В тот же миг, священнослужитель услышал в своей голове некое подобие человеческого бормотания, после чего ощутил неожиданно сильный удар под дых, заставивший его тело сложиться пополам. Затем последовал еще один – прямиком в рёбра, а потом кожу на бедре прорезало такой жгучей болью – словно к ней приложили раскаленное клеймо, подобное тем, какими и сам инквизитор не брезговал отмечать представителей согрешившего сословия. Ничего не понимающий священник попытался подползти поближе к двери, чтобы позвать на помощь, когда услышал с обратной стороны громкий треск и последовавший за этим звук отодвигаемых запоров.
Ещё мгновение – и деревянная плита была сдвинута, обнажив позади себя тёмный сырой коридор, освещаемый лишь несколькими факелами в руках Чёрных рыцарей – лучших агентов инквизиции, которые сейчас, безоговорочно, явились за ним. Именно их видел в своих размытых воспоминаниях Мануэль, и именно о них не мог вспомнить, хотя по долгу службы частенько общался с некоторыми из представителей этого элитного отряда.
-- Бывший Верховный инквизитор провинции Марло-Сеньтьоре, Диего Хорхе Мануэль, - начал тот, что стоял ближе всего. – Его Святейшество, епископ Альберто Фацио Корнетти, приказывает вам немедленно явиться к нему в покои! Возражения и промедления не принимаются.
В лицо пленнику полетела какая-то тряпка, развернув которую, Мануэль признал в ней простейшую монашескую сутану – не имевшую даже капюшона или куска верёвки для подвязки.
-- Что это? Как вы смеете предлагать мне надеть такое? И что значит «бывший» Верховный инквизитор?? По какому праву вы так со мной обращаетесь???
Возмущению Мануэля не было предела, однако второй рыцарь смело шагнул в камеру и, бесцеремонно подхватив его свободной рукой, поставил на ноги, после чего нагло рассмеялся в лицо служителю церкви:
-- Вы бы прикрылись для начала, святой отец! – прошипел он с издёвкой, и Мануэль увидел в его открытом рту смердящие гнилые зубы.
«Всё, как и всегда: любимчики папы злоупотребляют сладостями и планомерно теряют зубы, а заодно набирают и лишний вес, - промелькнуло в сознании Мануэля. – Если бы мне доверили столь ответственную должность, я бы никогда не допустил такого халатного отношения к собственному телу!».
-- Я лучше войду в покои Корнетти голым, чем надену эти лохмотья, порочащие честь и достоинство Верховного инквизитора! – гордо произнёс Мануэль.
Несмотря на боль, мужчина попытался выпрямиться, продемонстрировав стражникам свою некогда знаменитую величественную осанку. Однако на Чёрных рыцарей попытка священника не произвела ровным счетом никакого впечатления. Первые двое переглянулись меж собою и крепко схватили Мануэля, после чего третий рыцарь, что доселе стоял посередине, молча подошёл к инквизитору и силой, несмотря на сопротивление первого, натянул ему через голову сутану.
-- Радовался бы, что твоё достоинство всё еще с тобой! – расхохотался начальник отряда. – А то, знаешь ли, имелись тут охотники…
Ещё никогда в своей жизни Диего Мануэль не чувствовал себя настолько униженным. Его, одетого в грязные лохмотья, вели на прием к Его Святейшеству так, будто он сам был виновен в некоем чудовищном прегрешении. Но ничего такого Мануэль за собой не знал, и уж тем более не чувствовал, что вообще должен испытывать за что-либо угрызения совести.
Мешок, «заботливо» добавленный к столь «изысканному» костюму инквизитора, не давал возможности разглядеть, где конкретно они находятся. Дорога то и дело петляла в разных направлениях, и всё, что успел запомнить Мануэль – это то, что его постоянно словно бы тянуло вниз, будто шли они прямиком по горному склону.
