Вся ее короткая жизнь вращалась вокруг этого момента. Каждое действие и решение, которые она принимала, каждое действие и решение, которые принимала ее мама были направлены на достижение их главной, хоть и далекой, цели. И теперь ее стараниям ставят неудовлетворительную оценку, а ей самой оказывается разочарована та, кто была сродни божеству для нее самой и ее рода в целом. Это потрясло ее до глубины души. Она почувствовала, как слезы начали скапливаться в ее глазах, и заставила себя подавить всхлип. Единственное, что позволило ей держать себя в руках – это присутствие Ланы.
Волчица должно быть заметила это: “В остальном же, все еще образцовое подношение”.
Ла не до конца понимала, что означает ‘образцовое', однако одобрение, хоть и едва заметное, в тоне аристократки не осталось незамеченным. Это помогло слегка притупить боль от укола по гордости зайчонка за цель всей своей жизни. Она хотела поблагодарить волчицу за её доброту, за её высокую оценку, но Ла должна была сохранять молчание, и она его хранила ровно до момента пока не был задан следующий вопрос.
Волчица выставила руку и приказала поставить на нее ногу. Она проверила ее на наличие шишек, осматривая каждый палец по отдельности, чтобы убедиться в отсутствии ран или воспалений.
“Здоровье?” – спросила волчица, одновременно требуя вторую ногу, на что Ла быстро выполнила требование.
Вновь ребенок попытался начать ответ, вновь её матерь попыталась вмешаться, ответить аристократке, чтобы это не пришлось делать её дочери. Но как только её голос, смиренный и покорный, начал звучать в комнате, волчица подняла руку в беззвучном, но четком приказе. Моментально голос зайчихи застыл у неё в горле.
“Я…” – ребенок обнаружил, что несмотря на страх, присутствие этой женщины вселяло желание подчиниться ей, умилостивить её. В этот момент, которого она всегда боялась, так как думала, что просто не сможет выдавить из себя ни слова, эти самые слова полились из нее без каких-либо проблем: “Шесть месяцев назад я гуляла в лесу и съела плохие ягоды. Я болела много дней, но мама сделала чай и мне стало лучше”.
“Больше ничего?” – мимолетом поинтересовалась волчица, в то время, как ее осмотр перешел на уши зайчонка. Ее мощные когтистые лапы крутили уши ребенка туда-сюда, что причиняло ей сильный дискомфорт, но она стойко держалась. Аристократка осмотрела внутреннюю часть, убедившись в ее безупречности. Действительно, они выглядели чистыми и здоровыми и двигались без каких-либо проблем – это был хороший знак.
“Больше ничего, Миледи. Мы всегда стремимся угодить Вам”.
“Открой”.
Приказ был столь неожиданным, сколь и, казалось бы, лишенным контекста, но Ла была хорошо обучена. Острый коготь аристократки раздвинул зубы зайчонка без каких-либо усилий и начал елозить внутри, пока волчьи глаза были полностью сосредоточены на реакции ребенка. Она не морщилась от боли и, видимо, не страдала от какой-либо болезни десен. Нажав пальцем на передние зубы зайчонка, волчица надавила слегка вверх, и вся остальная голова последовала за ними. Волчица осталась довольной результатом осмотра: все зубы ребенка выглядели здоровыми, её передние зубы не были ни чересчур большими, ни изношенными, ни надломленными.
Волчица перешла к следующему этапу осмотра. “Глаза,” – произнесла она своим авторитарным тоном.
Это привело Ла в замешательство. Никогда не смотри Аристократам в глаза, иначе ты оскорбишь их своим плебейским взглядом – фраза, которую вдалбливали в нее снова и снова с самого рождения. И все же, вот настал момент, где она стояла перед ней, изящной, грациозной и благоухающей как весенний лес, которая дала четкий приказ посмотреть ей в глаза.
