Мы уже заканчивали работу, когда в двери вошла женщина, полная, румяная, с огромными голубыми глазами, в светло-коричневом простом платье и наброшенном поверх него недлинном полушубке. Она почему-то напомнила мне праздничный каравай. До и не вошла совсем, она "вплыла", будто не по полу идёт, а по льду скользит. Девчонки, как и я, замерли, разглядывая её. Есть в ней что-то, не красавица, а глаз не отвести, завораживает.
- А вот и матушка, - батюшка подошёл к женщине и ласково коснулся губами её щеки.
Я успела заметить: вытерла щеку Жанна, завистливо вздохнула Птичка, да и на лицах девочек появилось мечтательное выражение, а потом слёзы смазали всё в одну большую кляксу.
Любовь светилась вокруг батюшки и его жены, казалось, они и сами светятся.
И тут со стула поднялась Ирана. Вот неймётся же всё испортить, но сделать или сказать она ничего не успела, в помещение горохом просыпались дети: пухленькие, одетые в кучу одёжек, ну точно, как горошины. Сначала я их и подсчитать не могла, они не стояли на месте, бегая вокруг родителей. Отец Олег что-то тихо строго сказал и детишки остановились и, подняв мордашки, стали слушать. Оказалось, что их пятеро: четыре мальчика и одна девочка - две пары близнецов и девчушка на особицу.
Матушка ласково улыбнулась нам и, забрав детей, ушла. А спустя некоторое время прибежала девочка. Подёргав отца за подол сутаны, дождавшись пока он к ней наклонится, она что-то прошептала ему на ухо, и бросив нам лукавый взгляд, хихикнула и убежала.
- Итак, чадо мои, - раздался бас батюшки, - мы хорошо потрудились. - он махнул рукой в сторону двери и, широко улыбнувшись, продолжил: - Идём чай пить. Матушка Заина пирогов напекла.
Ирана подошла к нему и стала что-то недовольно выговаривать. Он слушал её, не переставая улыбаться, потом заговорил: его голос из громкого баса вдруг стал журчащим - Ирана смотрела на него, не отрываясь. А он опустил руку вниз и ладошкой мах-мах: нам - идите.
На крылечке ждала девочка. Она отвела нас в дом священника, который стоял рядом с храмом. Там, мальчики забрали у нас пальто и сложили их на лавку, а матушка провела в светлую комнату к столу, заставленному тарелками с пирогами. Из носика здоровенного чайника, стоявшего в центре стола, тянулись ароматные струйки.
Мы ещё долго болтали в своей комнате, обсуждая и приезд батюшки, и его детей, и жену, и пироги, и новый облик храма. Давно у нас не было такой радости, вернее, её не было совсем. Жанна с Ольгой с трудом утихомирили младших и отправили всех по кроватям.
Ирана суровым взглядом обносила наши ряды.
- Это ещё что?
Мы молчали. Сегодня первый раз мы вплели ленточки и девочки, и мальчики, причём магики заплели цветные пряди. Я с Жанной вышла последней: с этими малолетками всегда так - нам выходить, а им в туалет надо, вот и опоздали мы. Девушка, посмотрев на наших друзей и подруг, дрогнувшим голосом сказала:
- Мы - сила! Здорово ты всё ж таки придумала.
- Снять! Немедленно! - заорала директор, никто не двинулся. Стоявшая за её спиной Ольга, потупила глаза, изо всех сил стараясь сдержать злорадную усмешку, но у неё плохо получалось - мы то видели. - Ах так...
- Доброе утро! - раздался бас отца Олега за её спиной.
Мы то видели, что он подходит, а она нет. Как она подпрыгнула. Раздались смешки. Злобно взглянув на нас, Ирана повернулась к батюшке и натужливо улыбнулась.
- Доброе утро!
- Я вижу чадо уже готовы идти в храм. Добро-добро.
- Простите, батюшка, - директор самодовольно улыбнулась, - мы ходим в храм Сияющего.
Отец Олег улыбнулся ей в ответ и, насмешливо вскинув бровь, ласково спросил:
- Я может ошибаюсь, госпожа директор, но приют содержится на средства полии Всемилостивой? Или нет?
