Второе прозрачное платье — в сумме уже четвёртое — оказалось красно-розовым, в тон неизвестных мне драгоценных плодов. Его завязали внахлёст, так, чтобы в узком треугольном вырезе виднелась чисто синяя ткань и короткое ожерелье. Золотые пластины всё ещё пробивались сквозь два слоя тафты. От наложения цветов я немного зарябила фиолетовым.
На меня повесили ещё цепочку, на этот раз с кулоном в форме капли из крупного лунного камня, и надели ещё одно платье, нежно-розовое. И ещё украшений, и ещё платье. И ещё слой.
— А даже удобно, что ты высокая, — сказала Нала, хлопая в ладоши. — И метров шёлка на тебя больше ушло, можно будет пару платьев дочерям сшить, и украшений удалось много повесить.
Хорошо, что я не видела, что именно мне крутят на голове, но наверняка настоящую скульптурную композицию. Волос у меня было маловато по местным меркам, а чёрные шиньоны не подходили, так что в дело пошли разноцветные шёлковые ленты, ткани, нити, золотые цепочки. Словом, всё, что могло имитировать длину и объём, это заплели в косы и банты, увязали вокруг моей головы в высокую причёску и вкололи — я считала — восемь больших, декоративных, и двенадцать мелких шпилек. А спереди украсили шпилькой-короной с некоей птицей, которую магия мне переводила то как «феникс», то как «горящая бессмертная утка». В некотором смысле одно и то же, конечно.
Теперь я могла только сидеть с непередаваемым достоинством, потому что стоит мне склониться назад или вперёд, эта конструкция меня явно перевесит. А если сидеть прямо и с вытянутой шеей, то шпильки чуть тянули назад, бусы вперёд, и я могла удерживать равновесие.
Макияж уже даже меня не тяготил. Мне нарисовали чёрной тушью глаза и брови, розовой — цветы на скулах, а красной — кукольные губки.
Нала восхищённо ахнула:
— А так и не скажешь, что чужеземка.
Полагаю, от моего лица за слоем пудры ничего и не осталось.
Ещё два платья, на этот раз они даже не запахивались. На меня накинули золотистые робы без рисунка из плотного шёлка, а сверху — тяжеленную красную накидку, волочившуюся по полу.
Двигаться я особенно и не могла больше. С двух сторон меня поддерживали служанки, пока третья нацепляла мне на ноги браслеты и тонкие шёлковые ботиночки. Финальным штрихом мне унизали пальцы (каждый!) кольцами с крупными камнями и засунули за пазуху ближе к белому платью книжку для новобрачных, веер и нож. Как будто я их оттуда достать смогу! Да у меня пальцы почти не гнутся.
— Сколько на мне золота? — сдавленно спросила я, когда мне помогли встать.
— Думаю, — Майла прищурилась, оглядывая меня. — Как раз хватит на приличную жизнь в случае развода. Слуг, правда, ну максимум пять штук выйдет содержать, но ты у нас непритязательная. Да и другое приданое будет.
Она шагнула ко мне и вдруг порывисто обняла, приподнявшись на цыпочки, чтобы обхватить меня в этом безразмерном одеянии, Нала повисла сзади, и я бы обязательно упала, если бы слуги не продолжали меня придерживать.
— Ты не думай, что мы не понимаем, — зашептала Майла. — Страшно даже отсюда ехать в Шиду, а ты, считай, и здесь, и там далеко от дома и совсем одна.
Нала просто ревела. У меня сжалось сердце, и на глазах вскипели неожиданные слёзы, но я чуть запрокинула голову и удержала их, потому что перерисовывать макияж сейчас совсем не с руки.
— Если генерал будет тебя обижать, и ты никак не сможешь с ним договориться — уходи, не терпи, — продолжала она. — Тебе проще будет в статусе разведённой, чем нам, а Дом Лиры и Песни как-нибудь переживёт.
— Ну чего вы, может, всё обойдётся, — пробормотала я.
