Она остановилась и обернулась к пылающему скелету. Ничего не осталось, только огонь, который все поглощает, или… она сама забрала все? Этель глянула на себя-королеву: наверняка такой ее и видел Творящий-Лайонель. Своей.
“Ты здесь, потому что сама выбрала этот путь”, — побежали строчки на следующем зеркальном полотне. Этель шагнула в свое отражение королевы, тьма ушла. По ее пятам по-прежнему струился огонь.
Настоящий.
Скелет сменился незнакомым обликом, потом другим, еще одним, четвертым… множеством. Они заняли зеркальные полотна, изображения слегка подрагивали, их рты открывались, словно что-то говорили, но Этель не понимала. Над образами вереницей плыли рубины.
— Истинные… — прошептала Этель. — Погибшие Истинные…
Один из них подался вперед и прижал ладонь с другой стороны. Этель вздрогнула: он… видит? Он что-то говорил, и пришлось сдержать порыв нырнуть с головой сквозь эту зеркальную рябь, лишь бы вытащить его наружу. И вторя ее мыслям, на стекле просочилась другая надпись: “Каждое зеркало — дверь. Но не все двери стоит открывать”.
Губы незнакомого Истинного продолжали шевелиться, буквы перемешались и рассеялись по вязкой поверхности зеркала, а Этель не могла определиться, какую дверь ей нужно открыть. Или… это все одна большая дверь?
Она обернулась и обомлела: клубящаяся тьма над головой стала прозрачными, зеркальными частицами, отражающими рассеянный свет. Откуда он взялся, Этель не знала, но зрелище завораживало, и она отступила назад. Она забрала с собой тьму и оставила эти чистейшие осколки в воздухе, в необъятном и бесконечном небе. И, выдохнув, побежала в самую светлую и манящую теплом дверь — входную.
Цепи разомкнулись, и Этель легко влетела внутрь. Вот он, верный путь, теперь она знала. Но куда вела эта дверь, если они здесь вошли? Или… нет?
За дверью оказался зал. С огромным глубоким полом и бесконечным потолком — почти как в коридоре, но его стены были покрыты живыми фресками, изображающими прошлые эпохи: вот предательство змеелюдов, вот момент, когда магия изменила течение, вот… гибель Истинных.
Этель с ужасом оторвала взгляд: в центре зала стоял зеркальный стол, во главе которого, на стуле из скрученных переплетенных корней, восседал Творящий и пронзал столешницу фиолетовыми глазами. По правую руку от него располагалась Дарующая на кресле, сотканном из света, по левую — место пустовало, но, когда глаза привыкли к темноте, Этель различила прозрачный облик Видящей с повязкой на глазах и голубым мерцанием.
Император тоже был здесь, сидел рядом с Видящей, но смотрел в стол. Этель робко сделала шаг. Пол — черный, почти жидкий, будто сделанный из теней — слегка дрогнул, оставляя временные отпечатки подошвы ее сапог. Творящий вскинул руки:
— А вот и ты, Исцеляющая! Не сомневался, что выберешь верную дверь.
— Что… показывали те зеркала? — спросила Этель, не решаясь сделать и шага, но Творящий ее разубедил:
— Куда важнее, что ты увидишь за этим столом. Прошу, присаживайся!
Он сделал приглашающий жест, и Этель осторожно разместилась рядом с Императором. С поверхности стола на него осуждающе смотрел мальчишка в тряпье вместо императорского доспеха и сломанной маской вместо меча. Его страх.
Этель испуганно перевела взгляд на Ригарда, но тот словно потерял волю: сидел обездвиженно, глядя на свою слабость, и не проявлял никаких эмоций. И что с ним сделала Видящая?
В груди зажегся огонь, скованный в коридоре Истины, магия внутри нее забурлила, собираясь на кончиках пальцев, в ступнях, в груди — она стала сильнее, концентрированнее, но словно подчинялась не ее воле — воли Цитадели.
На зеркальной поверхности отразились образы друзей: Когона и Оргвина, бредущих сквозь темноту, и Ильсо, обеспокоенно оборачивающегося у бархана в Иррахоне. Этель вскочила: и это все видят?
