Не то. Нужно отвлечь от страха, надавить на эмоции... Какие у леди Дженис слабости?
- Инерис рано потеряла мать. Вы хотите лишить ее еще и любимого отца? Сколько вы будете изворачиваться и довольствоваться пассивной ролью далекой благодетельницы? Сделайте уже хоть что-то сами ради той, о ком так печетесь! Ну же, миледи!
Миледи, низко опустив голову, только вздрагивала слушая его. А затем, решившись, подняла на зеркало полубезумный взгляд и лихорадочно зашептала:
- Это не магия. Это врожденный дар, дремлющий, к такому прибегают инстинктивно, не нужны ни заклятья, ни слова силы… Им владеет женщина. - Горло сдавило, но леди Дженис хрипло продолжила выталкивать из него слова: - К ней нельзя приближаться, нельзя ее слушать, нельзя с ней связываться! – С каждым словом она горбилась все больше, словно ее пригибало к земле. – Она может внушить, навязать что угодно, жизнь, смерть, любое решение, любые чувства! Этому нельзя сопротивляться…
Маг запоминал каждое слово, между делом собирая свежую кровь у поверхности. Медлить нельзя. Миледи явно на грани, а причинять ей вред Кэллиэн все-таки не хотел.
- Кто она? Как делает это?
- Не знаю! Нельзя! Иначе все повторится, опять повторится, с самого начала – слова, скалы, пропасть, кровь… слова, слова, слова…
И ведь чисто! Ни проблеска рыжего. Только серая дымка, в которой кто угодно опознал бы дыхание Шаэли. Они ведь и встретились в ее святилище… ничего удивительного, эта богиня никогда не отпускает своих должников.
Но если оранжевого отблеска нет…
- Этот дар – из Анэке, - прохрипела вдруг леди Дженис - и впала в форменную истерику, принялась бесноваться, зря обдирая руки, едва не разбила голову о зеркало, судорожно хватая ртом воздух.
Потрясение оказалось слишком сильным. Побелела, прикусила губу так, что кровь пошла...
Проклятье!
Ныряя в ментальный транс, как в омут, вниз головой, маг думал не о себе.
Миледи явно сталкивалась лично с этой магией и до сих пор боится расплаты за нарушение внушения, хотя магия давно угасла.
Интересно, виновник один и тот же?
Точнее, если верить леди Дженис – виновница.
Зеркало работало как маяк, не хуже той метки, что была на Даскалиаре. Маг коротко коснулся чужого, охваченного паникой разума, чтобы заложить в него одну-единственную мысль:
«Угрозы нет. Опасности нет. Всё хорошо».
Его не услышали.
Приправить черным заклинанием на крови, помогающим влиять на разум жертвы. Зацепилось, нашло цель. Брр, не сознание, а сгусток ужаса… Продраться через метафизическую вязь паники, повторить собственное внушение, не уговаривая, а навязывая…
Лоб словно сдавило тесным обручем, в носу резко стрельнуло.
...Чтоб тебя…
Маг вынырнул из транса и жадно вдохнул.
Леди Дженис безвольно обмякла, страшно, надрывно кашляя. Затем, судя по звукам, ее вывернуло. Наконец, окончательно обессилев, женщина привалилась к зеркалу, по-прежнему не способная убрать от него руки.
- Простите, что заставил вас пережить все это, - глухо произнес маг. - Я заподозрил, что на вас воздействовали такой же магией, и поэтому вы не можете ничего о ней рассказать. Возможно, действовал излишне резко.
Фиолетовые глаза на изможденном лице округлились, в них мелькнули облегчение и обреченность, а затем потекли слезы застарелого страха.
Угадал.
- Я не буду задавать новых вопросов. Просто выслушайте. – Маг сделал паузу. - В вас нет той магии, что поразила князя, - тихо закончил Кэллиэн. – Я брал вашу кровь, чтобы это выяснить. В вас этой магии нет.
- Что?..
Замерла, мучительно медленно воспринимая сказанное.
– Но ведь… почему же тогда я?..
Маг пожал плечами.
