Каждые несколько дней, к ужасу местных жителей, узнаваемая повозка с двумя массивными жеребцами появлялась из леса, будучи сигналом, что волчонок вновь приехал навестить свою подругу.
Сама же Ла стала чем-то вроде местной знаменитости в своем поселке. Из всей массы жителей, только она могла говорить с аристократом на равных, только она смогла подружиться с одним из недостижимых, для простых смертных, существ, состоящих из парфюма и золота, существ, которые могли распоряжаться жизнями других, как своими собственными.
Их взаимоотношения также стали менее односторонними. Если раньше их игры проходили исключительно так, как того желала Самира, то теперь Ла все чаще вносила в них свои коррективы. Как и у любых детей, у них иногда возникали разногласия. Время от времени, к ужасу местных, они даже начинали спорить, что не укладывалась в головах крестьян, когда те слышали, как простолюдинка начинала разговаривать с аристократкой в совершенно неприемлемом тоне, а последняя продолжала доброжелательно ей отвечать. Тем не менее, в конце каждого из таких дней, оба ребенка всегда расставались друзьями.
В один из таких дней, двое баловали себя дарами своих приключений. Они решили исследовать один из кухонных шкафчиков, пока мама Ла ушла в гости к своей подруге, где и обнаружили залежи медовиков и молока, которые они разложи прямо на полу, подстелив скатерть под свои находки. Все собрались в круг, готовясь к угощениям: Ла, Лани, Самира и её плюшевый волчонок.
Это было не только простым обедом, но и частью их игры; они вели светские беседы со своими игрушками о погоде, обсуждали события при дворе и разговаривали на прочие очень важные и, несомненно, очень взрослые темы. Ла, конечно, мало что могла рассказать о подобных вещах, но Самира обожала говорить, а Ла и Лани обожали слушать.
Между подобными малосодержательными беседами и сказочными представлениями о том, чем, по их мнению, занимаются взрослые в свое свободное время, они угощали молоком и кусочками торта своих игрушечных друзей. Как раз в один из таких моментов, Самира, держа маленькую кружечку в тряпичной руке кролика, поднесла её к вышитому нитками рту… но в этот раз, когда волчица потянула кружку к себе, она забыла отпустить руку игрушки.
Лани была очень старой, не разваливаясь только благодаря чуду и истлевшим ниткам. Время её не пощадило, и Ла даже отказывалась её мыть, опасаясь, что это может ‘поранить’ подругу, поэтому от неё начал исходить немного затхлый запах. Более того, старая ткань начинала отслаиваться, обнажая дешевый наполнитель из ваты. До сих пор это казалось невероятным, что она продержалась так долго, и тряпичная трагедия могла произойти в любой момент.
Самире просто не повезло, что именно она спровоцировала этот момент.
Звук рвущейся ткани был тихим, но не услышать его было невозможно. Волчица взглянула на Ла как раз в тот момент, чтобы увидеть, как у той разбилось сердце. Её улыбка исчезла с лица, её веселое и беззаботное выражение лица превратилось в шокированную гримасу. Кусочек медовика, который она неспешно жевала, упал на скатерть.
Самира посмотрела вниз; рука куклы осталась в её собственной лапе… небольшое количество ваты начало оседать на полу.
Она могла увидеть, что Ла готова начать плакать в любой момент. Взгляд волчицы начал метаться из стороны в сторону. Что же делать, что же делать…
Ну конечно!
“У меня идея!” – гордо объявила волчица, запихивая свою куклу в руки зайчонка. – “Мы обменяемся куклами. Вот!”
У Ла даже не было времени среагировать; к моменту, когда она осознала, что произошло, кукла Самиры была уже в её руках. Это был первый раз, когда она вообще дотронулась до неё. По правде говоря, она всегда боялась, что одно её плебейское касание навсегда замарает куклу. Но вот она была у нее в руках, смотря ей в глаза умиротворяющим взглядом, подчеркнутым замысловатым пошивом.
