Но Самира разберется с этим потом. Их время для совместного пребывания было строго ограниченно её матерью, и они обязаны были использовать его на максимум. После крепкого объятия в качестве благодарности своей подруге за такой подарок, Самира жестом поманила ту за собой.
На два часа замок был в их распоряжении.
Для маленькой Ла это было, словно сказка стало явью. Не имея в свободном доступе кучу реквизита и большого количества участников, она привыкла к играм, которые существовали исключительно в её воображении. Здесь же, целый мир открылся перед ней – у них было больше игрушек, чем они были в состоянии использовать, одновременно из коллекции Самиры и тех, что они могли получить с помощью импровизации. У них было практически неограниченное количество потенциальных игроков, благодаря власти и желанию волчицы указать на любого слугу, который должен был беспрекословно подчиниться, если их игра требовала более, чем двух участников. И, конечно же, у них был доступ к бесчисленному количеству комнат для исследований. Они играли в прятки в подземелье, играли в догонялки на тренировочном поле…
…и затем, они оказались в хранилище.
Едва освещенное помещение было пыльным и слегка грязным. Коробки и ящики были свалены друг на друга, большие комоды буквально ломились от абсурдно дорогих нарядов, которым не повезло выйти из моды. Дети заперли себя внутри, сделав эту комнату своей цитаделью.
Ла с любопытством озиралась вокруг. Затхлый запах помещения не сильно её беспокоил; она все же была из деревни, где даже еда пахла не сильно лучше. Они решили разделиться; Самира пошла искать одежду, а Ла – реквизит для дальнейших игр.
Она бесцельно слонялась вокруг, в то время, как факелы, казалось, готовы потухнуть в любой момент, что наделяло это место странной, потусторонней атмосферой. Ла ощутила, как её сердце начинало биться все сильней. Движение.
Как хорошая маленькая добыча, она тут же замерла на месте, и лишь её уши продолжали слегка подрагивать. Но никаких звуков, за исключением шебуршания мышей, не последовало. И все же она была уверенна, что видела нечто.
Будучи напуганной, она сделала еще один и вновь увидела это - ноги, которые волочились по полу, не издавая ни звука. И вновь она замерла. Призрак? Шуршание позади, издаваемое Самирой, которая продолжала рыться в старой одежде, было единственным, что помогало успокоиться.
И затем она четко увидела их – заячьи ноги, которые торчали из куска парусины, который скрывал все остальное тело. “С-самира?”
“М-м?” – раздался знакомый голос позади Ла.
“Мне кажется… там кто-то есть”.
Ла услышала пренебрежительное фырканье от Самиры, которая продолжала свои поиски нарядов. Вначале зайчиха разозлилась, но затем вспомнила, что такая реакция её подруги вполне оправдана, ведь Ла уже использовала точно такую же фразу для розыгрыша волчицы. Несколько раз.
Что ж, видимо, ей придется собрать всю свою храбрость воедино и раскрыть личность постороннего самостоятельно. Она сжала свои кулачки, прижала куклу ближе к сердцу, нахмурила брови и бросилась к парусиновой накидке. Бесшумные ноги за накидкой побежали ей навстречу, и Ла приготовилась к удару… её маленькая ручка дотянулась до парусины и сорвала ту прочь.
Облачко пыли упало на Ла, но это не помешало ей увидеть это. Прямо перед ней, меря её взглядом, стоял силуэт зайчонка, покрытый слоем пыли. Ла почувствовала, как её шерсть встает дыбом и метнулась в укрытие – заячий силуэт последовал её примеру.
Она выглянула, и другой зайчонок сделал то же самое. Их взгляды встретились. Силуэт выглядел… знакомым. Не делая резких движений, Ла вышла из своего укрытия, и каждое её движение точно повторялось напротив. Она продолжала держать маленького волчонка у сердца. Силуэт делал то же самое со своей волчьей куклой.