— Может, и обойдётся, но чем больше приданое, тем больше возможностей. Мы не просто так тебя наряжаем.
Майла отстранилась и тепло улыбнулась. Они и впрямь взяли меня под крыло.
— А теперь надо пройти во двор, пора показать гостям невесту.
В ту же секунду на меня накинули полупрозрачное красное покрывало совершенно необъятных размеров. Впрочем, я сквозь него видела, так что великолепие моего убранства не скрывалось.
— Погоди, я думала, мне нельзя выходить, — уточнила я, пока меня вели по коридору.
— Так ты и не выходишь, — удивилась Нала. — Это гости придут. И родители. Они всем публично перечислят твои достоинства и приданое, чтобы все знали, как тебя ценят в Доме Лиры и Песни. И что приданое не меньше выкупа невесты.
Я говорила, что сидеть в одиночестве и ждать жениха — уныло? Беру свои слова назад, сидеть посреди толпы, сохраняя изящное достоинство — гораздо, гораздо хуже. Возьмите меня уже замуж прямо сейчас!
Мне показалось или я услышала чей-то тихий смех?
Приличная семья — таких, конечно, пара процентов от всего населения, но кого здесь интересуют крестьяне! — обычно владеет весьма просторным участком в городе. Живут здесь в одноэтажных зданиях с крышами-пагодами и прилично, чтобы у каждого члена семьи был уголок, отделённый от других садом и невысоким заборчиком. Это называют дворами, домиков в нём могло быть несколько, например, отдельная пристройка для слуг или беседка для работы на свежем воздухе. Свой двор есть обязательно у господина и у госпожи дома, у жён, у конкубин и наложниц, родивших детей, часто у взрослых сыновей. Дочери обычно жили с матерями до самого замужества, а вот третьим-четвёртым сыновьям иногда приходилось выкручиваться. Если они оказывались слишком взрослыми для жизни в «женском» дворе, но свободного места больше не было — приходилось снимать отдельные дома подешевле в городе или поступать на учёбу в академии с проживанием. А если не находилось средств ни на что из этого, сына могли и отослать в глубинку, приглядывать за загородными поместьями или деревнями.
В доме Лиры и Песни отдельное жильё нашлось даже мне. Отчасти потому, что у господина Тоу было мало женщин. Кроме жены, он обзавёлся всего одной конкубиной, троюродной кузиной, на малой свадьбе с которой настояла его мать. Наложниц у него за жизнь было с десяток, но сейчас в доме осталось всего четверо, каждая в своём дворе. Взрослые дети, то есть Майла и Нала, жили у госпожи Тоу.
Двор мне выделили весьма почётный, прозвали его «Персиковый». Говорят, в нём раньше селились любимые наложницы и конкубины, но госпожа Тоу не разрешала мужу иметь каких-то там любимых. Чем по местным правилам, кстати, попирала основную женскую добродетель и навлекала на себя осуждение предков. Тем более, она не родила сыновей! Но мне госпожа Тоу даже нравилась. Её положение внушало оптимизм, которого не хватало на свадьбе.
Территория мне досталась обширная. Лично я проживала в доме из пяти покоев — просторнейшей спальни с ванной за ширмочкой и столом для приёма пищи, маленькой мастерской, кабинета с библиотекой, музыкальной комнаты и комнаты для приёма гостей. Отдельно стояли домик для слуг и кухня. Кухня считалась особой роскошью: на общей, бывало, и пропадало мясо, предназначенной для дворов наложниц, а бывало и наоборот, в еде оказывалось что-нибудь неожиданное. А тут достаточно было поскандалить раз в три дня на распределении продуктов, и питаться нормальной едой. Я даже сама готовила иногда, не давая пересаливать или подливать лишний жир. Для роскошности — в понимании служанок.
Но особенно Персиковый двор славился, собственно, персиковыми деревьями, которые распускались нежными розовыми цветами по весне, говорят, завораживающее зрелище.
