-Потому же, что и вы,-был вкрадчивый ответ со стороны сиротки, неловко перехватившей поудобнее лопату.
Сестра таланта мало кому пришлось по душе. Порывались высказать недовольство, потребовать деталей, ибо изголодались по простому, мирскому, однако все и каждая, потупив взоры, вернулись к тому, на чем прервались. Оно и понятно - дел невпроворот, а мать Евдокия тяжела на руку, да неподъемна характером. Ни у кого не было желания вставлять свое слово супротив ее воли, ибо монахиня не столько глаза и уши Настоятельницы, сколько ярый поборником каллиграфического порядка в монастыре.
Поджав губы, трудница вплотную приблизилась к новенькой. Грубо выдернув из хлипких ручонок недотепы оредие труда, проворчала:
-Убогая, чо ли? Кто ж так хлев чисте?! Ты аще бо возитися бушь, мы и буденкой не поуправимся.(7) Ступи на репище повой полоть, не заступаше под нагами.(8)
Спорить не стала. Благоразумно отдала предпочтение ковырянию в глине и соседству с представителями класса беспозвоночных членистоногих, заместо экскрементарных слезоточивых скалотах.
Сидя на невысоком, поросшем мхом камне, наблюдая за тем, как недовольные трудницы продолжают исправлять нанесенный свекольной ботве, урон, пожевывала травинку. И ведь дело не в том, что работать не умеет. Просто не хочет.
Курить. Сейчас же. Сию секунду.
И курить нечего. Вместо привычной папироски зажала меж зубов эвфимиз, в тщетной попытке обмануть мозг. А он то не Тимошка - все видит, пусть и сидит в колбе.
Нервно заправила короткую прядь за ухо, переведя взгляд на Марию. Послушница стояла неподалеку в компании одной из работниц, что на протяжении всего своего монолога активно жестикулировала короткими руками.
Трудница негодовала:
-Эта убогая усе вершки потопташи!-трудница злобно зыркнула в сторону сиротки.-Лета и без оного проголодный, так еще и последнее, кое чуть не зоровалося(9), гробить?! Сестра Мария, ты уж вразуми ее. Вот те крест, не хочу я вадить испыти, да забедовать, обаче буде оно дале так(10), тогда уж я с матерью Евдокией потолкую. Живати треба по долгу(11), а не спустя рукава.
Мария едва заметно кивнула головой, крепко сжимая четки. Украдкой взглянула на Веру. Та сидела, точно блаженная, пожевывая длинную стрелку пырея. Бесстрастный профиль лишь время от времени искажался мимическими морщинами. В остальном же девушка ничем не отличалась от того самого камня, на котором восседала.
-Невдомек ми, право слова,-внезапно продолжила свою мысль трудница, хранившая до сей поры молчание.-Настоятельнице все видно лучшее нашего, токмо чую, що бездельно(12) то. Не наша она. Ни по крови, ни по душе.
Очевидное отрицать было глупо. Ровно об этом же самом размышляла Евдокия после утренней молитвы. Мария не хотела подслушивать и все же волей случая оказалась свидетельницей разговора между матушкой игуменьей и монахиней. Настоятельница, по доброте душевной и истовому человеколюбию, всячески пыталась усмирить жесткость нрава Евдокии. Оная же выступала против. Больно печется о благости Храма Божьего, дознавателей страшится... Как и все. Как и Мария.
-Если же поселится пришелец в земле вашей, то не притесняйте его,-вполголоса зачитала послушница.
Трудница смиренно склонила главу, продолжив:
-Но пришлец, поселившийся у вас, будет для вас, как туземец из вас, и люби его, как самого себя, ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Аминь.
-Аминь.
Синхронно перекрестившись, разминулись. Послушница решительно шагнула по направлению к Вере. Идея, зародившаяся в юной девичьей голове, пришлась по сердцу хозяйке. Ежели и сделать все по уму - выкроит время...
На знакомый голос не обернулась, гласивший:
-Благослови тя Господь, Вера.
В ответ - тишина, смутившая Марию.