Когда сопровождавший его отряд внезапно остановился, священник по инерции сделал еще пару шагов вперед – и больно ударился головой о твёрдую поверхность. За его спиной тут же загоготал рыцарь с гнилыми зубами – Мануэль хорошо запомнил этот смех. Он услышал, как кто-то из стражи трижды ударил кулаком в стену, после чего инквизитора грубо втолкнули в некое помещение и сдёрнули с головы мешок.
В первые секунды Мануэлю показалось, что он вновь ослеп. Но это являлось заблуждением, ибо священник всего лишь оказался не готов к тем краскам и цветам, что царили в комнатах вокруг. Повсюду сверкало золото и множество оттенков алого цвета. Витая хрустальная люстра свисала с потолка в виде загадочного разноцветного цветка. Бархат и парча, буквально струившиеся с высоких стен покоев, нехотя наводили на мысли о каждодневной роскоши и экзотических постельных утехах. Мануэль в сердцах сплюнул на толстый ковёр светло-бежевого оттенка, так как, по его мнению, вся здешняя обстановка красноречиво свидетельствовала о скрытых пороках своего хозяина и о безвкусии, основной задачей коего является «пускание пыли» в глаза собеседнику.
Тяжёлый взгляд инквизитора остановился на огромном открытом камине, перед которым стоял человек, одетый целиком и полностью в белые одежды, и имевший столь же белоснежный цвет своих длинных седых волос, спускавшихся до самых плеч сияющего белизной камзола. Это было столь необычно и так выбивалось из окружающего ореола красного цвета, что Мануэлю невольно пришлось сконцентрировать на нём всё свое внимание. И потому он не сразу узнал незнакомца.
-- Добро пожаловать, сын мой! – незнакомец радушно обернулся, и Мануэль понял, что перед ним стоит сам епископ Корнетти.
-- Ваше Святейшество! – искренне удивился священник. – Простите, что не признал вас в первую минуту – тут повсюду столько красного, что теряешься, ей-богу.
Мануэль почтенно склонился перед епископом, однако на колени вставать не торопился – всё-таки они с ним находились не столь далеко друг от друга по значимости своей благословенной должности. Корнетти усмехнулся, но ничего не сказал, вместо этого он широким жестом окрестил голову Мануэля и пригласил его пройти внутрь своих покоев.
-- Не стесняйся, Диего – подойди к камину, обогрейся. В монастырских кельях нынче очень холодно – зима всё же выдалась весьма суровая в этом году.
-- За этим я и здесь, очевидно, - вместо благодарности произнес Мануэль. – Объясните, в чём я провинился перед богом и Святой Церковью, что ко мне проявляют столь неуважительное отношение?
Корнетти медленно ворошил угли в камине длинной чугунной кочергой, выполненной в форме головы аиста.
-- Разве? По-моему, сын мой, к тебе отнеслись ровно с тем отношением, какого ты и заслуживаешь. Не так ли? – Корнетти не в силах был скрыть довольную улыбку на своих устах.
-- При всём уважении… Епископ, я не понимаю…
-- Несколько дней назад, - прервал его Корнетти, - мои помощники принесли весть о том, что ты был замечен в сговоре с детьми дьявола…
-- Чушь! – возмутился было Мануэль и шагнул к старцу, но епископ взмахнул кочергой и раскалённый клюв аиста мгновенно оказался в опасной близости от лица инквизитора.
-- Назад! – предупредил тот. – Ты думаешь, я не поверю своим ближайшим братьям? Тем, кто каждый день рискует собой в попытке собрать как можно больше информации о таких прокажённых душой созданиях, как ты?!
Для своего возраста, Корнетти был удивительно ловок. Помахивая перед лицом Мануэля пышущей от жара аистовой головой, он заставил священника сделать несколько шагов назад, так что тот вынужден был упереться спиной в массивные резные двери покоев епископа.
