— Он не закончился, — голубые глаза сверкали в свете свечи. Этот типично мужской взгляд было легко узнать, взгляд, в котором читалось предположение, как я выгляжу без одежды. По крайней мере Дэниел был откровенен в своих планах в отношении меня. Он изначально смотрел на меня как на женщину, не как на историка или коллегу. Темнело, а вместе с тем, россыпь огней на берегах озера казалась все ярче.
— Конечно, не закончился, — сказала я: — Смотрите, сколько еды нам предстоит съесть и вина выпить.
— Я думаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы перейти на ты. — Дэниел играючи намазал паштет на хлеб, положил сверху оливку и откусил кусочек. Я согласилась:
— Думаю, да.
— Ты живешь в Москве?
— Да, гордый обладатель собственной квартиры. — Я рассмеялась — Правда в прошлом году чуть не продала ее и не переехала в Петербург.
— Почему туда?
— Так получилось.
Я поспешно сменила тему, не хотелось рассказывать о своей неудачной личной жизни:
— Мне не дает покоя одна мысль.
Дэниел подсел ко мне ближе, спросил:
— Какая?
— О протоколах и убийстве профессора. Я чувствую, что все это время мы что-то упускаем.
— Все наши подозреваемые такие яркие личности, что не заметить или упустить их практически невозможно. Но мы разгадаем эту загадку.
— За загадки! — провозгласила я тост.
— За загадки…
Дэниел сделал глоток вина, я тоже, чувствуя, что пора завязывать, потому что уже и сама начинала смотреть на мужчину с неприличной внимательностью. Все-таки обычный я человек, не монахиня. А напротив сидит живая провокация с самыми красивыми глазами, которые я в жизни видела. Дэниел воспринял мой задумчивый взгляд как сигнал, наклонился ко мне в бесспорном желании поцеловать. А затем его взгляд вдруг скользнул ниже, мужчина остановился не преодолев несколько десятков сантиметров, что разделяли нас. Я было обиделась. Не настолько у меня впечатляющее декольте, чтобы сейчас его рассматривать, когда мужчина спросил ледяным тоном:
— Откуда у вас этот камень?
— Да так, знакомый подарил, — поспешно ответила я, убирая украшения в вырез платья.
— Какой знакомый? — Мужчина отстранялся от меня с недоверчивым выражением лица.
— Это допрос?
— Это допрос.
Понимая, что для Дэниела почему-то очень важно происхождение на моей шее этого изумруда, я рассказала про Ивана:
— Мы обычно завтракаем вместе. Он командировочный, как и я. А камень не прошел оценки качества, вот он его мне и подарил.
— Как мило с его стороны. — Мужчина встал с места. Выдавил из себя улыбку, не имеющую ничего общего с той, которая была на его лице пять минут назад.
— Доброй ночи, Дина.
— Спокойной ночи. — Сказала я, не понимая, как простой камень мог стать причиной подобного изменения настроения моего напарника. Или Дэниел ревнив как черт, в чем я сомневаюсь, или он каким-то образом знает Ивана и его изумрудный бизнес. Решив, что на сегодня мне хватит потрясений и загадок, я отправилась в свою комнату.
Там я с упоением строчила отчет Ромашковой, рассказывая ей о произошедшем во всех подробностях. Женщина как и раньше, ответила на письмо мгновенно и я пол ночи жаловалась ей на свою несчастную личную жизнь, на Дэниела, который мне очень нравится, рассказала ей про свой страх одиночества, упуская момент в который мой отчет о проделанной работе превратился в нытье дамочки на сеансе у психолога. К чести Ромашковой, она и вела себя как психолог, максимально корректно выпытывая из моего пьяного сознания детали дела и причин моих душевных терзаний.
Прежде чем вырубиться на кровати я пообещала себе, что завяжу с вином и загадочными мужчинами, и от одного и от другого один только вред.
Протокол дела Анны Гельди. Десятый акт.
