ПРОЛОГ
2028 год по летоисчислению Внешнего Мира,
1235 от Переплетения Миров.
Царство Сарнавар.
Баркат, столица Сарнавара.
Площадь перед Дворцом.
Утро венчания на царство нового избранного народом правителя.
---
Толпа на площади дрожала, как море на ветру. Тысячи сарнавийцев — от старейшин Великих Плетений до учеников младших школ — собрались у Дворца.
Дроны парили в воздухе, камеры ловили каждый жест, переводчики гудели в наушниках:
— Историческое событие… Впервые за пятьдесят лет… Клятва эскани.
— Исарен Таор-Санар выходит! Повторяю, Исарен Таор-Санар выходит!
Толпа, как единый организм, затаила дыхание.
Он действительно вышел. Один. Без символической свиты, без знамён, без сопровождения.
На нём — простая серая национальная одежда с тонким зелёным поясом. Без гербов, без узоров. На запястье — плетёная лента сиротского узора Дзмарива.
Он шёл спокойно. Высокий, прямой, как стрела — Исарен. Его имя и значило: Стрела.
Он остановился у края платформы и посмотрел не в объективы камер, не на почётных гостей, а прямо вглубь живой, плотной толпы.
И заговорил.
Его голос, улавливаемый микрофонами, разнёсся по миру, передаваясь в наушники, трансляции, сердца:
— Нет у меня более семейного плетения — ни отца, ни матери. Ни связей по браку, ни долгов по рождению. Моё плетение — Сарнавар.
Он снял кольцо с пальца — знак семейного плетения Дзмаривы, которое он носил не по праву рождения, но по тому, что сиротский дом в котором он вырос был на их земле.
Снял браслет с руки.
Коснулся губами каждого.
И, не колеблясь, положил их у ног. Затем — перешагнул. Мгновение — будто тянулось вечность.
— Ай! — кто-то вскрикнул.
— Он… он это сделал!
— Так клялись цари… до того, как стали марионетками великих семей, — прошептал один из старейшин. — Этой клятве более двухсот лет. Я и не думал, что её кто-то помнит…
Тишина была полной. Плотной, как перед бурей.Птицы в небе застопорились.
Камеры дрожали в руках.
Дроны зависли.
И буря пришла.
ВЗРЫВ.
Сильный, ослепительный, хищный.
Один из охранников метнулся вперёд и закрыл собой эскани, разворачиваясь спиной. Его тело приняло всю силу удара — и в следующее мгновение разлетелось на части.
— О, Плетение! — закричала журналистка. — Камера! Это кровь! Это... это его кровь!
На мраморных ступенях лежала чья-то нога. Без тела.
Паника накрыла площадь, как лавина:
люди в первых рядах отпрянули,
дети закричали, кто-то упал,кто-то закрыл голову руками.
Царь лежал. Лицо в крови.
Одна сторона тела — покрыта ожогами и осколками.
Правый глаз — залит кровью.
Он пытался приподняться.
И всё, что видел зритель — это его рука: дрожащая, но тянущаяся вперёд. В сторону толпы. В сторону жизни.
— Он жив! — крикнул кто-то. — Он ещё жив!
— Исарен!..
ГЛАВА ПЕРВАЯ
За три месяца до венчания Исарена на царство.
Северный вокзал. Сарнавар.
Прибытие скорого поезда Истамбул—Баркат.
Платформа гудела, как улей. Поезд ещё не въехал, а воздух уже дрожал от скопления людей, табачного дыма и предвкушения.
Высокие башни отбрасывали узкие тени на пыльный кафель, идущий от старого вокзального корпуса до нового стеклянного купола. Над толпой ворковали голуби, дроны медленно сновали в небе, фиксируя лица и фигуры.
Среди ожидающих выделялись двое.
Молодой мужчина лет тридцати, коренастый, в дорогом костюме полуевропейского, полунационального покроя: узкие штаны, жёсткий ворот, мягкие плечи. Чёрные глаза, гладко причёсанные волосы, на висках пробивается ранняя седина.
Рядом — девушка, чуть младше, в безупречном европейском стиле: лаконичное чёрное платье, серебряная брошь, шляпка с вуалью, перчатки. Вся выдержанная, элегантная, как портрет кисти старого художника.
Она говорила тихо, но с явной иронией:
— Ангел Последнего Рубежа? Серьёзно, Эко? Не слишком ли поэтично для политика?
Мужчина фыркнул:
— А что, поэзия теперь монополия художников?
Он на секунду замолчал, затем, уже мягче:
— Слушай, Лайна… будь с ним добрее, а? Всё-таки человек предотвратил войну. Не локальную — большую. Забудь хоть на миг, что ты звезда вернисажей. Вспомни, что ты его невеста.
Лайна отвернулась к платформе — в её взгляде не было ни злости, ни жалости. Только тонкая, почти невидимая трещинка.
— Он не писал мне два месяца, Эко. Ни письма, ни несчастного сообщения, ни даже дешёвой открытки.
— Потому что был под наблюдением, — спокойно сказал Эко. — Потому что, когда ты уговариваешь чужих генералов не нажимать красную кнопку, не до писем.
— Но он ведь выжил?
— Да, — кивнул Эко. — И не просто выжил. Возвращается сам. Значит, ещё не сдался.
Поезд въезжал на платформу с негромким гулом, бело-серый, с зелёными полосами — цветом Плетения, Мира и Памяти.