Малышка не знала, что делать. Её инстинкты говорили ей обернуться к матери в надежде на совет. Но она не могла этого сделать – волчица была прямо перед ней, и Ла не посмеет сделать лишнее движение.
Перед тем, как зайчонок смог определиться со своим решением, когтистый палец упал на её щеку. На мгновенье она подумала, что это был конец, что она все же оскорбила Леди, и её жизнь заберут не в качестве подношения, а в результате позора, а само тело просто выкинут в канаву. Как еду, которая больше подходила для червей, чем для аристократов.
Вместо этого, она почувствовала легкий толчок вверх и до того, как Ла осознала происходящее, она была лицом к лицу с самой волчицей. Их взгляды пересеклись.
Какого это, смотреть в глаза своему Богу?
Они могут быть добрыми и милосердными или мстительными и пугающими. В данный момент это не имело никакого значения. Для Ла это был сплошной ужас. Всепоглощающий ужас от взгляда на что-то, что ты не можешь осознать. Головокружение от взгляда на вершину настолько высокой горы, что ноги начинают подкашиваться. Безмолвное угнетение от чего-то настолько великого, настолько неподвластного, что само его присутствие вселяет в тебя необъяснимый трепет.
Это был благоговейный страх. Быть навсегда потерянным в этих глазах, обрамленные вынутой, изящной мордой с темным мехом, подчеркнутые еще более темными отметинами. Весь этот образ ярко отпечатался в сознании Ла, еще до того, как она смогла полностью его осмотреть. Трепет перед подобными созданиями был заложен в ее крови. Наследие от ее предков из времен, когда еще не было урожаев, не было фестивалей, не было домов. Находясь перед таким богоподобным существом, она была совсем крохотной, прямо, как и все те, кто были до нее. Она была еще совсем юной, и все казались ей большими, но эта волчица ощущалась больше, чем сама жизнь. Перед ней Ла ощущала себя муравьем у подножия горы. Маленькой песчинкой в мире великанов.
И все же, пока она смотрела на это пугающее великолепие, на эту богиню смерти, она чувствовала себя… умиротворенно. В гармонии со своей целью. Эта волчица заберет Ла из этого мира, и она станет подарком из плоти, крови и костей для существа, которое в глазах самой Ла было выше всех этих мирских вещей. Было что-то умиротворяющее в осознании того, что вне зависимости от твоих действий – исход будет один. Она исполнит свой долг, прямо как её Большая Сестренка.
Сестренка…
Она помнила тот день, когда забрали Сестренку. День почти как этот, только тогда стоял проливной дождь, который она хорошо запомнила. Её мама отослала младшую дочь к соседям, но та ослушалась и решила спрятаться в небольшом шкафчике, чтобы подсмотреть за главным событием в жизни своей сестры. Через щель почти ничего не было видно, но и этого было достаточно. Запах парфюма и ладана, проникающий во все уголки помещения. Цокающий звук когтей по полу и едва различимые отголоски мягких подушечек лап. Длинная цепочка вопросов и ответов на них. Голос, почти такой же, как у этой волчицы… хотя нет, это и был её голос.
И, наконец, хруст и тихий всхлип. Свистящий звук, что-то упало на пол. Она помнила чувство страха… она помнила чувство опустошенности из-за отсутствия Сестренки в момент, когда Ла осмелилась наконец выйти из своего укрытия, а Леди уже давно покинула их жилище.
Глаза напротив неё напомнили ей о том моменте. В каком-то смысле, эта волчица, это великолепное создание, состоящее из нескончаемой грациозности и мощи, и было ее сестрой. Она утолила свой голод её плотью, она утолила свою жажду её кровью. Можно ли было разглядеть частичку Старшей Сестренки в этих холодных темных глазах? Сможет ли… Сможет ли она присоединиться к ней?
Не зная, какой эффект она произвела на ребенка, аристократка закончила осматривать глаза зайчонка. Мешки под ними отсутствовали, склера была здорового белого оттенка, а зрачки хорошо следили за движениями волчицы, даже учитывая тот факт, что взгляд ребенка был слегка ошеломленным.
