солнце. Улыбкой твоей девочки…
После встречи с Вержински Бриг долго не мог прийти в себя. Как не обманывайся, было ясно, что Сам угасает, в иссохшем теле оставалось все меньше сил, в душе – желания бороться. Приближалась черта, когда безысходность и постоянная боль погасят надежду, сделав конец страданий желанным. Столь очевидная близость смерти страшила молодого парня. Хотелось забыть, каким он увидел учителя этим утром, чтобы Сам остался в памяти не изнеможенным и уставшим стариком, а полноватым розовощеким мужчиной, напоминавшим самодовольного павлина.