— Сядь, девчонка, — буркнул Ригард, — теперь мы у них на крючке.
Он постарался выпрямиться, но его тень на столе задрожала. Этель так и осталась стоять:
— Что это значит? — спросила она звонко. — Где мои друзья?
— Там, где ты их увидела. Впрочем… — Творящий повел рукой над гладью стола, и образы пропали, — вполне вероятно, что это всего лишь твои страхи.
— Зачем мы здесь?
— Получить дары Зеркальной Цитадели, очевидно. Сила Истинного рубина уже выбрала тебя, но нужно завершить ритуал.
— Какова моя роль? — подал голос Император. Его руки, сложенные в замок, дрожали на зеркальной столешнице. — Я жертва вашего обмана! Все люди в Фолэнвере погибнут из-за вас! И теперь что… что вы хотите со мной сделать?
— О, ты будешь Хранителем нашей Цитадели, — легко ответил Творящий. — Проводником для наших последователей, кто захочет постичь магию Истины: мы будем пускать всех, возродим расу Истинных, вернем миру первозданный вид. Как ты и хотел, Ригард. Благодаря тебе Эшгет под властью людей. Мы завершим… детали.
— Все должно было быть не так, — ответил Ригард и вскинул голову. — Вы все переиначили…
— О нет, милый Ригард, ты ошибаешься. Видящая, покажи ему.
Облик Видящей проявился на пустующем стуле, и вместе с ней материализовалось что-то, похожее на книгу, но из крепкого камня. А заметив древние символы, вмиг вспыхнувшие рубиновым светом, Этель и без объяснений поняла, что именно перед ними, но Творящий озвучил для всех:
— Это Скрижаль Истины, наш древний текст, где, по большому счету, многие века до нас было предсказано падение Эшгета, захват змеелюдами власти и даже, — он горько вздохнул, — изменение течения магии и исчезновение нашей расы. Но мы не досмотрели. В наших рядах появились предатели, и потому тогда мы пали. Спасли гномов, но не смогли противостоять мутации змеелюдов. Однако, — Творящий повысил голос, поднялся с места и принялся наматывать круги позади стола, — ценой собственных жизней Истинные замедлили эту мутацию у змеев, и они потеряли способность воспринимать магию. Долгие две сотни лет мы следили, чтобы направление в чашах изменилось, и мы могли бы начать созидать, но нет — оно по-прежнему плывет по волне разрушения. Но именно благодаря вам, Император Ригард и моя дорогая Этель, это скоро изменится. События, предначертанные Скрижалью, сбываются с ювелирной точностью. Осталось недолго.
Он остановился и окинул взглядом присутствующих. Видящая и Дарующая не шевельнулись, Этель перевела на Творящего обеспокоенный взгляд. Император покачал головой:
— И в чем моя роль? В чем моя повинность? Я хотел только блага!
— Именно поэтому мы выбрали тебя, — улыбнулся Творящий. — Ты сам воззвал к нам, и мы ответили на твой зов, дали маску, помогли пройти море Падших душ, помогли справиться с сопротивлениями на пути к Эшгету. Но главное, ты выполнил условие — привел к нам Этель.
— Это случайность! Вы обещали дать силу Джэйвин!
— Забавная штука — судьба, не задумывался? А ты, Этель?
Этель сгорбилась, сложила руки на груди и посмотрела исподлобья. У нее все крепче возникало чувство, что она случайно попала на тайный совет высокопочтенных господ, и они говорили о чем-то, что ей неведомо.
— Когда мы только познакомились два года назад на рынке, я даже помыслить не мог, что ты будешь той самой четвертой Истинной: меня больше интересовал твой хозяин, который тайно переправлял провизию и редкие археологические находки в Фолэнвер…
— Ди Форсун? Он наш союзник в Эшгете! — воскликнул Ригард и поднялся. — Он ее хозяин?
Этель побледнела. Истинные знали о ней все с момента их знакомства с Лайонелем… который оказался Творящим. А Ди Форсун поддерживал переворот Ригарда?