Третий день допроса Анны Гельди под пытками.
Ведьма продолжает упорствовать в своей лжи.
— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?
— Нет, не насылала.
— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?
— Нет.
— Заключала ли ты сделку с дьяволом?
— Нет
— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?
— Нет. Вы все сгорите в аду!
Дьявол не оставляет обвиняемую, наделяя ее своей злой силой. На четвертый и пятый день приказано продолжить пытки над Анной Гельди. Обвиняемую надлежит омыть святой водой, чтобы изгнать из нее дьявольские силы. Подобное упорство описано в книгах по инквизиции и приказано использовать иные методы пытки. Однако в просвещенный восемнадцатый век судья отказывается от них, беря за то ответственность на себя.
Я пообещала им, что они все сгорят в аду. Эта угроза чуть не стоила мне жизни, потому как мой обвинитель, в котором я узнала частого гостя в доме Йоханнеса с силой ударил меня по лицу и пообещал, что больше не будет меня жалеть. К моей тюрьме стали подходить люди, я вижу их из-за решетки окон. Они кричат, что суд несправедлив, они требуют освободить меня. Никогда не подозревала, что могу стать столь значимой персоной. В книге, которую они используют чтобы вершить свой суд, написано, что ведьму нужно омывать святой водой. Ею брызгали мне в лицо, и выливали на тело. Но этого им показалось и меня стали опускать в бочки, наполненные холодной, святой водой. Лихорадка, которая отступила, грозит вернуться с новой силой. Я все еще отрицаю свою причастность к отравлению, я все еще говорю, что Руедли был невиновен и невинно убит в камере заключения. Меня не слышат и мне не верят. Но это не важно. Сейчас я понимаю, что выберусь я живой или нет - это тоже не важно. У меня была хорошая жизнь, хорошая, долгая жизнь. Те мучения, что я пережила очистили ее от грехов. Я буду держаться так долго как смогу, но если я не выдержу и боль заставит меня признаться в том, что я не совершала, то мой призрак навечно останется на этой земле, требуя отмщения.
Я проснулась от того, что дико хотела пить. Жажда моментально сменилась чувством стыда, когда я вспомнила о бесконечной череде сообщений Ромашковой. Я отправилась в душ, в надежде что вода поможет мне придти в себя. Душевая изнутри оказалась выложена натуральным камнем, так что, если приложить фантазию, можно было запросто представить, что стоишь где-нибудь под водопадом.
Моя командировка медленно подходила к концу, работу я выполнила, вчера писательница заверила меня, что у нее накопилось достаточно материала для книги. Однако в душе оставалось гаденькое ощущение незавершенности от того, что протоколы так и не были найдены. Мы с Дэниелом проверили всех подозреваемых, мы встретились со всеми, кто был на лекции и мог убить профессора. Как он и говорил, личности яркие, пройти мимо которых невозможно. Дьявольская троица, чопорная британская пара, Максим и его красивая, стареющая жена, Марк… Своего конкурента Дэниел проверил без меня, но и ежику было понятно, что Марк бы не стал никого убивать. Где же мы все-таки ошиблись? И как профессор, знающий, что у него остеопороз запущенной стадии, мог так неудачно свалиться с лестницы? Как Александр мог напороться на нож в Моллисе, сонном городке в Швейцарии, где, не закрывали двери, где можно было оставить сумку без присмотра и знать, что она никуда не пропадет, и где преступления были редкостью.
Я сменила напор воды, чтобы он обрушивался на мою голову с силой и продолжила размышлять, как на Александра находило вдохновление в туалете, так на меня оно снисходило в горячем душе.
Мы абсолютно точно проверили всех тех, кто присутствовал на лекции. Вдруг, с необыкновенной ясностью я осознала, что не всех: «а ведь мы не безликие тени или призраки, мы люди». Вспомнились вдруг слова старика, что присматривал за территорией замка. Не всех.