Кукла пахла прямо как Самира – дорогими духами и ладаном. Ткань была легкой и мягкой на ощупь, какую Ла еще не доводилось касаться в своей жизни.
“Даже когда меня не будет, ты сможешь посмотреть на неё и вспомнить, как я выгляжу,” – сказала волчица, сияя от гордости. – “А у меня будет Лани, и я всегда буду рядом с ней, чтобы она напоминала мне про мою подругу из деревни”.
Маленькая Ла не могла в это поверить! Она считала, что не заслуживает такого подарка, ведь, как ни крути, Лани была старая и потрепанная, а кукла Самиры была такая… красивая. Она уже решила было возразить, но лапа волчицы опустилась той на плечо, прервав зайчонка.
“Не-а! Я настаиваю,” – несмотря на то, что волчица периодически пользовалась своим привилегированным положением, когда это было необходимо, прямо как её мама, в этот раз её тон не был властным или повелительным. Она не приказывала Ла, она просто пыталась уговорить её: “К тому же, я знаю, что Лани всегда хотела посетить королевский двор”.
Это утверждение заставило Ла усмехнуться. “Ладно,” – сказала она, взглянув на однорукую куклу, которая удобно расположилась на руках у Самиры. – “Но ты веди себя хорошо в гостях у Самиры, хорошо? А когда вернешься обратно – все мне расскажешь!”.
Лани тут же кивнула с энтузиазмом в ответ.
Когда же все детали обмены были обговорены, дети вынулись к своей игре, как будто ничего и не произошло.
Юная зайчиха стояла на окраине поселка, у извилистой проселочной дороги. Она укуталась в грубую шерстяную накидку, уже сильно поношенную и давно выцветшую, в попытке хоть как-то согреть себя под напором кусающей осенней прохлады. Стаяло утро, когда было еще слишком рано, чтобы солнечные лучи смогли хоть немного согреть землю и воздух, когда виновник рассвета лишь начинал выглядывать из-за горной гряды, которая обозначала западные границы графства. В своих руках она сжимала плюшевого волчонка, а под левой рукой она несло кое-что еще, завернутое в простынку.
Когда она увидела знакомую повозку вдалеке, она испытала уже типичный прилив волнения и радости. Но именно этим утром, к этим чувствам добавилась и частичка страха.
Причина стала очевидна в момент, когда карета остановилась, и старый поседевший конь-кучер спрыгнул вниз, похлопав по бокам породистых жеребцов перед тем, как заговорить с зайчихой.
“Ла?” – он спросил.
Зайке было тяжело разобрать его скрипучий голос, но она услышала свое имя и поспешила кивнуть.
“Леди Самира Младшая желает увидеть твое присутствие в Замке. Забирайся,” – механически произнес он с долей раздражения, открывая дверцу, чтобы ребенок смог залезть внутрь. Зайчиха замялась на месте - даже подставка под дверцей, которая должна была помочь потенциальным пассажирам забраться, находилась на уровне её груди – но одного раздраженного взгляда кучера хватило с лихвой, чтобы найти в себе силы справиться и так.
Маленький прыжок дался ей легко, и этого вполне хватило, чтобы оказаться внутри. Мысленно обрадовавшись тому, что она была зайцем, Ла начала устраиваться на бархатных сиденьях. Внутри кареты было тепло и уютно, и, учитывая завывания холодного ветра по ту сторону окон, она смогла почти уснуть.
Почти.
Несмотря на все удобства, которыми Ла была окружена, две вещи все еще не давали ей покоя. Во-первых, тот факт, что она сейчас сидела на месте Леди Семирамис, заставлял Ла чувствовать себя крайне неловко, во-вторых, она никогда не уходила далеко от своего дома, а теперь её везут аж в сам Замок, который всегда являлся монолитной, нависающей вдалеке конструкцией, которая зорко наблюдала за вотчиной Аристократов. Будучи совсем маленькой, она всегда думала, что это природное строение, прямо как большие деревья вокруг или горы на западе. Теперь, даже несмотря на то, что благодаря историям Самиры она понимала, что из себя представляет Замок, ей все еще было… странно думать о том, что она действительно будет внутри него.