— Тогда-то я и узнал о твоих замыслах больше, дорогой Ригард. И понял, что ты — и есть тот шанс, чтобы возродить нашу расу.
— Ты никогда не любил меня, — только и сказала Этель. Из всего, что только что выяснилось, она сделала главный вывод. — И думал, что я умру так же, как другие женщины…
— Я сберег тебя, милая Этель, — легко ответил Творящий и вдруг подошел к ней со спины и прошептал в самое ухо: — Я ушел на долгие два года, чтобы ты жила без бремени отшельницы, Ди Форсун хотел продать тебя раньше, но мы славно поладили, и он приберег тебя для меня. А любовь никуда не делась.
Этель почувствовала, как рвутся из глаз горячие слезы: она думала, что научилась управлять своей судьбой без участия господина, но оказалось, что за нее все было предрешено далеко заранее. Она до боли сжала кулаки, и волосы невольно вспыхнули. Творящий успел отстраниться, но Дарующая погасила их одним взглядом. Жар скомковался в груди, но она не могла себе позволить показывать чувства здесь: ее контролировали все.
— Не разбрасывайся даром, моя милая, — произнес Творящий, вернувшись на свое место. — А то рискуешь спалить свою душу. Мы, Истинные, вынуждены балансировать между чувствами и выгодным расчетом. Так уж сложилось исторически. Но если ты сожжешь себя изнутри, погибнет все, что ты любишь.
Этель молчала и старалась отпустить все мысли: что бы он ни сказал, что бы ни сделал, он не заденет ее. Никто не заденет отныне.
Так она договорилась с собой и разрешила своей силе спалить душу.
Но Истинные словно этого и ждали. В один миг женщины вскочили со своих мест, и Видящая сказала:
— Сейчас!
На столе возник огромный рубин размером с голову. Под его гранями пульсировала сконцентрированная магия. Этель почувствовала ее движение в своих висках. Дарующая вскинула руки:
— Мы исполняем предначертанное, мы… возрождаем нашу расу отныне и навек!
— Вы должны коснуться, — прогромыхал голос Творящего, и его глаза снова засветились фиолетовым. — Оба! Сейчас же!
Этель мешкала только мгновение, руки стали тяжелыми, тянули вниз плечи и пылающую спину. Она будто вся теперь горела изнутри, теперь она — пустая. Ее жизнь ничего не стоила, и ей оставалось подчиниться.
Что было дальше, она не поняла. Услышала отчаянный крик Императора, яркий свет ударил прямо в глаза, обжигающая боль вспыхнула в груди и метила поглотить сердце. А Этель держала в раскаленных ладонях рубиновый шар, впитывала его разрушающую силу и теряла всякие чувства. Если так становились Истинными, она была совсем не против. По крайней мере, теперь ей не придется всем угождать.
Она очнулась от света. Приятного, белого, естественного — так ей сначала показалось. И тут же открыла глаза, решив, что снова в пустыне, но нет: там таких условий не было.
Она лежала на мягкой воздушной кровати, укрытая серебристыми шелковыми простынями, которые приятно холодили тело. Не смея шевельнуться, она увидела только высокий куполообразный потолок, напоминающий внутренность гигантской раковины, и изогнутые стены, выложенные перламутровыми плитами. Они мерцали призрачным светом, будто впитали лунные лучи.
Этель с трудом повернула голову. После инициации тело ныло: казалось, что ее разобрали на молекулы и собрали заново, и тихонько застонала. Но враз умолкла, когда увидела окно — прозрачную мембрану, сквозь которую виднелись просторы бескрайней пустыни. Вряд ли настоящее, скорее иллюзия, но внутри забрезжила надежда, что здесь есть все же что-то живое.
С трудом переборов ломоту, Этель села на край кровати и обхватила колени. На ней был легкий, почти невесомый халат из серебристо-серого шелка, который больше напоминал туман, чем ткань. Значит, она потеряла сознание, ее принесли сюда, переодели и… что?
В зеркале напротив она увидела свое отражение — глаза горели рубиновым, кожа сияла жемчугом, словно под ней текла не кровь, а жидкий свет.
