Глава 40. «Сильфида»
- Может, проще поехать на кладбище и призвать Мирту будильником? – сомневалась Танюшка. Марик с Эдиком бодро волокли в кулису могилку Жизели, Андрей шарил по режиссерскому пульту, пытаясь понять, как раздвинуть занавес. Тусклое дежурное освещение придавало происходящему чрезвычайно таинственный вид.
- Мари попросила больше ее не тревожить будильником, - отозвался Андрей.
- Тогда не стоит соваться, нет ничего хуже неправильно разбуженной женщины, - пропыхтел Марик. Знаток.
Занавес качнул складками и с большой неохотой расползся на две стороны. Получилось!
- Бежим в зрительный зал, - скомандовал Марик. – Мировая звезда балета будет творить на сцене магию. Хочу это заснять.
- Не вздумай, - угрожающе произнес Андрей.
- Не волнуйся, мы проследим за этим оболтусом, - пообещала я. – Сосредотачивайся.
- Все равно хочу в зрительный зал, из-за кулис совсем другой ракурс, - уперся Марик.
- Не пройдем, переходы заперты на ночь, - отозвался Эдик.
- Перелезем! – подмигнул Марик – и реально полез в оркестровую яму!
- Что творишь, идиот, сейчас секьюрити набегут, – зашипела Танюшка. – Не хочу снова в полицию.
- Да не трусьте, обещаю, что в крайнем случае заплачу за всех штраф!
Марик оседлал волну авантюризма. Когда он в таком настроении, лучше не спорить, а просто присоединиться к его приключениям. Мы перебрались через оркестровую яму и уселись в партере. Эдик нашел в интернете музыку к спектаклю и включил в телефоне, положив аппарат на бортик:
- Слышно? – спросил он Андрея.
- Да, спасибо, - кивнул Дивилин.
- Ну, чего топчешься? Давай, начинай! – нетерпеливо подзуживал Марик.
Андрея вдруг охватили сомнения:
- Давно не танцевал «Сильфиду». Порепетировать бы, из ног ушло…
- А ты не ногами танцуй, а душой! Наша Аська вообще партии не знала, когда обернулась Миртой.
- Ася очень талантлива, - рассеянно ответил Дивилин. Вот так, между делом, бросил фразу, которую я мечтала от него услышать всю жизнь.
- Асёнок, ты мерзнешь? – Эдик коснулся моей руки. – Совсем ледяная!
Меня пробирал нервный озноб.
- Это усталость, - ответила почти честно.
- Давай-ка, - он взял мои руки и начал их греть.
Андрей перемещался по сцене, «в пол ноги» вспоминая хореографию.
- И все-таки спорный выбор спектакля, - вернулась Инга к обсуждению, вызвавшему у нас ранее горячие дебаты. – Балет «Сильфида» - о стремлении человека к воображаемому счастью, которое постоянно от него убегает, разрушая реальную жизнь и лишая счастья земного.
- В этом весь Дивилин, разве нет? – грустно отозвалась Танюшка.
- Андрюх, только не набрасывай ей на крылышки шарф, сильфиды от этого гибнут! – крикнул Марик - и вдруг задумался: - Или как раз и накинуть? Девочки, есть у кого-нибудь шарф?
- Какие шарфы, жара! – фыркнула Инга.
- Я никогда такого не сделаю, - твердо сказал со сцены Дивилин.
- Кстати, у Мари крылышек нет, - вспомнила встречу с Миртой Танюшка.
- Может, появятся, если она обратится в Сильфиду? – предположил Эдик.
Дивилин на глазах входил в артистический транс. Ему ни костюма не нужно, ни грима: одухотворенное лицо, мечтательный взгляд… Белая рубашка, обычные джинсы, маленькая поясная сумочка, которую не стал отстегивать. И босиком.
- Эдик, ты не мог бы включить музыку сначала? – попросил Дивилин.
Эдик выполнил просьбу и вернулся на место. Андрей уже танцевал.
Я не хотела смотреть, как танцует Дивилин. Но не могла оторваться. Каждый раз как под гипноз попадаю… Андрей. Такой гибкий, легкий – и вместе с тем сильный. Неземной… Дивилин заставлял трепетать тонкие планы Вселенной, призывая свою Сильфиду. Я хотела ей стать. Подняться к нему на сцену. И пусть набросит шарф, ломая мне крылышки, это будет уже неважно…
Я стиснула руку Эдика и уткнулась ему в плечо. Хватит смотреть на Андрея. Через пару секунд ласковая ладонь легла мне на затылок, начиная согревать мысли. Я – Ася. Я – золотистый Лисенок. Вот оно, мое нежное солнце, рядом. Я могу раствориться в нем…
- Смотрите! – ахнула Инга.