Погоди-ка… волчья кукла?
Ла помахала, и силуэт ответил ей тем же.
После такого зайчонок застыл в шоке и непонимании. Это не был другой заяц – это была она сама. С какой темной магией она столкнулась? Что за придворный чародей смог заставить застыть на стене кристально чистую воду.
Ох, ей это совсем не нравилось.
Когда Самира присоединилась к ней, точная копия волчицы также подошла к зайцу по ту сторону.
Две волчицы начали смеяться. Два зайчонка почувствовали себя раздосадованными, можно даже сказать, пристыженными.
Пара волчиц увела зайчиков прочь, не давая никаких дальнейших объяснений об этой странной, заключающей души невинных внутри, гладкой поверхности.
Игры с переодеванием вскоре показали свою абсолютную несостоятельность. Наряды, до которых они смогли добраться, оказались чересчур большими для них, а надеть их самостоятельно, без участия толпы слуг, оказалось и вовсе непосильной задачей. К тому же вся одежда была пропитана пылью, а роясь в ней, дети то и дело натыкались на большую белую моль, тревожа её пир.
Но дети всегда найдут, чем себя развлечь, и очередное такое развлечение было придумано Самирой. Зачем носить тяжелую, неподходящую по размерам одежду взрослых, когда каждый из них уже обладал нарядом, который они никогда не носили, одеянием из абсолютно параллельных для них миров? В конце концов, Ла была облачена в привычные крестьянские тряпки, а Самира – в изящное платье.
С детским восторгом они начали обмениваться гардеробом, шаг за шагом, в темноте пыльного хранилища. Когда с этим было покончено, они начали ходить кругами, оценивая свои новые облачения.
Самира выражала свое недовольство рубахой и штанами Ла, которые вызывали зуд и неприятно пахли. Она никак не могла взять в толк, зачем кому-то понадобилось делать отверстие в одежде под каждую ногу и к её огромному шоку, она была уверена, что где-то здесь затесалась одна или даже пара блох. В то же время, Ла чувствовала себя практически голой в легком шелковом наряде Самиры. К тому же, её платье было для Ла чересчур тесным и затрудняло дыхание, не говоря уже о том, что её шерсть сильно взъерошивалась от малейшего движения.
Однако, оценивающе осмотрев друг друга, они не смогли сдержать смешков.
Им даже не пришлось обмениваться словами, они уже знали следующий этап своей игры. Самира прижала свои руки параллельно телу и уперла взгляд в пол; Ла же задрала голову, нахмурилась и скрестила руки на груди.
Они стали повторять реплики, которые когда-то слышали – зайчиха пыталась использовать высокомерный тон, который, на практике, лишь заставлял ту постоянно запинаться в словах; волчица же шептала так тихо, что едва слышала свою собственную речь.
Их импровизированная смена ролей быстро переросла в реконструкцию церемонии Подношения.
Попытки Ла двигаться грациозно выглядели, как чистые сценки из комедии. Она смотрела на волчицу, просила ту покрутиться на месте, но не знала, что именно ей необходимо осматривать. Все её ‘указания’, несмотря на имитацию надменного тона, были очень вежливыми. Большинство её вопросов так и вообще не имели никакого смысла. После пары первых, она начала интересоваться у Самиры, какой был её любимый цвет или сколько питомцев у неё было.
Тем временем, у Самиры уже начинала ходить кругом голова от частых кружений вокруг своей оси, и она почти потеряла равновесие. Она инстинктивно сопротивлялась каждой попытке её осмотреть, будучи привыкшей к постоянно хлопочущим и суетящимся вокруг неё слуг, на которых волчица часто срывалась. Она постоянно хихикала, когда зайчиха тыкала в неё, чтобы проверить ‘насколько хорошо было мясо’ и, то и дело, случайно смотрела Ла прямо в глаза.