Этель встряхнула голову и проморгалась. Глаза вернули голубой цвет, но остались светящимися: выходит, она теперь и правда одна из них? Огонь внутри больше не бушевал, как раньше. Он стал холодным, послушным, и это пугало ее больше всего остального.
Пугало, что одним только желанием она может снести и Цитадель, и Тусклые горы, и ослабшее тело не сможет ей воспротивиться. В ней покорный огонь и внедренная сила. И… пустота.
Дверь открылась без звука. Этель не повернулась и не повела ухом. Она одна. Со своей силой. Навек. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только вечность и ее холодный рассудок.
Творящий вошел бесшумно, его длинные, тонкие пальцы скользнули по дверному косяку. Он был в темно-синих одеждах, струящихся, как река в лунном свете. Его лицо, холодное и отстраненное, каким было в зале Советов, сейчас казалось мягче.
— Ты не должна быть одна в эту ночь, — его голос прозвучал тепло, но теперь Этель насторожилась от его участия — знала, что он умел подделывать любое чувство.
— Боишься, что сбегу? — это прозвучало глухо, но Этель не обернулась, продолжая смотреть в зеркало.
Он подошел ближе. Его тень слилась с ее отражением.
— Боюсь, что ты сломаешься. Инициация... это не просто ритуал. Это смерть и рождение. Ты сейчас как стекло — красивое, но хрупкое.
Он коснулся ее плеча. Его пальцы были теплыми, вопреки ожиданиям. Но Этель не могла растопить тот осколок, который он взрастил у нее в груди.
— Ты никогда не говорил мне правду. Почему сейчас должно быть иначе?
Творящий вздохнул, а затем опустился перед ней на колени, чтобы встретиться с ее взглядом.
— Потому что теперь ты одна из нас. И я не хочу терять тебя. — В его глазах впервые было что-то, напоминающее искренность. Она хотела оттолкнуть его, но… руки отчего-то дрогнули. Мгновенная слабость, стопор, заминка, и он приблизился.
— Ты думаешь, я использовал тебя? Да, — он зашептал, и его дыхание смешалось с ее. — Но это не значит, что я ничего не чувствовал.
Его губы коснулись ее шеи. Этель закрыла глаза. Она ненавидела его. Она знала, что это все ложь. Но вместе с тем также желала его — его силу, его знание и его признание. Чтобы однажды его победить.
— Ты злишься, я понимаю. Твои друзья остались там, в заброшенной Цитадели, но ты не должна винить себя. Ложь везде, моя милая. Но особенно больно, когда лгут близкие, — его шепот стал обжигающим, и Этель отстранилась. Его ловкие губы вновь настигли ее шею, и он продолжал: — Когон хотел лишь вернуть племя; Оргвин скрывал, что работал на Императора через Ди Форсуна; Ильсо — тройной агент: кому он служит на самом деле?
Этель сжала губы и запрокинула голову. Нельзя было позволить просочиться в память образам друзей. Они не должны видеть ее… такой. В то время, как Творящий упивался страстью:
— А я дал тебе силу, я полюбил тебя, и теперь я здесь, чтобы стать тебе наставником, моя… любовь.
Он провел рукой по ее волосам, и они вспыхнули алым, но Творящий не обжегся. И воскликнул:
— Видишь? Ты уже контролируешь это. Ты совершенна….
Его поцелуи стали настойчивее, и Этель подалась вперед. Пусть ее молчание станет для него легкой победой. Пусть он думает, что она смирилась с его обманами, но нет — отныне она никогда не забудет. И возьмет от него всю силу, какую он сможет ей дать.
И потому она не сопротивлялась, когда он опустил ее на шелковые простыни.
На этот раз Этель не провалилась в сон. Она лежала, прикрытая шелками цвета пепла, и смотрела, как рубиновые блики от ее кожи играют на стенах. Странно: кожа сменила сияние после близости с Творящим, раньше оно походило на размеренный лунный свет. Впрочем, там, где он касался, остались бледные следы, как от льда. Этель провела по ним пальцем: кожа оказалась холодной, будто часть тепла изнутри украли. Огонь внутри смиренно дремал.