-- Ваши шпионы что-то напутали, отец Альберто! С первого своего дня в сане инквизитора – и до последнего моего вздоха, я поклялся защищать интересы Святой Церкви и простых людей пред ликом господа нашего от любого Зла, что с начала времен бродит по земле, похищая невинные людские души!
Мануэль чувствовал, как по спине у него ручьем текли струи пота, однако был полон решимости доказать епископу свою непричастность к делам скверны.
-- Неужели? – с сарказмом переспросил Корнетти, - До последнего своего вздоха, говоришь?
Старик сощурил белёсые, словно у альбиноса, глаза – и медленно передвинулся влево, одновременно с этим потянув на себя край огненно-красной парчи.
-- Тогда как ты объяснишь ЭТО?! – возопил епископ, и резким движением сдёрнул со стены кусок яркой ткани, обнажив стоявшее под ней зеркало.
Высокое посеребренное зеркало отражало инквизитора во весь рост. Мануэль был ошарашен, поэтому не сразу понял, чего от него хочет епископ. Однако сосредоточив внимание на сверкающей в свете свечей поверхности, Диего Хорхе беззвучно застонал и подался вперед – ведь из зеркала на него смотрел совершенно другой человек!
Это определенно был всё тот же Диего Хорхе Мануэль, но только выглядел он гораздо моложе своего биологического возраста. Вполне возможно, что амальгама была заранее зачарована, тогда Его Святейшеству ничего не стоило одурачить священника, выдавая невозможное за существенное. Однако Мануэль отмел эту мысль сразу же, стоило ему лишь внимательнее взглянуть на свои руки: годы, проведенные в лаборатории за попытками соединения химических и природных компонентов, часы, посвященные пыткам обвиняемых в колдовстве – всё это оставило на ладонях и пальцах инквизитора свой грубый и нелицеприятный след. След, коего сейчас на них не было! Мануэль взвыл, увидев, что и крестообразная отметина, полученная им в монастыре Святого Себастьяна, тоже исчезла – единственное доказательство того, что физическая боль способна победить дьявольские чары!
Священник вновь вгляделся в своё новое отражение: жёсткие черты лица сгладились ровно настолько, чтобы вместо надменной суровости осталась лишь притягательная холодность мужчины, увлеченного своим основным делом; пробивающаяся в жестких черных волосах первая седина – уступила место мягкости и гладкости блестящих тёмных прядей, падающих непослушными тёмными волнами на гладкий крепкий лоб, лишь на переносице разрезанный надвое морщиной истинного ценителя вдумчивого научного анализа. Кожа на руках и теле стала более упругой и гладкой, лучше, чем была до этого – хотя Мануэль и не излишествовал в пище, и в питье всегда соблюдал завидную для других монахов умеренность – еще с молодости… Молодость! Вот что с ним такое!
Вспышка озарения отразилась в сверкающей поверхности, и Корнетти, завидев это, торжествующе рассмеялся. Словно доказательств было еще недостаточно, он подошел к инквизитору сзади, и одним махом разорвал на нём хлипкую сутану – верхняя часть одежды распалась на два темных лоскута, обнаживших мускулистые, налитые соком силы и молодости, грудь и плечи.
Потрясенный, Мануэль не мог произнести ни одного слова. Он как завороженный смотрел на своё отражение и поверить не мог, что такая беда приключилась именно с ним. Столько лет он добивался авторитета в церковной среде, столько жизней отдал за приближение к высшей, Благой Цели – истреблению Нечистого на земле, и вот теперь он сам оказался среди представителей гнилого рода.
-- Тебе вновь тридцать пять, сын мой, - с придыханием проскрипел Корнетти. – И ты прекрасен как Арес. Это ли не первейшее доказательство того, что ты сношался с Врагом Рода Человеческого?!
Епископ пожирал глазами завитки чёрных волос, блестевших от пота на груди мужчины.