Одного человека мы воспринимали в роли призрака, приложения к музейным экспонатам и даже не подумали о том, что этот человек является самостоятельной личностью. Забавно, но я даже не могла вспомнить лицо смотрительницы музея, женщина явно за пятьдесят, ухоженная, но ничего примечательного. Конечно, она меркла на фоне всей яркий персонажей, с которыми нам довелось встретиться. Но зацепка есть! Память услужливо предоставила воспоминание о словах Юдит о том, что когда Морена хотела встретиться с профессором и поговорить с ним о призраках, к ним присоединился еще один человек: и эта была смотрительница музей. Блинский блин!
Я закуталась в полотенце, понимая, что не смогу молчать и побежала в дверям комнаты Дэниела. На настойчивый стук он ответил спустя минуту, всклокоченный и небритый он открыл дверь, осмотрел меня снизу вверх, улыбнулся и проговорил:
— Не могу сказать, что сюрприз неприятный, но как-то неожиданно.
Я запоздало сообразила, что стоило одеться, прежде чем вваливаться в комнату к «напарнику». Живой все-таки мужик, не каменный.
— У меня, кажется, есть зацепка по делу, — воскликнула я, настраивая его на рабочий лад. Очевидная борьба в Дэниеле, которую вела его мужская часть с деловой была одержана внутренним бизнесменом. Он отступил в сторону, проснулся на глазах:
— Проходи.
— Мы должны вернуться в Моллис и найти смотрительницу музея. Она была последней, кто видел профессора перед смертью.
— Откуда ты это знаешь?
Я поспешно пересказала разговор с «ведьмами». Не отвлекись я тогда на потустороннюю чушь, что мне сказала напоследок Морена, не упустила бы столь важного ключа к разгадке.
— Если честно, я даже не собрал досье на эту женщину. Знаю только, что она работает в музее более десяти лет. — Дэниел еще раз посмотрел на меня, размышляя над чем-то, а потом спросил: — Выезжаем?
— Буду готова через пятнадцать минут.
Прежде чем выйти из его комнаты, я вдруг вспомнила вчерашний разговор:
— Дэниел, ты спрашивал меня о кулоне. — Я коснулась камня, который переливался из-за попавших на него капель воды.
Вольф изобразил удивленную улыбку, пожал плечами.
— Не помню. Мы вчера перебрали немножко.
Я вышла из комнаты, понимая, что Вольф мне лжет. Это было очевидно. Как только мы встретимся с этой женщиной, как только подтвердим или опровергнем догадку о том, что она может быть причастна к пропаже протоколов и смерти Александра и профессора, я позвоню своему новому знакомому и поговорю с ним об изумрудах и Дэниеле Вольфе.
* * *
Дэниел позвонил в музей, однако там нам не смогли дать внятной информации о том, где проживала Анна Гурд, так звали смотрительницу. Эта женщина и вправду была призраком. Ее начальство изрядно удивилось, когда Вольф начал задавать вопросы о женщине, прикинувшись журналистом. Анна исправно ходила на работу, никогда не опаздывала и не болела, судя по всему была одинока. Она не заводила друзей и держалась отстраненно от коллег. Между строк читалось, что начальство считает ее сумасшедшей кошатницей, но старается держать ее в хорошем расположении духа, потому как она не просит прибавки к зарплате и отлично выполняет все свои обязанности. На следующий день после смерти профессора, Анна попросила выходной, что было воспринято нормально, все-таки шок от вынужденного созерцания чьей-либо смерти, дело вполне обыденное.
Все время разговора я ехала рядом и глубокомысленно молчала. Велика вероятность того, что мое внезапное озарение снова заведет нас в тупик. Но я ничего не могла с собой поделать, буквально кожей чувствуя, что эта догадка верна.
Мы приехали в Моллис, слишком поздно, чтобы застать кого-либо из персонала музея. Симпатичная, полная женщина закрывала входные двери. К ней и обратился Дэниел:
— Мы расследуем обстоятельства смерти профессора Матиаса , последней, кто его видел в живых была ваша коллега Анна.