После многих минут такой игры в имитацию, через сдавленные смешки, они обе сошлись на том, что ни одна из не подходит на роль другой.
Ла отметила, что Самире никогда не стать достойным подношением. Она была слишком спесивой, постоянно забывала про этикет добычи, а малейшее касание заставляло ту хихикать от щекотки.
Волчица же смеялась над недостатком уверенности в себе у Ла. Даже имея власть, она слишком боялась приказывать кому-то. Если бы она была аристократкой, то это была бы самая смиренная аристократка за всю историю!
Неловкое молчание заполнило пространство вокруг. Самира была уже готова перенести их дальнейшие приключения куда-нибудь в другое место, когда они вновь поменялись ролями, но Ла снова начало что-то тревожить.
Она присутствовала только на одной единственной церемонии Подношения – её собственной. Но что насчет Самиры? Та была её первой церемонией, что было очевидно для Ла, исходя из замешательства и общего непонимания ситуации в тот момент. Но она же не могла быть последней. Ла задавалась вопросом, сколько раз её подруга была в роли, которую сейчас так усердно пыталась имитировать сама Ла? Она задавалась вопросом, сколько таких Подношений были похожи на неё? Она задавалась вопросом, сколько из них были признаны приемлемыми? Она задавалась вопросом, насколько близка она сама была к тому, чтобы её признали дефектной? И, наконец, она задавалась вопросом…
Голос Самиры вывел Ла из своих размышлений. Волчица уже без труда узнавала это немного грустное, задумчивое выражение своей подруги, которое иногда закрадывалось в черты её лица. Это был один из этих моментов.
“У тебя снова этот взгляд, Ла. Что тебе грызет в этот раз?”
Не самый удачный выбор слов для данной ситуации. К счастью, Ла не стала сильно заострять на этом своё внимание.
Зайчиха лишь мотнула головой и улыбнулась: “Это… пустяки. Давай займемся чем-нибудь еще”.
Вернув свою одежду друг другу и готовясь к новым авантюрам, Ла задумалась о том, какая игра сможет переплюнуть предыдущую. Замок был, без сомнения, огромным, но им потребуются десятки часов, чтобы исследовать каждый его закуток.
Как раз в этот момент, волчица наклонилась к Ла и прошептала заговорщическим тоном: “Я знаю одно место, которое хочу тебе показать”.
Она повела зайчиху сквозь бесчисленные двери и коридоры, вывела ту наружу. Нос Ла затрепыхался, как только уловил знакомый запах, но только усиленный в десятки раз. Цветы. Цветы настольно странные и необычные, что ей никогда не доводилось видеть их вживую, только ощущать их запах на мехе Самиры и Семирамис.
Её привели к огороженному саду, где только недавно установили скамейки под свежепересаженными деревьями. Остальное пространство сада представляло из себя цветной ковер, состоящий из только-только распустившихся роз, тюльпанов и лаванды.
Ла, конечно же, часто видела траву, которая росла около деревни клочками то тут, то там, когда это позволяла погода, постоянно находясь под слоем жухлых листьев и под тенью больших деревьев. Но никогда ей не доводилось видеть её в таком великолепии – идеально подстриженный и выровненный ярко зеленый газон, который дарил ощущение прохлады и свежести пальцам ног.
“Это мое особое место,” – объяснила Самира. – “Существует всего два места, где Самира – это просто Самира, а не Леди Самира Младшая. Рядом с тобой… и здесь, куда никто не смеет заходить. Даже Мама.”
Потеряв дар речи, Ла ничего не ответила – она была слишком занята рассматриванием пейзажа вокруг. Запах цветов и свежескошенной травы. Пестрые цвета всех цветов радуги, расположились среди зеленого газона, под голубым небом. Волнообразными движениям своего тела, гусеница упорно ползла вверх по стеблю одного из цветов. Ла, не удержавшись перед сладковатым запахом бутона розы, надкусила один из лепестков, пока её подруга смотрела в другую сторону.