Наконец, после того, что казалось вечностью, волчица вновь встала в полный рост. Смотря на Ла сверху вниз, она озвучила свой вердикт: “Это подношение приемлемо”.
Никогда еще лишь одно предложение не наполняло сердце Ла таким количеством гордости и ужаса одновременно.
Ну вот и все, настал её момент. Её кровь окропит деревянный пол их комнатки. Её мама будет стоять в уголке, не смея пошевелиться, терпеливо ожидая, когда хищница насытится, а когда все будет кончено, мама унесет останки прочь, одновременно благодаря свою дочь и скорбя по ней. Её похоронят снаружи их дома, рядом с её сестрой и сотнями остальных подношений из предыдущих поколений, которые отдали свои жизни, чтобы остальные члены их семьи смогли выжить и продолжить род.
Зайчонок ждала неизбежного. Она зажмурила глаза и плотнее прижала к себе куклу в последний раз.
Внезапный свистящий звук заставил её сердце пропустить удар. Она решилась открыть глаза, пытаясь из-за всех сил выровнять дыхание после такого испуга. Она даже осмелилась слегка поднять взгляд… но она точно не была готова к тому, что предстало перед её взором.
Высокая фигура волчицы отошла вбок, увлекая вслед за собой длинное платье, шуршащее по полу. Снаружи дома, из кареты, выглядывала маленькая мордашка волчонка. Вскоре показалось и остальное тело; обладая желанием подражать взрослой волчице, но все еще не обладая её грацией и тактом в движениях, маленькая волчица выглядела как соплячка, которая лишь решила поиграть во взрослых. На ней было почти такое же платье, как и на её матери, скорее всего тот же фасон, но более короткое и менее вычурное, чтобы не так сильно сковывать ребенка в движениях. Похоже они были с Ла примерно одного возраста; одинаковый рост, одинаковые большие любопытные глазёнки и одинаковая невинность, отражающаяся в них.
Когда маленькая волчица спрыгнула из салона карета вниз на самодельный красный коврик и зашла вовнутрь, зайчонок случайно посмотрел ей в глаза. Ла тут же опомнилась и уставилась обратно в пол, ожидая скорого и неизбежного наказания… которого не последовало. Мама-волчица похоже не заметила, а её ребенок, судя по всему, вообще плохо осознавал происходящее.
Качающийся хвост прижался к спине волчонка и мягко подтолкнул его вперед. Пребывая в замешательстве, маленькая волчица посмотрела вверх на свою маму, которая, впервые с момента их прибытия сюда, улыбнулась – теплой и нежной улыбкой наподобие той, которая появляется, когда кто-то собирается поделиться очень хорошими новостями.
Когда она заговорила, её голос был на удивление любящим и ласковым, прямо как голос мамы Ла. Теперь он и близко не был похож на тот холодный, отстраненный тон, который был припасен для общения с простолюдинами.
“Ну? Что думаешь?”
Волчонок непонимающе моргнул: “Что я думаю о чем?”
“Об этой, конечно”, - сказала её мама, показывая на зайчонка. – “Это будет твоя добыча”.
Маленькая волчица вновь взглянула на зайчонка, который продолжал смирно стоять на месте. Пару секунд хищница тупо пялилась на зайца, после чего наконец к ней постепенно пришло осознание, которое отразилось на её мордочке. Её глаза расширились от предвкушения, уши встали торчком, а довершала картину проявившаяся улыбка: “Ты серьезно, мам?”
Волчица лишь улыбнулась в ответ и понимающе кивнула, перед тем как снова легко подтолкнуть своего ребенка вперед. Волчонок подошел ближе и поднял свои когтистые лапы, по-детски имитируя жесты своей мамы. Один шажок, два, три… она увидела, как зайчонок слегка вздрогнул при её приближении, тем самым дав понять волчице, что она на правильном пути.