— Ох… - женщина явно была поражена, - Я и понятия не имела, что эта смерть считается насильственной. Анна уже уехала домой.
Женщина сильно побледнела, она относилась к типажу людей, которые легко выходили из душевного равновесия. Я бы на ее месте уже поинтересовалась, по какому праву Дэниел задает подобные вопросы, она же не подумала узнать что-либо о двух незнакомцах, пришедших в музей, незнакомцах, которые даже не носили форму.
— Не могли бы вы назвать ее адрес? — слова Вольфа звучали изумительно вежливо, но в то же время каждый его жест заставлял поверить, что он представитель полицейского управления. Я со своим сильным акцентом сразу бы разбила эту иллюзию, а потому молчала. Женщина, которая заведовала бухгалтерией, тут же вернулась в музей и без лишних вопросов записала для нас адрес Анны Гурд. Ее пухлые маленькие руки двигались быстро, во взгляде голубых глаз сквозило беспокойство:
— Я думаю Анна ответит на ваши вопросы. Она прекрасный и внимательный сотрудник.
Это были примерно те же слова, которыми охарактеризовал Анну заведующий музеем. Больше он о ней ничего не знал. Дэниел поблагодарил женщину, по полной используя свое обаяние, и проворно убрал бумажку с адресом в карман брюк. Та опомнилась от шока и хотела было задать нам несколько вопросов, но Вольф сказал, что мы чрезвычайно спешим, а потому желаем ей хорошего дня.
Адрес отсылал нас к какой-то деревеньке в горах, в получасе езды от Моллиса. У меня от волнения ладони вспотели. Мужчина рядом выглядел невозмутимым. Эдакая овчарка на задании, однако я знала, что это не овчарка, а скорее хитрый лис. Уже наверняка прикидывает, как обойти налоги при продаже протоколов, мне он сказал, что собирается провести анонимный аукцион, предварительно оцинковав копии для передачи в музей.
Деревня, в которой мы оказались, по-настоящему поразила меня. Главным образом потому, что в ней было множество заброшенных домов. А те, в которых жили люди, скорее всего принадлежали старикам.
— Молодежь переезжает в города. Это повсеместное явление во всем мире, — ответил Дэниел на не заданный вопрос. Он уже начинал порядком меня пугать этим умением читать мои мысли.
— Но до Моллиса ехать всего пол часа! - удивленно воскликнула я. Тоже мне расстояние.
— А до любого крупного города больше двух. Плюс здесь не ходят поезда. Так что в подобных деревнях остаются жить только фермеры, привязанные к своей земле и по-настоящему нелюдимые персонажи.
— Подходящее место для сумасшедшей убийцы? — Спросила я, оглядывая чистенькие, но старые дома и улицы, на которых не было ни души. Вольф кивнул. Он смотрел вдаль, на место нашего назначения и все сильнее хмурился.
— Черт возьми, только не это … — тихо выругался он. Поняв именно, куда он смотрит, я тоже готова была разразиться ругательствами.
Мы припарковались около огромного мертвого дома. Мне еще не приходилось видеть заброшенных домов в Швейцарии. Как и любые подобные места, это нагоняло на меня тоску. Слепые, забитые окна, не ухоженные узловатые вишни и высокая трава, окружающая требующий ремонта дом.
— Ее адрес явно устарел. — Буркнула я, но все равно выбралась из машины. — Как думаешь, если мы проберемся внутрь, это будет расценено как преступление?
Мужчина хитро улыбнулся:
— Я абсолютно уверен в том, что дом находится на продаже. А мы можем быть потенциальными покупателями.
Я понимала, куда он клонил. Даже если нас поймают, мы можем прикинуться желающими купить эту развалюху. По-другому этот двухэтажный дом было не назвать. Он еще хранил в себе свидетельство былой зажиточности владельцев, взять хотя-бы пышные кусты роз, обвивающих его стены в голодных объятьях или каменную кладку невысокого забора, через который мы легко перешагнули.