-Февронья рекла ми, что было. Но ты не водьнитись, азъ доведею, будет срок и ты извекаешь.(13)
На лице новой знакомой не дрогнул ни единый мускул. Сиротой ее назвать язык не поворачивался, хотя и звучали слова Веры точно исповедь - им хотелось верить.
-Ибо в Учении и Заветах Господь повелевает нам искати знание...
Фанатичный бубнеж прервала резче, чем хотелось бы:
-У тебя какое-то дело ко мне?
В ее словах не было ни злобы ни пренебрежения. И все же Мария запнулась на первом слоге:
-Хо-Хочу...-тихо откашлялась, нервно теребя четки.-Матерь Евдокия благословила у село наведатися, да в тропу к веденице рыбаря,(14) с нею глаголом молвиться. Пойдешь со мной?
Предложение прозвучало заманчиво. Право слова, не каждый день становишься очевидцем быта Средневековой России воплоти. Интересно даже с точки зрения историка-дилетанта. Вести разведку боем - вот то, к чему привыкла. В крайнем случае играть роль вовлечённого лица, а не стороннего наблюдателя.
-Евдокия ваша распорядилась?
И хоть Марие удалось привлечь к своей персоне внимание, более того, Вера повернула к ней голову, однако в голосе ее не прозвучало ни капли энтузиазма. Вопрос задали отстранено, скорее, вынуждено. Это не могло не смутить. Растерявшись, не сразу нашлась с ответом:
-А?
Почувствовав на языке горьковатый привкус от пожеванного кончика тростинки, неохотно перефразировала:
-Мать Евдокия сказала меня с собой взять?
Вновь заминка. И вот этот недалекий худосочный подросток у местного духовенства в почете?..
-У село врозь ретко ходим(15)... Да и в драге обоюдно оно все горазно веселее,(16)-Мария едва заметно улыбнулась, с толикой сомнения уточнив.-Так пойдешь?..
Почувствовав на себе недовольные взгляды трудниц, ответ был очевидным. Монастырские стены душили. Ощущение присутствия Святого Духа навевало тоску. Легкая прогулка с целью остудить голову успехом не увенчалась просто потому, что ни о какой приватности речи не идет априори. Треклятый коллективизм продолжал копаться в чужом белье как тот самый кардинал Ришелье. А что же до Марии - так с ней и проблем не будет. Да, искрометностью ума не блещет, а повсеместная ортодоксия сказалась пагубно на интеллектуальном развитии, затупив его естественный эволюционный процесс, что несомненно было на руку.
Оценив неутешительные перспективы без пяти минут компаньона, поднялась с насиженного валуна:
-Когда отправляемся?
Мария приободрилась. Путь предстоит не близкий и искать кого-то, кто бы согласилась его осилить, несколько затруднительно. Да и накладно по времени. Разумеется, по таким вопросам стоило бы обратиться к матери Евдокии, ибо заведовать поручениями - прямая обязанность монахини. Но зачем же попусту беспокоить старшую духовную сестру, когда послушница и сама в состоянии разрешить подобного рода ситуации?
-Не медля,-улыбка стала шире.-Доже Вечерне воротиться потребно. (17)
Кивнула, поинтересовавшись для справки:
-И далече село?
-В верстах этак четырех.
Призадумалась прежде чем прошептать себе под нос:
-Это получается четыре тысячи с небольшим метров...
-«Метров»? Чьто се?(18)
Оглядела послушницу с головы до ног и обратно. Внезапное проявление любопытства к незначительным деталям польстило природной скрупулёзности.
-Метр,-обозначила инфинитив единственного числа для пущей ясности,-это тоже самое, что и верста.
Меж тонких бровей Марии залегла складка - она старательно запоминала новое слово. Словно пробуя на вкус, повторила несколько раз.
-Чудно. Глагол инодальный(19), яко и ти, да?
Вера ответила вопросом на вопрос, как бы подмечая:
-А ты любопытна, да?