Лицо Ираны пошло противными бурыми пятнами, несколько раз судорожно вздохнув: ага пытается успокоиться - священнику не похамишь, она подтвердила:
- Да. Но в храме долгое время не было служб, а мы решили - не дело дети вне храма.
- А теперь службы будут идти в положенные дни. Я приехал. - медовым голосом объяснил Иране, как ребёнку очевидные вещи, батюшка.
Мы стояли, уткнувшись глазами в землю, стискивая зубы, но смешки раздавались то здесь, то там.
- Но...
Свящённик поднял ладонь, прерывая всякие возражения директора, и, резко став серьёзным, обратился к нам:
- Кто именован в храмах Всемилостивой?
Поднялся лес рук.
Батюшка махнул рукой в сторону.
- Туда.
Мы быстренько перешли и построились. Стоять на прежнем месте осталось несколько человек. Один из мальчиков, переглянувшись с соседями, робко спросил:
- А нам можно? Нас в храмах Всесильного именовали.
- Можно, даже нужно.
Из оставшихся трое: два мальчика и девочка точно из Сияющего, но все промолчали, принимая их в наши ряды.
Видимо, кто-то сообщил отцу Олегу, что Ирана водит нас в храм Сияющего, именно поэтому он пришёл пораньше и перехватил нас. До службы было ещё около часа и мы шли не спеша, можно было и окрестности рассмотреть.
Я всегда любила осень, даже больше лета. Летом все мои друзья работают много, и нам удаёт...удавалось поиграть не каждый день. Осенью работы в разы меньше. И осень очень красивая, особенно первые дни. Листья на деревьях постепенно меняют свой цвет. И среди зелёного то тут, то там, как говорила мама "просачиваются" жёлтые, красные и бордовые тона. Мама называла их "всполохи", я не знаю что это значит, но слово мне нравится. Мама всегда говорила красиво, и слова у неё были необычные, и голос нежный, с переливами, как у ручейка - то спокойно, то звонко, как вода по камешкам, где неглубоко. Мама...я так скучаю.
Теплый ветерок коснулся моего лица, будто передавая привет издалека. Я на минутку остановилась и зажмурила глаза.
Дождливые, холодные дни сменились тёплыми. Это ненадолго, но так здорово. Потом снова придёт холод, и сильные ветра быстро уберут листву с деревьёв. А пока...я открыла глаза...батюшка внимательно смотрел на меня.
- Задумалась? Ну пойдём догонять остальных. Вон как мы с тобою отстали.
Отец Олег шёл рядом со мной, старательно укорачивая свой шаг, но меня не торопил. Изредка он бросал взгляд на мою трость, и тогда по его лицо становилось печальным.
Золотисто-жёлтые купола храма показались из-за деревьев как солнышки - немного, ещё немного и вот уже и целый купол, потом следующий, и самый маленький. У нашего храма - три купола: центральный; над колокольней; и ещё один, самый маленький, но в помещение под ним нас не пустили - девочкам нельзя, и я не знаю что там.
На площадке перед крыльцом стояла матушка и разговаривала с Ольгой, вернее, говорила больше воспитательница, а матушка внимательно слушала. Увидев нас, она улыбнулась, поднявшись на крыльцо, открыла двери и стала запускать наших внутрь.
В храмах не используют магические светильники, и вчера мы так торопились убрать, пока дневного света хватало, что рассмотреть толком я ничего не успела. Зато сегодня можно было наглядеться всласть.
В сравнении с тем храмом, который я посещала с мамой, этот был меньше и очень уютный. Дверь пропустила нас в небольшой холл, наверно, не знаю как правильно называется. Слева - дверь в комнату священника, там он к службе готовится и прихожан принимает. Справа, через неплотно прикрытую дверь, виднелась висевшая на стене ванночка, в которую окунают детей на поименовании, там, наверно, всё необходимое для служб. Проходя мимо этой двери, я заглянула, любопытно же, там ещё и узкая лестница вверх, на колокольню.
Внутри храм был ярко освещён множеством свечей. Как же красиво! Небольшие иконы развешанные по стенам, справа столик: на нём связки свечей, карандаш и маленькие листочки, на таких мама писала наши имена и отдавала батюшке. Впереди, на стене большой рисунок Всемилостивой - женщина в просторном платье, с покрытой не то шалью, не то широким шарфом, головой, с ласковой улыбкой протягивает вперёд руки.