Летом персики уже дали завязь, но садовник приглядывал, чтобы во дворе всегда что-нибудь цвело. К свадьбе вообще накупили пионов, и с корнями, и срезанных и украсили ими вообще всё, что можно было. Гирлянды из разноцветных бутонов — от нежно-лилового до ярко-алого — сияли на каждой клумбе, украшали крышу и колонны, увивали всю беседку, в центр которой меня и посадили. Здесь собрали светлые цветы и моё красное покрывало, и красно-золотое облачение особенно выделялись.
По двору уже прогуливались гости, родственники и знакомые семьи Тоу, женщины с одной стороны двора, мужчины с другой. Они шумно переговаривались и выпивали за здоровье молодых. Удивительно, что я их из покоев не услышала.
При моём появлении все затихли, и тут же шепоток прокатился по толпе. Я не вслушивалась, всё моё внимание ушло на попытку идти с достоинством, но одновременно скромно, не слишком сильно опираться на служанок, не наступить на подол, не выронить из волос шпильки и не зацепиться ничем фатой-покрывалом. Когда меня усадили на почётную скамейку, я выдохнула с облегчением, но зря.
Теперь я принимала гостей с подарками и пожеланиями.
Сначала меня поздравляла родня Дома Лира и Песни, какие-то дальние родственники, восьмые сёстры, младшие сыновья сестры наложницы моего троюродного названого брата. Я не то что не была с ними знакома — даже никогда не слышала! Но считается, что поздравить невесту — к удаче, а уж если вдруг твой подарок угодит господину Тоу, то удача явно будет при жизни и даже в скором времени. А ещё посещение невесты одно из немногих мест, где молодые парни и девушки могут посмотреть друг на друга хотя бы и через пруд, так что мой двор забился до отказа и до самой крыши заполнился хихиканьем и перешёптыванием.
Никто из дальних родственников и знакомых не вручал «молодым» ничего ценного. Простым людям семья могла, скажем, дом построить отдельный или принести посуду, ткани. Но свадьба между мной и генералом — союз двух великих Домов, призванный поддержать союз двух государств. Чтобы одаривать таких людей, нужно быть по меньшей мере императором. Семья, близкие друзья, конечно, могли вручить подарок. Подкинуть золота любимой сестричке, чтобы она ни в чём не нуждалась даже у скупого мужа. Отдать редкий меч другу с наилучшими пожеланиями. Но это лично, не напоказ.
Поэтому всякие поздравляющие радовали невесту добрыми жестами. Девушки вручали мне вышитые платки, мешочки и веера, каждый раз торжественно разворачивая их на публику, чтобы все — особенно свахи — видели их мастерство. Некоторые пели или читали стихи. Юноши дарили меха, лично отловленные ими в лесах, вино из подвалов, чаи.
Гора подарков росла. По крайней мере, мне будет что выпить с горя. А из платочков верёвку сплести можно.
Я мысленно тут же отвесила себе пинка. Не унывать!
Хорошо хоть улыбаться было не обязательно — кто же разглядит под макияжем и покрывалом. Всё моё сознание было сосредоточено на поддержании правильной позы, так что я даже не сразу осознала, что передо мной встал адъютант генерала Ро. Сам жених не имел права меня пока видеть, но послать свою правую руку было вежливо.
Когда я смогла сосредоточиться, адъютант как раз зачитывал стихотворение, которое генерал якобы сочинил, размышляя о моих добродетелях. Я чуть с лавочки не упала. Нет, поэзия была весьма приличная, но, во-первых, я как представила сочиняющего стихи генерала... стрелы летят, кони бегут, горит там что-нибудь, а генерал мечтательно смотрит в небо и подбирает удачный слог. А во-вторых, меня бесконечно умилило, что думал он именно о добродетелях. Всё правильно, делать акцент на красоту неуместно на свадьбе. Жена — она приличная женщина, её надо уважать, а не восхищаться.
Отличная идея, одобряю.
— Генерал Ро просит луноликую Кари из рода Лиры и Песни принять в дар Алое сердце восьми островов, золотой кинжал, когда-то служивший колдуну с северных гор и хрустальный гу-ри, зачарованный руками главного мудреца Шиду.
