Я был такой сволотой, сынок. Одним из тех козлов, которых так красочно и достоверно описала Лаки. Только женитьба остановила меня от дальнейшего разврата. Остановила, но не принесла ожидаемого счастья. Мне было стыдно, что дед оказался прав, но признать это было равносильно смерти. Молодость, дерзость и глупость сделали свое дело. Я заявил деду, что не буду ждать пять лет и сразу отказываюсь быть его преемником. Снял с шеи золотую гривну, которую в нашем клане носит наследник, и швырнул ее на стол, как простую безделушку. По сути, бросил в лицо своему владыке символ власти, с гордостью носимый мной после принятия клятвы стать его преемником.
Антэну стало неловко, что он изливает на сына душевные терзания и обиды.
— Я уже утомил тебя своими воспоминаниями. Пожалуй, неинтересно, и даже неприятно услышать такое о человеке, которого столько лет считал порядочным человеком и своим отцом.
— Что значит, считал? — искренне возмутился Алан. — Я и сейчас считаю тебя своим отцом и порядочным человеком. За двадцать лет жизни с тобой у меня не было ни малейшего повода усомниться в этом. А в твоем рассказе о тех давних временах главный герой просто еще юнец, для которого груз ответственности оказался непомерно тяжелым. В двадцать лет у тебя уже были жена и двухлетний сын, и куча обязанностей как мужа, отца и наследника рода. Это не всякий и тридцатилетний выдержит, а в двадцать все видится только в белом и черном цвете. Но я так понял, что за те пять лет в твоей жизни произошло что-то очень серьезное, если ты не вернулся к своим, а изменил имя и начал новую жизнь. Расскажи мне все. Поверь, для меня это очень важно и интересно потому, что я люблю тебя.
Алан обхватил руку отца и прижался к ней щекой, как в далеком детстве, вызывая на глазах Антэна предательскую влагу. Сын вырос и стал взрослым мужчиной, но он все равно его ребенок, ведь бывших детей не бывает.
Антэн устало вздохнул, откровенный разговор давался нелегко. Алан заметил, что лоб отца покрылся бисеринками пота и осторожно промокнул его полотенцем.
— Папа, если не хочешь ничего рассказывать, то и не надо. Только не утаивай свои болезни. Ты всех очень испугал, а меня так до смерти. Если бы Лаки не успела вернуться или не смогла бы тебе помочь, мы оба потеряли бы отца. Не забывай, что теперь ты у нас один на двоих, — с легким упреком сказал Алан и сделав «страшные» глаза, шутливо произнес притворно-грозным голосом: — Быстро говори, чем еще болен, а не то пожалуюсь на тебя Лаки.
Легкая улыбка коснулась губ Антэна. Как непривычно сладко называть Лаки дочерью. Внезапно он нахмурился, вспоминая, что формально они еще не уладили этот вопрос, и решил прямо сейчас пойти к своей девочке и попросить ее взять его в отцы.
— Я больше ничем не болен, клянусь тебе, — поспешил успокоить он сына. — Скажи, а утром Лаки приходила ко мне?
В его глазах вспыхнула надежда, что с дочерью все нормально и сразу же погасла. Он был уверен, будь с ней все хорошо, она сидела бы рядом с ним.
— Сейчас она не может прийти к тебе.
Алан тщательно подбирал слова, чтобы еще больше не расстроить взволнованного отца.
— Лаки потеряла много сил, когда лечила тебя, а до этого ей еще пришлось лететь сквозь снежную бурю.
— Как же удалось прилететь при таком ветре? Какой пилот рискнул поднять в воздух вертолет?
— Она прилетела не на вертолете, папа. Сейчас Лаки спит. Вик напоил ее разными снадобьями, чтобы она не заболела.