Развернувшись к Самире, зайчиха уже готова была начать восхвалять всю красоту этого места и, вместе с тем, возмутиться, что волчица не привела её сюда раньше. Но то, что она увидела, заставило её сохранить молчание.
Самира сняла с себя украшения и была уже в процессе снятия со своего тела платья. Они снова будут играть в переодевания? Волчица, тем временем, аккуратно сложила свою одежду и поместила её на скамейку, давая ясно понять, что не собирается использовать её в ближайшее время. В любом случае, это шло вразрез с тем, чему была научена Ла – о приличии, о том, что голое тело является чем-то постыдным, о том, что всегда необходимо быть прикрытым одеждой по причинам, которые она особо не понимала и которые ей никто и не пытался объяснить.
“Что… ты делаешь?” – спросила зайчиха.
Самира даже не стала поворачиваться в её сторону, продолжая снимать остатки бижутерии, размещая их поверх своей сложенной одежды, чтобы они не потерялись. Сережка, ожерелье, ножной браслет… “Я люблю сбрасывать с себя все, время от времени. А ты нет?”
Ла замялась: “Ну да… наверное?”
Она никогда не задумывалась об этом. У неё не было никакого ‘особого места'. В её деревне вообще не было такого места, где она могла бы позволить себе снять с себя одежду без последующих увещеваний со стороны взрослых. У неё не было личной комнаты; в их поселении никто не обладал такой роскошью. Она могла сосчитать по пальцам одной руки количество раз, когда она вообще оставалась наедине с собой. Личное пространство было чуждым понятием для зайчихи.
Она никогда не выбиралась из своих тряпок.
“Попробуй”.
Это прозвучало слегка как распоряжение, но она уже знала свою подругу достаточно хорошо, чтобы понимать, что все её ‘указания’, по сути, являлись предложениями – просто Самира очень привыкла к беспрекословному подчинению со стороны остальных, что и проявлялось в её манерах. И это работало. Ведь зайчонок очень привык к своему собственному беспрекословному подчинению.
Ла сделала шаг навстречу к подруге. После секунды сомнений, она развязала тесемки на своих ушах и положила их на скамейку к вещам Самиры. Туда же отправились её рубаха и штаны. Она почти потеряла равновесия, снимая их, но, к счастью, Самира была рядом в качестве поддержки, в прямом и переносном смыслах.
Её плебейские лохмотья, скинутые в кучу, смотрелись еще хуже на фоне бижутерии Самиры и её прилежно сложенной одежды из белого шелка.
Зайчихе… не особо понравилось чувство наготы. Легкий ветерок, гуляющий по её меху; чувство, что за ней все наблюдают, несмотря на то, что рядом находилась только волчица, которая вообще не придавала этому значения. Но по мере того, как она привыкала к этим новым ощущениям и, видя безмятежный настрой своей подруги, Ла немного начинала успокаиваться.
Она взглянула на их одежду, сложенную вместе. Без неё, они были всего лишь… зверьми. Из плоти, крови и костей, покрытых мехом и… чем-то глубоко внутри, что позволяло им смеяться, плакать, чувствовать, мыслить. Разный размер ушей, разное строение зубов, разный цвет шкур, разная диета. Звери.
Будучи вновь потерянной в своих мыслях, Ла почувствовала, как что-то коснулась её.
“Поймала. Ты водишь”.
Они даже не успели опомниться, как часы протекли совершенно для них незаметно. Единственное, что напомнило им о том, как много времени они провели, наслаждаясь компанией друг друга, был все нарастающий голод, который начинал все сильнее терзать двух подруг. В особенности это относилось к Ла, у которой не было и крошки во рту со вчерашнего дня. Живот зайчихи урчал так сильно, что даже умудрился испугать Самиру. По этой причине, после обязательных дружеских подначиваний на эту тему, волчица согласилась, что пора обедать.