Раз «просит принять», то положено ответить.
— Щедрость моего наречённого безмерна, — ответила я тихо и, надеюсь, мелодично. Двор замер, прислушиваясь к словам и голову экзотичной чужеземки. — Я буду хранить Алое сердце, кинжал и гу-ри в своей комнате, чтобы радость от его заботы согревала мою душу.
Я очень аккуратно выбирала слова, потому что я должна быть и как бы принимающей стороной, но не униженной — иначе Дом Песни потеряет лицо. Уеду в Шиду, запрусь там на женской половине и скажусь больной. А то точно какое-нибудь лицо потеряю. Или в грязь уроню.
Адъютант поклонился и пожелал мне счастья в браке.
Череда обычных поздравления продолжилась, и я опять ушла в свои мысли.
Кинжал, своеобразные гусли-гури и Алое сердце — чем бы оно ни было — генерал подарил лично мне как невесте. Потому что подарки для семьи он уже посылал. Кстати, Дом Лиры и Песни оказался весьма гордым — почти всё подаренное генералом тоже отправилось в моё приданое. В Доме остались только пара редких и вроде бы даже волшебных музыкальных инструментов, потому что очень уж я плоха была в музыке и этот подарок явно бы мне не пригодился. А теперь он как бы показывал, что ценит не только дом, но и меня, а потому одаривает.
Честно говоря, учитывая, что повезу я всё это барахло с собой к нему в дом, то считай генерал как будто из комнаты в комнату переложил ценности. И не продать их, судя по названию, какие-то редкости. Только на полочке держать и любоваться.
— Дочь моя, — торжественно прозвучал знакомый голос.
Похоже, мои публичные пытки подходили к концу. Осталось принять благопожелания от родителей и ждать мужа для частных пыток, в интимной обстановке, так сказать.
— Моё сердце болит от мысли о расставании со своей любимой дочерью, — не моргнув глазом, заявил господин Тоу. — Но я верю, что вверяю тебя в руки благородного генерала Ро, и ваши общие годы будут долгими и изобильными. На удачу я дарю тебе три вещи — шкатулку с жемчугом из северных морей, сундук с золотыми лянами и экипаж с шелками.
Все слушали очень внимательно. Господин Тоу не передал мне никаких именных ценностей, зато и жемчуг, и шёлк, и ляны удобно продавать и менять, они востребованы от Шиннанского хребта до Рассветного моря. Он желает мне жить в комфорте и публично заявляет об этом, но не готов передавать наследие в руки генерала.
— Любимая дочь моя, — сказала госпожа Тоу с такой болью в голосе, что у меня слёзы на глаза непроизвольно навернулись. Мне срочно нужно развивать актёрские таланты, — я не могу отправить тебя одну в такие далёкие земли!
Тут я навострила ушки.
— С тобой поедут три сообразительных и старательных девушки, которые станут твоими руками и ногами.
Госпожа Тоу махнула рукой и передо мной рухнули на колени три незнакомые мне девчонки едва ли совершеннолетние.
— А ещё за тобой приглядит мама Ли и наставница Айя. Они пробудут с тобой, пока ты не освоишься.
Я аккуратно сползла с лавочки на колени и склонилась перед родителями. Ритуально. Ритуально же они меня подняли с восклицаниями и рыданиями.
Но госпожа Тоу, возможно, дала мне самое важное — союзников. Опытную экономку, которая не даст обмануть меня с документооборотом и молодых служанок, у которых я буду первой госпожой и единственной опорой в чужой стране.
Дом Лиры и Песни дал мне всё что мог — говорили глаза семьи Тоу — дальше дело за тобой.
И мне помогли вернуться в свои покои.
Оставался последний шаг бракосочетания — встреча, наконец, с мужем. Нет, я даже не удивлена, что многие жёны становятся расчётливыми манипуляторшами, а многие мужья заводят гаремы, что это за брак такой, за глаза?
