Глава 1

       Зашипело и ожило радио. Хамсин дернулась от неожиданности, подняла тяжелую, плохо соображающую голову.
       В свете керосиновой лампы виднелась обстановка убогого жилища — нынешней резиденции того, что осталось от царской семьи Айдахарана, царства драконов.
       "Мертв ли Великий Серебряный Дракон, царь Азур? Мертв ли его наследник, царевич Тайр?" — спросило радио мужским глубоким голосом верховного Проповедника. Благочестивого и Верного сына Небес. Так говорят.
       Хамсин не верила, что в нем есть благочестие и верность Небесам хотя бы на песчинку.
       Про нее саму, царевну Хамсин, что примечательно, ни слова, как и о ее мачехе Ашаре. Конечно! Они ведь женщины, а для тех, кто занял место отца, ценность любой женщины чуть выше, чем у козы, и чуть ниже, чем у лошади. "Мертвы ли драконы, прогневившие небо, повергшие наше царство в греховную грязь? Мертвы, мертвы, братья мои! Мертвы! Наша вера восторжествовала, наша истина восторжествовала!"
       Отец действительно мертв. Тайр... Может быть, лучше он был бы мертв, чем так, как есть? Хамсин издала полувсхлип-полурык и встала.
       Отодвинула занавеску, отделяющую закуток, в котором лежал Тайр, от общей комнаты. Встретилась с его пустым взглядом.
       "Кома первой степени, моя госпожа," — так объяснил ей лекарь. — "Выраженная оглушенность, сон, торможение реакций на сильные раздражители, включая болевые. Больной выполняет несложные движения, может глотать воду и жидкую пищу, самостоятельно поворачивается в постели, но контакт с ним значительно затруднен."
       Да, затруднен.
       — Тайр, — прошептала Хамсин. — Тайр. Мой Великий Серебряный Дракон!
       Как всегда, нет ответа. Она погладила брата по щеке.
       Радио снова зашипело, и проповедь сменилась взыванием к небу.
       — Разве мы не взывали? — вслух пробормотала Хамсин. — Разве наше взывание было лишено благости и веры? За что так с нами?
       Отец всегда говорил, что лучшее взывание — это благое дело. Когда-то Хамсин любила взывать к небу на рассвете и закате, в полдень и в полночь, и перед началом важного дела, но не сейчас. Не сейчас, Хамсин не может взывать к небесам вместе с преступниками, предателями, убившими ее отца, уничтожившими ее страну!
       Когда взывание закончилось, она приоткрыла дверь во вторую комнату, сказала мачехе, сидевшей над открытой Великой Книгой.
       — Ашара, я на рынок.
       Мачеха едва заметно кивнула. Хамсин тщательно подготовилась к выходу из дома: спрятала волосы под плотно прилегающую к голове шапочку, надела поверх домашней одежды просторное платье, в котором могли бы уместиться четыре такие же миниатюрные девушки, как Хамсин. Перчатки, сапоги на мягкой подошве, и сверху накидку пард, символ ее несвободы. Пард представлял собой цельное платье зеленого цвета, открывающее только овал лица. Но и на лицо пришлось накинуть сетку, сплетенную из конского волоса. Мир сразу потемнел.