В голове Алана еще слабо укладывалось, что кто-то летает, как птица не только в сказках. Особенно, если этот кто-то тебе так дорог. Он пытался абстрагироваться от мысли, что его любимая связана с миром магии, тем более, что за все время пребывания в ее доме, она вела себя, как обычная девушка. Разве за исключением редких моментов, наподобие вчерашнего прилета. Но, именно в такие моменты, Алан понимал, насколько разные их жизни, да и сами они очень разные.
Вчера он впервые задумался над тем, что может Лаки правильно делает, стараясь погасить его любовь, ведь у них нет общего будущего. Но утром, когда Вик разрешил ее увидеть, он ругал себя последними словами за такие малодушные мысли. Увидев Лаку, измученную и бледную, забывшуюся тревожным сном, Алан почувствовал, как любовь разрывает ему сердце, и он готов отдать все, что у него есть — деньги, здоровье, жизнь, лишь бы быть с ней рядом.
Антэн тяжело вздохнул, чувствуя себя виновным в том, что его дочь едва дышит.
— Я был у нее час назад. Вик уверяет, что все в порядке, и скоро она проснется, — поспешил успокоить его Алан. — Пожалуйста, расскажи, как получилось, что Лаки осталась одна, без тебя и матери, и вы встретились только через двадцать лет.
— Я не знаю, кто в этом виноват, сынок, — Антэн вновь погрузился в воспоминания. — После моего такого гордого ухода из клана, я должен был сам заботиться о своей семье. Было очень трудно. Рассчитывать на помощь моих родителей мы не могли, ведь они были категорически против нашей женитьбы и сразу предупредили, что не будут нас содержать. Отец Линды пригрозил, что пристрелит меня за нарушение границ частной собственности, если я появлюсь на пороге его дома. И он реально бы это сделал, потому что ненавидел меня. После свадьбы нашу семью три года содержал дед, но после моей выходки, сам понимаешь, он прекратил это делать. Передо мной остро стал вопрос, чем кормить семью? Мы с Линдой выросли в более, чем обеспеченных семьях, и не привыкли в чем-то себе отказывать. Да и маленькому Николасу постоянно требовались новая одежда, игрушки, хорошее питание. Знаешь, я ведь неплохо учился в Школе и запросто мог стать одним из экстрасенсов, предсказывающим судьбу и продающим любовные амулеты. Скажу без ложной скромности, стал бы даже знаменитым на фоне обычных шарлатанов. Но гордость не позволила использовать то, что я так презрительно отверг. Тогда я решил серьезно заняться гонками, которыми увлекался с детства, как зритель, конечно. В семнадцать лет дед сделал мне подарок и познакомил с хозяином ирландской «конюшни» Формулы-1. Тот был его приятелем и позволил прокатиться на болиде. Когда я сел в него, мне показалось, что я это делал сотни раз, и с первого раза показал такой результат, что приятель деда предложил серьезно подумать о профессии гонщика. Похоже, любовь к гонкам у нас в крови. Дед тоже любит гонки, как и моя девочка. Она прирожденная гонщица.
Антэн улыбнулся, вспоминая, как неделю назад Лаки организовала им покатушки, а потом вновь вернулся к своей исповеди сыну.
— Мы с Линдой тогда уехали в Испанию, где перед очередным туром тренировалась ирландская команда. У них возникла серьезная проблема — заболел один пилот, а на гонки «конюшня» обязана выставить двух пилотов, иначе ей грозит большой штраф или даже снятие с трассы. Я предложил хозяину свои услуги, что было против правил, но тот был отъявленным авантюристом и пошел на это. С той первой гонки все и началось. Я получил лицензию и начал выступать за ирландскую команду. Три года команда становилась победителем, а я был трижды чемпионом мира. Мне прочили великое будущее, я мог стать таким же удачливым и известным, как например, Шубахер. Денежный вопрос больше не стоял передо мной, и семейная жизнь постепенно наладилась. Линде нравилось быть женой известного гонщика, а еще больше нравилось, что мужа с его сексуальными притязаниями постоянно не было дома.