Меня отвели не в свои комнаты, а в отдельные покои для новобрачных немного на отшибе. Что бы, значит, не смущать их шумом и не отвлекать от важного момента консумации брака.
Покои были достаточно просторные, с ванной, низким столиком с вином и закусками.
На меня повесили ещё цепочку, на этот раз с кулоном в форме капли из крупного лунного камня, и надели ещё одно платье, нежно-розовое. И ещё украшений, и ещё платье. И ещё слой.
— А даже удобно, что ты высокая, — сказала Нала, хлопая в ладоши. — И метров шёлка на тебя больше ушло, можно будет пару платьев дочерям сшить, и украшений удалось много повесить.
Хорошо, что я не видела, что именно мне крутят на голове, но наверняка настоящую скульптурную композицию. Волос у меня было маловато по местным меркам, а чёрные шиньоны не подходили, так что в дело пошли разноцветные шёлковые ленты, ткани, нити, золотые цепочки. Словом, всё, что могло имитировать длину и объём, это заплели в косы и банты, увязали вокруг моей головы в высокую причёску и вкололи — я считала — восемь больших, декоративных, и двенадцать мелких шпилек. А спереди украсили шпилькой-короной с некоей птицей, которую магия мне переводила то как «феникс», то как «горящая бессмертная утка». В некотором смысле одно и то же, конечно.
Теперь я могла только сидеть с непередаваемым достоинством, потому что стоит мне склониться назад или вперёд, эта конструкция меня явно перевесит. А если сидеть прямо и с вытянутой шеей, то шпильки чуть тянули назад, бусы вперёд, и я могла удерживать равновесие.
Макияж уже даже меня не тяготил. Мне нарисовали чёрной тушью глаза и брови, розовой — цветы на скулах, а красной — кукольные губки.
Нала восхищённо ахнула:
— А так и не скажешь, что чужеземка.
Полагаю, от моего лица за слоем пудры ничего и не осталось.
Ещё два платья, на этот раз они даже не запахивались. На меня накинули золотистые робы без рисунка из плотного шёлка, а сверху — тяжеленную красную накидку, волочившуюся по полу.
Двигаться я особенно и не могла больше. С двух сторон меня поддерживали служанки, пока третья нацепляла мне на ноги браслеты и тонкие шёлковые ботиночки. Финальным штрихом мне унизали пальцы (каждый!) кольцами с крупными камнями и засунули за пазуху ближе к белому платью книжку для новобрачных, веер и нож. Как будто я их оттуда достать смогу! Да у меня пальцы почти не гнутся.
— Сколько на мне золота? — сдавленно спросила я, когда мне помогли встать.
— Думаю, — Майла прищурилась, оглядывая меня. — Как раз хватит на приличную жизнь в случае развода. Слуг, правда, ну максимум пять штук выйдет содержать, но ты у нас непритязательная. Да и другое приданое будет.
Она шагнула ко мне и вдруг порывисто обняла, приподнявшись на цыпочки, чтобы обхватить меня в этом безразмерном одеянии, Нала повисла сзади, и я бы обязательно упала, если бы слуги не продолжали меня придерживать.
— Ты не думай, что мы не понимаем, — зашептала Майла. — Страшно даже отсюда ехать в Шиду, а ты, считай, и здесь, и там далеко от дома и совсем одна.
Нала просто ревела. У меня сжалось сердце, и на глазах вскипели неожиданные слёзы, но я чуть запрокинула голову и удержала их, потому что перерисовывать макияж сейчас совсем не с руки.
— Если генерал будет тебя обижать, и ты никак не сможешь с ним договориться — уходи, не терпи, — продолжала она. — Тебе проще будет в статусе разведённой, чем нам, а Дом Лиры и Песни как-нибудь переживёт.
— Ну чего вы, может, всё обойдётся, — пробормотала я.
— Может, и обойдётся, но чем больше приданое, тем больше возможностей. Мы не просто так тебя наряжаем.
Майла отстранилась и тепло улыбнулась. Они и впрямь взяли меня под крыло.
— А теперь надо пройти во двор, пора показать гостям невесту.