Но до того, как она смогла сделать очередной шаг, её внимание кое-что привлекло.
Тряпичный крольчонок, которого так крепко сжимали ручки другого ребенка.
Все еще находясь в комичной позе на середине шага, волчица мотнула головой в сторону куклы: “Кто это?”
Ответ был моментальным. “Нет! Она моя!” – завопил зайчонок, поднимая куклу к груди и инстинктивно отворачиваясь телом от волчицы, чтобы игрушка оставалась вне её досягаемости. Она услышала, как её мама охнула от ужаса, она услышала, как взрослая волчица недовольно цокнула языком. В этот момент Ла поняла, что облажалась. И серьезно.
Когда она обернулась через плечо, то увидела, как волчонок выбежал прочь из их дома. В этот момент её душа ушла в пятки. Что же она наделала? Она рассердила аристократов. Теперь они точно не примут её. А без их помощи, как только придет зима, её семья скорее всего умрет от голода…
Голос аристократки, которая окрикнула своего ребенка, заставил сжаться обоих зайцев. Никто из них никогда не видел, чтобы аристократ был настолько взволнован и судя по рассказам других, это редко хорошо заканчивалось.
Секунды тянулись как часы. Мама-волчица, стоя у двери, ожидала возвращения своего ребенка. И вот, когда все уже было решили, что та не вернется, знакомая мордочка все же вновь появилась в дверном проеме. Семенящими шажками, она тут же устремилась к зайчонку.
Ла почувствовала, как что-то начало тыкать её по плечу. Она обернулась и увидела еще одну куклу, которую ей буквально впечатали в лицо. Плюшевая кукла, внешне сильно напоминающая свою владелицу, с пушистым хвостом, сделанным из мягчайшего материала, с красивыми глазами бусинками и носиком, сделанным из стекла, облаченная в одеяние из голубого и бирюзового шелка. Обхватив правую руку куклы своими пальцами, волчица помахала ей влево-вправо, изображая приветствие.
Зайчонок не смог удержаться от малюсенькой улыбки. После небольшой заминки, её кукла поздоровалась в ответ.
Несмотря на совершенно разные сословия, взгляд обоих матерей, которым они одаривали взаимодействие своих детей, выражал одно и то же – полное замешательство. И когда дочь волчицы заговорила вновь, её слова сделали эту ситуацию еще более странной для присутствующих взрослых.
“Я не хочу есть это. Я хочу играть”.
Её мама просто рассмеялась в ответ на это, кристально чистым, красивым смехом, который исчез, как только она увидела выражение на морде свой дочери и поняла, что та не шутит. Её тон стал серьезным: “Ты сможешь поиграть позже со своими игрушками и слугами. Это не т-“
“Но я не хочу есть её. Я хочу играть!”
Аристократка вздернула бровь. Её?
Она хотела настоять на том, что у них нет времени на это, но настойчивость её ребенка не знала границ.
Двум зайцам оставалось лишь наблюдать за разворачивающимся перед ними спором. Аристократы были недосягаемо далеко от таких, как они, и было приятно видеть, что даже представителям высших слоев общества не были чужды проблемы родителей и детей. Зайчиха узнала умоляющий тон повторяющихся просьб со стороны волчонка, то с чем она сама часто сталкивалась, воспитывая Ла. В то же время, её дочь узнала эту родительскую настойчивость со стороны Аристократки, которая желала сделать по-своему, не придавая значения просьбам ребенка, когда тон становился все строже, по мере того, как терпение начинало иссякать. И в момент, когда оно наконец иссякнет окончательно, она либо уступит, либо взорвется, что, без сомнения, аукнется всем присутствующим.
В конце концов, Леди вздохнула: “Ладно, так и быть. Ты можешь поиграть с этой, но это в первый и последний раз”.