Творящий спал рядом. Его дыхание было ровным, лицо — неестественно спокойным, как у статуи.
“Ты здесь, потому что сама выбрала этот путь”, — побежали строчки на следующем зеркальном полотне. Этель шагнула в свое отражение королевы, тьма ушла. По ее пятам по-прежнему струился огонь.
Настоящий.
Скелет сменился незнакомым обликом, потом другим, еще одним, четвертым… множеством. Они заняли зеркальные полотна, изображения слегка подрагивали, их рты открывались, словно что-то говорили, но Этель не понимала. Над образами вереницей плыли рубины.
— Истинные… — прошептала Этель. — Погибшие Истинные…
Один из них подался вперед и прижал ладонь с другой стороны. Этель вздрогнула: он… видит? Он что-то говорил, и пришлось сдержать порыв нырнуть с головой сквозь эту зеркальную рябь, лишь бы вытащить его наружу. И вторя ее мыслям, на стекле просочилась другая надпись: “Каждое зеркало — дверь. Но не все двери стоит открывать”.
Губы незнакомого Истинного продолжали шевелиться, буквы перемешались и рассеялись по вязкой поверхности зеркала, а Этель не могла определиться, какую дверь ей нужно открыть. Или… это все одна большая дверь?
Она обернулась и обомлела: клубящаяся тьма над головой стала прозрачными, зеркальными частицами, отражающими рассеянный свет. Откуда он взялся, Этель не знала, но зрелище завораживало, и она отступила назад. Она забрала с собой тьму и оставила эти чистейшие осколки в воздухе, в необъятном и бесконечном небе. И, выдохнув, побежала в самую светлую и манящую теплом дверь — входную.
***
Цепи разомкнулись, и Этель легко влетела внутрь. Вот он, верный путь, теперь она знала. Но куда вела эта дверь, если они здесь вошли? Или… нет?
За дверью оказался зал. С огромным глубоким полом и бесконечным потолком — почти как в коридоре, но его стены были покрыты живыми фресками, изображающими прошлые эпохи: вот предательство змеелюдов, вот момент, когда магия изменила течение, вот… гибель Истинных.
Этель с ужасом оторвала взгляд: в центре зала стоял зеркальный стол, во главе которого, на стуле из скрученных переплетенных корней, восседал Творящий и пронзал столешницу фиолетовыми глазами. По правую руку от него располагалась Дарующая на кресле, сотканном из света, по левую — место пустовало, но, когда глаза привыкли к темноте, Этель различила прозрачный облик Видящей с повязкой на глазах и голубым мерцанием.
Император тоже был здесь, сидел рядом с Видящей, но смотрел в стол. Этель робко сделала шаг. Пол — черный, почти жидкий, будто сделанный из теней — слегка дрогнул, оставляя временные отпечатки подошвы ее сапог. Творящий вскинул руки:
— А вот и ты, Исцеляющая! Не сомневался, что выберешь верную дверь.
— Что… показывали те зеркала? — спросила Этель, не решаясь сделать и шага, но Творящий ее разубедил:
— Куда важнее, что ты увидишь за этим столом. Прошу, присаживайся!
Он сделал приглашающий жест, и Этель осторожно разместилась рядом с Императором. С поверхности стола на него осуждающе смотрел мальчишка в тряпье вместо императорского доспеха и сломанной маской вместо меча. Его страх.
Этель испуганно перевела взгляд на Ригарда, но тот словно потерял волю: сидел обездвиженно, глядя на свою слабость, и не проявлял никаких эмоций. И что с ним сделала Видящая?
В груди зажегся огонь, скованный в коридоре Истины, магия внутри нее забурлила, собираясь на кончиках пальцев, в ступнях, в груди — она стала сильнее, концентрированнее, но словно подчинялась не ее воле — воли Цитадели.
На зеркальной поверхности отразились образы друзей: Когона и Оргвина, бредущих сквозь темноту, и Ильсо, обеспокоенно оборачивающегося у бархана в Иррахоне. Этель вскочила: и это все видят?
— Сядь, девчонка, — буркнул Ригард, — теперь мы у них на крючке.