В ту же секунду на меня накинули полупрозрачное красное покрывало совершенно необъятных размеров. Впрочем, я сквозь него видела, так что великолепие моего убранства не скрывалось.
— Погоди, я думала, мне нельзя выходить, — уточнила я, пока меня вели по коридору.
— Так ты и не выходишь, — удивилась Нала. — Это гости придут. И родители. Они всем публично перечислят твои достоинства и приданое, чтобы все знали, как тебя ценят в Доме Лиры и Песни. И что приданое не меньше выкупа невесты.
Я говорила, что сидеть в одиночестве и ждать жениха — уныло? Беру свои слова назад, сидеть посреди толпы, сохраняя изящное достоинство — гораздо, гораздо хуже. Возьмите меня уже замуж прямо сейчас!
Мне показалось или я услышала чей-то тихий смех?
***
Приличная семья — таких, конечно, пара процентов от всего населения, но кого здесь интересуют крестьяне! — обычно владеет весьма просторным участком в городе. Живут здесь в одноэтажных зданиях с крышами-пагодами и прилично, чтобы у каждого члена семьи был уголок, отделённый от других садом и невысоким заборчиком. Это называют дворами, домиков в нём могло быть несколько, например, отдельная пристройка для слуг или беседка для работы на свежем воздухе. Свой двор есть обязательно у господина и у госпожи дома, у жён, у конкубин и наложниц, родивших детей, часто у взрослых сыновей. Дочери обычно жили с матерями до самого замужества, а вот третьим-четвёртым сыновьям иногда приходилось выкручиваться. Если они оказывались слишком взрослыми для жизни в «женском» дворе, но свободного места больше не было — приходилось снимать отдельные дома подешевле в городе или поступать на учёбу в академии с проживанием. А если не находилось средств ни на что из этого, сына могли и отослать в глубинку, приглядывать за загородными поместьями или деревнями.
В доме Лиры и Песни отдельное жильё нашлось даже мне. Отчасти потому, что у господина Тоу было мало женщин. Кроме жены, он обзавёлся всего одной конкубиной, троюродной кузиной, на малой свадьбе с которой настояла его мать. Наложниц у него за жизнь было с десяток, но сейчас в доме осталось всего четверо, каждая в своём дворе. Взрослые дети, то есть Майла и Нала, жили у госпожи Тоу.
Двор мне выделили весьма почётный, прозвали его «Персиковый». Говорят, в нём раньше селились любимые наложницы и конкубины, но госпожа Тоу не разрешала мужу иметь каких-то там любимых. Чем по местным правилам, кстати, попирала основную женскую добродетель и навлекала на себя осуждение предков. Тем более, она не родила сыновей! Но мне госпожа Тоу даже нравилась. Её положение внушало оптимизм, которого не хватало на свадьбе.
Территория мне досталась обширная. Лично я проживала в доме из пяти покоев — просторнейшей спальни с ванной за ширмочкой и столом для приёма пищи, маленькой мастерской, кабинета с библиотекой, музыкальной комнаты и комнаты для приёма гостей. Отдельно стояли домик для слуг и кухня. Кухня считалась особой роскошью: на общей, бывало, и пропадало мясо, предназначенной для дворов наложниц, а бывало и наоборот, в еде оказывалось что-нибудь неожиданное. А тут достаточно было поскандалить раз в три дня на распределении продуктов, и питаться нормальной едой. Я даже сама готовила иногда, не давая пересаливать или подливать лишний жир. Для роскошности — в понимании служанок.
Но особенно Персиковый двор славился, собственно, персиковыми деревьями, которые распускались нежными розовыми цветами по весне, говорят, завораживающее зрелище.
Летом персики уже дали завязь, но садовник приглядывал, чтобы во дворе всегда что-нибудь цвело. К свадьбе вообще накупили пионов, и с корнями, и срезанных и украсили ими вообще всё, что можно было. Гирлянды из разноцветных бутонов — от нежно-лилового до ярко-алого — сияли на каждой клумбе, украшали крышу и колонны, увивали всю беседку, в центр которой меня и посадили. Здесь собрали светлые цветы и моё красное покрывало, и красно-золотое облачение особенно выделялись.