Но она должна была собрать волю в кулак. Самира была так рада пригласить свою подругу, что не проходило и минуты во время их последних встреч, чтобы волчица не упоминала, как она ждет момента, когда Ла наконец сможет приехать к ней в гости. К тому же, к этому моменту, у зайчихи уже не было варианта просто открыть дверцу и убежать.
Она заглянула под шерстяную простынку на предмет, которая та скрывала под собой. Один взгляд на него заставил Ла вновь улыбнуться. Прямо, как и кукольный волчонок, который сидел у неё на коленках, этот сверток позволял заметно снизить стресса у ребенка.
Поездка проходила мучительно долго, но в конце концов, Ла почувствовала, как вся повозка вздрогнула и резко затормозила. Когда дверца отворилась, зайчонок обнаружил себя в совершенно новом для него мире.
Замок был просто огромным! Одни массивные деревянные ворота были в два раза больше всего её домика. Она ощутила себя крошечным муравьев, и дело было не только в окружавших её каменных фортификациях, но и в том, насколько оживленным было это место по сравнению с родной деревней.
Здесь же она впервые увидела многие виды, которые населяли это место. Прямо, как и кучер, они не были волками – в основном, это были лошади, быки, свиньи и прочие виды, которые она нигде не встречала. Но они также и не были крестьянами. У них была вполне достойная одежда, ничего особенного, но все еще в стократ лучше того, в чем ходили все те, кого она видела до этого, за исключением сборщика налогов, глашатая и, конечно же, аристократов. Одежда местных жителей не была грязной, порванной, и большая её часть даже не воняла!
Но времени почувствовать себя здесь лишней у неё не было; вместе со взмахом кнута кучера, Ла сделала шаг в сторону от повозки, а сама она устремилась прочь. Со стороны ворот к растерянному зайчонку начали приближаться две служанки: лань и ежиха, обе облаченные в белые одеяния. Они обменялись взглядами, как бы спрашивая друг друга, что здесь забыла деревенская девочка. Она вышла из повозки, значит очевидно, что она должна быть тут… ведь так?
“Мы… можем помочь?” – спросила лань. Её голос звучал слегка покровительственно, а сама она говорила медленно и четко, чтобы селянка смогла её понять.
“Эмм… я была приглашена Са- э-э, Леди Самирой, первая этого имени, дочь… м-м…” – по мере того, как она говорила, её голос становился все тише и тише, пока не превратился в неразборчивое бормотание.
Прошло несколько секунд молчания, пока две служанки переглядывались вновь. И затем, наконец, до ежихи видимо дошло. Какое облегчение.
“А, так ты – Ла!” – воскликнула та, беря зайчонка за руку. – “Пошли”.
И пока Ла соображала, её уже начали увлекать за собой, навстречу к парадному входу – красивому коридору, украшенного рядами статуй величественных волков, держащих мечи и скипетры, которые возвышались аж до самого потолка. Как раз у подножия одной из подобных статуй она и увидела саму Леди Семирамис в окружении придворных, которая ждала прибытия Ла.
В присутствии Леди, Ла наконец осознала, что, несмотря на относительную свободу и зажиточность, эти слуги не особо сильно отличались от простых крестьян, которых она знала. Будучи около волчицы, все они пребывали в состоянии деликатного подчинения, с которым Ла была так знакома; взгляд опущен к полу, молчание до обращения и далее по списку…
Хозяйка этого Замка взглянула на зайчонка, который склонил свою голову в безмолвном приветствии. Взгляд волчицы переместился с накидки на плечах Ла, к прижатому свертку, а затем - к игрушечному волчонку. Её черты морды слегка ожесточились, но она сохранила спокойствие и начала говорить своим привычным холодным тоном:
“Леди Самира скоро освободится. До тех пор ты будешь ожидать её прибытия в молчании,” – было очевидно, что она пыталась изо всех сил скрыть свою неприязнь – не из уважения к зайчихе, конечно же, а к своей дочери, которая связалась с никчемной добычей.