- Она на мою маму похожа, - прошептала стоящая рядом Фрея, - очень похожа.
Странно, но и мне показалось что женщина похожа на мою маму.
Жанна принесла свечи и, раздав, сказала ставить аккуратно и придерживать рукава платьев. Мы тихонько разбрелись кто куда. Я остановилась перед маленькой иконой в углу, закрыла глаза, и, как учила мама, стала мысленно рассказывать о том, что произошло со мной в последнее время. Через некоторое время пришло чувство, что я в храме одна. Когда молишься, хочется тишины и одиночества.
Нет, это просто...удивительно...раздавшийся бас отца Олега, призывавшего к службе, казалось, заполнил все уголки храма. И сразу прекратился говор, стало тихо-тихо, я как будто очнулась, и лишь сейчас обратила внимание, что народу в храме собралось очень много, и рядом со мной нет никого из наших.
После службы отец Олег задержал меня на несколько минут. Жанна, ждавшая меня в дверях, подошла, и именно с ней он и договаривался, что я сплету несколько кружевных вставок, взамен тех, с "паучками", что он сжёг.
За эти месяцы я слишком привыкла слушаться её. А что будет, когда она уйдёт? Мы все знали, что весной Жанне придётся уйти, она уже выросла и не может оставаться в приюте. Но старались не думать об этом, а уж вслух говорить и подавно.
Не успела я пообедать, как припёрлась Марда и велела мне идти к директору. Последнее время, эта фурия нечасто появляется в приюте, ходят слухи, что священник из храма Сияющего подобрал ей жениха, и они с матерью вовсю готовятся к свадьбе. Сама директор тоже всё чаще отсутствует. Поэтому приказ идти к ней испугал меня, но Жанна после службы пошла в таверну, забрать кружева и отнести заказчице, пришлось идти одной. С Мардой.
Но, когда она повернула к лестнице на третий этаж, я всполошилась: Иранин кабинет на первом этаже. На мой вопрос: "Почему на третий идём?", Марда тихо сказала:" Так надо", чем ещё больше испугала меня. Марда и тихий голос! Я отказалась подниматься.
Марда пыталась меня уговорить. Марда! Уговорить!
Я развернулась, но успела сделать только шаг...Одной рукой обхватив меня, а второй закрыв рот, этот противный, мерзкий запах ни с каким другим не спутаю - Иродин...сволочь...поволок меня наверх. От неожиданности я оцепенела. "На третьем - комнаты с пологом тишины - убьёт и никто не услышит" мелькнула ужасная мысль. Изо всех сил вцепившись зубами ему в руку, я стала бить пятками по его ногам. Как я только трость-то не выпустила.
Дотащив меня до верха, мужчина грубо сбросил меня на пол и вцепившись в запястье, поволок к дверям ближайшей комнаты. Каким-то чудом мне удалось, извернувшись, сесть на попу и упереться пятками в пол. Иродин остановился, наклонился надо мной, и, брызгая слюной мне в лицо, прошипел:
- Будет по-моему, маленькая дрянь! По-моему!
По спине текли противные капли пота, ноги как ватные стали, а руки как чужие. И я сделала то, что строго-настрого запретил мне делать Свир - нажала на крохотный рычажок в ручке трости, раздался еле слышный щелчок...и я взмахнула рукой. А может это уже была и не я, не знаю...Узкое, острозаточенное лезвие тускло блеснуло, и с лице Иродина на меня брызнула кровь. Он пронзительно завизжал. Я втянула голову в плечи, и молча ждала, что будет дальше. Я как будто была не я.
- Что здесь происходит? - раздался голос сестры Симы и я увидела подол её платья
На коленках подползла к ней и, обхватив её ноги, проскулила:
- Он меня убить хотел!
- Да не убить, дура! Не убить! Только пальцы сломать! - зажимавший лицо руками Иродин видимо совсем обезумел, если так легко признался в таком
Осторожно забрав у меня стилет, сестра Сима отстранилась, посадила меня на пол и велела ждать её, а сама, подхватив мужчину под руку, повела его в лекарскую.