— Конечно, не закончился, — сказала я: — Смотрите, сколько еды нам предстоит съесть и вина выпить.
— Я думаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы перейти на ты. — Дэниел играючи намазал паштет на хлеб, положил сверху оливку и откусил кусочек. Я согласилась:
— Думаю, да.
— Ты живешь в Москве?
— Да, гордый обладатель собственной квартиры. — Я рассмеялась — Правда в прошлом году чуть не продала ее и не переехала в Петербург.
— Почему туда?
— Так получилось.
Я поспешно сменила тему, не хотелось рассказывать о своей неудачной личной жизни:
— Мне не дает покоя одна мысль.
Дэниел подсел ко мне ближе, спросил:
— Какая?
— О протоколах и убийстве профессора. Я чувствую, что все это время мы что-то упускаем.
— Все наши подозреваемые такие яркие личности, что не заметить или упустить их практически невозможно. Но мы разгадаем эту загадку.
— За загадки! — провозгласила я тост.
— За загадки…
Дэниел сделал глоток вина, я тоже, чувствуя, что пора завязывать, потому что уже и сама начинала смотреть на мужчину с неприличной внимательностью. Все-таки обычный я человек, не монахиня. А напротив сидит живая провокация с самыми красивыми глазами, которые я в жизни видела. Дэниел воспринял мой задумчивый взгляд как сигнал, наклонился ко мне в бесспорном желании поцеловать. А затем его взгляд вдруг скользнул ниже, мужчина остановился не преодолев несколько десятков сантиметров, что разделяли нас. Я было обиделась. Не настолько у меня впечатляющее декольте, чтобы сейчас его рассматривать, когда мужчина спросил ледяным тоном:
— Откуда у вас этот камень?
— Да так, знакомый подарил, — поспешно ответила я, убирая украшения в вырез платья.
— Какой знакомый? — Мужчина отстранялся от меня с недоверчивым выражением лица.
— Это допрос?
— Это допрос.
Понимая, что для Дэниела почему-то очень важно происхождение на моей шее этого изумруда, я рассказала про Ивана:
— Мы обычно завтракаем вместе. Он командировочный, как и я. А камень не прошел оценки качества, вот он его мне и подарил.
— Как мило с его стороны. — Мужчина встал с места. Выдавил из себя улыбку, не имеющую ничего общего с той, которая была на его лице пять минут назад.
— Доброй ночи, Дина.
— Спокойной ночи. — Сказала я, не понимая, как простой камень мог стать причиной подобного изменения настроения моего напарника. Или Дэниел ревнив как черт, в чем я сомневаюсь, или он каким-то образом знает Ивана и его изумрудный бизнес. Решив, что на сегодня мне хватит потрясений и загадок, я отправилась в свою комнату.
Там я с упоением строчила отчет Ромашковой, рассказывая ей о произошедшем во всех подробностях. Женщина как и раньше, ответила на письмо мгновенно и я пол ночи жаловалась ей на свою несчастную личную жизнь, на Дэниела, который мне очень нравится, рассказала ей про свой страх одиночества, упуская момент в который мой отчет о проделанной работе превратился в нытье дамочки на сеансе у психолога. К чести Ромашковой, она и вела себя как психолог, максимально корректно выпытывая из моего пьяного сознания детали дела и причин моих душевных терзаний.
Прежде чем вырубиться на кровати я пообещала себе, что завяжу с вином и загадочными мужчинами, и от одного и от другого один только вред.
Протокол дела Анны Гельди. Десятый акт.
Третий день допроса Анны Гельди под пытками.
Ведьма продолжает упорствовать в своей лжи.
— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?
— Нет, не насылала.
— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?
— Нет.
— Заключала ли ты сделку с дьяволом?