Он постарался выпрямиться, но его тень на столе задрожала. Этель так и осталась стоять:
— Что это значит? — спросила она звонко. — Где мои друзья?
— Там, где ты их увидела. Впрочем… — Творящий повел рукой над гладью стола, и образы пропали, — вполне вероятно, что это всего лишь твои страхи.
— Зачем мы здесь?
— Получить дары Зеркальной Цитадели, очевидно. Сила Истинного рубина уже выбрала тебя, но нужно завершить ритуал.
— Какова моя роль? — подал голос Император. Его руки, сложенные в замок, дрожали на зеркальной столешнице. — Я жертва вашего обмана! Все люди в Фолэнвере погибнут из-за вас! И теперь что… что вы хотите со мной сделать?
— О, ты будешь Хранителем нашей Цитадели, — легко ответил Творящий. — Проводником для наших последователей, кто захочет постичь магию Истины: мы будем пускать всех, возродим расу Истинных, вернем миру первозданный вид. Как ты и хотел, Ригард. Благодаря тебе Эшгет под властью людей. Мы завершим… детали.
— Все должно было быть не так, — ответил Ригард и вскинул голову. — Вы все переиначили…
— О нет, милый Ригард, ты ошибаешься. Видящая, покажи ему.
Облик Видящей проявился на пустующем стуле, и вместе с ней материализовалось что-то, похожее на книгу, но из крепкого камня. А заметив древние символы, вмиг вспыхнувшие рубиновым светом, Этель и без объяснений поняла, что именно перед ними, но Творящий озвучил для всех:
— Это Скрижаль Истины, наш древний текст, где, по большому счету, многие века до нас было предсказано падение Эшгета, захват змеелюдами власти и даже, — он горько вздохнул, — изменение течения магии и исчезновение нашей расы. Но мы не досмотрели. В наших рядах появились предатели, и потому тогда мы пали. Спасли гномов, но не смогли противостоять мутации змеелюдов. Однако, — Творящий повысил голос, поднялся с места и принялся наматывать круги позади стола, — ценой собственных жизней Истинные замедлили эту мутацию у змеев, и они потеряли способность воспринимать магию. Долгие две сотни лет мы следили, чтобы направление в чашах изменилось, и мы могли бы начать созидать, но нет — оно по-прежнему плывет по волне разрушения. Но именно благодаря вам, Император Ригард и моя дорогая Этель, это скоро изменится. События, предначертанные Скрижалью, сбываются с ювелирной точностью. Осталось недолго.
Он остановился и окинул взглядом присутствующих. Видящая и Дарующая не шевельнулись, Этель перевела на Творящего обеспокоенный взгляд. Император покачал головой:
— И в чем моя роль? В чем моя повинность? Я хотел только блага!
— Именно поэтому мы выбрали тебя, — улыбнулся Творящий. — Ты сам воззвал к нам, и мы ответили на твой зов, дали маску, помогли пройти море Падших душ, помогли справиться с сопротивлениями на пути к Эшгету. Но главное, ты выполнил условие — привел к нам Этель.
— Это случайность! Вы обещали дать силу Джэйвин!
— Забавная штука — судьба, не задумывался? А ты, Этель?
Этель сгорбилась, сложила руки на груди и посмотрела исподлобья. У нее все крепче возникало чувство, что она случайно попала на тайный совет высокопочтенных господ, и они говорили о чем-то, что ей неведомо.
— Когда мы только познакомились два года назад на рынке, я даже помыслить не мог, что ты будешь той самой четвертой Истинной: меня больше интересовал твой хозяин, который тайно переправлял провизию и редкие археологические находки в Фолэнвер…
— Ди Форсун? Он наш союзник в Эшгете! — воскликнул Ригард и поднялся. — Он ее хозяин?
Этель побледнела. Истинные знали о ней все с момента их знакомства с Лайонелем… который оказался Творящим. А Ди Форсун поддерживал переворот Ригарда?
— Тогда-то я и узнал о твоих замыслах больше, дорогой Ригард. И понял, что ты — и есть тот шанс, чтобы возродить нашу расу.