- Из меня плохой менталист, но в вашем случае разобраться не так сложно. Я изучаю эту магию и пока сумел установить одно: со временем она слабеет. Значит, если внушение и было, оно давно развеялось… А вот самовнушение - нет. Судя по всему, вы запугали сами себя. Скажите, эти приступы у вас появились сразу после… хм, знакомства с этой женщиной, или через какое-то время?
Замерла.
...со временем. Когда жрец заверил, что желание умереть не вернется, что сила печати ослабла, что в его зеркале больше нет черной паутины. Но она, несмотря на его слова, верила, что запрет действует. Жрец сказал, что больше ничем не может помочь, исчез вместе со своим зеркалом, оставил ее, и вот тогда…
Маг – прав?
- Не сразу… - выдавила она.
- Вот видите? Это просто страх, миледи. Не чужая магия.
Прикусила дрожащую губу, зажмурилась.
Что ж, можно рискнуть напоследок…
- Кто она? – тихо спросил он. – Происходящее сейчас тоже на ее совести?
Снова задрожала, побледнела, но каким-то чудом взяла себя в руки, несмотря на вновь участившееся дыхание.
- Женщина из Анэке, - тихо пробормотала она. – Это все, что я могу сказать… в данный момент.
Пристальный взгляд.
- Хорошо, - неохотно кивнул Кэллиэн, заставляя зеркало убрать иглы.
Продолжать допрос было бы слишком жестоко, и маг не без сожаления отказался от этой идеи. Он и так далеко зашел и многое узнал.
Теперь она даже не попыталась деактивировать зеркало, безвольным мешком осев на пол. Дыхание то учащалось, то приходило в норму. Шок еще не прошел.
Успокоив женщину, насколько это было возможно, Кэллиэн убедился, что она вызвала своего лиса-прислужника и что он сможет позаботиться о ней, и сам разорвал контакт.
Сполз по спинке кресла. Зрение на миг поплыло, выступил холодный пот.
Проклятая Вечностью ментальная магия!
Он прижал плотный рукав к носу. Не без труда - руки и ноги налились неподъемной тяжестью.
Кровь бесполезно пытаться заговаривать или прижигать. Теперь только ждать, пока сама не остановится.
Значит, женщина из Анэке… Поглядим, что удастся разузнать по этой части в архиве замка. Или обратиться к кому-то, кто знает двор как свои пять пальцев?
Князь Ратри вряд ли поделится с ним сведениями. Значит, в архив… Жаль, не империя, можно было бы дать запрос в Теннори…
Проклятье, мысли путаются.
Похоже, кандидатура королевы отпадает. Вроде бы она принадлежала к местному роду, пусть умеренно знатному и обедневшему... Проверим еще раз.
Жаль?
Да, это было бы проще. А теперь ищи невесть кого… Правда, эта женщина явно не новичок при дворе. Он знает леди Дженис без малого пять лет, и она тогда, по ее словам, уже не один год носила печать Шаэли. К жрецам Безглазой богини миледи наверняка попала после знакомства с этой магией - раз уверяла, что они могут помочь.
Проклятье, как же голова болит… Каждый раз, как в первый.
Подытожим. Женщина из ближайшего окружения, родом из Анэке, которая при дворе больше шести лет. Может, кто-то из фрейлин королевы?..
Но что ведьма из Анэке делает здесь, вдали от семьи? Маги там очень ценили родовые связи…
Кэллиэн поморщился, опасливо отведя рукав.
О да… Весь стол кровью залил.
Маг нетвердой рукой сложил заляпанное зеркало и сунул в карман.
Вроде бы остановилась...
Что куда хуже, даже для него в комнате отчетливо разило тленом. Прямой призыв к черной магии без какой-либо маскировки не прошел даром.
Очищающий обряд он сейчас не потянет, увы. Кто бы его самого почистил!
Хорошо хоть кровопотеря и расход магии были не такими интенсивными. Он справится сам, без того зелья… должен справиться…
Другой плюс - сейчас ему не то что человеческой крови, ему даже воды не хотелось. Одна мысль об этом усиливала подступившую дурноту.
Кое-как заговорил зеркало на звуковой сигнал на шесть утра. Нужно будет хоть немного прибрать здесь…
Но все было не зря. Он многое узнал, обдумать еще успеет. И с леди Дженис все будет в порядке… правда, вряд ли она найдет в себе смелость еще раз прибегнуть к помощи его зеркал.