Антэн иронично хмыкнул: — Наверное, потому я и достиг таких успехов, направляя всю свою энергию на гонки. Так сказать, сублимировал неудовлетворенное желание на стремление победить. Я редко бывал дома, и за последний год почти не спал с Линдой, но она все равно забеременела. Дедов оберег перестал действовать, а я пропустил этот момент. Линда была в отчаянии, она не хотела второго ребенка, боялась испортить свою великолепную фигуру, хотя первая беременность не оставила ни следа. А я обрадовался и мечтал о дочери, о маленькой хорошенькой девочке, которую буду любить и баловать, и которая станет самой главной женщиной в моей жизни, потому что Линда, к сожалению, ею так и не стала.
Мы тогда жили в Венесуэле. Я был на тренировочных гонках, а Линда ожидала меня в Каракасе. До родов было два месяца, и она пожелала рожать в Ирландии. Я тоже хотел вернуться домой, чтобы помириться с дедом и родителями. Мы должны были вылететь в Дублин на следующий день после моего возвращения из Бразилии. Но когда вернулся, мне сообщили, что Линда в больнице, у нее внезапно начались преждевременные роды. Примчавшись в больницу, я узнал, что моя жена скончалась от кровотечения, а ребенок родился мертвым.
Голос Антэна наполнился непередаваемой грустью.
— Я потерял обеих девочек, и проклинал себя за все. За то, что уговорил Линду рожать второго ребенка, ведь она хотела сделать аборт. За то, что женился на ней и испортил ей жизнь, ведь она совсем иначе представляла себе семейное счастье. За то, что влюбился в нее, предав свою первую, и как потом понял, самую настоящую и единственную любовь. Да, сынок, я предал свою первую девочку, подарившую мне сердце. Предал ради красавицы Линды, которой не принес ничего, кроме разочарований, а в результате стал и виновником ее смерти.
— Погоди, папа, — решительно перебил его Алан. — Сейчас ты договоришься до того, что будешь обвинять себя в том, родился. Причем здесь твоя жена? Ты не вершитель судеб, чтобы отвечать за ее смерть. Это уже ее судьба, и ты здесь не причем. Человек виновен в смерти другого человека, если убил его своими руками, а Линда умерла не от твоей руки. Вполне возможно, что она ответила за свои прегрешения, ведь тоже не была святой.
— Не знаю, я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Может ты и прав. Но тогда я решил, что судьба наказала меня за все грехи. Я привез тела Линды и ребенка в Белфаст, чтобы похоронить в семейном склепе. Ее отец хотел пристрелить меня, но только ранил в руку. Лаутензака арестовали, и ему грозила тюрьма. Но я уговорил полицию замять дело, потому что не держал на него зла, только жалел, что он промахнулся и не попал в сердце. Так и сказал ему, а он только с ненавистью плюнул в мою сторону. Тогда я решил сам себя наказать.
Алан недоверчиво покачал головой, отказываясь верить.
— Да, сын, я вновь захотел пойти наперекор судьбе и чуть не совершил смертельный грех, за который нет прощения. Помнишь, в Венесуэле Лаки говорила Стивену о ритуальном костре? Она напомнила ему, что друид, замысливший самоубийство, должен пройти сквозь него. Вот такой костер я и решил себе устроить, врезавшись в бетонное ограждение при очередной гонке в Сан-Марино. Но судьба не допустила этого и дала единственный шанс искупить свои грехи. Она послала мне тебя. Именно ты остановил меня на краю пропасти. В тот день, когда я по сантиметрам высчитывал траекторию движения машины, чтобы все было наверняка для меня и не задело других, ко мне пришел один знакомый парень с маленьким мальчиком, которого почему-то он называл моим незаконнорожденным сыном.
Антэн не стал повторять оскорбительные слова, сказанные Бернардом, но Алан сам их вспомнил и саркастично усмехнулся,
– Ну, он сказал более определенно: «Забери своего ублюдка, проклятый колдун. Я больше не хочу видеть его мерзкую рожу в своем доме».