По двору уже прогуливались гости, родственники и знакомые семьи Тоу, женщины с одной стороны двора, мужчины с другой. Они шумно переговаривались и выпивали за здоровье молодых. Удивительно, что я их из покоев не услышала.
При моём появлении все затихли, и тут же шепоток прокатился по толпе. Я не вслушивалась, всё моё внимание ушло на попытку идти с достоинством, но одновременно скромно, не слишком сильно опираться на служанок, не наступить на подол, не выронить из волос шпильки и не зацепиться ничем фатой-покрывалом. Когда меня усадили на почётную скамейку, я выдохнула с облегчением, но зря.
Теперь я принимала гостей с подарками и пожеланиями.
Сначала меня поздравляла родня Дома Лира и Песни, какие-то дальние родственники, восьмые сёстры, младшие сыновья сестры наложницы моего троюродного названого брата. Я не то что не была с ними знакома — даже никогда не слышала! Но считается, что поздравить невесту — к удаче, а уж если вдруг твой подарок угодит господину Тоу, то удача явно будет при жизни и даже в скором времени. А ещё посещение невесты одно из немногих мест, где молодые парни и девушки могут посмотреть друг на друга хотя бы и через пруд, так что мой двор забился до отказа и до самой крыши заполнился хихиканьем и перешёптыванием.
Никто из дальних родственников и знакомых не вручал «молодым» ничего ценного. Простым людям семья могла, скажем, дом построить отдельный или принести посуду, ткани. Но свадьба между мной и генералом — союз двух великих Домов, призванный поддержать союз двух государств. Чтобы одаривать таких людей, нужно быть по меньшей мере императором. Семья, близкие друзья, конечно, могли вручить подарок. Подкинуть золота любимой сестричке, чтобы она ни в чём не нуждалась даже у скупого мужа. Отдать редкий меч другу с наилучшими пожеланиями. Но это лично, не напоказ.
Поэтому всякие поздравляющие радовали невесту добрыми жестами. Девушки вручали мне вышитые платки, мешочки и веера, каждый раз торжественно разворачивая их на публику, чтобы все — особенно свахи — видели их мастерство. Некоторые пели или читали стихи. Юноши дарили меха, лично отловленные ими в лесах, вино из подвалов, чаи.
Гора подарков росла. По крайней мере, мне будет что выпить с горя. А из платочков верёвку сплести можно.
Я мысленно тут же отвесила себе пинка. Не унывать!
Хорошо хоть улыбаться было не обязательно — кто же разглядит под макияжем и покрывалом. Всё моё сознание было сосредоточено на поддержании правильной позы, так что я даже не сразу осознала, что передо мной встал адъютант генерала Ро. Сам жених не имел права меня пока видеть, но послать свою правую руку было вежливо.
Когда я смогла сосредоточиться, адъютант как раз зачитывал стихотворение, которое генерал якобы сочинил, размышляя о моих добродетелях. Я чуть с лавочки не упала. Нет, поэзия была весьма приличная, но, во-первых, я как представила сочиняющего стихи генерала... стрелы летят, кони бегут, горит там что-нибудь, а генерал мечтательно смотрит в небо и подбирает удачный слог. А во-вторых, меня бесконечно умилило, что думал он именно о добродетелях. Всё правильно, делать акцент на красоту неуместно на свадьбе. Жена — она приличная женщина, её надо уважать, а не восхищаться.
Отличная идея, одобряю.
— Генерал Ро просит луноликую Кари из рода Лиры и Песни принять в дар Алое сердце восьми островов, золотой кинжал, когда-то служивший колдуну с северных гор и хрустальный гу-ри, зачарованный руками главного мудреца Шиду.
Раз «просит принять», то положено ответить.