“Конечно, Миледи. Я всегда стремлюсь угодить Вам,” – рефлекторно она сильнее прижала волчонка к себе; она смогла буквально услышать, как Леди усмехнулась над её жестом.
“Это желание Леди Самиры, чтобы мы оказали тебе такую любезность; слуги предоставят тебе все, что ты попросишь. Однако ты останешься здесь не более, чем на два часа. Как только отведенное тебе время истечет, мое гостеприимство истечет вместе с ним.”
“Конечно, Миледи,” – повторил ребенок.
Молчание, которое опустилось между ними, было давящим и гнетущим. Несмотря на то, что Ла прилежно соблюдала нормы приличия и даже близко не смотрела в глаза волчицы, она абсолютно четко ощущала на себе её взгляд, который заставлял шерсть Ла встать дыбом.
К счастью, знакомый голос спас её (и Леди) от этого мучения.
“Ла! Ты приехала!”
Еще до того, как зайчиха успела повернуться, она ощутила, как её обнимают сзади, крепко прижимая к себе.
“П-привет, Самира…” – прошептала Ла в ответ. Однако услышав тихий рык, исходящий от матери Самиры, она тут же поправила себя – “Эм, приветствую Вас, Леди Самира”.
Юная волчица взглянула на недовольное выражение морды своей мамы и тут же все поняла. В попытке помочь своей подруге избежать этой неловкой и, возможно, опасной ситуации, она взяла Ла за рукав и утащила её прочь. Ничего не зная о внутреннем убранстве замка, Ла тут же потеряла всякую ориентацию в пространстве, пока её саму вели сквозь извилистые коридоры с крутыми поворотами, уклоняясь от спешащих слуг и бездельничающих аристократов, пока, в конце концов, они не оказались в кладовой замка, где лишь одинокий факел подсвечивал их фигуры.
Как только они оказались наедине, и как только они смогли отдышаться, зайчонок наконец улыбнулся. Ла достала свой таинственный подарок и сунула его волчице, которая лишь удивленно моргнула.
Это была маленькая фигурка, недавно высеченная из дерева, которая все еще немного пахла смолой. Она представляла собой, на удивление, причудливое отображение высокой женщины, облаченной в простую рубаху и красивую длинную юбку, с когтистыми руками и заячьими ногами, а вытянутая морда и пара длинных заячьих ушей украшали её голову. Фигурка была немного липкой на ощупь; мягкий заячий пух был приклеен сверху, давая деревянному изделию, в каком-то роде, дурацкую внешность.
Оно выглядело невероятно глупо, по-детски наивно, но при этом было видно, сколько любви было вложено в эту фигурку. Это не была обычная безделушка, сделанная впопыхах простым ножиком; это изделие явно заняло много времени и потребовало множество разных инструментов в процессе.
Самира видела грандиозные картины, написанные маслом, изображающие великие сражения или метровые полотна, увековечивающие целые семейные древа. Она рассматривала красивые статуи из бронзы, в виде героев прошлого, которые были так велики, что голова шла кругом.
Но для неё, эта маленькая деревянная поделка, грубая, липкая, со сколами в некоторых местах была самым ценным предметом искусства, которое она когда-либо видела. У неё пропал дар речи, пока она рассматривала фигурку; под тусклым светом факела, Ла готова была поклясться, что видела, как уголки волчьих глаз заблестели в темноте.
“Это тебе,” – произнесла она, спустя минуту, пока волчица уже размышляла о том, куда в её комнате лучше всего будет поставить этот подарок, и какую бесценную фамильную реликвию можно будет убрать или выкинуть, чтобы освободить под него место.