       До того, как убили отца, этот архаичный наряд Хамсин видела только в книжках и музее. И никогда не думала, что ей самой придется его носить.
       Айдахаран, ее прекрасная страна, ее великая родина, будто в одночасье вся, целиком, совершила прыжок в прошлое. И теперь женщинам здесь почти ничего нельзя.
       Их бьют, если они открывают лодыжки, стирают белье в реке, высовываются на балкон или садятся в такси без сопровождения своего хозяина и опекуна.
       Новое правительство уверяло, что просто желает создать атмосферу безопасности, где чистота и достоинство женщин наконец-то стали священными. Были ли среди жителей те, кто верил в это? Вряд ли. В новом правительстве? Точно нет. По крайней мере, Хамсин на это надеялась по совершенно иррациональной причине — ей хотелось верить, что они проиграли мерзавцам, а не идиотам. Было в этом что-то утешительное.
       Она помнила, как все случилось. Только-только отец сообщил старшим, от первого брака детям о том, что Ашара беременна. Только-только они вместе в молельной комнате воззвали к небесам... Перед глазами Хамсин возникла дворцовая молельня, резные деревянные решетки, через которые проникает свет, благовония, мягкий ковер под коленями. Отцовский голос, произносящий слова взывания...
       А потом — взрыв.
       Отец обернулся драконом, едва успев выскочить на балкон; они с Тайром — секундой позже. Попытались подняться в небо и не смогли.
       Дворец был окружен непроницаемым куполом.
       В них стреляли, и когда отец упал, Хамсин увидела, как его перерубают пополам странным, никогда ею не виданным оружием в виде узкого красного луча. И Тайра хотели так же разрубить; она не дала, обернулась драконом, прикрыла его собой, заставила вернуться в человеческое тело. Это последнее, что Тайр сделал сознательно...
       Покупки Хамсин делала быстро. Торговаться она не могла, ибо не могла заговорить с мужчиной. Прикасаться к товару тоже. Указывала пальцем и клала деньги на специальную тарелочку. Морщилась под покрывалом, глядя, как торговцы подкладывают ей гнилье.
       Только старик с яблоками, большими как голова младенца, положил ей два меловых, наливных, прекрасных плода. Одно Ашаре — беременным надо хорошо питаться. Второе Тайру. Он сможет его съесть, если яблоко сварить и превратить в жидкое пюре...
       Крик, острый, как лезвие бритвы, полоснул Хамсин по нервам; она обернулась: женщина, только что прошедшая мимо нее, остановилась, стянула с головы накидку-парду, тряхнула вырвавшимися на свободу волосами.
       — Мой голос не затих! — сказала она негромко. Стало очень тихо. Очень, очень тихо.
       Хамсин, под своей объемной накидкой, покрылась холодным потом. Нет, нет!
       Женщина крикнула громче:
       — Мой голос не затих! Я...
       И упала.
       Из ее лба, из маленькой дырки в нем, потекла кровь.
       Хамсин никогда прежде не видела такого оружия.
       