— Ты никогда не любил меня, — только и сказала Этель. Из всего, что только что выяснилось, она сделала главный вывод. — И думал, что я умру так же, как другие женщины…
— Я сберег тебя, милая Этель, — легко ответил Творящий и вдруг подошел к ней со спины и прошептал в самое ухо: — Я ушел на долгие два года, чтобы ты жила без бремени отшельницы, Ди Форсун хотел продать тебя раньше, но мы славно поладили, и он приберег тебя для меня. А любовь никуда не делась.
Этель почувствовала, как рвутся из глаз горячие слезы: она думала, что научилась управлять своей судьбой без участия господина, но оказалось, что за нее все было предрешено далеко заранее. Она до боли сжала кулаки, и волосы невольно вспыхнули. Творящий успел отстраниться, но Дарующая погасила их одним взглядом. Жар скомковался в груди, но она не могла себе позволить показывать чувства здесь: ее контролировали все.
— Не разбрасывайся даром, моя милая, — произнес Творящий, вернувшись на свое место. — А то рискуешь спалить свою душу. Мы, Истинные, вынуждены балансировать между чувствами и выгодным расчетом. Так уж сложилось исторически. Но если ты сожжешь себя изнутри, погибнет все, что ты любишь.
Этель молчала и старалась отпустить все мысли: что бы он ни сказал, что бы ни сделал, он не заденет ее. Никто не заденет отныне.
Так она договорилась с собой и разрешила своей силе спалить душу.
Но Истинные словно этого и ждали. В один миг женщины вскочили со своих мест, и Видящая сказала:
— Сейчас!
На столе возник огромный рубин размером с голову. Под его гранями пульсировала сконцентрированная магия. Этель почувствовала ее движение в своих висках. Дарующая вскинула руки:
— Мы исполняем предначертанное, мы… возрождаем нашу расу отныне и навек!
— Вы должны коснуться, — прогромыхал голос Творящего, и его глаза снова засветились фиолетовым. — Оба! Сейчас же!
Этель мешкала только мгновение, руки стали тяжелыми, тянули вниз плечи и пылающую спину. Она будто вся теперь горела изнутри, теперь она — пустая. Ее жизнь ничего не стоила, и ей оставалось подчиниться.
Что было дальше, она не поняла. Услышала отчаянный крик Императора, яркий свет ударил прямо в глаза, обжигающая боль вспыхнула в груди и метила поглотить сердце. А Этель держала в раскаленных ладонях рубиновый шар, впитывала его разрушающую силу и теряла всякие чувства. Если так становились Истинными, она была совсем не против. По крайней мере, теперь ей не придется всем угождать.
***
Она очнулась от света. Приятного, белого, естественного — так ей сначала показалось. И тут же открыла глаза, решив, что снова в пустыне, но нет: там таких условий не было.
Она лежала на мягкой воздушной кровати, укрытая серебристыми шелковыми простынями, которые приятно холодили тело. Не смея шевельнуться, она увидела только высокий куполообразный потолок, напоминающий внутренность гигантской раковины, и изогнутые стены, выложенные перламутровыми плитами. Они мерцали призрачным светом, будто впитали лунные лучи.
Этель с трудом повернула голову. После инициации тело ныло: казалось, что ее разобрали на молекулы и собрали заново, и тихонько застонала. Но враз умолкла, когда увидела окно — прозрачную мембрану, сквозь которую виднелись просторы бескрайней пустыни. Вряд ли настоящее, скорее иллюзия, но внутри забрезжила надежда, что здесь есть все же что-то живое.
С трудом переборов ломоту, Этель села на край кровати и обхватила колени. На ней был легкий, почти невесомый халат из серебристо-серого шелка, который больше напоминал туман, чем ткань. Значит, она потеряла сознание, ее принесли сюда, переодели и… что?
В зеркале напротив она увидела свое отражение — глаза горели рубиновым, кожа сияла жемчугом, словно под ней текла не кровь, а жидкий свет.
Этель встряхнула голову и проморгалась. Глаза вернули голубой цвет, но остались светящимися: выходит, она теперь и правда одна из них? Огонь внутри больше не бушевал, как раньше. Он стал холодным, послушным, и это пугало ее больше всего остального.