Сама же Ла стала чем-то вроде местной знаменитости в своем поселке. Из всей массы жителей, только она могла говорить с аристократом на равных, только она смогла подружиться с одним из недостижимых, для простых смертных, существ, состоящих из парфюма и золота, существ, которые могли распоряжаться жизнями других, как своими собственными.
Их взаимоотношения также стали менее односторонними. Если раньше их игры проходили исключительно так, как того желала Самира, то теперь Ла все чаще вносила в них свои коррективы. Как и у любых детей, у них иногда возникали разногласия. Время от времени, к ужасу местных, они даже начинали спорить, что не укладывалась в головах крестьян, когда те слышали, как простолюдинка начинала разговаривать с аристократкой в совершенно неприемлемом тоне, а последняя продолжала доброжелательно ей отвечать. Тем не менее, в конце каждого из таких дней, оба ребенка всегда расставались друзьями.
В один из таких дней, двое баловали себя дарами своих приключений. Они решили исследовать один из кухонных шкафчиков, пока мама Ла ушла в гости к своей подруге, где и обнаружили залежи медовиков и молока, которые они разложи прямо на полу, подстелив скатерть под свои находки. Все собрались в круг, готовясь к угощениям: Ла, Лани, Самира и её плюшевый волчонок.
Это было не только простым обедом, но и частью их игры; они вели светские беседы со своими игрушками о погоде, обсуждали события при дворе и разговаривали на прочие очень важные и, несомненно, очень взрослые темы. Ла, конечно, мало что могла рассказать о подобных вещах, но Самира обожала говорить, а Ла и Лани обожали слушать.
Между подобными малосодержательными беседами и сказочными представлениями о том, чем, по их мнению, занимаются взрослые в свое свободное время, они угощали молоком и кусочками торта своих игрушечных друзей. Как раз в один из таких моментов, Самира, держа маленькую кружечку в тряпичной руке кролика, поднесла её к вышитому нитками рту… но в этот раз, когда волчица потянула кружку к себе, она забыла отпустить руку игрушки.
Лани была очень старой, не разваливаясь только благодаря чуду и истлевшим ниткам. Время её не пощадило, и Ла даже отказывалась её мыть, опасаясь, что это может ‘поранить’ подругу, поэтому от неё начал исходить немного затхлый запах. Более того, старая ткань начинала отслаиваться, обнажая дешевый наполнитель из ваты. До сих пор это казалось невероятным, что она продержалась так долго, и тряпичная трагедия могла произойти в любой момент.
Самире просто не повезло, что именно она спровоцировала этот момент.
Звук рвущейся ткани был тихим, но не услышать его было невозможно. Волчица взглянула на Ла как раз в тот момент, чтобы увидеть, как у той разбилось сердце. Её улыбка исчезла с лица, её веселое и беззаботное выражение лица превратилось в шокированную гримасу. Кусочек медовика, который она неспешно жевала, упал на скатерть.
Самира посмотрела вниз; рука куклы осталась в её собственной лапе… небольшое количество ваты начало оседать на полу.
Она могла увидеть, что Ла готова начать плакать в любой момент. Взгляд волчицы начал метаться из стороны в сторону. Что же делать, что же делать…
Ну конечно!
“У меня идея!” – гордо объявила волчица, запихивая свою куклу в руки зайчонка. – “Мы обменяемся куклами. Вот!”
У Ла даже не было времени среагировать; к моменту, когда она осознала, что произошло, кукла Самиры была уже в её руках. Это был первый раз, когда она вообще дотронулась до неё. По правде говоря, она всегда боялась, что одно её плебейское касание навсегда замарает куклу. Но вот она была у нее в руках, смотря ей в глаза умиротворяющим взглядом, подчеркнутым замысловатым пошивом.