— Нет
— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?
— Нет. Вы все сгорите в аду!
Дьявол не оставляет обвиняемую, наделяя ее своей злой силой. На четвертый и пятый день приказано продолжить пытки над Анной Гельди. Обвиняемую надлежит омыть святой водой, чтобы изгнать из нее дьявольские силы. Подобное упорство описано в книгах по инквизиции и приказано использовать иные методы пытки. Однако в просвещенный восемнадцатый век судья отказывается от них, беря за то ответственность на себя.
Я пообещала им, что они все сгорят в аду. Эта угроза чуть не стоила мне жизни, потому как мой обвинитель, в котором я узнала частого гостя в доме Йоханнеса с силой ударил меня по лицу и пообещал, что больше не будет меня жалеть. К моей тюрьме стали подходить люди, я вижу их из-за решетки окон. Они кричат, что суд несправедлив, они требуют освободить меня. Никогда не подозревала, что могу стать столь значимой персоной. В книге, которую они используют чтобы вершить свой суд, написано, что ведьму нужно омывать святой водой. Ею брызгали мне в лицо, и выливали на тело. Но этого им показалось и меня стали опускать в бочки, наполненные холодной, святой водой. Лихорадка, которая отступила, грозит вернуться с новой силой. Я все еще отрицаю свою причастность к отравлению, я все еще говорю, что Руедли был невиновен и невинно убит в камере заключения. Меня не слышат и мне не верят. Но это не важно. Сейчас я понимаю, что выберусь я живой или нет - это тоже не важно. У меня была хорошая жизнь, хорошая, долгая жизнь. Те мучения, что я пережила очистили ее от грехов. Я буду держаться так долго как смогу, но если я не выдержу и боль заставит меня признаться в том, что я не совершала, то мой призрак навечно останется на этой земле, требуя отмщения.
Глава 11 Лучшие идеи приходят в голову в душе.
Я проснулась от того, что дико хотела пить. Жажда моментально сменилась чувством стыда, когда я вспомнила о бесконечной череде сообщений Ромашковой. Я отправилась в душ, в надежде что вода поможет мне придти в себя. Душевая изнутри оказалась выложена натуральным камнем, так что, если приложить фантазию, можно было запросто представить, что стоишь где-нибудь под водопадом.
Моя командировка медленно подходила к концу, работу я выполнила, вчера писательница заверила меня, что у нее накопилось достаточно материала для книги. Однако в душе оставалось гаденькое ощущение незавершенности от того, что протоколы так и не были найдены. Мы с Дэниелом проверили всех подозреваемых, мы встретились со всеми, кто был на лекции и мог убить профессора. Как он и говорил, личности яркие, пройти мимо которых невозможно. Дьявольская троица, чопорная британская пара, Максим и его красивая, стареющая жена, Марк… Своего конкурента Дэниел проверил без меня, но и ежику было понятно, что Марк бы не стал никого убивать. Где же мы все-таки ошиблись? И как профессор, знающий, что у него остеопороз запущенной стадии, мог так неудачно свалиться с лестницы? Как Александр мог напороться на нож в Моллисе, сонном городке в Швейцарии, где, не закрывали двери, где можно было оставить сумку без присмотра и знать, что она никуда не пропадет, и где преступления были редкостью.
Я сменила напор воды, чтобы он обрушивался на мою голову с силой и продолжила размышлять, как на Александра находило вдохновление в туалете, так на меня оно снисходило в горячем душе.
Мы абсолютно точно проверили всех тех, кто присутствовал на лекции. Вдруг, с необыкновенной ясностью я осознала, что не всех: «а ведь мы не безликие тени или призраки, мы люди». Вспомнились вдруг слова старика, что присматривал за территорией замка. Не всех.