Маленькая волчица пискнула от восторга и, будто по мановению волшебной палочки, вновь превратилась из непослушного ребенка, готового устроить истерику, в благовоспитанную маленькую леди. Она одарила свою мать небольшим отработанным поклоном и слегка склонила перед ней голову: “Благодарю тебя, Матушка, за твою доброту”.
Волчица должно быть заметила это: “В остальном же, все еще образцовое подношение”.
Ла не до конца понимала, что означает ‘образцовое', однако одобрение, хоть и едва заметное, в тоне аристократки не осталось незамеченным. Это помогло слегка притупить боль от укола по гордости зайчонка за цель всей своей жизни. Она хотела поблагодарить волчицу за её доброту, за её высокую оценку, но Ла должна была сохранять молчание, и она его хранила ровно до момента пока не был задан следующий вопрос.
Волчица выставила руку и приказала поставить на нее ногу. Она проверила ее на наличие шишек, осматривая каждый палец по отдельности, чтобы убедиться в отсутствии ран или воспалений.
“Здоровье?” – спросила волчица, одновременно требуя вторую ногу, на что Ла быстро выполнила требование.
Вновь ребенок попытался начать ответ, вновь её матерь попыталась вмешаться, ответить аристократке, чтобы это не пришлось делать её дочери. Но как только её голос, смиренный и покорный, начал звучать в комнате, волчица подняла руку в беззвучном, но четком приказе. Моментально голос зайчихи застыл у неё в горле.
“Я…” – ребенок обнаружил, что несмотря на страх, присутствие этой женщины вселяло желание подчиниться ей, умилостивить её. В этот момент, которого она всегда боялась, так как думала, что просто не сможет выдавить из себя ни слова, эти самые слова полились из нее без каких-либо проблем: “Шесть месяцев назад я гуляла в лесу и съела плохие ягоды. Я болела много дней, но мама сделала чай и мне стало лучше”.
“Больше ничего?” – мимолетом поинтересовалась волчица, в то время, как ее осмотр перешел на уши зайчонка. Ее мощные когтистые лапы крутили уши ребенка туда-сюда, что причиняло ей сильный дискомфорт, но она стойко держалась. Аристократка осмотрела внутреннюю часть, убедившись в ее безупречности. Действительно, они выглядели чистыми и здоровыми и двигались без каких-либо проблем – это был хороший знак.
“Больше ничего, Миледи. Мы всегда стремимся угодить Вам”.
“Открой”.
Приказ был столь неожиданным, сколь и, казалось бы, лишенным контекста, но Ла была хорошо обучена. Острый коготь аристократки раздвинул зубы зайчонка без каких-либо усилий и начал елозить внутри, пока волчьи глаза были полностью сосредоточены на реакции ребенка. Она не морщилась от боли и, видимо, не страдала от какой-либо болезни десен. Нажав пальцем на передние зубы зайчонка, волчица надавила слегка вверх, и вся остальная голова последовала за ними. Волчица осталась довольной результатом осмотра: все зубы ребенка выглядели здоровыми, её передние зубы не были ни чересчур большими, ни изношенными, ни надломленными.
Волчица перешла к следующему этапу осмотра. “Глаза,” – произнесла она своим авторитарным тоном.
Это привело Ла в замешательство. Никогда не смотри Аристократам в глаза, иначе ты оскорбишь их своим плебейским взглядом – фраза, которую вдалбливали в нее снова и снова с самого рождения. И все же, вот настал момент, где она стояла перед ней, изящной, грациозной и благоухающей как весенний лес, которая дала четкий приказ посмотреть ей в глаза.
Малышка не знала, что делать. Её инстинкты говорили ей обернуться к матери в надежде на совет. Но она не могла этого сделать – волчица была прямо перед ней, и Ла не посмеет сделать лишнее движение.