Кукла пахла прямо как Самира – дорогими духами и ладаном. Ткань была легкой и мягкой на ощупь, какую Ла еще не доводилось касаться в своей жизни.
“Даже когда меня не будет, ты сможешь посмотреть на неё и вспомнить, как я выгляжу,” – сказала волчица, сияя от гордости. – “А у меня будет Лани, и я всегда буду рядом с ней, чтобы она напоминала мне про мою подругу из деревни”.
Маленькая Ла не могла в это поверить! Она считала, что не заслуживает такого подарка, ведь, как ни крути, Лани была старая и потрепанная, а кукла Самиры была такая… красивая. Она уже решила было возразить, но лапа волчицы опустилась той на плечо, прервав зайчонка.
“Не-а! Я настаиваю,” – несмотря на то, что волчица периодически пользовалась своим привилегированным положением, когда это было необходимо, прямо как её мама, в этот раз её тон не был властным или повелительным. Она не приказывала Ла, она просто пыталась уговорить её: “К тому же, я знаю, что Лани всегда хотела посетить королевский двор”.
Это утверждение заставило Ла усмехнуться. “Ладно,” – сказала она, взглянув на однорукую куклу, которая удобно расположилась на руках у Самиры. – “Но ты веди себя хорошо в гостях у Самиры, хорошо? А когда вернешься обратно – все мне расскажешь!”.
Лани тут же кивнула с энтузиазмом в ответ.
Когда же все детали обмены были обговорены, дети вынулись к своей игре, как будто ничего и не произошло.
Юная зайчиха стояла на окраине поселка, у извилистой проселочной дороги. Она укуталась в грубую шерстяную накидку, уже сильно поношенную и давно выцветшую, в попытке хоть как-то согреть себя под напором кусающей осенней прохлады. Стаяло утро, когда было еще слишком рано, чтобы солнечные лучи смогли хоть немного согреть землю и воздух, когда виновник рассвета лишь начинал выглядывать из-за горной гряды, которая обозначала западные границы графства. В своих руках она сжимала плюшевого волчонка, а под левой рукой она несло кое-что еще, завернутое в простынку.
Когда она увидела знакомую повозку вдалеке, она испытала уже типичный прилив волнения и радости. Но именно этим утром, к этим чувствам добавилась и частичка страха.
Причина стала очевидна в момент, когда карета остановилась, и старый поседевший конь-кучер спрыгнул вниз, похлопав по бокам породистых жеребцов перед тем, как заговорить с зайчихой.
“Ла?” – он спросил.
Зайке было тяжело разобрать его скрипучий голос, но она услышала свое имя и поспешила кивнуть.
“Леди Самира Младшая желает увидеть твое присутствие в Замке. Забирайся,” – механически произнес он с долей раздражения, открывая дверцу, чтобы ребенок смог залезть внутрь. Зайчиха замялась на месте - даже подставка под дверцей, которая должна была помочь потенциальным пассажирам забраться, находилась на уровне её груди – но одного раздраженного взгляда кучера хватило с лихвой, чтобы найти в себе силы справиться и так.
Маленький прыжок дался ей легко, и этого вполне хватило, чтобы оказаться внутри. Мысленно обрадовавшись тому, что она была зайцем, Ла начала устраиваться на бархатных сиденьях. Внутри кареты было тепло и уютно, и, учитывая завывания холодного ветра по ту сторону окон, она смогла почти уснуть.
Почти.
Несмотря на все удобства, которыми Ла была окружена, две вещи все еще не давали ей покоя. Во-первых, тот факт, что она сейчас сидела на месте Леди Семирамис, заставлял Ла чувствовать себя крайне неловко, во-вторых, она никогда не уходила далеко от своего дома, а теперь её везут аж в сам Замок, который всегда являлся монолитной, нависающей вдалеке конструкцией, которая зорко наблюдала за вотчиной Аристократов. Будучи совсем маленькой, она всегда думала, что это природное строение, прямо как большие деревья вокруг или горы на западе. Теперь, даже несмотря на то, что благодаря историям Самиры она понимала, что из себя представляет Замок, ей все еще было… странно думать о том, что она действительно будет внутри него.