С этой мыслью он уснул прямо в кресле.
Дженис боялась засыпать. Она осталась совершенно без сил, в голове царил хаос. С одной стороны, голос лорда Дэтре раз за разом повторял: «Опасности нет, все хорошо. В вас этой магии нет ». С другой…
Столь же хорошо она помнила иной голос, юный, обладавший поистине дьявольской властью.
Это случилось в Тессеме, куда они отправились по случаю вступления в должность наследника и нынешнего великого князя Тессерийского. Пока муж занимался государственными делами, она в основном развлекалась выездами на природу – это весьма живописные края, особенно по осени. И однажды обнаружила в лесу девушку без чувств, страшно худую, охваченную лихорадкой.
Она не смогла бросить в лесу незнакомку. Совсем юную – едва ли четырнадцать минуло… Попыталась помочь чем смогла. Набросила на плечи собственную меховую накидку, влила в рот немного легкого вина из дамской фляжки у пояса. Девушка закашлялась, открыла мутные глаза… Тогда леди Этеле Ламиэ обрадовалась тому, что сумела оторваться от остальных – никто не помешает, не будет зря суетиться… Как же она была глупа!
Кое-как подняв девушку в седло, она повела лошадь под уздцы к хижине травницы – такие вместе с хижинами егерей часто встречались в лесах Тессеме, и ближайшая была не так уж далеко. Может, если бы она, не останавливаясь, доехала до цели и оставила девушку на чужом попечении, ничего этого не случилось бы…
Или если бы, остановившись у ручья, чтобы напоить незнакомку, она не заговорила с ней, не спросила бы, как ее зовут и откуда она.
В полубреду та ответила:
- Эльзаирр Раккенен… из Анэке…
Леди Этеле опешила – это имя было ей знакомо, один из видных родов… Но вроде бы Эльзаирр считалась давно погибшей?.. возможно ли?..
И она осторожно спросила:
- Ты сбежала из дома, Эльза?
Мутный до того взгляд мгновенно прояснился, и в широко раскрытых шоколадных глазах промелькнул дикий, почти животный ужас.
У девушки началась истерика. Долгая, страшная, наполненная бессвязными угрозами и мольбами.
Поначалу миледи это не испугало, и она терпеливо успокаивала Эльзу, клялась никому ничего не говорить, обещала помощь и защиту, но все тщетно. А потом…
Припадок вдруг прекратился. Ее подопечная замерла, чуть приподнялась, глядя на нее пристальным взглядом. Сильным, цепким, жутким.
Захотелось попятиться, но неподвижные карие глаза держали крепко.
А затем хриплый, слабый голос девушки изменился.
Леди Дженис содрогнулась в постели, и на глазах снова выступили безмолвные слезы, которые Ласс осторожно стер.
Она до сих пор не могла забыть этот звенящий, грудной, растекающийся по сознанию голос, сказавший:
- Ты никогда не вернешься домой! Никогда и никому ничего не скажешь обо мне! Не вернешь меня в этот ад! Ты узнала мое имя, и должна умереть, ты умрешь, умрешь прежде, чем кому-либо назовешь его! Да знай ты, через что я прошла – сама бы себя убила… Да. Так, - и Эльза полубезумно расхохоталась, а затем голосом, засвербевшим в ушах и словно проникшим в самое ее существо, приказала: – Сейчас ты сядешь на свою лошадь и пустишь ее с обрыва! Бросишься вниз и разобьешься о скалы, исчезнешь навсегда! Убирайся подальше и умри где-нибудь в глуши, чтобы тебя долго искали! Ты - угроза, и ты должна умереть!
Леди Этеле в первый миг решила, что это просто новый бред. И даже успела ужаснуться, когда ноги сами начали выполнять приказ. А потом собственных мыслей у нее не осталось.
Она не заметила, как вскочила в седло.
И точно так же бездумно пустила кобылку галопом.
Слова Эльзы звенели у нее в ушах, повторяясь снова и снова. Перед глазами стоял тот неподвижный взгляд, обладавший почти колдовской силой.