-- Молодость… Вторая жизнь… Ведьма сбежала, оставив тебе величайший подарок и величайшее проклятие одновременно. Да-а-а, ради такого, должно быть стоит единожды претерпеть смерть…
-- Вы свихнулись!! – Мануэль попытался запахнуть полы разорванного одеяния. – Это невозможно – то, о чём вы говорите, полностью противоречит всем законам Божьим и всему немногому, что успела о нашем мире сказать наука – дочь господа!
-- А! – епископ презрительно хмыкнул, отвернувшись от инквизитора. – Снова эти твои еретические речи! Уже за одно это тебя следовало бы давно сжечь на костре, вместе с остальными колдунами – как и советовал мне изначально поступить Совет. Но нет, я же всегда верил, старый дурак, в твое Великое Предназначение! Надеялся, что однажды ты поведешь за собой войска - во славу имя Христова! А ты продался! Продался какой-то девке с елейными речами и срамным цветом губ!
-- Прекратите! – глаза Мануэля полыхали бешенством. – Как смеете вы говорить мне о ереси, когда сами купаетесь в роскоши и, не стесняясь, пользуетесь всеми доступными привилегиями своего сана! Я же тратил все вверенные мне деньги исключительно на изучение колдовства как научного прецедента, стремясь открыть в нем ту первопричину, из-за которой люди уже несколько веков страдают от тенет бесовского мрака!
Не осознавая, что делает, Мануэль начал наступать на епископа – тот попятился к мраморному порогу камина, и вдруг неожиданно схватился за сердце.
-- Люди говорили… говорили, что в твоих глазах горит дьявольский огонь… Но я не верил… До последнего не верил…
Епископ начал оседать на пол, и Мануэль подскочил к нему, всерьез полагая, что старик сейчас от страха отдаст концы. Однако Корнетти проворно схватил злополучную кочергу, что до того момента успел отложить в сторону – и наотмашь ударил Мануэля. Инквизитор схватился за лицо, не в силах сдержать стон обиды и боли, а епископ, воспользовавшись моментом, что есть мочи заорал «Стража!!!», одновременно с этим засовывая свое импровизированное оружие обратно в камин – на случай, если Мануэль вдруг решит напасть всерьез.
Некоторое время спустя, Мануэль вновь сидел на полу, привязанный тремя слоями пут к огромной фигуре золотого архангела. Компанию ему составляли все те же Чёрные рыцари, что со времени своего прихода вдоволь успели натешить собственное солдатское эго издевательствами над инквизитором. В частности, старший из них – Клавдий, успел испражниться на голову Мануэля всем тем, что успело скопиться в его мочевом пузыре за последние несколько часов. Священник пообещал себе, что убьет их всех при первой же возможности, а пока что ему оставалось лишь «наслаждаться» зачитываемым ему Альберто Корнетти обвинительным приговором:
-- … И обвиняется также и в том, что в доме его, в подвальной комнате, именуемой «опытной лабораторией» - были обнаружены множественные, неизведанные ранее препараты, созданные на основе смешения некоторых химических веществ и последующего соединения их с заклинанием. Иными словами, Верховный Инквизитор Диего Мануэль занимался суть алхимией, и ничто не дает нам права усомниться в том, что пытался сей муж создать зелье, дарующее вечную молодость и красоту – кои и можем наблюдать мы сейчас, полученные в ходе его сговора с чёрной ведьмой Альбертой де Валуа и подкрепленные сделкой на крови - через посредство продажи души инквизитора Диаволу. Документ сей заверен моей личной печатью, за подписью от двадцать шестого января тысяча четыреста пятьдесят шестого года от Рождества Христова, и передан должен быть Его Преосвященству Папе Каликсто Третьему в самые кратчайшие сроки…
Еще он зачитывал что-то, связанное с найденными в том же подвале «запрещенными» и «бесовскими» книгами – но Мануэль этого уже не слушал. Он от души хохотал над грязной победой епископа и над собственной глупостью да гордыней, благодаря которым, в конечном-то счете, Корнетти и смог взять над ним верх.