Но она должна была собрать волю в кулак. Самира была так рада пригласить свою подругу, что не проходило и минуты во время их последних встреч, чтобы волчица не упоминала, как она ждет момента, когда Ла наконец сможет приехать к ней в гости. К тому же, к этому моменту, у зайчихи уже не было варианта просто открыть дверцу и убежать.
Она заглянула под шерстяную простынку на предмет, которая та скрывала под собой. Один взгляд на него заставил Ла вновь улыбнуться. Прямо, как и кукольный волчонок, который сидел у неё на коленках, этот сверток позволял заметно снизить стресса у ребенка.
Поездка проходила мучительно долго, но в конце концов, Ла почувствовала, как вся повозка вздрогнула и резко затормозила. Когда дверца отворилась, зайчонок обнаружил себя в совершенно новом для него мире.
Замок был просто огромным! Одни массивные деревянные ворота были в два раза больше всего её домика. Она ощутила себя крошечным муравьев, и дело было не только в окружавших её каменных фортификациях, но и в том, насколько оживленным было это место по сравнению с родной деревней.
Здесь же она впервые увидела многие виды, которые населяли это место. Прямо, как и кучер, они не были волками – в основном, это были лошади, быки, свиньи и прочие виды, которые она нигде не встречала. Но они также и не были крестьянами. У них была вполне достойная одежда, ничего особенного, но все еще в стократ лучше того, в чем ходили все те, кого она видела до этого, за исключением сборщика налогов, глашатая и, конечно же, аристократов. Одежда местных жителей не была грязной, порванной, и большая её часть даже не воняла!
Но времени почувствовать себя здесь лишней у неё не было; вместе со взмахом кнута кучера, Ла сделала шаг в сторону от повозки, а сама она устремилась прочь. Со стороны ворот к растерянному зайчонку начали приближаться две служанки: лань и ежиха, обе облаченные в белые одеяния. Они обменялись взглядами, как бы спрашивая друг друга, что здесь забыла деревенская девочка. Она вышла из повозки, значит очевидно, что она должна быть тут… ведь так?
“Мы… можем помочь?” – спросила лань. Её голос звучал слегка покровительственно, а сама она говорила медленно и четко, чтобы селянка смогла её понять.
“Эмм… я была приглашена Са- э-э, Леди Самирой, первая этого имени, дочь… м-м…” – по мере того, как она говорила, её голос становился все тише и тише, пока не превратился в неразборчивое бормотание.
Прошло несколько секунд молчания, пока две служанки переглядывались вновь. И затем, наконец, до ежихи видимо дошло. Какое облегчение.
“А, так ты – Ла!” – воскликнула та, беря зайчонка за руку. – “Пошли”.
И пока Ла соображала, её уже начали увлекать за собой, навстречу к парадному входу – красивому коридору, украшенного рядами статуй величественных волков, держащих мечи и скипетры, которые возвышались аж до самого потолка. Как раз у подножия одной из подобных статуй она и увидела саму Леди Семирамис в окружении придворных, которая ждала прибытия Ла.
В присутствии Леди, Ла наконец осознала, что, несмотря на относительную свободу и зажиточность, эти слуги не особо сильно отличались от простых крестьян, которых она знала. Будучи около волчицы, все они пребывали в состоянии деликатного подчинения, с которым Ла была так знакома; взгляд опущен к полу, молчание до обращения и далее по списку…
Хозяйка этого Замка взглянула на зайчонка, который склонил свою голову в безмолвном приветствии. Взгляд волчицы переместился с накидки на плечах Ла, к прижатому свертку, а затем - к игрушечному волчонку. Её черты морды слегка ожесточились, но она сохранила спокойствие и начала говорить своим привычным холодным тоном:
“Леди Самира скоро освободится. До тех пор ты будешь ожидать её прибытия в молчании,” – было очевидно, что она пыталась изо всех сил скрыть свою неприязнь – не из уважения к зайчихе, конечно же, а к своей дочери, которая связалась с никчемной добычей.