Она узнала тайну и сама отправится на тот свет. Она убьет себя, лишь бы не выдать чужой секрет. Она никому и ничего не скажет об этой девушке, не вернется домой… никогда не вернется…
Она не помнила того, как направила лошадь к обрыву. Но истеричное ржание лошади, пытавшейся и не сумевшей вовремя остановиться, рывок, выдернувший ее из седла, запомнила хорошо.
Как и страшный удар о скалы. Один. Второй. Затем стылые объятия мелкого ручья.
Она долго лежала неподвижно, переломанная, чувствуя, как кровь покидает тело. И вместе с естественным ужасом скорой смерти испытывала еще более пугающее удовлетворение от осознания, что поступила правильно – сделала все так, как ей сказали. Она умрет, как и должна.
Но смерть так и не пришла.
Ее подобрал полусумасшедший, седой старик. С ненормальной силой взвалил на плечи и отнес в свое жилище глубоко в лесу. От разочарования, чувства, что подвела Эльзу, она рыдала, досадуя на собственное бессилие.
Но может, старик унес ее, чтобы убить?
Увы. Он попытался ее спасти, хоть и неумело. Умелый лекарь перевязал бы раны, зафиксировал бы переломы еще в лесу...
Едва придя в себя, она зубами вскрыла себе вены - потому что она должна была умереть. Должна была желать этого.
Тогда старик привязал ее к кровати.
Но она все равно умирала – потому что думала только о собственной смерти.
А через несколько дней в глухую хижину отшельника, к которой не вела ни одна тропа, случайно забрел странствующий жрец Шаэли. Истинный жрец.
Дженис снова вздрогнула, вспомнив, как он тогда посмотрел на нее, слушая бормотания старика. Как совершил первое воззвание. Как в ритуальном зеркале, поднесенном к ее губам, в дымке ее дыхания проявилось безукоризненно красивое женское лицо с черными провалами на месте глаз… И все стекло было словно оплетено черной паутиной.
Увидев это, жрец не ушел, а принялся раскладывать на шатком столе какие-то странные порошки, травы, амулеты... и зеркала.
- Сильнее смерти может быть только смерть, - впервые подал голос пришелец. – Главный парадокс нашего служения.
Против воли леди Ламиэ заинтересовалась.
- Постулат? – слабым голосом уточнила она.
- Постулаты у других, - улыбнулся жрец. – У Шаэли – только парадоксы. Их много… Не боится смерти лишь тот, кто привык смотреть ей в лицо, хотя он же боится ее больше других. Страх смерти не есть трусость. Мы все умеем жить и умирать, это два безусловных знания. Смерти не страшна жизнь, жизни не страшна смерть, а вместе они образуют бесконечность. Погибель не отогнать, вливая жизненные силы и укрепляющие зелья – они, как ручьи, делают реку только шире. Прервать порочный круг способна лишь Шаэли… - Он прервал мерную речь и всмотрелся вдруг в ее глаза. - Тебе страшно? Боишься подойти к грани?
Она не сразу поняла его и поневоле включилась в разговор.
- К грани между жизнью и смертью?.. но я могу погибнуть… - Именно! - Нет. Я не боюсь. Я хочу умереть. Должна!
- Нет, ты хочешь жить, - улыбнулся жрец. – Но веришь, что должна умереть. Видишь парадокс? Я -
вижу, потому и остался. Ты уже ступила в этот круг. Пройди его до конца и разбей, иначе погибнешь наверняка, - он пожал плечами.
Жрец казался бы безумцем, если бы не глаза - цепкие, хваткие.
- То, что на тебя наложили… черная паутина... это не заклятье, не печать, это не почувствует и не снимет ни один маг. Принуждение, вложенное в самую твою сущность. А грань… грань не так страшна, поверь.
- Что может знать о ней тот, кто там не бывал?
Безумная усмешка. Черные глаза вдруг вспыхивают зеленоватым сиянием.
- Кто тебе сказал, что я там не бывал? Как, по-твоему, Шаэли благословляет своих жрецов? Я знаю грань, знаю хорошо. И удержу тебя на ней. Там можно просить у богини жизни, смерти, дара, милости… Это твой единственный шанс.
И отчего-то она тогда ухватилась за этот шанс. Может, оттого, что жрец пробудил в ней искорку любопытства.