-- Безумец! Сознаешь ли ты, что в моих руках сейчас находится вся твоя жалкая жизнь?? Уверен ли в том, что я не отправлю сию грамоту прямо сейчас с самыми быстрыми гонцами, какие есть в моем распоряжении? Чему смеешься ты?!
Ещё мгновение – и деревянная плита была сдвинута, обнажив позади себя тёмный сырой коридор, освещаемый лишь несколькими факелами в руках Чёрных рыцарей – лучших агентов инквизиции, которые сейчас, безоговорочно, явились за ним. Именно их видел в своих размытых воспоминаниях Мануэль, и именно о них не мог вспомнить, хотя по долгу службы частенько общался с некоторыми из представителей этого элитного отряда.
-- Бывший Верховный инквизитор провинции Марло-Сеньтьоре, Диего Хорхе Мануэль, - начал тот, что стоял ближе всего. – Его Святейшество, епископ Альберто Фацио Корнетти, приказывает вам немедленно явиться к нему в покои! Возражения и промедления не принимаются.
В лицо пленнику полетела какая-то тряпка, развернув которую, Мануэль признал в ней простейшую монашескую сутану – не имевшую даже капюшона или куска верёвки для подвязки.
-- Что это? Как вы смеете предлагать мне надеть такое? И что значит «бывший» Верховный инквизитор?? По какому праву вы так со мной обращаетесь???
Возмущению Мануэля не было предела, однако второй рыцарь смело шагнул в камеру и, бесцеремонно подхватив его свободной рукой, поставил на ноги, после чего нагло рассмеялся в лицо служителю церкви:
-- Вы бы прикрылись для начала, святой отец! – прошипел он с издёвкой, и Мануэль увидел в его открытом рту смердящие гнилые зубы.
«Всё, как и всегда: любимчики папы злоупотребляют сладостями и планомерно теряют зубы, а заодно набирают и лишний вес, - промелькнуло в сознании Мануэля. – Если бы мне доверили столь ответственную должность, я бы никогда не допустил такого халатного отношения к собственному телу!».
-- Я лучше войду в покои Корнетти голым, чем надену эти лохмотья, порочащие честь и достоинство Верховного инквизитора! – гордо произнёс Мануэль.
Несмотря на боль, мужчина попытался выпрямиться, продемонстрировав стражникам свою некогда знаменитую величественную осанку. Однако на Чёрных рыцарей попытка священника не произвела ровным счетом никакого впечатления. Первые двое переглянулись меж собою и крепко схватили Мануэля, после чего третий рыцарь, что доселе стоял посередине, молча подошёл к инквизитору и силой, несмотря на сопротивление первого, натянул ему через голову сутану.
-- Радовался бы, что твоё достоинство всё еще с тобой! – расхохотался начальник отряда. – А то, знаешь ли, имелись тут охотники…
Ещё никогда в своей жизни Диего Мануэль не чувствовал себя настолько униженным. Его, одетого в грязные лохмотья, вели на прием к Его Святейшеству так, будто он сам был виновен в некоем чудовищном прегрешении. Но ничего такого Мануэль за собой не знал, и уж тем более не чувствовал, что вообще должен испытывать за что-либо угрызения совести.
Мешок, «заботливо» добавленный к столь «изысканному» костюму инквизитора, не давал возможности разглядеть, где конкретно они находятся. Дорога то и дело петляла в разных направлениях, и всё, что успел запомнить Мануэль – это то, что его постоянно словно бы тянуло вниз, будто шли они прямиком по горному склону.
Когда сопровождавший его отряд внезапно остановился, священник по инерции сделал еще пару шагов вперед – и больно ударился головой о твёрдую поверхность. За его спиной тут же загоготал рыцарь с гнилыми зубами – Мануэль хорошо запомнил этот смех. Он услышал, как кто-то из стражи трижды ударил кулаком в стену, после чего инквизитора грубо втолкнули в некое помещение и сдёрнули с головы мешок.