Одного человека мы воспринимали в роли призрака, приложения к музейным экспонатам и даже не подумали о том, что этот человек является самостоятельной личностью. Забавно, но я даже не могла вспомнить лицо смотрительницы музея, женщина явно за пятьдесят, ухоженная, но ничего примечательного. Конечно, она меркла на фоне всей яркий персонажей, с которыми нам довелось встретиться. Но зацепка есть! Память услужливо предоставила воспоминание о словах Юдит о том, что когда Морена хотела встретиться с профессором и поговорить с ним о призраках, к ним присоединился еще один человек: и эта была смотрительница музей. Блинский блин!
Я закуталась в полотенце, понимая, что не смогу молчать и побежала в дверям комнаты Дэниела. На настойчивый стук он ответил спустя минуту, всклокоченный и небритый он открыл дверь, осмотрел меня снизу вверх, улыбнулся и проговорил:
— Не могу сказать, что сюрприз неприятный, но как-то неожиданно.
Я запоздало сообразила, что стоило одеться, прежде чем вваливаться в комнату к «напарнику». Живой все-таки мужик, не каменный.
— У меня, кажется, есть зацепка по делу, — воскликнула я, настраивая его на рабочий лад. Очевидная борьба в Дэниеле, которую вела его мужская часть с деловой была одержана внутренним бизнесменом. Он отступил в сторону, проснулся на глазах:
— Проходи.
— Мы должны вернуться в Моллис и найти смотрительницу музея. Она была последней, кто видел профессора перед смертью.
— Откуда ты это знаешь?
Я поспешно пересказала разговор с «ведьмами». Не отвлекись я тогда на потустороннюю чушь, что мне сказала напоследок Морена, не упустила бы столь важного ключа к разгадке.
— Если честно, я даже не собрал досье на эту женщину. Знаю только, что она работает в музее более десяти лет. — Дэниел еще раз посмотрел на меня, размышляя над чем-то, а потом спросил: — Выезжаем?
— Буду готова через пятнадцать минут.
Прежде чем выйти из его комнаты, я вдруг вспомнила вчерашний разговор:
— Дэниел, ты спрашивал меня о кулоне. — Я коснулась камня, который переливался из-за попавших на него капель воды.
Вольф изобразил удивленную улыбку, пожал плечами.
— Не помню. Мы вчера перебрали немножко.
Я вышла из комнаты, понимая, что Вольф мне лжет. Это было очевидно. Как только мы встретимся с этой женщиной, как только подтвердим или опровергнем догадку о том, что она может быть причастна к пропаже протоколов и смерти Александра и профессора, я позвоню своему новому знакомому и поговорю с ним об изумрудах и Дэниеле Вольфе.
* * *
Дэниел позвонил в музей, однако там нам не смогли дать внятной информации о том, где проживала Анна Гурд, так звали смотрительницу. Эта женщина и вправду была призраком. Ее начальство изрядно удивилось, когда Вольф начал задавать вопросы о женщине, прикинувшись журналистом. Анна исправно ходила на работу, никогда не опаздывала и не болела, судя по всему была одинока. Она не заводила друзей и держалась отстраненно от коллег. Между строк читалось, что начальство считает ее сумасшедшей кошатницей, но старается держать ее в хорошем расположении духа, потому как она не просит прибавки к зарплате и отлично выполняет все свои обязанности. На следующий день после смерти профессора, Анна попросила выходной, что было воспринято нормально, все-таки шок от вынужденного созерцания чьей-либо смерти, дело вполне обыденное.
Все время разговора я ехала рядом и глубокомысленно молчала. Велика вероятность того, что мое внезапное озарение снова заведет нас в тупик. Но я ничего не могла с собой поделать, буквально кожей чувствуя, что эта догадка верна.
Мы приехали в Моллис, слишком поздно, чтобы застать кого-либо из персонала музея. Симпатичная, полная женщина закрывала входные двери. К ней и обратился Дэниел:
— Мы расследуем обстоятельства смерти профессора Матиаса , последней, кто его видел в живых была ваша коллега Анна.