Так миледи впервые попала в святилище Шаэли, которое сделалось ее убежищем.
- Инерис рано потеряла мать. Вы хотите лишить ее еще и любимого отца? Сколько вы будете изворачиваться и довольствоваться пассивной ролью далекой благодетельницы? Сделайте уже хоть что-то сами ради той, о ком так печетесь! Ну же, миледи!
Миледи, низко опустив голову, только вздрагивала слушая его. А затем, решившись, подняла на зеркало полубезумный взгляд и лихорадочно зашептала:
- Это не магия. Это врожденный дар, дремлющий, к такому прибегают инстинктивно, не нужны ни заклятья, ни слова силы… Им владеет женщина. - Горло сдавило, но леди Дженис хрипло продолжила выталкивать из него слова: - К ней нельзя приближаться, нельзя ее слушать, нельзя с ней связываться! – С каждым словом она горбилась все больше, словно ее пригибало к земле. – Она может внушить, навязать что угодно, жизнь, смерть, любое решение, любые чувства! Этому нельзя сопротивляться…
Маг запоминал каждое слово, между делом собирая свежую кровь у поверхности. Медлить нельзя. Миледи явно на грани, а причинять ей вред Кэллиэн все-таки не хотел.
- Кто она? Как делает это?
- Не знаю! Нельзя! Иначе все повторится, опять повторится, с самого начала – слова, скалы, пропасть, кровь… слова, слова, слова…
И ведь чисто! Ни проблеска рыжего. Только серая дымка, в которой кто угодно опознал бы дыхание Шаэли. Они ведь и встретились в ее святилище… ничего удивительного, эта богиня никогда не отпускает своих должников.
Но если оранжевого отблеска нет…
- Этот дар – из Анэке, - прохрипела вдруг леди Дженис - и впала в форменную истерику, принялась бесноваться, зря обдирая руки, едва не разбила голову о зеркало, судорожно хватая ртом воздух.
Потрясение оказалось слишком сильным. Побелела, прикусила губу так, что кровь пошла...
Проклятье!
Ныряя в ментальный транс, как в омут, вниз головой, маг думал не о себе.
Миледи явно сталкивалась лично с этой магией и до сих пор боится расплаты за нарушение внушения, хотя магия давно угасла.
Интересно, виновник один и тот же?
Точнее, если верить леди Дженис – виновница.
Зеркало работало как маяк, не хуже той метки, что была на Даскалиаре. Маг коротко коснулся чужого, охваченного паникой разума, чтобы заложить в него одну-единственную мысль:
«Угрозы нет. Опасности нет. Всё хорошо».
Его не услышали.
Приправить черным заклинанием на крови, помогающим влиять на разум жертвы. Зацепилось, нашло цель. Брр, не сознание, а сгусток ужаса… Продраться через метафизическую вязь паники, повторить собственное внушение, не уговаривая, а навязывая…
Лоб словно сдавило тесным обручем, в носу резко стрельнуло.
...Чтоб тебя…
Маг вынырнул из транса и жадно вдохнул.
Леди Дженис безвольно обмякла, страшно, надрывно кашляя. Затем, судя по звукам, ее вывернуло. Наконец, окончательно обессилев, женщина привалилась к зеркалу, по-прежнему не способная убрать от него руки.
- Простите, что заставил вас пережить все это, - глухо произнес маг. - Я заподозрил, что на вас воздействовали такой же магией, и поэтому вы не можете ничего о ней рассказать. Возможно, действовал излишне резко.
Фиолетовые глаза на изможденном лице округлились, в них мелькнули облегчение и обреченность, а затем потекли слезы застарелого страха.
Угадал.
- Я не буду задавать новых вопросов. Просто выслушайте. – Маг сделал паузу. - В вас нет той магии, что поразила князя, - тихо закончил Кэллиэн. – Я брал вашу кровь, чтобы это выяснить. В вас этой магии нет.
- Что?..
Замерла, мучительно медленно воспринимая сказанное.
– Но ведь… почему же тогда я?..
Маг пожал плечами.
- Из меня плохой менталист, но в вашем случае разобраться не так сложно. Я изучаю эту магию и пока сумел установить одно: со временем она слабеет. Значит, если внушение и было, оно давно развеялось… А вот самовнушение - нет. Судя по всему, вы запугали сами себя. Скажите, эти приступы у вас появились сразу после… хм, знакомства с этой женщиной, или через какое-то время?