Перед тем, как зайчонок смог определиться со своим решением, когтистый палец упал на её щеку. На мгновенье она подумала, что это был конец, что она все же оскорбила Леди, и её жизнь заберут не в качестве подношения, а в результате позора, а само тело просто выкинут в канаву. Как еду, которая больше подходила для червей, чем для аристократов.
Вместо этого, она почувствовала легкий толчок вверх и до того, как Ла осознала происходящее, она была лицом к лицу с самой волчицей. Их взгляды пересеклись.
Какого это, смотреть в глаза своему Богу?
Они могут быть добрыми и милосердными или мстительными и пугающими. В данный момент это не имело никакого значения. Для Ла это был сплошной ужас. Всепоглощающий ужас от взгляда на что-то, что ты не можешь осознать. Головокружение от взгляда на вершину настолько высокой горы, что ноги начинают подкашиваться. Безмолвное угнетение от чего-то настолько великого, настолько неподвластного, что само его присутствие вселяет в тебя необъяснимый трепет.
Это был благоговейный страх. Быть навсегда потерянным в этих глазах, обрамленные вынутой, изящной мордой с темным мехом, подчеркнутые еще более темными отметинами. Весь этот образ ярко отпечатался в сознании Ла, еще до того, как она смогла полностью его осмотреть. Трепет перед подобными созданиями был заложен в ее крови. Наследие от ее предков из времен, когда еще не было урожаев, не было фестивалей, не было домов. Находясь перед таким богоподобным существом, она была совсем крохотной, прямо, как и все те, кто были до нее. Она была еще совсем юной, и все казались ей большими, но эта волчица ощущалась больше, чем сама жизнь. Перед ней Ла ощущала себя муравьем у подножия горы. Маленькой песчинкой в мире великанов.
И все же, пока она смотрела на это пугающее великолепие, на эту богиню смерти, она чувствовала себя… умиротворенно. В гармонии со своей целью. Эта волчица заберет Ла из этого мира, и она станет подарком из плоти, крови и костей для существа, которое в глазах самой Ла было выше всех этих мирских вещей. Было что-то умиротворяющее в осознании того, что вне зависимости от твоих действий – исход будет один. Она исполнит свой долг, прямо как её Большая Сестренка.
Сестренка…
Она помнила тот день, когда забрали Сестренку. День почти как этот, только тогда стоял проливной дождь, который она хорошо запомнила. Её мама отослала младшую дочь к соседям, но та ослушалась и решила спрятаться в небольшом шкафчике, чтобы подсмотреть за главным событием в жизни своей сестры. Через щель почти ничего не было видно, но и этого было достаточно. Запах парфюма и ладана, проникающий во все уголки помещения. Цокающий звук когтей по полу и едва различимые отголоски мягких подушечек лап. Длинная цепочка вопросов и ответов на них. Голос, почти такой же, как у этой волчицы… хотя нет, это и был её голос.
И, наконец, хруст и тихий всхлип. Свистящий звук, что-то упало на пол. Она помнила чувство страха… она помнила чувство опустошенности из-за отсутствия Сестренки в момент, когда Ла осмелилась наконец выйти из своего укрытия, а Леди уже давно покинула их жилище.
Глаза напротив неё напомнили ей о том моменте. В каком-то смысле, эта волчица, это великолепное создание, состоящее из нескончаемой грациозности и мощи, и было ее сестрой. Она утолила свой голод её плотью, она утолила свою жажду её кровью. Можно ли было разглядеть частичку Старшей Сестренки в этих холодных темных глазах? Сможет ли… Сможет ли она присоединиться к ней?
Не зная, какой эффект она произвела на ребенка, аристократка закончила осматривать глаза зайчонка. Мешки под ними отсутствовали, склера была здорового белого оттенка, а зрачки хорошо следили за движениями волчицы, даже учитывая тот факт, что взгляд ребенка был слегка ошеломленным.
Наконец, после того, что казалось вечностью, волчица вновь встала в полный рост. Смотря на Ла сверху вниз, она озвучила свой вердикт: “Это подношение приемлемо”.