— Ох… - женщина явно была поражена, - Я и понятия не имела, что эта смерть считается насильственной. Анна уже уехала домой.
Женщина сильно побледнела, она относилась к типажу людей, которые легко выходили из душевного равновесия. Я бы на ее месте уже поинтересовалась, по какому праву Дэниел задает подобные вопросы, она же не подумала узнать что-либо о двух незнакомцах, пришедших в музей, незнакомцах, которые даже не носили форму.
— Не могли бы вы назвать ее адрес? — слова Вольфа звучали изумительно вежливо, но в то же время каждый его жест заставлял поверить, что он представитель полицейского управления. Я со своим сильным акцентом сразу бы разбила эту иллюзию, а потому молчала. Женщина, которая заведовала бухгалтерией, тут же вернулась в музей и без лишних вопросов записала для нас адрес Анны Гурд. Ее пухлые маленькие руки двигались быстро, во взгляде голубых глаз сквозило беспокойство:
— Я думаю Анна ответит на ваши вопросы. Она прекрасный и внимательный сотрудник.
Это были примерно те же слова, которыми охарактеризовал Анну заведующий музеем. Больше он о ней ничего не знал. Дэниел поблагодарил женщину, по полной используя свое обаяние, и проворно убрал бумажку с адресом в карман брюк. Та опомнилась от шока и хотела было задать нам несколько вопросов, но Вольф сказал, что мы чрезвычайно спешим, а потому желаем ей хорошего дня.
Адрес отсылал нас к какой-то деревеньке в горах, в получасе езды от Моллиса. У меня от волнения ладони вспотели. Мужчина рядом выглядел невозмутимым. Эдакая овчарка на задании, однако я знала, что это не овчарка, а скорее хитрый лис. Уже наверняка прикидывает, как обойти налоги при продаже протоколов, мне он сказал, что собирается провести анонимный аукцион, предварительно оцинковав копии для передачи в музей.
Деревня, в которой мы оказались, по-настоящему поразила меня. Главным образом потому, что в ней было множество заброшенных домов. А те, в которых жили люди, скорее всего принадлежали старикам.
— Молодежь переезжает в города. Это повсеместное явление во всем мире, — ответил Дэниел на не заданный вопрос. Он уже начинал порядком меня пугать этим умением читать мои мысли.
— Но до Моллиса ехать всего пол часа! - удивленно воскликнула я. Тоже мне расстояние.
— А до любого крупного города больше двух. Плюс здесь не ходят поезда. Так что в подобных деревнях остаются жить только фермеры, привязанные к своей земле и по-настоящему нелюдимые персонажи.
— Подходящее место для сумасшедшей убийцы? — Спросила я, оглядывая чистенькие, но старые дома и улицы, на которых не было ни души. Вольф кивнул. Он смотрел вдаль, на место нашего назначения и все сильнее хмурился.
— Черт возьми, только не это … — тихо выругался он. Поняв именно, куда он смотрит, я тоже готова была разразиться ругательствами.
Мы припарковались около огромного мертвого дома. Мне еще не приходилось видеть заброшенных домов в Швейцарии. Как и любые подобные места, это нагоняло на меня тоску. Слепые, забитые окна, не ухоженные узловатые вишни и высокая трава, окружающая требующий ремонта дом.
— Ее адрес явно устарел. — Буркнула я, но все равно выбралась из машины. — Как думаешь, если мы проберемся внутрь, это будет расценено как преступление?
Мужчина хитро улыбнулся:
— Я абсолютно уверен в том, что дом находится на продаже. А мы можем быть потенциальными покупателями.
Я понимала, куда он клонил. Даже если нас поймают, мы можем прикинуться желающими купить эту развалюху. По-другому этот двухэтажный дом было не назвать. Он еще хранил в себе свидетельство былой зажиточности владельцев, взять хотя-бы пышные кусты роз, обвивающих его стены в голодных объятьях или каменную кладку невысокого забора, через который мы легко перешагнули.