Я открыла глаза.
Перед Андреем стояла Мари. Он протянул к ней руки, издали, не касаясь. И заговорил. Как в лихорадке, он шептал ей строки поэмы, торопясь, волнуясь. Лицо Мари дрогнуло:
- Николя?
Дивилин заговорил громче, со страстью, с отчаянием.
- Она просто обязана его простить! – не сдержала эмоций Танюшка.
- Да прощать-то не за что, сама все неправильно поняла, - вцепившись в подлокотники кресла, Марик подался вперед, напряженно следя за действием: - Ну же, подними ее в арабеск!
Коротким, но властным жестом Мари пресекла поток излияний Дивилина:
- Альберт. Андрей. Николя. А сейчас, я слышала, ты исполняешь роль Джеймса. Так кому из вас я должна поверить?
- Мне, - просто сказал Дивилин. Мари засмеялась:
- Вы тут обсуждали сюжет очередного Спектакля. Хочешь, чтобы я изобразила Сильфиду, так же, как ты изображаешь влюбленного? Догоняй!
И она взмыла в воздух. Совершила над сценой круг – и понеслась прочь, продолжая смеяться.
- Мари! – вскричал Андрей – или даже не знаю, кем он был в тот момент – и бросился следом.
- Да ё-у-ы! – взвыл Марик. – Давайте за ними!
И ломанулся в оркестровую яму.
- Вот и сидели бы за кулисами, устроил тут скачки с препятствиями, - пыхтела Танюшка, переваливаясь через бортик и опрокидывая пюпитр. Марик быстренько вскинул на сцену ее и Ингу, мне помог Эдик.
- Тихо! – Инга поднесла палец к губам. Мы прислушались, определяя, откуда доносится заливистый смех Мирты-Сильфиды-Мари. Лучше б она не смеялась, честное слово, такая жуть…
- Я понял, туда! – определил направление Эдик, и мы помчались по переходу на какую-то служебную лестницу. Ох, я же знаю, где мы находимся! Этой лестницей мы спускались с Эдиком с крыши.
А сейчас мы несемся вверх.
Мы нагнали Андрея почти возле люка. Дивилин был бледен, как мел, и шатался, но все равно продолжал подниматься.
- Парень, тебе бы дыхалку потренировать, - хлопнул его по спине раскрасневшийся Марик. Дивилин, кажется, не заметил.
Перед глазами всплыла картинка: Андрей в лифте теряет сознание.
- Андрюша, ты… - как спросить, не начинается ли у него приступ, не выдав его секрета?!
- Заперто, - он в отчаянии уперся в захлопнутый люк, диагональю идущий над головой. – Мари улетела… Она просто прошла насквозь…
- Пододвинься, - попросил Эдик и с силой надавил на дверь. – Проходи.
Андрей вдохнул порыв ветра – и буквально выполз на крышу. Мы протиснулись следом, стараясь не толкнуть ненароком друг друга. Невысокая балюстрада отделяла от падения вниз. Ох, не стоит здесь находится, если кружится голова!
Мари зависла в нескольких метрах далее по проходу, прямо над периллами балюстрады. Ледяные глаза сверкали недобро. Нет, не похожа она на Сильфиду…
Андрей, покачнувшись, шагнул вперед:
- Мари, ты должна меня выслушать.
Как слабо звучит его голос.
- Предательства не было. Он любил тебя, Николя…
Мари незаметно отлетала все дальше. Ветром относит? Не поддаваясь навалившейся слабости, Андрей продолжал идти к ней:
- Я… Я люблю тебя!
Глаза призрака медленно скользили по лицу парня:
– Николя де Вилль. Столько перерождений в поисках встречи.
Рядом ахнула Инга:
- Это правда? Какая пронзительная история! Наконец-то их сердца соединятся!
Танюшка шепнула мне в самое ухо:
- Ась, ты ведь понимаешь, что при таком раскладе у тебя не было ни единого шанса?
Голос призрака меж тем набирал силу:
- И с каждым перерождением – очередное предательство!
- Что?! – мы едва не споткнулись: да о чем она говорит?
Андрей простер руки в отчаянном жесте, но Мари не дала ему слова:
- Ты клялся мне в вечной любви, но всякий раз, воплощаясь для жизни, женился на ком-то другом!