Когда он остановился, двери раскрылись с тихим сухим звуком. И вышел он.
Высокий. Худой. Широкоплечий, но будто просевший внутрь.
Рыжие волосы коротко острижены, кожа потемневшая от южного солнца. Лицо — будто вырезано из стали и усталости.
Он нёс с собой всего один небольшой чемодан. На запястье — медный сиротский браслет. Он увидел их сразу. И сразу остановился.
— Лайна, — тихо сказал он.
Она не ответила. Не сделала ни шага.
Он не улыбался. Она не плакала.
Мир вокруг словно затаился, задержав дыхание.
Кто из них первый сделает шаг?
Поезд ушёл, оставив за собой запах металла, пыли и далёких дорог.
Они стояли в молчании — трое, среди множества лиц. Лайна всё ещё не сказала ни слова. Эко — первым нарушил паузу:
— Ангел, тебя там не кормили?
Исарен усмехнулся уголком рта.
— Ещё раз услышу это прозвище — вызову тебя на дуэль. Будешь знать.
— Ты там упражнялся, что ли, в своей Туркии?
— Нет. — Исарен вздохнул. — Но злости скопил предостаточно.
Эко усмехнулся, быстро, по-мальчишески, и окинул его взглядом с головы до ног — взгляд друга, брата, соратника, знающего, где искать трещины.
— Тебя надо покормить. И дать выспаться. И отправить к психологу, а потом к твоему духовнику. Или наоборот. В порядке убывания важности.
— Мне надо в Дворец, — тихо, но твёрдо сказал Исарен. — К эскани.
Эко приподнял бровь:
— Ты только что сошёл с поезда. У тебя за плечами два года дипломатического пекла и три месяца молчания. И первое, что ты хочешь — это увидеть эскани?
— Это не "хочу". Это надо. — Он поправил на плече ремень мешка. — Меня вызвали. Значит, Плетение ещё не закончено.
Сзади послышался звук шагов. Лайна развернулась и пошла прочь, не сказав ни слова.
Исарен смотрел ей вслед долго.
Эко положил руку ему на плечо.
— У тебя будет шанс всё объяснить. Сейчас — поехали. Машина ждёт.
Они уже двинулись к выходу, когда их настигли шаги — быстрые, цепкие, профессиональные.
— Господин Таор-Санар, разрешите пару слов?
— Только одно фото, прошу!
— Как вы оцениваете текущую ситуацию в...?
— Что скажете о саммите в Истамбуле?
Журналисты — их было трое, но казались десятью — окружили их полукругом. Камеры уже работали. Один дрон завис чуть в стороне, обвёл линзой лицо Исарена.
Он остановился.
— Одно фото. Один вопрос. Короткий. — Он не улыбался. Просто стоял — уставший, с дорожной пылью на воротнике, с мешком за плечами и этим упрямым, спокойным взглядом.
Щёлкнула вспышка.
— Господин Таор-Санар, вы вернулись спустя два года. Что дальше?
— Я здесь, — сказал он. Просто. Чётко. — Остальное — выяснится.
Он повернулся к Эко:
— Теперь точно — поехали.
Они сидели в задней части автомобиля. Эко сел к водителю, оставив их вдвоём.
Молчание между ними было вязким и неуютным. Лайна сидела, скрестив ноги, безупречно одетая, отрешённая, с тем самым взглядом, каким смотрят на прессу — с лёгкой готовностью улыбнуться, если камера поймает кадр.
Исарен тихо достал из внутреннего кармана своего серого пальто маленькую коробочку, обёрнутую в ткань с восточным узором. Протянул ей.
— Я привёз тебе кое-что. Подарок. Из Гёреме. Камень, счастливый. Местные верят, он помогает найти путь назад. Я сам вырезал символ Плетения.
Лайна сдержанно взяла коробочку. Развернула ткань — и застыла.
На ладони лежал кулон: кожаный шнурок, песочно-серый камень, грубовато отполированный, с неуверенной ручной гравировкой.
На долю секунды её лицо дрогнуло. Но она тут же надела маску:
— Это… мило.
Он чуть улыбнулся.
— Я не нашёл ничего по-настоящему ценного, достойного тебя. А это — Ручная работа. Я… хотел, чтобы ты носила.
Она завернула кулон обратно. Осторожно, аккуратно, как заворачивают неудачную вещь, которую неловко выбросить.
— Ты знаешь, у меня завтра интервью с Зеркалом Плетения? Они просили показать, что ты мне привёз. Мои подписчики ждут.
Исарен замер. Он не сразу понял, о чём она.
— Подписчики?
— Да. — Она чуть пожала плечами. — Ну… кольцо. Браслет. Что-то настоящее. Что-то… — она подняла глаза — …что не стыдно показать. Что говорит: я важна тебе. Я часть твоей истории. Не обрывок на кожаном шнурке.
Исарен отвёл взгляд в окно.
— Я не думал про соцсети. Я думал про тебя.
Она не ответила.
Машина въехала под арку. Снаружи уже ждали охранники в серо-зелёной форме.
До них донёсся голос Эко:
— Восточные ворота. Эскани ждёт.
Лайна смотрела на завёрнутую коробочку у себя на коленях — и чувствовала, как в груди нарастает обида. Она была красива, талантлива, узнаваема. А он привёз ей… камень.
Симпатичный. Тёплый. Жалкий.
А ведь он мог хотя бы спросить, что она хотела.