— Всегда удивляюсь твоей памяти, тебе ведь было тогда всего пять лет.
— Да, у меня отличная память, иногда даже к сожалению. Но объясни, почему он сказал, что я твой ублюдок, с чего он это взял? Или вы с моей матерью…
Алан не решился задать прямой вопрос, но Антэн и так все понял.
— Нет, нет, — решительно возразил он. — У нас с твоей мамой никогда ничего не было, да и быть не могло. Наши родители дружили и часто ходили в гости друг к другу, мы росли все вместе — я, Бернард и Дестини. Она с детства влюбилась в него и ни на кого больше не смотрела, а тому втемяшилось в голову, что я был у нее первым, и ты — мой сын.
Хоть было неудобно говорить об этом с отцом, но Алан хотел все окончательно выяснить.
— Как ты мог быть у нее первым, если она смотрела только на него?
— Да никак, — спокойно ответил Антэн. — Знаешь, не каждый мужчина понимает, что он первый у женщины. Для такого главным доказательством является кровь на простыне, а если ее нет, значит, обманула и уже попробовала с другим. Твоя мама была хорошей девушкой и дождалась первой брачной ночи, и отца заставила ее ждать. Вот и представь его ярость, когда простынка оказалась незапятнанной. Бернард сразу заявил, что она его обманула и специально водила за нос, чтобы заставить жениться. А меня обвинил потому, что знал о моих похождениях в Дармунде, случайно подслушав, как Бирн рассказывал о них Патрику. Он тогда закатил такой скандал, что пришлось вмешаться нашим дедам. Они оба владели методами ясновидения и уверяли его, что Дестини была девственницей. А все так вышло потому, что у твоего папаши размер маловатый, да и плохо стояло у него в ту ночь. Он не пробил, как обычно все делают, а долго и нудно ввинчивался, мучая Дестини, и не порвал плеву, а только растянул ее. У некоторых женщин бывает, что она окончательно рвется только при родах, как и получилось с твоей мамой. Ему и врач подтвердил, но он решил, что это обычные отговорки, чтобы его успокоить. И никакие доводы его не вразумили, даже самый главный. Когда ты родился, все увидели, что у тебя глаза Бирна. А как похож на Патрика, ты и сам убедился. Но переубедить Бернарда было невозможно. Еще и обстоятельства твоего рождения сыграли определенную роль.
— Это когда твой дед надел на меня амулет? Ты присутствовал при этом, и оттого Бернард посчитал тебя моим отцом?
— Нет, меня там не было, — отрицательно покачал головой Антэн. — Я все время проводил с Линдой и Николасом, и не навещал родителей, а значит и не встречался с их соседями – твоими родителями, бабушками и дедушками. Берн и Дестини жили с ее родителями. Он не захотел жить с Патриком из-за Бирна, которого боялся и ненавидел, а тот довольно часто навещал сына. Как все было рассказал мой дед, ведь он надел на тебя амулет с определенными словами и посчитал, что я должен знать с какими именно.
— Это касается Лаки? — осторожно поинтересовался Алан.
— Да. В тот день они с Бирном пили пиво в гостях у Патрика, как вдруг прибежал испуганный отец Дестини и с отчаянием сказал, что дочь никак не может родить, и он боится, что потеряет и ее, и внука. Дестини рожала дома, к ней пригласили известного врача. Вначале все было нормально, но через несколько часов роды пошли совсем по другому сценарию, и врач ничего не мог поделать. Казалось, что ребенок сознательно упирается и не желает покидать лоно матери, — Антэн бросил внимательный взгляд на сына. — Операцию в домашних условиях врач сделать, конечно, не мог, а довести до больницы они не успели бы.
— Почти так, как было с Раяном, — задумчиво произнес Алан, и внезапная догадка озарила его. — Ты хочешь сказать, что обычная женщина не могла родить ребенка-друида? А этим ребенком был я. Значит, я тоже друид?