— Щедрость моего наречённого безмерна, — ответила я тихо и, надеюсь, мелодично. Двор замер, прислушиваясь к словам и голову экзотичной чужеземки. — Я буду хранить Алое сердце, кинжал и гу-ри в своей комнате, чтобы радость от его заботы согревала мою душу.
Я очень аккуратно выбирала слова, потому что я должна быть и как бы принимающей стороной, но не униженной — иначе Дом Песни потеряет лицо. Уеду в Шиду, запрусь там на женской половине и скажусь больной. А то точно какое-нибудь лицо потеряю. Или в грязь уроню.
Адъютант поклонился и пожелал мне счастья в браке.
Череда обычных поздравления продолжилась, и я опять ушла в свои мысли.
Кинжал, своеобразные гусли-гури и Алое сердце — чем бы оно ни было — генерал подарил лично мне как невесте. Потому что подарки для семьи он уже посылал. Кстати, Дом Лиры и Песни оказался весьма гордым — почти всё подаренное генералом тоже отправилось в моё приданое. В Доме остались только пара редких и вроде бы даже волшебных музыкальных инструментов, потому что очень уж я плоха была в музыке и этот подарок явно бы мне не пригодился. А теперь он как бы показывал, что ценит не только дом, но и меня, а потому одаривает.
Честно говоря, учитывая, что повезу я всё это барахло с собой к нему в дом, то считай генерал как будто из комнаты в комнату переложил ценности. И не продать их, судя по названию, какие-то редкости. Только на полочке держать и любоваться.
— Дочь моя, — торжественно прозвучал знакомый голос.
Похоже, мои публичные пытки подходили к концу. Осталось принять благопожелания от родителей и ждать мужа для частных пыток, в интимной обстановке, так сказать.
— Моё сердце болит от мысли о расставании со своей любимой дочерью, — не моргнув глазом, заявил господин Тоу. — Но я верю, что вверяю тебя в руки благородного генерала Ро, и ваши общие годы будут долгими и изобильными. На удачу я дарю тебе три вещи — шкатулку с жемчугом из северных морей, сундук с золотыми лянами и экипаж с шелками.
Все слушали очень внимательно. Господин Тоу не передал мне никаких именных ценностей, зато и жемчуг, и шёлк, и ляны удобно продавать и менять, они востребованы от Шиннанского хребта до Рассветного моря. Он желает мне жить в комфорте и публично заявляет об этом, но не готов передавать наследие в руки генерала.
— Любимая дочь моя, — сказала госпожа Тоу с такой болью в голосе, что у меня слёзы на глаза непроизвольно навернулись. Мне срочно нужно развивать актёрские таланты, — я не могу отправить тебя одну в такие далёкие земли!
Тут я навострила ушки.
— С тобой поедут три сообразительных и старательных девушки, которые станут твоими руками и ногами.
Госпожа Тоу махнула рукой и передо мной рухнули на колени три незнакомые мне девчонки едва ли совершеннолетние.
— А ещё за тобой приглядит мама Ли и наставница Айя. Они пробудут с тобой, пока ты не освоишься.
Я аккуратно сползла с лавочки на колени и склонилась перед родителями. Ритуально. Ритуально же они меня подняли с восклицаниями и рыданиями.
Но госпожа Тоу, возможно, дала мне самое важное — союзников. Опытную экономку, которая не даст обмануть меня с документооборотом и молодых служанок, у которых я буду первой госпожой и единственной опорой в чужой стране.
Дом Лиры и Песни дал мне всё что мог — говорили глаза семьи Тоу — дальше дело за тобой.
И мне помогли вернуться в свои покои.
***
Оставался последний шаг бракосочетания — встреча, наконец, с мужем. Нет, я даже не удивлена, что многие жёны становятся расчётливыми манипуляторшами, а многие мужья заводят гаремы, что это за брак такой, за глаза?
Меня отвели не в свои комнаты, а в отдельные покои для новобрачных немного на отшибе. Что бы, значит, не смущать их шумом и не отвлекать от важного момента консумации брака.
Покои были достаточно просторные, с ванной, низким столиком с вином и закусками.