Услышанное остудило запал Марии. Сколько себя помнит, с самого малолетства за ней увязалось домашнее прозвище «проныра». Семья всегда поддерживала ее страстное желание учить и знать. Знать и учить. Матушка, чьей любимицей она и являлась, как-то обмолвилась, что по наступлению 14-ого дня рождения, отдаст обеих дочерей в церковно приходскую школу, дабы письму и чтению обучались. Только вот грамоте так и осталась неучена, а свою четырнадцатую весну уже встречала в действующем статусе послушницы Боголюбского монастыря Пресвятой Богородицы.
-Это хорошо,-неожиданно продолжила размышлять вслух Вера, перетягивая бинт на левом запястье потуже.-Любопытство - не порок. А Дьявол так и вовсе в мелочах.
Потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что все свои мысли озвучила. И не абы при ком - при сестре духовной.
Поджав губы и не глядя на притихшую послушницу, развернулась в сторону центральных ворот. Оставалось лишь надеяться, что девчонка не истолковала услышанное превратно...
У монастыря столпилось недюжинное количество прихожан. Толпа циркулировала от одного края Боголюбского до другого. Если бы не топот тысячи ног, действо больше смазивало на сцену из немого кинофильма эпохи арт-хауса - двуногие бутафории болванчиками раскланивалась на каждом свободном пяточке земли, после чего предоставляли место другому собрату по вере.
Медленно, но верно подкрадывался тихий ужас. Не пришлось ехать ни в какое село - само село явилось в монастырь. От пестрости крестьянских нарядов перед глазами шла рябь. Попятившись, отошла на, по личностным соображениям, безопасное расстояние. Подальше от обезумевшей толпы.
Резкая смена настроения побродяжки не укрылась от Марии. Замерев, глядя волком на православных, сделала пару шагов назад. В какой-то момент послушнице даже показалось, будто Вера Божье предзнаменование углядела. Была когда-то в их краях паломница, Господом поцелованная - точно также застывала соляным столбом в самые непредсказуемые моменты. А много после, срывающимся шепотом, вещала о видениях, посетивших ее. О чем были те видения Мария уж и не припомнит - воспоминания смазались в памяти.
Аккуратно, точно к шуганному зайцу, послушница поровнялась с Верой. В выражении лица последней более не присутствовало и намека на ту безэмоциональную отстраненность, кою девушка демонстрировала мгновениями ранее. Она была напугана.
-Вера?..-окликнула в полголоса.
Не сразу поняла, что звали по имени. Согнав оторопь и кое-как взяв себя в руки, силой воли подавила удушающий приступ тревожности. Смириться с условиями новых, абсолютно бессмысленных и вместе с тем абсурдных реалий оказалось сложнее. Любое напоминание о том, что все происходящее, по своей сути, имеет место в далеком прошлом, а взор теперь глядит на события минувших веков, бросал в дрожь. Отчаяния не было, но чувство, что все еще впереди, сковывало по рукам и ногам, бросая то в жар то в холод. Доводилось ли когда-нибудь видеть нечто подобное там, в 21 веке? Однозначно. Воспринималось ли увиденное в качестве триггера? Никогда. Ортодоксальная система ценность, берущая свое начало от скрижалей Моисеевых, была этаким рудиментом, пережитком прошлого, никого ни к чему не обязывающее.
Сглотнув вязкую слюну, просипела:
-Мне нужен воздух...
Не дожидаясь послушницы, рванула вперед. Протискиваться между людьми было сложно - все стояли вплотную друг к другу, точно селедки в бочке. Представительниц прекрасного пола порядком больше, как и детей.
Улыбчивые лица кивали, пропуская мимо себя спешащую. Кто-то, взглянув на ее встревоженный вид, перекрестился. Другие же провожали сочувствующим взглядами ту, что в самом расцвете лет, тронулась умом.
«Вняла-таки суете заблудшая душа...»
Послушница догнала Веру лишь у самых монастырских ворот. Держась за тонкую березку, побродяжка, склонившись в три погибели, громко и глубоко дышала. Мария окончательно перестала что-либо понимать...
-Это по какому случаю?-махнула рукой в сторону столпившихся.
Заломив тонкие пальцы рук, послушница удивлённо выдала:
-Дык бо днесь наипаче великий...(20) Празднование Живоначальной Троицы.