По глазам отца он понял, что его догадка верна, и медленно, разделяя слова, произнес: — Ха-ха-ха, кого боялся, тем сам и оказался.
— Да, сынок, ты родился друидом, и судя по цвету глаз, мог стать настоящим наследником рода, о котором так мечтал Бирн, и которым не стал ни его сын Патрик, ни его внук Бернард.
Антэну стало неловко, что он изливает на сына душевные терзания и обиды.
— Я уже утомил тебя своими воспоминаниями. Пожалуй, неинтересно, и даже неприятно услышать такое о человеке, которого столько лет считал порядочным человеком и своим отцом.
— Что значит, считал? — искренне возмутился Алан. — Я и сейчас считаю тебя своим отцом и порядочным человеком. За двадцать лет жизни с тобой у меня не было ни малейшего повода усомниться в этом. А в твоем рассказе о тех давних временах главный герой просто еще юнец, для которого груз ответственности оказался непомерно тяжелым. В двадцать лет у тебя уже были жена и двухлетний сын, и куча обязанностей как мужа, отца и наследника рода. Это не всякий и тридцатилетний выдержит, а в двадцать все видится только в белом и черном цвете. Но я так понял, что за те пять лет в твоей жизни произошло что-то очень серьезное, если ты не вернулся к своим, а изменил имя и начал новую жизнь. Расскажи мне все. Поверь, для меня это очень важно и интересно потому, что я люблю тебя.
Алан обхватил руку отца и прижался к ней щекой, как в далеком детстве, вызывая на глазах Антэна предательскую влагу. Сын вырос и стал взрослым мужчиной, но он все равно его ребенок, ведь бывших детей не бывает.
Антэн устало вздохнул, откровенный разговор давался нелегко. Алан заметил, что лоб отца покрылся бисеринками пота и осторожно промокнул его полотенцем.
— Папа, если не хочешь ничего рассказывать, то и не надо. Только не утаивай свои болезни. Ты всех очень испугал, а меня так до смерти. Если бы Лаки не успела вернуться или не смогла бы тебе помочь, мы оба потеряли бы отца. Не забывай, что теперь ты у нас один на двоих, — с легким упреком сказал Алан и сделав «страшные» глаза, шутливо произнес притворно-грозным голосом: — Быстро говори, чем еще болен, а не то пожалуюсь на тебя Лаки.
Легкая улыбка коснулась губ Антэна. Как непривычно сладко называть Лаки дочерью. Внезапно он нахмурился, вспоминая, что формально они еще не уладили этот вопрос, и решил прямо сейчас пойти к своей девочке и попросить ее взять его в отцы.
— Я больше ничем не болен, клянусь тебе, — поспешил успокоить он сына. — Скажи, а утром Лаки приходила ко мне?
В его глазах вспыхнула надежда, что с дочерью все нормально и сразу же погасла. Он был уверен, будь с ней все хорошо, она сидела бы рядом с ним.
— Сейчас она не может прийти к тебе.
Алан тщательно подбирал слова, чтобы еще больше не расстроить взволнованного отца.
— Лаки потеряла много сил, когда лечила тебя, а до этого ей еще пришлось лететь сквозь снежную бурю.
— Как же удалось прилететь при таком ветре? Какой пилот рискнул поднять в воздух вертолет?
— Она прилетела не на вертолете, папа. Сейчас Лаки спит. Вик напоил ее разными снадобьями, чтобы она не заболела.
В голове Алана еще слабо укладывалось, что кто-то летает, как птица не только в сказках. Особенно, если этот кто-то тебе так дорог. Он пытался абстрагироваться от мысли, что его любимая связана с миром магии, тем более, что за все время пребывания в ее доме, она вела себя, как обычная девушка. Разве за исключением редких моментов, наподобие вчерашнего прилета. Но, именно в такие моменты, Алан понимал, насколько разные их жизни, да и сами они очень разные.