Никогда еще лишь одно предложение не наполняло сердце Ла таким количеством гордости и ужаса одновременно.
Ну вот и все, настал её момент. Её кровь окропит деревянный пол их комнатки. Её мама будет стоять в уголке, не смея пошевелиться, терпеливо ожидая, когда хищница насытится, а когда все будет кончено, мама унесет останки прочь, одновременно благодаря свою дочь и скорбя по ней. Её похоронят снаружи их дома, рядом с её сестрой и сотнями остальных подношений из предыдущих поколений, которые отдали свои жизни, чтобы остальные члены их семьи смогли выжить и продолжить род.
Зайчонок ждала неизбежного. Она зажмурила глаза и плотнее прижала к себе куклу в последний раз.
Внезапный свистящий звук заставил её сердце пропустить удар. Она решилась открыть глаза, пытаясь из-за всех сил выровнять дыхание после такого испуга. Она даже осмелилась слегка поднять взгляд… но она точно не была готова к тому, что предстало перед её взором.
Высокая фигура волчицы отошла вбок, увлекая вслед за собой длинное платье, шуршащее по полу. Снаружи дома, из кареты, выглядывала маленькая мордашка волчонка. Вскоре показалось и остальное тело; обладая желанием подражать взрослой волчице, но все еще не обладая её грацией и тактом в движениях, маленькая волчица выглядела как соплячка, которая лишь решила поиграть во взрослых. На ней было почти такое же платье, как и на её матери, скорее всего тот же фасон, но более короткое и менее вычурное, чтобы не так сильно сковывать ребенка в движениях. Похоже они были с Ла примерно одного возраста; одинаковый рост, одинаковые большие любопытные глазёнки и одинаковая невинность, отражающаяся в них.
Когда маленькая волчица спрыгнула из салона карета вниз на самодельный красный коврик и зашла вовнутрь, зайчонок случайно посмотрел ей в глаза. Ла тут же опомнилась и уставилась обратно в пол, ожидая скорого и неизбежного наказания… которого не последовало. Мама-волчица похоже не заметила, а её ребенок, судя по всему, вообще плохо осознавал происходящее.
Качающийся хвост прижался к спине волчонка и мягко подтолкнул его вперед. Пребывая в замешательстве, маленькая волчица посмотрела вверх на свою маму, которая, впервые с момента их прибытия сюда, улыбнулась – теплой и нежной улыбкой наподобие той, которая появляется, когда кто-то собирается поделиться очень хорошими новостями.
Когда она заговорила, её голос был на удивление любящим и ласковым, прямо как голос мамы Ла. Теперь он и близко не был похож на тот холодный, отстраненный тон, который был припасен для общения с простолюдинами.
“Ну? Что думаешь?”
Волчонок непонимающе моргнул: “Что я думаю о чем?”
“Об этой, конечно”, - сказала её мама, показывая на зайчонка. – “Это будет твоя добыча”.
Маленькая волчица вновь взглянула на зайчонка, который продолжал смирно стоять на месте. Пару секунд хищница тупо пялилась на зайца, после чего наконец к ней постепенно пришло осознание, которое отразилось на её мордочке. Её глаза расширились от предвкушения, уши встали торчком, а довершала картину проявившаяся улыбка: “Ты серьезно, мам?”
Волчица лишь улыбнулась в ответ и понимающе кивнула, перед тем как снова легко подтолкнуть своего ребенка вперед. Волчонок подошел ближе и поднял свои когтистые лапы, по-детски имитируя жесты своей мамы. Один шажок, два, три… она увидела, как зайчонок слегка вздрогнул при её приближении, тем самым дав понять волчице, что она на правильном пути.
Но до того, как она смогла сделать очередной шаг, её внимание кое-что привлекло.
Тряпичный крольчонок, которого так крепко сжимали ручки другого ребенка.