Замерла.
...со временем. Когда жрец заверил, что желание умереть не вернется, что сила печати ослабла, что в его зеркале больше нет черной паутины. Но она, несмотря на его слова, верила, что запрет действует. Жрец сказал, что больше ничем не может помочь, исчез вместе со своим зеркалом, оставил ее, и вот тогда…
Маг – прав?
- Не сразу… - выдавила она.
- Вот видите? Это просто страх, миледи. Не чужая магия.
Прикусила дрожащую губу, зажмурилась.
Что ж, можно рискнуть напоследок…
- Кто она? – тихо спросил он. – Происходящее сейчас тоже на ее совести?
Снова задрожала, побледнела, но каким-то чудом взяла себя в руки, несмотря на вновь участившееся дыхание.
- Женщина из Анэке, - тихо пробормотала она. – Это все, что я могу сказать… в данный момент.
Пристальный взгляд.
- Хорошо, - неохотно кивнул Кэллиэн, заставляя зеркало убрать иглы.
Продолжать допрос было бы слишком жестоко, и маг не без сожаления отказался от этой идеи. Он и так далеко зашел и многое узнал.
Теперь она даже не попыталась деактивировать зеркало, безвольным мешком осев на пол. Дыхание то учащалось, то приходило в норму. Шок еще не прошел.
Успокоив женщину, насколько это было возможно, Кэллиэн убедился, что она вызвала своего лиса-прислужника и что он сможет позаботиться о ней, и сам разорвал контакт.
Сполз по спинке кресла. Зрение на миг поплыло, выступил холодный пот.
Проклятая Вечностью ментальная магия!
Он прижал плотный рукав к носу. Не без труда - руки и ноги налились неподъемной тяжестью.
Кровь бесполезно пытаться заговаривать или прижигать. Теперь только ждать, пока сама не остановится.
Значит, женщина из Анэке… Поглядим, что удастся разузнать по этой части в архиве замка. Или обратиться к кому-то, кто знает двор как свои пять пальцев?
Князь Ратри вряд ли поделится с ним сведениями. Значит, в архив… Жаль, не империя, можно было бы дать запрос в Теннори…
Проклятье, мысли путаются.
Похоже, кандидатура королевы отпадает. Вроде бы она принадлежала к местному роду, пусть умеренно знатному и обедневшему... Проверим еще раз.
Жаль?
Да, это было бы проще. А теперь ищи невесть кого… Правда, эта женщина явно не новичок при дворе. Он знает леди Дженис без малого пять лет, и она тогда, по ее словам, уже не один год носила печать Шаэли. К жрецам Безглазой богини миледи наверняка попала после знакомства с этой магией - раз уверяла, что они могут помочь.
Проклятье, как же голова болит… Каждый раз, как в первый.
Подытожим. Женщина из ближайшего окружения, родом из Анэке, которая при дворе больше шести лет. Может, кто-то из фрейлин королевы?..
Но что ведьма из Анэке делает здесь, вдали от семьи? Маги там очень ценили родовые связи…
Кэллиэн поморщился, опасливо отведя рукав.
О да… Весь стол кровью залил.
Маг нетвердой рукой сложил заляпанное зеркало и сунул в карман.
Вроде бы остановилась...
Что куда хуже, даже для него в комнате отчетливо разило тленом. Прямой призыв к черной магии без какой-либо маскировки не прошел даром.
Очищающий обряд он сейчас не потянет, увы. Кто бы его самого почистил!
Хорошо хоть кровопотеря и расход магии были не такими интенсивными. Он справится сам, без того зелья… должен справиться…
Другой плюс - сейчас ему не то что человеческой крови, ему даже воды не хотелось. Одна мысль об этом усиливала подступившую дурноту.
Кое-как заговорил зеркало на звуковой сигнал на шесть утра. Нужно будет хоть немного прибрать здесь…
Но все было не зря. Он многое узнал, обдумать еще успеет. И с леди Дженис все будет в порядке… правда, вряд ли она найдет в себе смелость еще раз прибегнуть к помощи его зеркал.