В первые секунды Мануэлю показалось, что он вновь ослеп. Но это являлось заблуждением, ибо священник всего лишь оказался не готов к тем краскам и цветам, что царили в комнатах вокруг. Повсюду сверкало золото и множество оттенков алого цвета. Витая хрустальная люстра свисала с потолка в виде загадочного разноцветного цветка. Бархат и парча, буквально струившиеся с высоких стен покоев, нехотя наводили на мысли о каждодневной роскоши и экзотических постельных утехах. Мануэль в сердцах сплюнул на толстый ковёр светло-бежевого оттенка, так как, по его мнению, вся здешняя обстановка красноречиво свидетельствовала о скрытых пороках своего хозяина и о безвкусии, основной задачей коего является «пускание пыли» в глаза собеседнику.
Тяжёлый взгляд инквизитора остановился на огромном открытом камине, перед которым стоял человек, одетый целиком и полностью в белые одежды, и имевший столь же белоснежный цвет своих длинных седых волос, спускавшихся до самых плеч сияющего белизной камзола. Это было столь необычно и так выбивалось из окружающего ореола красного цвета, что Мануэлю невольно пришлось сконцентрировать на нём всё свое внимание. И потому он не сразу узнал незнакомца.
-- Добро пожаловать, сын мой! – незнакомец радушно обернулся, и Мануэль понял, что перед ним стоит сам епископ Корнетти.
-- Ваше Святейшество! – искренне удивился священник. – Простите, что не признал вас в первую минуту – тут повсюду столько красного, что теряешься, ей-богу.
Мануэль почтенно склонился перед епископом, однако на колени вставать не торопился – всё-таки они с ним находились не столь далеко друг от друга по значимости своей благословенной должности. Корнетти усмехнулся, но ничего не сказал, вместо этого он широким жестом окрестил голову Мануэля и пригласил его пройти внутрь своих покоев.
-- Не стесняйся, Диего – подойди к камину, обогрейся. В монастырских кельях нынче очень холодно – зима всё же выдалась весьма суровая в этом году.
-- За этим я и здесь, очевидно, - вместо благодарности произнес Мануэль. – Объясните, в чём я провинился перед богом и Святой Церковью, что ко мне проявляют столь неуважительное отношение?
Корнетти медленно ворошил угли в камине длинной чугунной кочергой, выполненной в форме головы аиста.
-- Разве? По-моему, сын мой, к тебе отнеслись ровно с тем отношением, какого ты и заслуживаешь. Не так ли? – Корнетти не в силах был скрыть довольную улыбку на своих устах.
-- При всём уважении… Епископ, я не понимаю…
-- Несколько дней назад, - прервал его Корнетти, - мои помощники принесли весть о том, что ты был замечен в сговоре с детьми дьявола…
-- Чушь! – возмутился было Мануэль и шагнул к старцу, но епископ взмахнул кочергой и раскалённый клюв аиста мгновенно оказался в опасной близости от лица инквизитора.
-- Назад! – предупредил тот. – Ты думаешь, я не поверю своим ближайшим братьям? Тем, кто каждый день рискует собой в попытке собрать как можно больше информации о таких прокажённых душой созданиях, как ты?!
Для своего возраста, Корнетти был удивительно ловок. Помахивая перед лицом Мануэля пышущей от жара аистовой головой, он заставил священника сделать несколько шагов назад, так что тот вынужден был упереться спиной в массивные резные двери покоев епископа.
-- Ваши шпионы что-то напутали, отец Альберто! С первого своего дня в сане инквизитора – и до последнего моего вздоха, я поклялся защищать интересы Святой Церкви и простых людей пред ликом господа нашего от любого Зла, что с начала времен бродит по земле, похищая невинные людские души!
Мануэль чувствовал, как по спине у него ручьем текли струи пота, однако был полон решимости доказать епископу свою непричастность к делам скверны.