- Вот стерва, - не выдержал Марик. – Как ни поверни, а какое-нибудь предательство выищет.
- В каждой девушке я искал тебя! – горячо воскликнул Дивилин.
Призрак расхохотался:
- До чего удобная отговорка.
Развернувшись, Мари быстро заскользила вдоль балюстрады. Дивилин бросился по проходу за ней, снова твердя строки поэмы. Переглянувшись, мы поспешили следом.
- Как думаете, поэма такая длинная, или он просто гоняет строчки по кругу? – пропыхтела Танюшка.
- Кто бы тут понимал этот французский, - раздраженно откликнулся Марик. – Меня больше интересует, долго ли нам еще тут носиться. Я правильно понимаю, что балюстрада образует квадрат?
Мари как раз добралась до угла и свернула налево, заскользив вокруг купола со стороны фасада театра. Мы растянулись цепочкой: впереди одержимый Дивилин, за ним я, следом Эдик, Танюшка, Марик и, замыкающей, Инга.
- Может, взять ее в клещи, побежав навстречу? – развивал свою мыль Марик.
И тут, будто услышав его слова, призрак сменил направление. Оторвавшись от балюстрады, Мари заскользила над портиком.
- Не уходи! – воскликнул Дивилин и…
Опершись о балюстраду рукой, он перекинул через нее ноги, и секунду спустя оказался стоящим на скате парадного портика, украшающего главный вход. Поймал равновесие. И шагнул вперед.
- Вернись! – позвала я в отчаянии. – Андрей, ты упадешь!
Он сделал еще один шаг. Я видела, как дрожат его руки. В лифте их крючило судорогой…
«Гонимый тоской, к любимой своей иду», - вспомнилось вдруг «предсказание» книжки, найденной в его чемодане.
- Я не позволю тебе погибнуть, - твердо сказала я в напряженную спину.
Скаты портика соединялись узким ребром. Хотя, не таким уж и узким: как раз ширина стопы. Повторив движение Андрея, я перемахнула через балюстраду.
- Ася, нет! – вскрикнул Эдик. Не успел он понять, что я сделаю, не то бы перехватил.
Андрей был босиком. Это правильно, не так скользко. Мне бы тоже избавиться от сандалий, но теперь снимать неудобно. Сделав два шага, я сравнялась с Дивилиным:
- Андрей, - сказала спокойно, - нужно вернуться.
И тут вдруг почувствовала движение справа. Эдик! Разулся и тоже шагнул на скат. С противоположной Дивилину стороны.
- Зачем, - простонала в отчаянии.
- Давай руку, Асёнок, - произнес Эдик. – Спиной ты вернуться не сможешь. Разворачивайся аккуратнее, я подержу.
Мари замерла у самого края. Почти что над площадью. Там, внизу, были огни фонарей. Над нами – лишь звезды. Люди нас не заметят. Звезды? Не знаю… За спиной, постанывая от ужаса, вжались в балюстраду Марик, Танюшка и Инга.
Мари обернулась. Ледяные глаза засветились:
- Вижу, все на своих местах. Можно начинать финальную мизансцену!
Глава 41. Полёт
Наверно, театр стоит на холме? Как хорошо отсюда видно Париж. Когда ходила пешком от отеля, не обращала внимания, что дорога поднимается в горку.
Ну, правильно: по дороге в театр у меня всегда было много сил; вот если бы в горку пришлось идти после спектакля, я бы это заметила.
Город дышал. Исполинское существо, сотканное из энергии множества других, более мелких. Каждый по отдельности – человек; вместе – город. Распластался, шевелится. А отдельных людей отсюда не видно… Так же чувствуется зрительный зал, когда смотрю в него через оркестровую яму. Темный, огромный, ворочается в полумраке. Подавляет своей энергией. Может высосать все нутро в один миг, оставив дрожащую оболочку. Или вдруг подхватить эмоцию и усилить ее во стократ.
Эйфелева башня сияла вдали позолоченным леденцом. Вкус у нее, наверно, лимонный… Интересно, есть ли в Париже квартал, откуда не видно Эйфелеву Башню?
Как бы Эдик нарисовал Париж?
Я посмотрела на друга:
- Пожалуйста, не упади…
Глаза без очков сейчас вовсе не выглядят беззащитными:
- Я удержусь. И тебя удержу.