С этой мыслью он уснул прямо в кресле.
***
Дженис боялась засыпать. Она осталась совершенно без сил, в голове царил хаос. С одной стороны, голос лорда Дэтре раз за разом повторял: «Опасности нет, все хорошо. В вас этой магии нет ». С другой…
Столь же хорошо она помнила иной голос, юный, обладавший поистине дьявольской властью.
Это случилось в Тессеме, куда они отправились по случаю вступления в должность наследника и нынешнего великого князя Тессерийского. Пока муж занимался государственными делами, она в основном развлекалась выездами на природу – это весьма живописные края, особенно по осени. И однажды обнаружила в лесу девушку без чувств, страшно худую, охваченную лихорадкой.
Она не смогла бросить в лесу незнакомку. Совсем юную – едва ли четырнадцать минуло… Попыталась помочь чем смогла. Набросила на плечи собственную меховую накидку, влила в рот немного легкого вина из дамской фляжки у пояса. Девушка закашлялась, открыла мутные глаза… Тогда леди Этеле Ламиэ обрадовалась тому, что сумела оторваться от остальных – никто не помешает, не будет зря суетиться… Как же она была глупа!
Кое-как подняв девушку в седло, она повела лошадь под уздцы к хижине травницы – такие вместе с хижинами егерей часто встречались в лесах Тессеме, и ближайшая была не так уж далеко. Может, если бы она, не останавливаясь, доехала до цели и оставила девушку на чужом попечении, ничего этого не случилось бы…
Или если бы, остановившись у ручья, чтобы напоить незнакомку, она не заговорила с ней, не спросила бы, как ее зовут и откуда она.
В полубреду та ответила:
- Эльзаирр Раккенен… из Анэке…
Леди Этеле опешила – это имя было ей знакомо, один из видных родов… Но вроде бы Эльзаирр считалась давно погибшей?.. возможно ли?..
И она осторожно спросила:
- Ты сбежала из дома, Эльза?
Мутный до того взгляд мгновенно прояснился, и в широко раскрытых шоколадных глазах промелькнул дикий, почти животный ужас.
У девушки началась истерика. Долгая, страшная, наполненная бессвязными угрозами и мольбами.
Поначалу миледи это не испугало, и она терпеливо успокаивала Эльзу, клялась никому ничего не говорить, обещала помощь и защиту, но все тщетно. А потом…
Припадок вдруг прекратился. Ее подопечная замерла, чуть приподнялась, глядя на нее пристальным взглядом. Сильным, цепким, жутким.
Захотелось попятиться, но неподвижные карие глаза держали крепко.
А затем хриплый, слабый голос девушки изменился.
Леди Дженис содрогнулась в постели, и на глазах снова выступили безмолвные слезы, которые Ласс осторожно стер.
Она до сих пор не могла забыть этот звенящий, грудной, растекающийся по сознанию голос, сказавший:
- Ты никогда не вернешься домой! Никогда и никому ничего не скажешь обо мне! Не вернешь меня в этот ад! Ты узнала мое имя, и должна умереть, ты умрешь, умрешь прежде, чем кому-либо назовешь его! Да знай ты, через что я прошла – сама бы себя убила… Да. Так, - и Эльза полубезумно расхохоталась, а затем голосом, засвербевшим в ушах и словно проникшим в самое ее существо, приказала: – Сейчас ты сядешь на свою лошадь и пустишь ее с обрыва! Бросишься вниз и разобьешься о скалы, исчезнешь навсегда! Убирайся подальше и умри где-нибудь в глуши, чтобы тебя долго искали! Ты - угроза, и ты должна умереть!
Леди Этеле в первый миг решила, что это просто новый бред. И даже успела ужаснуться, когда ноги сами начали выполнять приказ. А потом собственных мыслей у нее не осталось.
Она не заметила, как вскочила в седло.
И точно так же бездумно пустила кобылку галопом.
Слова Эльзы звенели у нее в ушах, повторяясь снова и снова. Перед глазами стоял тот неподвижный взгляд, обладавший почти колдовской силой.