Все еще находясь в комичной позе на середине шага, волчица мотнула головой в сторону куклы: “Кто это?”
Ответ был моментальным. “Нет! Она моя!” – завопил зайчонок, поднимая куклу к груди и инстинктивно отворачиваясь телом от волчицы, чтобы игрушка оставалась вне её досягаемости. Она услышала, как её мама охнула от ужаса, она услышала, как взрослая волчица недовольно цокнула языком. В этот момент Ла поняла, что облажалась. И серьезно.
Когда она обернулась через плечо, то увидела, как волчонок выбежал прочь из их дома. В этот момент её душа ушла в пятки. Что же она наделала? Она рассердила аристократов. Теперь они точно не примут её. А без их помощи, как только придет зима, её семья скорее всего умрет от голода…
Голос аристократки, которая окрикнула своего ребенка, заставил сжаться обоих зайцев. Никто из них никогда не видел, чтобы аристократ был настолько взволнован и судя по рассказам других, это редко хорошо заканчивалось.
Секунды тянулись как часы. Мама-волчица, стоя у двери, ожидала возвращения своего ребенка. И вот, когда все уже было решили, что та не вернется, знакомая мордочка все же вновь появилась в дверном проеме. Семенящими шажками, она тут же устремилась к зайчонку.
Ла почувствовала, как что-то начало тыкать её по плечу. Она обернулась и увидела еще одну куклу, которую ей буквально впечатали в лицо. Плюшевая кукла, внешне сильно напоминающая свою владелицу, с пушистым хвостом, сделанным из мягчайшего материала, с красивыми глазами бусинками и носиком, сделанным из стекла, облаченная в одеяние из голубого и бирюзового шелка. Обхватив правую руку куклы своими пальцами, волчица помахала ей влево-вправо, изображая приветствие.
Зайчонок не смог удержаться от малюсенькой улыбки. После небольшой заминки, её кукла поздоровалась в ответ.
Несмотря на совершенно разные сословия, взгляд обоих матерей, которым они одаривали взаимодействие своих детей, выражал одно и то же – полное замешательство. И когда дочь волчицы заговорила вновь, её слова сделали эту ситуацию еще более странной для присутствующих взрослых.
“Я не хочу есть это. Я хочу играть”.
Её мама просто рассмеялась в ответ на это, кристально чистым, красивым смехом, который исчез, как только она увидела выражение на морде свой дочери и поняла, что та не шутит. Её тон стал серьезным: “Ты сможешь поиграть позже со своими игрушками и слугами. Это не т-“
“Но я не хочу есть её. Я хочу играть!”
Аристократка вздернула бровь. Её?
Она хотела настоять на том, что у них нет времени на это, но настойчивость её ребенка не знала границ.
Двум зайцам оставалось лишь наблюдать за разворачивающимся перед ними спором. Аристократы были недосягаемо далеко от таких, как они, и было приятно видеть, что даже представителям высших слоев общества не были чужды проблемы родителей и детей. Зайчиха узнала умоляющий тон повторяющихся просьб со стороны волчонка, то с чем она сама часто сталкивалась, воспитывая Ла. В то же время, её дочь узнала эту родительскую настойчивость со стороны Аристократки, которая желала сделать по-своему, не придавая значения просьбам ребенка, когда тон становился все строже, по мере того, как терпение начинало иссякать. И в момент, когда оно наконец иссякнет окончательно, она либо уступит, либо взорвется, что, без сомнения, аукнется всем присутствующим.
В конце концов, Леди вздохнула: “Ладно, так и быть. Ты можешь поиграть с этой, но это в первый и последний раз”.
Маленькая волчица пискнула от восторга и, будто по мановению волшебной палочки, вновь превратилась из непослушного ребенка, готового устроить истерику, в благовоспитанную маленькую леди. Она одарила свою мать небольшим отработанным поклоном и слегка склонила перед ней голову: “Благодарю тебя, Матушка, за твою доброту”.