Он говорит так уверенно. И рука… Почему он когда-то казался мне хилым? Это самая надежная рука в мире. Ветер треплет темные волосы, собранные резинкой в хвост. Ноги упираются в скат крыши. А над головой звезды…
Я улыбаюсь. Знаю, какое слово искала, когда мы возвращались из парка: нежность! Вот, что я чувствую. Столько нежности…
- Люблю тебя, - произношу одними губами.
Эдик вздрагивает, глаза часто моргают. Не поверил тому, что увидел?
- Ася, пойдем.
Он тянется ближе. Не двигайся, это опасно! Поднимаю руку навстречу. Пальцы сцепляются. Вот, так спокойнее.
- Подожди, - прошу очень настойчиво. Оборачиваюсь к Андрею.
До чего изможден. Еле держится. Нет, уже не до тайн:
- Андрей, ты сейчас потеряешь сознание. Нужно сделать укол. До отеля возьмем такси.
Пожимает плечами, касается поясной сумочки:
- Теперь я ношу все с собой.
Молодец!
- Значит, просто вернемся на крышу. Я тебе помогу.
Улыбается. И это улыбка, сквозь которую видно звезды:
- Зачем? Все, что мог в этой жизни, я сделал.
- Неправда. Ты прошел свой путь, как танцор, но есть и другие роли.
- Например, Николя? Всякий раз, читая поэму, представлял, что она обо мне.
- Ты просто устал бороться с болезнью. Пожалуйста, не сдавайся!
Андрей промолчал. Он смотрел на Мари. А мне снова хотелось его защитить. Лечить, помогать, заботиться, ничего не прося взамен – и восхищаться таланом. Я люблю его… как Регина Аркадьевна?!
От открытия пошатнулась, едва не потеряв равновесие. Пальцы Эдика сжались. Удержал.
Глаза Мари продолжали светиться. Это даже красиво. Как звезды.
- Может, просто исчезнешь? – предложила я ей.
Она посмотрела в ответ с укоризной:
- Спектакль еще не окончен.
- Ты не Мирта, даже виллисой считаться не можешь: никто тебя не обманывал. Просто лошадь сдержать не сумела. Бывает.
- Я заняла твое место, потому что ты не справилась с ролью, - огорошил меня заявлением призрак.
- Что?!
- Вспомни, все началось с того, что ты очень захотела стать Миртой. Даже на кладбище смогла прилететь, живая! Я тогда тебя зауважала. Ты повелевала виллисами, вела их за собой. А потом вдруг решила копировать мои жесты, осанку, выражение глаз; даже цвет волос поменяла…
- Эй! Это ты меня стала копировать: стащила костюм из театра, подсмотрела прическу…
- Да. И быстро разобралась, что это лишь внешние атрибуты. Ты навострилась вздергивать подбородок и красиво подпрыгивать на сцене, но разве в этом суть Мирты? Рассуждая о магии театра и актерском перевоплощении, ты призвала в свой спектакль призраков – но так и не смогла выйти из прежней, привычной роли. Глупышка Жизель… Ты застряла. Я хотела признать тебя Повелительницей, но пришлось стать для тебя Миртой.
Голова пошла кругом.
- Держись, - шепнул рядом Эдик. – Не знаю, чего она добивается, но ты просто держись.
Дивилина шатало от слабости. Сомневаюсь, чтобы он понимал, что творится вокруг. Медленно, будто во сне, Андрей опустился на одно колено и оперся рукой о крышу театра.
Мари обращалась только ко мне:
- Ты оказалась слишком слаба, чтобы взять верх надо мной, и слишком ленива, чтобы быть предводительницей. Сама передала виллис в мои руки. Ты слишком труслива, чтобы летать, и фальшива в своих рассуждениях: одни лишь слова. Тебе не хватило духу поверить в обстоятельства роли и пройти ее до конца. Недовоплощенная Мирта. Самонадеянная девчонка, замахнувшаяся на магию театра. Я оставляла тебе последний шанс, сегодня…
- Я не стану никого убивать!
Она засмеялась:
- Видишь, ты опять отдаешь свою роль мне. Стоило ли за нее браться?
- Извините, - послышался неожиданно голос Танюшки, - а не могли бы мы просто сменить спектакль?
- Подружка Жизели, - скользнула по ней взглядом Мари. – Обязательно поменяем, когда доиграем этот.
Она подняла руку, направив ладонь на Андрея. Я увидела протянувшийся к нему поток силы. Дивилин оцепенел, а затем его тело начало выпрямляться, снова поднимаясь на ноги. И в этом движении не было воли Андрея.