Вчера он впервые задумался над тем, что может Лаки правильно делает, стараясь погасить его любовь, ведь у них нет общего будущего. Но утром, когда Вик разрешил ее увидеть, он ругал себя последними словами за такие малодушные мысли. Увидев Лаку, измученную и бледную, забывшуюся тревожным сном, Алан почувствовал, как любовь разрывает ему сердце, и он готов отдать все, что у него есть — деньги, здоровье, жизнь, лишь бы быть с ней рядом.
Антэн тяжело вздохнул, чувствуя себя виновным в том, что его дочь едва дышит.
— Я был у нее час назад. Вик уверяет, что все в порядке, и скоро она проснется, — поспешил успокоить его Алан. — Пожалуйста, расскажи, как получилось, что Лаки осталась одна, без тебя и матери, и вы встретились только через двадцать лет.
— Я не знаю, кто в этом виноват, сынок, — Антэн вновь погрузился в воспоминания. — После моего такого гордого ухода из клана, я должен был сам заботиться о своей семье. Было очень трудно. Рассчитывать на помощь моих родителей мы не могли, ведь они были категорически против нашей женитьбы и сразу предупредили, что не будут нас содержать. Отец Линды пригрозил, что пристрелит меня за нарушение границ частной собственности, если я появлюсь на пороге его дома. И он реально бы это сделал, потому что ненавидел меня. После свадьбы нашу семью три года содержал дед, но после моей выходки, сам понимаешь, он прекратил это делать. Передо мной остро стал вопрос, чем кормить семью? Мы с Линдой выросли в более, чем обеспеченных семьях, и не привыкли в чем-то себе отказывать. Да и маленькому Николасу постоянно требовались новая одежда, игрушки, хорошее питание. Знаешь, я ведь неплохо учился в Школе и запросто мог стать одним из экстрасенсов, предсказывающим судьбу и продающим любовные амулеты. Скажу без ложной скромности, стал бы даже знаменитым на фоне обычных шарлатанов. Но гордость не позволила использовать то, что я так презрительно отверг. Тогда я решил серьезно заняться гонками, которыми увлекался с детства, как зритель, конечно. В семнадцать лет дед сделал мне подарок и познакомил с хозяином ирландской «конюшни» Формулы-1. Тот был его приятелем и позволил прокатиться на болиде. Когда я сел в него, мне показалось, что я это делал сотни раз, и с первого раза показал такой результат, что приятель деда предложил серьезно подумать о профессии гонщика. Похоже, любовь к гонкам у нас в крови. Дед тоже любит гонки, как и моя девочка. Она прирожденная гонщица.
Антэн улыбнулся, вспоминая, как неделю назад Лаки организовала им покатушки, а потом вновь вернулся к своей исповеди сыну.
— Мы с Линдой тогда уехали в Испанию, где перед очередным туром тренировалась ирландская команда. У них возникла серьезная проблема — заболел один пилот, а на гонки «конюшня» обязана выставить двух пилотов, иначе ей грозит большой штраф или даже снятие с трассы. Я предложил хозяину свои услуги, что было против правил, но тот был отъявленным авантюристом и пошел на это. С той первой гонки все и началось. Я получил лицензию и начал выступать за ирландскую команду. Три года команда становилась победителем, а я был трижды чемпионом мира. Мне прочили великое будущее, я мог стать таким же удачливым и известным, как например, Шубахер. Денежный вопрос больше не стоял передо мной, и семейная жизнь постепенно наладилась. Линде нравилось быть женой известного гонщика, а еще больше нравилось, что мужа с его сексуальными притязаниями постоянно не было дома.
Антэн иронично хмыкнул: — Наверное, потому я и достиг таких успехов, направляя всю свою энергию на гонки. Так сказать, сублимировал неудовлетворенное желание на стремление победить. Я редко бывал дома, и за последний год почти не спал с Линдой, но она все равно забеременела. Дедов оберег перестал действовать, а я пропустил этот момент. Линда была в отчаянии, она не хотела второго ребенка, боялась испортить свою великолепную фигуру, хотя первая беременность не оставила ни следа. А я обрадовался и мечтал о дочери, о маленькой хорошенькой девочке, которую буду любить и баловать, и которая станет самой главной женщиной в моей жизни, потому что Линда, к сожалению, ею так и не стала.