Пугало, что одним только желанием она может снести и Цитадель, и Тусклые горы, и ослабшее тело не сможет ей воспротивиться. В ней покорный огонь и внедренная сила. И… пустота.
Дверь открылась без звука. Этель не повернулась и не повела ухом. Она одна. Со своей силой. Навек. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только вечность и ее холодный рассудок.
Творящий вошел бесшумно, его длинные, тонкие пальцы скользнули по дверному косяку. Он был в темно-синих одеждах, струящихся, как река в лунном свете. Его лицо, холодное и отстраненное, каким было в зале Советов, сейчас казалось мягче.
— Ты не должна быть одна в эту ночь, — его голос прозвучал тепло, но теперь Этель насторожилась от его участия — знала, что он умел подделывать любое чувство.
— Боишься, что сбегу? — это прозвучало глухо, но Этель не обернулась, продолжая смотреть в зеркало.
Он подошел ближе. Его тень слилась с ее отражением.
— Боюсь, что ты сломаешься. Инициация... это не просто ритуал. Это смерть и рождение. Ты сейчас как стекло — красивое, но хрупкое.
Он коснулся ее плеча. Его пальцы были теплыми, вопреки ожиданиям. Но Этель не могла растопить тот осколок, который он взрастил у нее в груди.
— Ты никогда не говорил мне правду. Почему сейчас должно быть иначе?
Творящий вздохнул, а затем опустился перед ней на колени, чтобы встретиться с ее взглядом.
— Потому что теперь ты одна из нас. И я не хочу терять тебя. — В его глазах впервые было что-то, напоминающее искренность. Она хотела оттолкнуть его, но… руки отчего-то дрогнули. Мгновенная слабость, стопор, заминка, и он приблизился.
— Ты думаешь, я использовал тебя? Да, — он зашептал, и его дыхание смешалось с ее. — Но это не значит, что я ничего не чувствовал.
Его губы коснулись ее шеи. Этель закрыла глаза. Она ненавидела его. Она знала, что это все ложь. Но вместе с тем также желала его — его силу, его знание и его признание. Чтобы однажды его победить.
— Ты злишься, я понимаю. Твои друзья остались там, в заброшенной Цитадели, но ты не должна винить себя. Ложь везде, моя милая. Но особенно больно, когда лгут близкие, — его шепот стал обжигающим, и Этель отстранилась. Его ловкие губы вновь настигли ее шею, и он продолжал: — Когон хотел лишь вернуть племя; Оргвин скрывал, что работал на Императора через Ди Форсуна; Ильсо — тройной агент: кому он служит на самом деле?
Этель сжала губы и запрокинула голову. Нельзя было позволить просочиться в память образам друзей. Они не должны видеть ее… такой. В то время, как Творящий упивался страстью:
— А я дал тебе силу, я полюбил тебя, и теперь я здесь, чтобы стать тебе наставником, моя… любовь.
Он провел рукой по ее волосам, и они вспыхнули алым, но Творящий не обжегся. И воскликнул:
— Видишь? Ты уже контролируешь это. Ты совершенна….
Его поцелуи стали настойчивее, и Этель подалась вперед. Пусть ее молчание станет для него легкой победой. Пусть он думает, что она смирилась с его обманами, но нет — отныне она никогда не забудет. И возьмет от него всю силу, какую он сможет ей дать.
И потому она не сопротивлялась, когда он опустил ее на шелковые простыни.
***
На этот раз Этель не провалилась в сон. Она лежала, прикрытая шелками цвета пепла, и смотрела, как рубиновые блики от ее кожи играют на стенах. Странно: кожа сменила сияние после близости с Творящим, раньше оно походило на размеренный лунный свет. Впрочем, там, где он касался, остались бледные следы, как от льда. Этель провела по ним пальцем: кожа оказалась холодной, будто часть тепла изнутри украли. Огонь внутри смиренно дремал.
Творящий спал рядом. Его дыхание было ровным, лицо — неестественно спокойным, как у статуи.