Она узнала тайну и сама отправится на тот свет. Она убьет себя, лишь бы не выдать чужой секрет. Она никому и ничего не скажет об этой девушке, не вернется домой… никогда не вернется…
Она не помнила того, как направила лошадь к обрыву. Но истеричное ржание лошади, пытавшейся и не сумевшей вовремя остановиться, рывок, выдернувший ее из седла, запомнила хорошо.
Как и страшный удар о скалы. Один. Второй. Затем стылые объятия мелкого ручья.
Она долго лежала неподвижно, переломанная, чувствуя, как кровь покидает тело. И вместе с естественным ужасом скорой смерти испытывала еще более пугающее удовлетворение от осознания, что поступила правильно – сделала все так, как ей сказали. Она умрет, как и должна.
Но смерть так и не пришла.
Ее подобрал полусумасшедший, седой старик. С ненормальной силой взвалил на плечи и отнес в свое жилище глубоко в лесу. От разочарования, чувства, что подвела Эльзу, она рыдала, досадуя на собственное бессилие.
Но может, старик унес ее, чтобы убить?
Увы. Он попытался ее спасти, хоть и неумело. Умелый лекарь перевязал бы раны, зафиксировал бы переломы еще в лесу...
Едва придя в себя, она зубами вскрыла себе вены - потому что она должна была умереть. Должна была желать этого.
Тогда старик привязал ее к кровати.
Но она все равно умирала – потому что думала только о собственной смерти.
А через несколько дней в глухую хижину отшельника, к которой не вела ни одна тропа, случайно забрел странствующий жрец Шаэли. Истинный жрец.
Дженис снова вздрогнула, вспомнив, как он тогда посмотрел на нее, слушая бормотания старика. Как совершил первое воззвание. Как в ритуальном зеркале, поднесенном к ее губам, в дымке ее дыхания проявилось безукоризненно красивое женское лицо с черными провалами на месте глаз… И все стекло было словно оплетено черной паутиной.
Увидев это, жрец не ушел, а принялся раскладывать на шатком столе какие-то странные порошки, травы, амулеты... и зеркала.
- Сильнее смерти может быть только смерть, - впервые подал голос пришелец. – Главный парадокс нашего служения.
Против воли леди Ламиэ заинтересовалась.
- Постулат? – слабым голосом уточнила она.
- Постулаты у других, - улыбнулся жрец. – У Шаэли – только парадоксы. Их много… Не боится смерти лишь тот, кто привык смотреть ей в лицо, хотя он же боится ее больше других. Страх смерти не есть трусость. Мы все умеем жить и умирать, это два безусловных знания. Смерти не страшна жизнь, жизни не страшна смерть, а вместе они образуют бесконечность. Погибель не отогнать, вливая жизненные силы и укрепляющие зелья – они, как ручьи, делают реку только шире. Прервать порочный круг способна лишь Шаэли… - Он прервал мерную речь и всмотрелся вдруг в ее глаза. - Тебе страшно? Боишься подойти к грани?
Она не сразу поняла его и поневоле включилась в разговор.
- К грани между жизнью и смертью?.. но я могу погибнуть… - Именно! - Нет. Я не боюсь. Я хочу умереть. Должна!
- Нет, ты хочешь жить, - улыбнулся жрец. – Но веришь, что должна умереть. Видишь парадокс? Я -
вижу, потому и остался. Ты уже ступила в этот круг. Пройди его до конца и разбей, иначе погибнешь наверняка, - он пожал плечами.
Жрец казался бы безумцем, если бы не глаза - цепкие, хваткие.
- То, что на тебя наложили… черная паутина... это не заклятье, не печать, это не почувствует и не снимет ни один маг. Принуждение, вложенное в самую твою сущность. А грань… грань не так страшна, поверь.
- Что может знать о ней тот, кто там не бывал?
Безумная усмешка. Черные глаза вдруг вспыхивают зеленоватым сиянием.
- Кто тебе сказал, что я там не бывал? Как, по-твоему, Шаэли благословляет своих жрецов? Я знаю грань, знаю хорошо. И удержу тебя на ней. Там можно просить у богини жизни, смерти, дара, милости… Это твой единственный шанс.
И отчего-то она тогда ухватилась за этот шанс. Может, оттого, что жрец пробудил в ней искорку любопытства.
Так миледи впервые попала в святилище Шаэли, которое сделалось ее убежищем.