-- Неужели? – с сарказмом переспросил Корнетти, - До последнего своего вздоха, говоришь?
Старик сощурил белёсые, словно у альбиноса, глаза – и медленно передвинулся влево, одновременно с этим потянув на себя край огненно-красной парчи.
-- Тогда как ты объяснишь ЭТО?! – возопил епископ, и резким движением сдёрнул со стены кусок яркой ткани, обнажив стоявшее под ней зеркало.
Высокое посеребренное зеркало отражало инквизитора во весь рост. Мануэль был ошарашен, поэтому не сразу понял, чего от него хочет епископ. Однако сосредоточив внимание на сверкающей в свете свечей поверхности, Диего Хорхе беззвучно застонал и подался вперед – ведь из зеркала на него смотрел совершенно другой человек!
Это определенно был всё тот же Диего Хорхе Мануэль, но только выглядел он гораздо моложе своего биологического возраста. Вполне возможно, что амальгама была заранее зачарована, тогда Его Святейшеству ничего не стоило одурачить священника, выдавая невозможное за существенное. Однако Мануэль отмел эту мысль сразу же, стоило ему лишь внимательнее взглянуть на свои руки: годы, проведенные в лаборатории за попытками соединения химических и природных компонентов, часы, посвященные пыткам обвиняемых в колдовстве – всё это оставило на ладонях и пальцах инквизитора свой грубый и нелицеприятный след. След, коего сейчас на них не было! Мануэль взвыл, увидев, что и крестообразная отметина, полученная им в монастыре Святого Себастьяна, тоже исчезла – единственное доказательство того, что физическая боль способна победить дьявольские чары!
Священник вновь вгляделся в своё новое отражение: жёсткие черты лица сгладились ровно настолько, чтобы вместо надменной суровости осталась лишь притягательная холодность мужчины, увлеченного своим основным делом; пробивающаяся в жестких черных волосах первая седина – уступила место мягкости и гладкости блестящих тёмных прядей, падающих непослушными тёмными волнами на гладкий крепкий лоб, лишь на переносице разрезанный надвое морщиной истинного ценителя вдумчивого научного анализа. Кожа на руках и теле стала более упругой и гладкой, лучше, чем была до этого – хотя Мануэль и не излишествовал в пище, и в питье всегда соблюдал завидную для других монахов умеренность – еще с молодости… Молодость! Вот что с ним такое!
Вспышка озарения отразилась в сверкающей поверхности, и Корнетти, завидев это, торжествующе рассмеялся. Словно доказательств было еще недостаточно, он подошел к инквизитору сзади, и одним махом разорвал на нём хлипкую сутану – верхняя часть одежды распалась на два темных лоскута, обнаживших мускулистые, налитые соком силы и молодости, грудь и плечи.
Потрясенный, Мануэль не мог произнести ни одного слова. Он как завороженный смотрел на своё отражение и поверить не мог, что такая беда приключилась именно с ним. Столько лет он добивался авторитета в церковной среде, столько жизней отдал за приближение к высшей, Благой Цели – истреблению Нечистого на земле, и вот теперь он сам оказался среди представителей гнилого рода.
-- Тебе вновь тридцать пять, сын мой, - с придыханием проскрипел Корнетти. – И ты прекрасен как Арес. Это ли не первейшее доказательство того, что ты сношался с Врагом Рода Человеческого?!
Епископ пожирал глазами завитки чёрных волос, блестевших от пота на груди мужчины.
-- Молодость… Вторая жизнь… Ведьма сбежала, оставив тебе величайший подарок и величайшее проклятие одновременно. Да-а-а, ради такого, должно быть стоит единожды претерпеть смерть…
-- Вы свихнулись!! – Мануэль попытался запахнуть полы разорванного одеяния. – Это невозможно – то, о чём вы говорите, полностью противоречит всем законам Божьим и всему немногому, что успела о нашем мире сказать наука – дочь господа!