Мы тогда жили в Венесуэле. Я был на тренировочных гонках, а Линда ожидала меня в Каракасе. До родов было два месяца, и она пожелала рожать в Ирландии. Я тоже хотел вернуться домой, чтобы помириться с дедом и родителями. Мы должны были вылететь в Дублин на следующий день после моего возвращения из Бразилии. Но когда вернулся, мне сообщили, что Линда в больнице, у нее внезапно начались преждевременные роды. Примчавшись в больницу, я узнал, что моя жена скончалась от кровотечения, а ребенок родился мертвым.
Голос Антэна наполнился непередаваемой грустью.
— Я потерял обеих девочек, и проклинал себя за все. За то, что уговорил Линду рожать второго ребенка, ведь она хотела сделать аборт. За то, что женился на ней и испортил ей жизнь, ведь она совсем иначе представляла себе семейное счастье. За то, что влюбился в нее, предав свою первую, и как потом понял, самую настоящую и единственную любовь. Да, сынок, я предал свою первую девочку, подарившую мне сердце. Предал ради красавицы Линды, которой не принес ничего, кроме разочарований, а в результате стал и виновником ее смерти.
— Погоди, папа, — решительно перебил его Алан. — Сейчас ты договоришься до того, что будешь обвинять себя в том, родился. Причем здесь твоя жена? Ты не вершитель судеб, чтобы отвечать за ее смерть. Это уже ее судьба, и ты здесь не причем. Человек виновен в смерти другого человека, если убил его своими руками, а Линда умерла не от твоей руки. Вполне возможно, что она ответила за свои прегрешения, ведь тоже не была святой.
— Не знаю, я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Может ты и прав. Но тогда я решил, что судьба наказала меня за все грехи. Я привез тела Линды и ребенка в Белфаст, чтобы похоронить в семейном склепе. Ее отец хотел пристрелить меня, но только ранил в руку. Лаутензака арестовали, и ему грозила тюрьма. Но я уговорил полицию замять дело, потому что не держал на него зла, только жалел, что он промахнулся и не попал в сердце. Так и сказал ему, а он только с ненавистью плюнул в мою сторону. Тогда я решил сам себя наказать.
Алан недоверчиво покачал головой, отказываясь верить.
— Да, сын, я вновь захотел пойти наперекор судьбе и чуть не совершил смертельный грех, за который нет прощения. Помнишь, в Венесуэле Лаки говорила Стивену о ритуальном костре? Она напомнила ему, что друид, замысливший самоубийство, должен пройти сквозь него. Вот такой костер я и решил себе устроить, врезавшись в бетонное ограждение при очередной гонке в Сан-Марино. Но судьба не допустила этого и дала единственный шанс искупить свои грехи. Она послала мне тебя. Именно ты остановил меня на краю пропасти. В тот день, когда я по сантиметрам высчитывал траекторию движения машины, чтобы все было наверняка для меня и не задело других, ко мне пришел один знакомый парень с маленьким мальчиком, которого почему-то он называл моим незаконнорожденным сыном.
Антэн не стал повторять оскорбительные слова, сказанные Бернардом, но Алан сам их вспомнил и саркастично усмехнулся,
– Ну, он сказал более определенно: «Забери своего ублюдка, проклятый колдун. Я больше не хочу видеть его мерзкую рожу в своем доме».
— Всегда удивляюсь твоей памяти, тебе ведь было тогда всего пять лет.
— Да, у меня отличная память, иногда даже к сожалению. Но объясни, почему он сказал, что я твой ублюдок, с чего он это взял? Или вы с моей матерью…
Алан не решился задать прямой вопрос, но Антэн и так все понял.