       
       Прода от 11.10.2024, 08:02

       
       
       Хамсин бросилась прочь, не разбирая дороги. У парды было два сомнительных преимущества: не видно возникающей на щеках чешуи и рук, готовых превратиться в лапы… И у этой накидки с внутренней стороны были нашиты широкие карманы, в которых лежали теперь покупки, не мешавшие быстро двигаться. Не бежать… Она женщина, она не имеет права привлекать внимания...
       Хамсин остановилась только у самого дома, стараясь унять выпрыгивающее из груди сердце. Перед глазами стояло лицо той женщины, в ушах звенел её голос. Хамсин застонала, прикусила костяшки пальцев. Затравленно посмотрела на низкий серый купол, закрывший небо над городом.
       В городе больше нет мест, где можно безопасно обернуться драконкой. В момент оборота, пусть и краткий, дракон совершенно беспомощен и он в опасности: можно случайно врезаться в ближайшую стену, к примеру. Были случаи, когда молодые драконы сильно травмировались, оборачиваясь на узких улочках города, или даже умирали. Все площади - простреливаются. А небо - скрыто куполом непонятного, неизвестного происхождения.
       Она поднялась под крышу, на третий этаж по скрипучей лестнице.
       Хамсин приоткрыла дверь своей маленькой квартирки, и в лицо ей ударил знакомый запах: пыль, слёзы, горечь. Девушка сняла с себя накидку-пард, заглянула за занавеску, к Тайру. Он выглядел бледным и хрупким, словно крошечная фарфоровая статуэтка, забытая в пыльном углу.
       — Тай, — тихо произнесла Хамсин, присев рядом. Она нежно коснулась его руки, но ответа не последовало. Брат продолжал спать, погружённый в темный мир, откуда его не могли вернуть ни заклинания, ни взывания к небесами.
       — Как он? — спросила Ашара, появляясь в дверях с лёгким потоком воздуха, словно сама жизнь пыталась пробиться в этот мрачный уголок. Она выглядела усталой, но в её глазах сохранился огонёк заботы.
       — Всё так же, — ответила Хамсин, поворачиваясь к мачехе. — Я принесла яблоко с рынка. Оно спелое и сладкое. Ашара улыбнулась, но в её улыбке проскользнула тень боли. Она подошла к столу и, слегка покачиваясь, разрезала яблоко пополам. Хамсин почувствовала, как в груди у неё сжалось от беспокойства.
       — Давай ты возьмёшь большую часть, — предложила она, стараясь скрыть тревогу в голосе. — Беременной нужно хорошо питаться.
       — Но я не могу оставить тебя без витаминов, — возразила Ашара, пряча руку за спиной, как будто яблоко было чем-то запретным, чем нельзя делиться. — Мы обе знаем, что это важно.
       — Я не голодна, Ашара, — настаивала Хамсин, и в этот момент почувствовала, как её сердце обрывается от нежности к мачехе. — Ты должна есть за двоих. Тайр тоже нуждается в тебе.
       Ашара вдруг сжала яблоко в ладонях, и на мгновение её лицо искажено было болью. Хамсин заметила, как мачеха пытается скрыть дыхание, которое становится всё тяжелей. Близость к Тайру, его хрупкое состояние, всё это давило на неё, как гора.
       — Я… я просто немного устала, — произнесла Ашара, стараясь улыбнуться, но улыбка вышла напряжённой.
       Хамсин встала и обняла её, не в силах больше сдерживать тревогу. Она почувствовала тепло, исходящее от живота Ашары, и в этот момент ей стало ясно, что в их маленьком мире обитает не только страх, но и надежда. — Мы справимся, — тихо произнесла Хамсин, зная, что даже в самые тёмные времена они могут опереться друг на друга. — Мы со всем этим справимся.
       Ашара медленно отстранилась и посмотрела в глаза Хамсин. В них отражалась решимость, которую она не могла игнорировать. «Да, мы справимся», — подумала она, но слов не сказала. Вместо этого она положила яблоко на стол и кивнула в сторону окна, где солнечный свет пробивался сквозь пылинки, танцевавшие в воздухе.
       — Мне нужно проверить, нет ли там чего-то на ужин, — произнесла она, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. Пошарив в кухонном шкафу, она нашла остатки овсянки и немного меда. Ах, как бы ей хотелось сейчас порадовать Тайра чем-то необычным! Но эту возможность унесла с собой тьма его беспамятства.
       Хамсин вновь наклонилась над братом, осторожно проведя пальцами по его щеке. «Тай, ты должен вернуться к нам», — шептала она про себя, надеясь, что сила их любви переживёт все испытания. Вдруг она ощутила, как его рука слегка дрогнула. Он не спал… Может, он слышал их, чувствовал?
       
       
       
       