-- А! – епископ презрительно хмыкнул, отвернувшись от инквизитора. – Снова эти твои еретические речи! Уже за одно это тебя следовало бы давно сжечь на костре, вместе с остальными колдунами – как и советовал мне изначально поступить Совет. Но нет, я же всегда верил, старый дурак, в твое Великое Предназначение! Надеялся, что однажды ты поведешь за собой войска - во славу имя Христова! А ты продался! Продался какой-то девке с елейными речами и срамным цветом губ!
-- Прекратите! – глаза Мануэля полыхали бешенством. – Как смеете вы говорить мне о ереси, когда сами купаетесь в роскоши и, не стесняясь, пользуетесь всеми доступными привилегиями своего сана! Я же тратил все вверенные мне деньги исключительно на изучение колдовства как научного прецедента, стремясь открыть в нем ту первопричину, из-за которой люди уже несколько веков страдают от тенет бесовского мрака!
Не осознавая, что делает, Мануэль начал наступать на епископа – тот попятился к мраморному порогу камина, и вдруг неожиданно схватился за сердце.
-- Люди говорили… говорили, что в твоих глазах горит дьявольский огонь… Но я не верил… До последнего не верил…
Епископ начал оседать на пол, и Мануэль подскочил к нему, всерьез полагая, что старик сейчас от страха отдаст концы. Однако Корнетти проворно схватил злополучную кочергу, что до того момента успел отложить в сторону – и наотмашь ударил Мануэля. Инквизитор схватился за лицо, не в силах сдержать стон обиды и боли, а епископ, воспользовавшись моментом, что есть мочи заорал «Стража!!!», одновременно с этим засовывая свое импровизированное оружие обратно в камин – на случай, если Мануэль вдруг решит напасть всерьез.
Некоторое время спустя, Мануэль вновь сидел на полу, привязанный тремя слоями пут к огромной фигуре золотого архангела. Компанию ему составляли все те же Чёрные рыцари, что со времени своего прихода вдоволь успели натешить собственное солдатское эго издевательствами над инквизитором. В частности, старший из них – Клавдий, успел испражниться на голову Мануэля всем тем, что успело скопиться в его мочевом пузыре за последние несколько часов. Священник пообещал себе, что убьет их всех при первой же возможности, а пока что ему оставалось лишь «наслаждаться» зачитываемым ему Альберто Корнетти обвинительным приговором:
-- … И обвиняется также и в том, что в доме его, в подвальной комнате, именуемой «опытной лабораторией» - были обнаружены множественные, неизведанные ранее препараты, созданные на основе смешения некоторых химических веществ и последующего соединения их с заклинанием. Иными словами, Верховный Инквизитор Диего Мануэль занимался суть алхимией, и ничто не дает нам права усомниться в том, что пытался сей муж создать зелье, дарующее вечную молодость и красоту – кои и можем наблюдать мы сейчас, полученные в ходе его сговора с чёрной ведьмой Альбертой де Валуа и подкрепленные сделкой на крови - через посредство продажи души инквизитора Диаволу. Документ сей заверен моей личной печатью, за подписью от двадцать шестого января тысяча четыреста пятьдесят шестого года от Рождества Христова, и передан должен быть Его Преосвященству Папе Каликсто Третьему в самые кратчайшие сроки…
Еще он зачитывал что-то, связанное с найденными в том же подвале «запрещенными» и «бесовскими» книгами – но Мануэль этого уже не слушал. Он от души хохотал над грязной победой епископа и над собственной глупостью да гордыней, благодаря которым, в конечном-то счете, Корнетти и смог взять над ним верх.
-- Безумец! Сознаешь ли ты, что в моих руках сейчас находится вся твоя жалкая жизнь?? Уверен ли в том, что я не отправлю сию грамоту прямо сейчас с самыми быстрыми гонцами, какие есть в моем распоряжении? Чему смеешься ты?!