— Нет, нет, — решительно возразил он. — У нас с твоей мамой никогда ничего не было, да и быть не могло. Наши родители дружили и часто ходили в гости друг к другу, мы росли все вместе — я, Бернард и Дестини. Она с детства влюбилась в него и ни на кого больше не смотрела, а тому втемяшилось в голову, что я был у нее первым, и ты — мой сын.
Хоть было неудобно говорить об этом с отцом, но Алан хотел все окончательно выяснить.
— Как ты мог быть у нее первым, если она смотрела только на него?
— Да никак, — спокойно ответил Антэн. — Знаешь, не каждый мужчина понимает, что он первый у женщины. Для такого главным доказательством является кровь на простыне, а если ее нет, значит, обманула и уже попробовала с другим. Твоя мама была хорошей девушкой и дождалась первой брачной ночи, и отца заставила ее ждать. Вот и представь его ярость, когда простынка оказалась незапятнанной. Бернард сразу заявил, что она его обманула и специально водила за нос, чтобы заставить жениться. А меня обвинил потому, что знал о моих похождениях в Дармунде, случайно подслушав, как Бирн рассказывал о них Патрику. Он тогда закатил такой скандал, что пришлось вмешаться нашим дедам. Они оба владели методами ясновидения и уверяли его, что Дестини была девственницей. А все так вышло потому, что у твоего папаши размер маловатый, да и плохо стояло у него в ту ночь. Он не пробил, как обычно все делают, а долго и нудно ввинчивался, мучая Дестини, и не порвал плеву, а только растянул ее. У некоторых женщин бывает, что она окончательно рвется только при родах, как и получилось с твоей мамой. Ему и врач подтвердил, но он решил, что это обычные отговорки, чтобы его успокоить. И никакие доводы его не вразумили, даже самый главный. Когда ты родился, все увидели, что у тебя глаза Бирна. А как похож на Патрика, ты и сам убедился. Но переубедить Бернарда было невозможно. Еще и обстоятельства твоего рождения сыграли определенную роль.
— Это когда твой дед надел на меня амулет? Ты присутствовал при этом, и оттого Бернард посчитал тебя моим отцом?
— Нет, меня там не было, — отрицательно покачал головой Антэн. — Я все время проводил с Линдой и Николасом, и не навещал родителей, а значит и не встречался с их соседями – твоими родителями, бабушками и дедушками. Берн и Дестини жили с ее родителями. Он не захотел жить с Патриком из-за Бирна, которого боялся и ненавидел, а тот довольно часто навещал сына. Как все было рассказал мой дед, ведь он надел на тебя амулет с определенными словами и посчитал, что я должен знать с какими именно.
— Это касается Лаки? — осторожно поинтересовался Алан.
— Да. В тот день они с Бирном пили пиво в гостях у Патрика, как вдруг прибежал испуганный отец Дестини и с отчаянием сказал, что дочь никак не может родить, и он боится, что потеряет и ее, и внука. Дестини рожала дома, к ней пригласили известного врача. Вначале все было нормально, но через несколько часов роды пошли совсем по другому сценарию, и врач ничего не мог поделать. Казалось, что ребенок сознательно упирается и не желает покидать лоно матери, — Антэн бросил внимательный взгляд на сына. — Операцию в домашних условиях врач сделать, конечно, не мог, а довести до больницы они не успели бы.
— Почти так, как было с Раяном, — задумчиво произнес Алан, и внезапная догадка озарила его. — Ты хочешь сказать, что обычная женщина не могла родить ребенка-друида? А этим ребенком был я. Значит, я тоже друид?
По глазам отца он понял, что его догадка верна, и медленно, разделяя слова, произнес: — Ха-ха-ха, кого боялся, тем сам и оказался.
— Да, сынок, ты родился друидом, и судя по цвету глаз, мог стать настоящим наследником рода, о котором так мечтал Бирн, и которым не стал ни его сын Патрик, ни его внук Бернард.