Я отползла к стене и, опершись на неё спиной, стала ждать монахиню. Мне было не стыдно за свой поступок, и нисколько не жаль Иродина. Всё было как в тумане. Или во сне. Скоро я проснусь и узнаю, что это был просто очередной кошмар...Сломать мне пальцы! Зачем? Ответ пришёл сам по себе - со сломанными пальцами я буду не нужна Наталии. Видимо моё обучение должно освободить меня от мага, а он не хочет терять ту силу, что забирает у меня. А значит так ему и надо. Иначе мы не выживем!
Сидела я не двигаясь, а в моей голове, как наяву, звучали голоса соседок. Помню, тогда Васькина мать разговаривала с Таюшкиной - я нахмурилась: почему-то не могу вспомнить имена, лица помню, а вот имена нет.
Голос Таюшкиной мамы стал громче, будто хотел, чтобы я обязательно услышала: " Наступает время, и просто позабываешь о том, что мечталось, и живёшь. Как есть". Помню, она горько усмехнулась и добавила: " Человек такая скотина, ко всему привыкает".
Нет! Не хочу! Я не хочу привыкать...Там, за воротами приюта, другая жизнь. Я подумала о том, что когда-нибудь уйду отсюдова. Ко мне пришла мысль, что нужен план, нужно сделать так, чтобы я много успела узнать. Нужно поговорить с батюшкой, наверняка он не откажется учить меня. Я не хочу всю жизнь, как Таюшка и её мама...Первый раз я не схотела той жизни. Что-то неизвестное и непонятное поднималось во мне, требуя воли.
- Рани...Ранюша. - я подняла голову - сестра Сима участливо смотрела на меня: - Ты как?
Я кивнула, голос пропал, и в горле першило.
- Пойдём, - она осторожно помогла мне подняться.
Подняв лежавшую на полу трость, она достала из кармана ручку с лезвием и вставила её на место, неодобрительно поджимая губы при этом. Потом перевернула трость ручкой вниз и та упала на пол. Нахмурившись, монахиня подняла её и подала мне обе вещи. Я, оттянув рычажок, вставила ручку на место, раздался щелчок и трость стала целой.
- Совсем Свир разума лишился, такое дитю сделать!
- Он невиноват, - кинулась я на защиту друга, - он не велел мне доставать. Сказал, только для защиты, а то я слишком слабая - всяк обидеть может.
Сестра громко вздохнула и признала:
- В этот раз она тебя точно спасла.
Оглянулась назад, и потом сделала пальцами правой руки круговой жест - кровь с пола поднялась в воздух, собралась в шарик и вспыхнула - на пол просыпалась тонкая струйка серого пепла. А после монахиня провела рукой вдоль моего тела, от головы до ног, улыбнулась.
- Ну вот, всё чисто и никто ничего не узнает.
- А Ирод?
- Господин Иродин, - притворно проворчала сестра Сима и уже серьёзным голосом успокоила меня. - Будет молчать. Он признался в преступных помыслах. А слово монахини против слова мага куда как больше значит. Но, будь осторожна, такого он не простит. - и совсем по-девчоночьи хихикнула. - Ты ему нос пополам разрезала, он у него сейчас как у хрюшки.
Я тихонько рассмеялась, и монахиня тоже. Посмеявшись, я решилась задать вопрос:
- Сестра Сима, а вы магичка?
Она взглянула на меня со смешливым недоумением.
- С чего это ты решила?
- Ну...там, - махнула я рукой в сторону пепла
А она вдруг хитренько подмигнула мне.
- Будем думать, что тебе почудилось. Разве не так?
- Конечно, - легко согласилась я.
- Сестра Сима! Сестра Сима! - раздался в коридоре звонкий голос Птички. - Сестра Сима! - она распахнула дверь и уставилась возмущённо на меня, с трудом переводя дыхание.
- Чего орёшь, как блажная?
- Там это...Рани...там тебя ищут. О чём ты думала? Ушла и не сказала...
Она ещё что-то хотела добавить, но зажав рукой рот, кинулась в туалет. Последнее время её рвало очень часто: из худенькой Птички она превратилась в полупрозрачную Птичку.