“Конечно, Миледи. Я всегда стремлюсь угодить Вам,” – рефлекторно она сильнее прижала волчонка к себе; она смогла буквально услышать, как Леди усмехнулась над её жестом.
“Это желание Леди Самиры, чтобы мы оказали тебе такую любезность; слуги предоставят тебе все, что ты попросишь. Однако ты останешься здесь не более, чем на два часа. Как только отведенное тебе время истечет, мое гостеприимство истечет вместе с ним.”
“Конечно, Миледи,” – повторил ребенок.
Молчание, которое опустилось между ними, было давящим и гнетущим. Несмотря на то, что Ла прилежно соблюдала нормы приличия и даже близко не смотрела в глаза волчицы, она абсолютно четко ощущала на себе её взгляд, который заставлял шерсть Ла встать дыбом.
К счастью, знакомый голос спас её (и Леди) от этого мучения.
“Ла! Ты приехала!”
Еще до того, как зайчиха успела повернуться, она ощутила, как её обнимают сзади, крепко прижимая к себе.
“П-привет, Самира…” – прошептала Ла в ответ. Однако услышав тихий рык, исходящий от матери Самиры, она тут же поправила себя – “Эм, приветствую Вас, Леди Самира”.
Юная волчица взглянула на недовольное выражение морды своей мамы и тут же все поняла. В попытке помочь своей подруге избежать этой неловкой и, возможно, опасной ситуации, она взяла Ла за рукав и утащила её прочь. Ничего не зная о внутреннем убранстве замка, Ла тут же потеряла всякую ориентацию в пространстве, пока её саму вели сквозь извилистые коридоры с крутыми поворотами, уклоняясь от спешащих слуг и бездельничающих аристократов, пока, в конце концов, они не оказались в кладовой замка, где лишь одинокий факел подсвечивал их фигуры.
Как только они оказались наедине, и как только они смогли отдышаться, зайчонок наконец улыбнулся. Ла достала свой таинственный подарок и сунула его волчице, которая лишь удивленно моргнула.
Это была маленькая фигурка, недавно высеченная из дерева, которая все еще немного пахла смолой. Она представляла собой, на удивление, причудливое отображение высокой женщины, облаченной в простую рубаху и красивую длинную юбку, с когтистыми руками и заячьими ногами, а вытянутая морда и пара длинных заячьих ушей украшали её голову. Фигурка была немного липкой на ощупь; мягкий заячий пух был приклеен сверху, давая деревянному изделию, в каком-то роде, дурацкую внешность.
Оно выглядело невероятно глупо, по-детски наивно, но при этом было видно, сколько любви было вложено в эту фигурку. Это не была обычная безделушка, сделанная впопыхах простым ножиком; это изделие явно заняло много времени и потребовало множество разных инструментов в процессе.
Самира видела грандиозные картины, написанные маслом, изображающие великие сражения или метровые полотна, увековечивающие целые семейные древа. Она рассматривала красивые статуи из бронзы, в виде героев прошлого, которые были так велики, что голова шла кругом.
Но для неё, эта маленькая деревянная поделка, грубая, липкая, со сколами в некоторых местах была самым ценным предметом искусства, которое она когда-либо видела. У неё пропал дар речи, пока она рассматривала фигурку; под тусклым светом факела, Ла готова была поклясться, что видела, как уголки волчьих глаз заблестели в темноте.
“Это тебе,” – произнесла она, спустя минуту, пока волчица уже размышляла о том, куда в её комнате лучше всего будет поставить этот подарок, и какую бесценную фамильную реликвию можно будет убрать или выкинуть, чтобы освободить под него место.