***

       В эту ночь, как и в любую другую, Хамсин не спалось. Драконица сидела на скрипучем полу своего скромного жилища, уставившись в мерцающее пламя поленьев, что искрились, словно мечты о былом. Лунный свет пробивался сквозь тряпку, занавесившую окно. Тайр лежал в углу; его лицо было бледным, а дыхание — тихим, как шёпот забытого времени.
       Только что она закончила его обмывать и обрабатывать пролежни. Благодарение небу, что они — драконы с полными оборотами. По крайней мере, раны на нём заживают быстро.
       В дверь торопливо и странно знакомо постучали. Хамсин вскочила, трансформировав пальцы на правой руке в смертоносное оружие. Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл мужчина, высокий, с одутловатым лицом и пронизывающим взглядом.
       Хамсин взвизгнула от восторга, на мгновение почувствовав себя ребёнком. Это был Ильяс, бывший секретарь её отца. Он выглядел измученным, но в его глазах горел огонёк надежды. Когда-то он приносил ей конфеты, катал на ноге, и его сапог пострадал от укуса при её первом обороте...
       Ей вдруг показалось, что все её беды позади, что Ильяс сейчас достанет из кармана решение всех проблем, как когда-то выпрашивал конфеты для них с Тайром. Но он остановил её движением руки, не давая приблизиться.
       — Царевна Хамсин, — произнёс он тихим, но уверенным голосом. — Я пришёл не с пустыми словами и с честными намерениями.
       Она села за стол, сердце забилось быстрее. Будто бы несколько лет прошло, а не два месяца с тех пор, как её в последний раз называли царевной.
       — Ты знаешь, почему я здесь, — продолжал Ильяс, опускаясь на колени перед ней. — В нашем царстве тьма сгущается, но в сердцах людей ещё живёт память о былом. Мы, те, кто остался, жаждем перемен.
       Хамсин вспомнила, как когда-то её отец, мудрый и справедливый, правил с любовью. Как в залах дворца звучал смех, как цветы расцветали под солнечными лучами. Теперь всё это осталось лишь в её сердце, как потерянный сон.
       — Ты предлагаешь мне вернуться? — с сомнением произнесла она. — Как я могу бросить брата? Он нуждается в помощи...
       — Мы не можем стоять на месте, — ответил Ильяс, его голос стал более настойчивым. — Тайр борется за жизнь, и его путь зависит от твоего выбора. Ты — его надежда и надежда нашего народа. Вместе мы можем вернуть всё, что потеряли.
       Хамсин почувствовала, как внутри неё что-то зашевелилось. Мечты о возвращении к прежней жизни, о справедливом правлении, о том, чтобы снова видеть улыбки на лицах своих подданных, начали обретать форму.
       — Но как? — спросила она, пытаясь уловить нить, ведущую к спасению. — Как мы сможем справиться с властью, которая нас изгнала?
       Ильяс наклонился ближе, его голос стал шёпотом, полным тайны.
       — У нас есть союзники, те, кто готов сражаться. Подполье растёт, и с каждым днём наша сила увеличивается. Нам нужно лишь одно — твоя воля. Люди вспомнят, кто ты, когда ты вернёшься в их сердца.
       Тишина окутала комнату, и Хамсин ощутила, как страх уходит, уступая место решимости. Она взглянула на брата; его лицо словно светилось в темноте, и, к её удивлению, она почувствовала, что не одна.
       — Я готова, — произнесла она, её голос был тихим, но уверенным. — Я сделаю всё, чтобы вернуть нашу страну к её былому расцвету.
       Ильяс улыбнулся с осторожной надеждой, его глаза заискрились.
       — Мы начнём с тайных встреч, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Нам нужно собрать тех, кто не утратил веру. Хамсин, ты должна вспомнить тех, кто был с тобой, прежде чем всё изменилось. Выбор союзников станет ключом к нашей победе.
       Она кивнула, чувствуя, как внутри неё закипает энергия. Прошлое и будущее соединились, и воспоминания о милых лицах её друзей возвращались к ней. Она вспомнила о Айдазе, храброй и преданной своей няне-телохранительнице, о старом советнике, который всегда держал её в курсе дел. Каждое имя заполняло её сердце решимостью.
       — Когда мы начнём? — спросила она. — Мы не можем терять ни минуты.
       — Завтра, — ответил Ильяс, — в полнолуние. Когда ночь будет самой тёмной, мы соберём всех, кто ещё верит. А затем, когда ты будешь перед ними, они вспомнят, кто ты есть на самом деле.
       Хамсин ощутила, как холодок страха вдруг сменился огнём решимости. Словно скорые драконьи крылья расправились за её спиной, и она была готова к битве.
       
       
       
       

***

       Царевна Хамсин стояла на краю темного зала, освещенного лишь тусклым светом факелов, которые трепетали, как её собственные эмоции. В воздухе витал запах сырости и каменной пыли, смешанный с чем-то более острым — запахом предательства. Она ощущала себя пленницей в собственном царстве, несмотря на то, что здесь собрались те, кто звал себя её союзниками. Ильяс попросил её не снимать эту проклятую тряпку-пард, символ её несвободы, символ нового времени.
       Она поняла, почему: среди заговорщиков не было женщин. Зато были те, кто пришёл с убийцами её отца...
       — Мы должны действовать быстро и принимать любую помощь, — произнес один из визирей отца, Мардан, высокий мужчина с глубокой бородой. Его голос звучал, как будто вырезанный из камня, в ответ на удивленный взгляд царевны. — Нет времени думать о чести, моя царевна. Драконы должны вернуться к власти, и ты, Хамсин, должна стать нашим царём.
       В её сердце обострилась тревога.