Профиль побродяжки перекосило так, что страшно взглянуть: мучилось то ли тело, то ли душа.
-А чего прихожан столько?-очередной вопрос, вышибающий из колеи.
-Зачин(21) Литургии...
-Час от часу не легче,-поморщилась, расправляя плечи.-Все перемешалось в доме Обломовых: и кони и люди.
Уточнять, какие кони и что еще за Обломовы, никто не стал. Тем же лучше, потому как ни сил ни желания на очередной акт просвещения не было. И кажется, послушница начинает привыкать к не всегда понятному, зачастую так и вовсе сумасбродному, лепету юродивой.
О чем толковать с Верой Мария не ведала, да и поймет ли в целом очередные премудрости блаженной?
«Дьявол в мелочах»,-эхом отозвалось в глубине сознания.
Пришлось тряхнуть головой и одними губами зачитать молитвы во имя Отца и Сына и Святого Духа. Не пристало в столь светлый день Лукавого поминать, даже помышлять об оном. Не к добру это.
«Не своя она... Инакая (22).»
-Здрава будь, сестра Мария!-раздалось совсем близко.
Обе синхронно повернулись на голос. То был Антип. Стоя практически на том же самом месте, что и в первый раз, мужчина проверял на исправность колесо повозки. Широкая приветливая улыбка собрала вокруг глаз старческие морщины, хотя и назвать его стариком получалось с натяжкой. Однако, его в 44 года жизнь не пощадила, умудрив сединами раньше положенного.
Извозчик перевел взгляд с послушницы на стоящую рядом угрюмую девицу:
-И ты здрава будь, сестра...-запнулся.
Девица, чьего имени не разумел, махнула рукой:
-И Вам не хворать.
Антип в недоумении округлил глаза, даже переспросил, оглянувшись на старую клячу:
-Нам?..
Вот те раз... Сколько живет, а чтобы лошадь вровень с человеком ставить - такое впервые. Подумал было, что потешается. Да вот только не было в тоне девичьего голоса ни тени насмешки - говорила со всей серьезностью.
Мария хихикнула про себя. Очередная ли то диковинка, али же попросту особенность характера, но ситуация выдалась забавной.
-Она бе здалече.(23) Трудницей приходится,-представить все равно надлежало.-А нарекати сестрой...
Оборвала на половине фразы, не позволив закончить начатое, безапелляционным:
-Просто Вера. Без «сестра»,-и далее, кажется, для самой себя неожиданное.-Я здесь ненадолго.
Заявление делалось необдуманно, спонтанно, и оттого искренне. И лишь одной Вере было ведомо, что она подразумевала под оным.
-Ну, Вера так Вера,-мужчина пожал плечами.-Спорить не буду. Ти точию(24), девонька, молви, уваж старость - не тя ли надысь(25) из речи Клязьмы выуживали?
В ответ - молчаливый кивок. Девчонка немногословна. Болезненно немногословна.
-Вот те раз,-поскреб наполовину облысевшую голову, скосив набекрень шапку.-Значит-са, и по-ненашенски разумеешь?
-Простите?
-Да прощаю, прощаю,-задорно хохотнул.-Токмо ти ответствуй: могешь ай(26) несть?
Что имел ввиду извозчик оставалось лишь догадываться, а легче так вообще попросту согласиться:
-Да могу-могу. Все могу.
Антип присвистнул, без зазрения совести разглядываю необычную гостью:
-Ди-и-иво...
Враз всполошившаяся Мария прервала логорею Антипа. Углядев кого-то в толпе, послушница мигом переключилась на насущные вопросы практического характера. Не преминула воспользоваться внезапно подвернувшимся транспортным средством. Извозчик согласился.
Тяжело дыша, кобыла преклонных лет переставляла кривые ноги, исправно тягая повозку с тремя путниками. Животина работала наизнос, однако ж правом выбора не располагала. Кормят, поят и на том спасибо. Делать вид, словно у тебя еще есть силы и воля к жизни, вынужденная мера предосторожности. С загнанными лошадьми не церемонятся - их убивают на первом же перевале.
